даваться воздушные  армии.  Сосредоточение  авиации  в
одних  руках  значительно  повысило  ее  боеспособность.  Из   состава   ВВС
выделились соединения дальних бомбардировщиков, оформилась авиация  дальнего
действия, подчиненная непосредственно Ставке Верховного  Главнокомандования.
Кроме того, начали создаваться крупные авиационные резервы.
   Проверку в огне боев прошла и новая организационная  структура  тыловых
органов Военно-Воздушных Сил, введенная еще до начала Великой  Отечественной
войны.
   * * *
   В бытность мою в Китае  я  убедился,  что  незаменимой  формой  боевого
обучения летчиков является предметный показ. На листе фанеры, картона, а  то
и просто на стене землянки (классную  доску  во  фронтовых  условиях,  когда
приходилось часто перекочевывать с места на место, возить \126\ с  собой  не
имело смысла) летчик углем или мелом  изображал  схему  тактических  приемов
боя, брал в руки модели самолетов и пояснял, как он дрался с врагом. Просто,
понятно, ясно. Все слушали рассказ товарища с неподдельным  интересом.  Ведь
речь шла не только о том, как вернее уничтожить противника, по и как  самому
остаться живым. Предметное обучение на войне было лучшей  академией,  а  сам
бой являлся уже экзаменом.
   Поэтому, несмотря на трудные фронтовые условия,  мы,  пользуясь  плохой
погодой и  невозможностью  выполнять  боевые  задания,  проводили  в  частях
тактические  занятия,  летучки,  летно-тактические   конференции.   На   них
обсуждались приемы борьбы с  воздушным  и  наземным  противником,  обобщался
накопленный боевой опыт. К тому времени уже довольно явственно  обозначилась
тактика вражеской авиации, ее сильные и слабые стороны,  виднее  стали  паши
плюсы и минусы.
   В начальный период войны, когда противник имел преимущество в  воздухе,
он был волен выбирать и соответствующие приемы борьбы. Нельзя не учитывать и
того, что еще до нападения на Советский Союз  фашистские  летчики  приобрели
известный боевой опыт в  сражениях  над  Польшей,  Францией,  скандинавскими
странами и т.д. Этот опыт они не преминули использовать против пас.  К  чему
он сводился?
   Прежде всего враг стремился не распылять свою авиацию, а использовал ее
массированно, на  направлениях  главных  ударов  наземных  войск.  В  тесном
взаимодействии с пехотой и танками это приносило определенные успехи.
   Особое внимание противник уделял воздушной разведке,  Проклятые  "рамы"
(двухкилевые  самолеты)  и  другие  одиночные  машины  с  рассвета   дотемна
бороздили наше небо, выискивая объекты  для  удара,  следя  за  продвижением
наших войск. Разведывательные задачи ставились и  перед  другими  экипажами,
вылетающими на боевые задания. Возвращаясь обратно, группы бомбардировщиков,
скажем,  рассредоточивались.  Самолеты  шли  на  свой  аэродром  по   разным
маршрутам, успевая просмотреть по пути большой район.
   Были случаи, когда вражеские самолеты пристраивались в  хвост  нашим  и
сопровождали их вплоть до  посадки.  Сведения  о  местонахождении  аэродрома
тотчас же \127\ передавались по радио. Этим и объяснялись многие неожиданные
налеты вражеских бомбардировщиков ни наши базы.
   Нетрудно было разгадать и тактику  действий  вражеских  истребителей  в
бою. В схватку с нашими истребителями они  обычно  вступали  в  том  случае,
когда имели превосходство в силах или им представлялась возможность  напасть
неожиданно. Фактор внезапности у гитлеровцев стоял  на  первом  плане.  Если
внезапности достигнуть не  удавалось,  фашистские  истребители  предпочитали
уклоняться от боя.
   Не могу сказать, чтобы вражеские летчики отличались большой  смелостью.
Это было видно хотя бы из того, что огонь  они,  как  правило,  открывали  с
больших  дистанций,  порядка  500-700  метров,  и   потому   он   оказывался
малоэффективным.  И  только,  видимо,  самые  храбрые   в   редких   случаях
осмеливались  подходить  к  нашим  самолетам  на  100-50  метров.  Наши   же
истребители стремились, как правило, бить врага в упор, а потому и достигали
наибольших результатов. Моральный фактор в этом случае играл решающую роль.
   Излюбленным приемом гитлеровцев было  -  подкарауливать  отбившиеся  от
группы одиночные самолеты, атаковать их сверху. Отмечалось  немало  случаев,
когда в групповом бою  2-3  вражеских  истребителя  барражируют  на  большой
высоте и, как только кто-то  из  наших  откололся,  коршунами  бросались  на
пего...
   В первую очередь  вражеские  истребители  стремились  нанести  удар  по
ведущему, нарушить управление группой, расчленить  боевой  строй.  Так  было
легче сражаться с нашими  летчиками.  Чаще  всего  воздушный  бой  враг  пол
четверками. В этом случае одна пара набирает высоту и оказывается над другой
с превышением 500-1000 метров. Нижняя пара старается навязать бой  первой  и
норовит  непременно  выйти  в  хвост  нашим  истребителям.  На  отколовшиеся
самолеты бросается верхняя пара.
   В тех случаях, когда группа противника состояла из 6-8  самолетов,  они
делились на три части. Первая пара навязывает бой, оттягивает наши  самолеты
под удар второй  пары.  Те,  в  свою  очередь,  внезапной  атакой  с  разных
направлений  стараются  опять-таки   расчленить   боевой   строй   советских
самолетов. Третья группа барражирует вверху и вступает в действие  только  в
крайних случаях. \128\ Объектом их атаки становились, как правило,  подбитые
или отколовшиеся от строя самолеты.
   При  атаке  бомбардировщиков,  прикрываемых  истребителями,   противник
действовал  двумя  группами.  Одна,  более  сильная,  связывала  боем  наших
истребителей, другая набрасывалась на  бомбардировщиков.  Если  у  противной
стороны оказывалось превосходство в машинах, немцы  становились  в  круг  и,
прикрывая  огнем  друг  друга,  постепенно  смещали  бой  на   занятую   ими
территорию.
   Использовали они и такую  хитрость.  Когда  одна  группа  истребителей,
прикрывающая объект, вела бой с нашими самолетами, вторая держалась где-то в
стороне и ждала, пока паши, израсходовав боеприпасы, развернутся на обратный
курс.  Тут  они  появлялись  и  начинали  атаки,  преследуя  нас  до  самого
аэродрома.
   При нападении на наши объекты их  истребители  сопровождения  старались
сковать боем советских летчиков, распылить их силы,  оттянуть  в  сторону  и
дать возможность своим бомбардировщикам нанести удар по цели.
   В хитрости и коварстве противнику отказать было нельзя. Выходя из  боя,
немецкие истребители чаще всего скрывались в облаках или свечой устремлялись
в сторону солнца. В нужных случаях  они  имитировали  падение  "с  пожаром",
используя для этого специальные дымовые шашки.
   Чтобы измотать наш летный состав, держать его все время  в  напряжении,
вражеские летчики в разное время  суток  делали  одиночные  налеты  на  наши
аэродромы. По  все  эти  трюки  им  удавались  в  начале  войны,  когда  они
располагали подавляющим превосходством.
   Недооценка  противника  всегда  пагубно  отражалась  на   ходе   боевых
действий. Поэтому мы тщательно следили за его  тактикой.  Ведь  когда  врага
хорошо знаешь, с ним легче  бороться.  В  ходе  боев  мы  набирались  опыта,
вырабатывали свою, более совершенную тактику, что позволило  сначала  свести
на нет первоначальное преимущество врага, завоевать господство в воздухе,  а
затем  сокрушить  гитлеровскую  машину  окончательно.   Достаточно   назвать
знаменитую  покрышкинскую  "этажерку",  когда  истребители  располагались  в
несколько  ярусов,  полбинскую  "карусель",  обеспечивавшую   неприступность
бомбардировщиков от огня истребителей противника, и многое, многое другое.
   Разумеется, тактика боевых действий как \129\ у  врага,  так  и  у  нас
постоянно менялась. Должен сказать, что у немцев  она  была  шаблонной,  что
позволяло нашим  летчикам  и  командирам  умело  использовать  эту  слабость
противника и навязывать ему свои, более совершенные приемы борьбы.
   Боевая зрелость не пришла к  летчикам  сама  собой.  Она  завоевывалась
огромным напряжением, стоила немалой крови.
   Но сводить  все  только  к  моральному  превосходству,  выучке  летного
состава было бы неправильно. Огромную роль в завоевании  победы  над  врагом
сыграл  технический  прогресс  в  нашей  стране.   Советские   конструкторы,
инженеры, рабочие вооружили нашу  армию,  авиацию  и  флот  такой  техникой,
которая  превзошла  вражескую  по  своим   боевым   показателям.   Все   эти
обстоятельства, вместе взятые, помноженные  на  любовь  советских  воинов  к
своей Родине, Коммунистической партии, и обеспечили в  конечном  итоге  пашу
победу.
   * * *
   Густые облака висели над самой землей, шел  снег.  О  полетах  в  такую
погоду нечего было и думать.  Вечерело.  Мы  с  Ромазановым  проходили  мимо
землянок, в которых жили летчики. Из одной доносились вздохи баяна.
   - Зайдем? - предложил комиссар.
   - Зайдем.
   Толкнули скрипучую дверь, осмотрелись. На столе  стояла  гильза  из-под
снаряда, над  ней  колебалось  неяркое  пламя.  Вокруг  сидели  летчики.  На
топчане, у подслеповатого окошка, пристроился музыкант. Склонив голову,  он,
видимо, так увлекся игрой, что не сразу заметил вошедших и встал последним.
   - Конев?! - невольно сорвалось у меня восклицание, когда  я  рассмотрел
его лицо. - Так вы, оказывается, еще и баянист?
   - Балуюсь помаленьку, - смутился капитан, снимая с плеч ремни баяна.
   - Скучно бывает по вечерам, - послышался чей-то голос из  полумрака.  -
Вот капитан Конев и развлекает нас.
   - Это для разрядки, - шутливо заметил Конев. - После  полетов  у  ребят
нервы немного взвинчены. А музыка, она, как лекарство,  напряжение  снимает.
По себе сужу. \130\
   В тот вечер мы допоздна задержались  у  летчиков.  Разрядка  ведь  всем
нужна: и рядовым, и командирам. Тем более что на завтра синоптики не обещали
улучшения погоды.
   По дороге к отведенной для нашего ночлега землянке Ромазанов сказал:
   - У меня возникла идея: неплохо бы практиковать такие  "разрядки"  и  в
других частях. Ведь это же здорово.
   Так, с легкой руки капитана Георгия Конева  в  армии  вошло  в  правило
после ужина устраивать маленькие самодеятельные концерты. Они поднимали  дух
людей, помогали снимать психологическую напряженность.
   Георгий Николаевич Конев был  храбрым  воздушным  бойцом,  авторитетным
командиром. В бой с ним летчики шли с большой охотой.  Не  в  его  характере
было  уступать  даже  численно  превосходящему  противнику.  Он  никогда  не
оставлял в беде товарищей.
   Георгий обладал веселым характером, не унывал даже при неудачах.  Своих
напарников в воздухе он почему-то по-одесски называл Жорой и вместо команды:
"Идем в атаку!" говорил,  казалось,  беспечно:  "А  ну,  Жора,  покажи  свой
характер", - и первым устремлялся на врага.
   - Твоя задача, - наставлял он ведомого, - не допустить фашиста в  хвост
моей машины. А в остальном положись на меня. -  И  непременно  спрашивал:  -
Понятно?
   Лейтенант  Иван  Мотуз,  которого  товарищи   называли   "Фомич"   (его
отчество), пришелся Коневу по душе. Фомич цепко держался в  хвосте  самолета
ведущего и, какие бы тот неожиданные маневры ни  совершал,  не  отставал  от
него "ни на шаг", готовый в любой момент прикрыть командира огнем. Фомич  не
раз принимал удары на себя, чтобы вызволить командира из беды, но счастливая
звезда хранила  его.  За  эту  преданность  и  бесстрашие  и  любил  Георгий
ведомого.
   Но случилось так, что на  время  ведущий  и  ведомый  расстались.  Иван
Мотуз, поднятый по тревоге с  другим  летчиком,  оказался  один  на  один  с
четверкой "мессер-шмиттов". В том  бою  его  тяжело  ранило.  Четыре  месяца
пролежал Мотуз, прикованный к госпитальной койке, а когда вернулся  в  полк,
Конева уже не было в живых. В  неравной  схватке  с  врагом  самолет  Конева
подожгли,  \131\  и  он  горящим  факелом  упал   на   территории,   запятой
противником, Звание Героя Советского Союза ему присвоено посмертно. Друг его
и напарник Иван Мотуз отомстил за смерть своего командира, уничтожив в  боях
еще немало вражеских самолетов. Он тоже стал Героем. Полковник  И.  Мотуз  и
поныне служит в кадрах Военно-Воздушных Сил.
   С Георгием Коневым связана боевая судьба еще одного храброго воздушного
бойца - Александра Берко. Равных ему в маневре и меткости стрельбы из  пушек
и пулеметов отыскать было трудно. Берко снимал врага с  неба,  как  правило,
первой очередью.
   Интересна жизненная судьба этого человека. В  начале  войны  Берко  был
техником. Работал, как и все, усердно, старательно, но душой рвался в небо и
добился, чтобы его послали в летное училище. Вернулся оттуда не куда-нибудь,
а в свой полк, в первых же боях отличился, и его назначили ведущим.
   Особенно любил Берко штурмовать танковые и моторизованные колонны.
   - Прополосуешь их снарядами, увидишь, как вспыхнула одна-другая машина,
как фашисты со страха бросаются в  канавы,  -  на  сердце  сразу  становится
легче, - делился Берко  впечатлениями  с  товарищами.  Своей  отвагой  Берко
быстро завоевал признание. Его назначили командиром эскадрильи.
   Однажды в бою самолет Берко подбили. Летчик  приземлился  на  парашюте.
Неподалеку посадил свой покалеченный истребитель Георгий Конев.  Там-то  два
удальца и встретились.
   Командир полка считал, что оба они погибли. Ведь двое суток о  летчиках
не поступало никаких известий. И вдруг они объявились.
   - Видим, - рассказывал потом командир части, - по зимней дороге  мчится
запряженный  в  сани  коняга,  под  дугой  бубенцы  звонят.  Старик  возница
залихватски размахивает кнутом. Берко сидит на передке  и  растягивает  мехи
гармони, а Конов обнял его за плечи и что есть силы поет. Умора. Сани тотчас
же обступили, летчиков начали качать.
   - Где вы пропадали? - спрашивают.
   - У танкистов гостили.
   - А бубенцы к чему? \132\
   - Наша вина: уговорили старика. Чтобы летчики, да втихаря  возвращались
домой - не годится.
   Слушал я командира, а самого смех разбирал.  Надо  же  додуматься  -  с
бубенцами.
   - А как они попали к танкистам? - спрашиваю командира полка.
   - Очень просто, - отвечает он.  -  Недалеко  от  того  места,  где  они
приземлились, стояла танковая часть. Танкисты привели их к себе,  накормили,
обогрели и двое суток не отпускали. Потом кто-то сходил в деревню,  уговорил
старика отвезти летчиков в свою часть. И гармонь тогда же подарили.
   Жизнь Александра Берко оборвалась трагически. Когда в бою  самолет  его
вспыхнул, летчик выбросился с парашютом. Фашисты намеревались захватить  его
живым. Берко отбивался до последнего патрона, а  когда  они  кончились,  его
схватили и повесили.
   Сколько же таких легендарно смелых, отважных бойцов, как Конев,  Берко,
сложили свои головы в боях за Родину! Об одних  я  узнавал  из  донесений  и
рассказов очевидцев, других видел в бою сам. Ну, разве изгладится из  памяти
случай, которому я был свидетелем?..
   Приехали мы с Сергеем Николаевичем на один из аэродромов. Только  вышли
из машины - нам говорят:
   - Смотрите, сейчас начнется бой...
   Небо было ясное, и мы без труда на его голубом фоне  отыскали  самолет,
за  которым  тянулся  бело-пенистый  след  инверсии.  Это   был   фашистский
бомбардировщик. Видим, его нагоняет истребитель. Расстояние между самолетами
с каждой минутой сокращалось.
   - Что же он огонь не  открывает?  -  забеспокоился  было  Ромазанов.  -
Расстояние-то...
   Не успел военком закончить свою мысль, как самолеты  почти  сомкнулись,
сверкнул огонь, и истребитель,  блестя  на  солнце  крыльями,  заштопорил  к
земле. Следом начал снижаться и бомбардировщик. Он сел на заснеженное  поле.
К нему тотчас же устремилась группа наших вооруженных бойцов. Вдруг раздался
сухой, словно удар бича, выстрел, и все стихло.
   Экипаж вражеского бомбардировщика солдаты доставили на командный пункт.
   - Кто стрелял? - спрашиваем солдат.
   - Немецкий штурман. С собой покончил. \133\
   К месту  падения  истребителя  мы  тоже  отправили  команду.  Вернулись
солдаты поздно вечером и  привезли  останки  летчика.  Тело  было  настолько
изуродовано, что установить личность удалось  только  по  хвостовому  номеру
самолета. Им оказался комсомолец младший лейтенант В. А. Барковский.
   - Самолет ушел глубоко в землю. Мы долго его выкапывали,  -  докладывал
старший команды. - Осмотрели оружие. Боеприпасов не оказалось.
   Стала   ясна   причина   столь   трагической   развязки.   Израсходовав
боекомплект, Барковский не захотел упустить врага и  таранил.  Звание  Героя
Советского Союза младшему лейтенанту В. А. Барковскому присвоено посмертно.
   * * *
   В начале октября в районе Трубчевска вражеские танки  прорвали  оборону
наших войск и начали стремительно развивать успех. Все усилия авиации фронта
пришлось сосредоточить на том, чтобы задержать их продвижение. На  борьбу  с
танками  были  брошены  не  только  штурмовики  и  бомбардировщики,   но   и
истребители. Бои носили ожесточенный характер. Свои танковые  колонны  немцы
прикрывали плотным зенитным  огнем.  В  одной  из  газет  тогда  сообщалось:
"Танковые   подразделения   части   тов.   Чернова   во   взаимодействии   с
бомбардировщиками авиационной части тов. Кравченко нанесли удар по  немецкой
танковой колонне, вклинившейся  в  расположение  наших  войск  на  одном  из
участков Западного  направления  фронта.  В  результате  боя  уничтожено  34
немецких танка, 22 танка разбиты прямым попаданием бомб с наших самолетов  и
12 уничтожены нашими танкистами".
   На трубчевском направлении  вражеские  зенитчики  подбили  самолет  СБ.
Машина загорелась. Выброситься с парашютами  означало  неминуемо  попасть  в
лапы врага. И экипаж предпочел  смерть.  Командир  экипажа  старший  сержант
Сковородин подал команду "Идем на таран" и направил горящую  машину  в  гущу
вражеской техники. Другие экипажи, участвовавшие в этом бою, видели, как  на
земле взметнулся огромный  оранжево-красный  всполох  взрыва,  огонь  быстро
охватил десятки машин, и сизая  пелена  дыма  застлала  дорогу,  по  которой
двигалась вражеская колонна. \134\
   В комсомольский экипаж Сковородина входили  штурман  младший  лейтенант
Ветлужский и стрелок младший сержант Черкашин.
   Такой  же  подвиг  совершил  западнее  г.  Ливны   экипаж   пикирующего
бомбардировщика в  составе:  командир  коммунист  В.  Н.  Челпанов,  штурман
комсомолец  П.   И.   Ковальков,   стрелок-радист   секретарь   бюро   ВЛКСМ
бомбардировочного полка Н. Г. Кувшинов.
   "Безумству храбрых  поем  мы  песню".  Эти  слова  принадлежат  Максиму
Горькому. Они о тех, кто, не жалея себя, боролся за счастье  людское,  огнем
своего сердца, безумной храбростью зажигал других, звал на подвиги.
   Был случай, который свидетельствует не только об отваге, но и о  святом
благородстве человека-бойца. Самолет Пе-2, управляемый  старшим  лейтенантом
Василием По-колодным, от  прямого  попадания  вражеского  зенитного  снаряда
загорелся.
   -  Прыгать!  Всем  прыгать!  -  приказал  по  переговорному  устройству
командир экипажа старший лейтенант Василий Поколодный.  И  когда  штурман  и
стрелок покинули машину, Поколодный отжал штурвал от себя и, словно  комета,
на большой  скорости  врезался  в  колонну  вражеских  машин.  Звание  Героя
Советского Союза ему  присвоили  посмертно.  Худощавый,  высокого  роста,  с
неизменной улыбкой на лице, он и сейчас как живой стоит перед моими глазами.
   5 октября во время  штурмовки  танковой  колонны  противника  вражеские
зенитчики подбили самолет командира звена лейтенанта А.  В.  Якушева.  Мотор
начал давать перебои, и летчик вынужденно приземлился на местности,  занятой
противником.
   Увидев, что командир в беде, лейтенант В. Я. Рябо-шапко, не раздумывая,
снизился, сел рядом с машиной Якушева, взял его к себе в кабину,  взлетел  и
благополучно вернулся на свой аэродром.
   В один из вьюжных дней начала зимы  1941/42  года  через  линию  фронта
перешли дятьковские партизаны и привели с собой  исхудалог