силы  авиаторов.
Воевали они блестяще. Корпус \317\ не раз отмечался  в  приказах  Верховного
Главнокомандующего.
   Генерал Б. К. Токарев, наоборот, был строг и требователен, как к  себе,
так и к подчиненным. Свой 6-й штурмовой авиакорпус он  держал  в  руках.  Но
взыскательность у него сочеталась с заботой о людях. Он  любил  их,  дорожил
ими, постоянно учил и воспитывал. Его штурмовики творили буквально чудеса.
   О генерал-лейтенанте авиации А.  С.  Благовещенском  я  уже  говорил  в
начале книги, когда описывал боевые действия наших  летчиков-добровольцев  в
Китае. Хочу только отметить его неутомимость в поисках новых методов  борьбы
с воздушным противником. Командовал он тогда  приданным  нам  2-м  Оршанским
истребительным корпусом.
   Много  добрых  слов  можно  сказать   о   командире   4-го   Львовского
бомбардировочного  корпуса  генерал-майоре  авиации  П.  П.   Архангельском.
Молодой, энергичный, он вникал во все детали боевой работы  и  быта  летного
состава. Большую часть времени проводил на аэродромах.
   У командира 3-го Минского штурмового авиакорпуса генерал-майора авиации
М. И. Горлаченко я хотел бы  наряду  со  многими  положительными  качествами
отметить его умение работать с людьми, быстро  находить  верные  пути  к  их
сердцам. Видимо, в этом зримо проявлялся его огромный командирский опыт.  Он
прошел, как говорится, все ступеньки служебной лесенки. В 1941  году,  когда
мы познакомились с Горлаченко, он уже  командовал  авиационной  дивизией.  В
процессе воспитания людей у него выработались  замечательные  педагогические
навыки.
   О  командире  3-го  Никопольского  истребительного  авиакорпуса  Е.  Я.
Савицком, который был тогда генерал-лейтенантом авиации, говорится во многих
воспоминаниях видных военачальников и политработников. Те, кому  довелось  с
ним работать и  воевать,  отмечают  прежде  всего  его  неуемную  страсть  к
полетам. Он, как правило, первым осваивал каждый  новый  тип  самолета.  Это
позволяло ему не только со знанием дела контролировать боевую работу и учебу
частей, но и отлично драться в воздухе самому.
   Сухощавый, подвижный, он до седых волос сохранил свой юношеский пыл.  В
поисках форм обучения летного состава  Е.  Я.  Савицкий  отличался  завидной
изобретательностью. Для снайперской подготовки  истребителей  он,  например,
\318\ первым в нашей армии использовал  стрельбу  по  воздушным  шарам.  Эти
тренировки приносили потом большую пользу, многие летчики научились поражать
вражеские самолеты с первого захода, одной или двумя очередями.
   Боевой зрелостью отличалось и большинство командиров дивизий и  полков.
Кадры политработников у нас тоже подобрались неплохие.
   Таким образом, 6-я воздушная армия стала мощной не  только  количеством
своих и приданных ей корпусов и дивизий, но и  высокой  выучкой  командного,
политического, летного и  технического  состава.  За  период  относительного
затишья, когда наши наземные войска перешли к жесткой  обороне,  авиационные
части еще более окрепли. Эти два с лишним месяца -  с  мая  по  июль  -  они
учились  с  максимальной  нагрузкой,  разумно  использовали  каждую   минуту
времени.
   В один из жарких  июньских  дней  меня  пригласил  к  себе  командующий
фронтом Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский и попросил доложить ему о
состоянии армии, о каждом соединении и части. Я обстоятельно рассказал,  дал
характеристику командирам, политработникам, инженерам,  руководящим  тыловым
работникам.
   Рокоссовский слушал внимательно, не перебивая. Потом негромко,  как  бы
размышляя вслух, сказал:
   - Готовьтесь к новым сражениям. Они не за  горами.  А  сейчас  усиленно
ведите воздушную разведку - это главное. И еще одна просьба, - добавил он  с
присущей ему деликатностью. - В район Колки прибыла 1-я Польская армия.  Она
будет действовать рука об руку с  нами.  Выберите  время  и  побывайте  там,
познакомьтесь с руководящим составом, установите деловой контакт. Это  очень
важно для боевого содружества.
   Позже   мне   не   раз   приходилось   встречаться    с    Константином
Константиновичем  Рокоссовским.   Он   располагал   к   себе   простотой   и
сердечностью, доброжелательным отношением к людям. Я  не  слышал,  чтобы  он
даже в трудный момент накричал  на  кого-то,  унизил  чье-либо  человеческое
достоинство.  Он  внимательно   выслушивал   подчиненных,   тактично   делал
замечания, давал полезные советы.
   Командующий  фронтом  отличался  широтой  кругозора,  высокой   военной
культурой. Он не любил ничего \319\ показного, в докладах требовал четкости,
ясности, конкретности.
   Однажды я явился к Рокоссовскому с целым набором схем и  карт.  Прежний
командующий приучил нас обосновывать свои решения  не  только  устно,  но  и
графически отображать их на бумаге.
   Константин Константинович посмотрел на мои рулоны,  мягко  улыбнулся  и
сказал:
   - Зачем вы их с собой притащили? Я, честно говоря, немного растерялся.
   - Как же, - отвечаю. - На бумаге наглядно...
   - Карты  и  схемы  передайте  начальнику  штаба.  А  мне  расскажите  о
готовности армии и о том, какая помощь вам требуется.
   Я подробно доложил обо всем, в том числе и о  тех  трудностях,  которые
испытываем. Неважно  обстояло  дело  с  продовольственным  обеспечением,  не
хватало емкостей для горючего.
   При  разговоре  присутствовал  начальник  тыла  фронта  генерал  Н.  А.
Антипенко. Рокоссовский повернулся к нему и спокойно сказал:
   -   Позаботьтесь,   пожалуйста,   обеспечить   воздушную   армию   всем
необходимым. Самолеты не  могут  летать  без  горючего,  летчики  не  должны
воевать без обеда. А их помощь нам скоро потребуется.
   Потом командующий снова обратился ко мне:
   - Примите меры для расширения аэродромной сети. Скоро  к  вам  прибудут
еще два или три авиационных корпуса, надо разместить их как следует.
   От К. К. Рокоссовского я всегда уходил с ясным  представлением  о  том,
что и когда нужно делать,  с  какими  армиями  и  на  каком  этапе  придется
взаимодействовать.
   В один погожий день я вылетел в расположение 1-й Польской армии.  Сразу
бросилась в глаза экипировка польских солдат и офицеров. На них все  было  с
иголочки. Чувствовался и высокий боевой  настрой  поляков.  Понять  их  было
нетрудно. Совсем недалеко на  западе  находилась  их  истерзанная  фашистами
родина, каждый не пощадил бы жизни за ее освобождение.
   Меня провели в штаб. Первым, кого я встретил, оказался старый знакомый.
В. В. Корчица я знал еще по  Северо-Западному  фронту.  Он  возглавлял  штаб
одной из \320\ общевойсковых армий, которую мы поддерживали с воздуха.
   - Владислав Викентьевич, и вы здесь? - спросил я, обнимая Корчица.
   - Я поляк, - с достоинством ответил  он.  -  Мой  священный  долг  быть
вместе со своей армией.
   - На какой же вы должности?
   - Начальник штаба.
   -  Как  все  здорово  складывается!  -  сказал  я,  не  скрывая  своего
удовлетворения. - Опять нам с вами придется взаимодействовать.
   - И я очень рад, - тряс мне руку растроганный польский патриот.
   Корчиц  проводил  меня  к  командующему  армией  генералу  Берлингу   и
представил как своего старого знакомого. Берлинг поздоровался и жестом  руки
пригласил сесть. Как и Корчиц, он свободно говорил по-русски.  Беседа  сразу
же приняла непринужденный характер.
   - У нас, пане генерал, отличное советское  оружие,  солдаты  и  офицеры
рвутся в бой, - не без гордости заявил Берлинг.  -  У  нас  даже  есть  своя
авиационная дивизия.
   - Кто ею командует? - поинтересовался я.
   - Полковник Смага. Начальник штаба у него -  Ро-мейко,  заместитель  по
политической части - Г. В. Богда-новский. Дивизия смешанная.  Истребительный
полк  именуется   "Варшава",   штурмовой   -   "Краков",   а   вот   ночному
бомбардировочному названия пока не придумали.
   - Именовать  полки  надо,  видимо,  в  зависимости  от  того,  где  они
отличатся, - посоветовал я командующему.
   - Совершенно верно, пане генерал, - согласился Берлинг.
   - Поскольку мы соседи, - говорю командующему,  -  авиационную  дивизию,
наверное, поставят на обеспечение к нам.
   - Это будет очень хорошо! - восторженно отозвался Берлинг.
   Членом    Военного     совета,     заместителем     командующего     по
политико-просветительной  части  был  Александр  Завадский,  вторым   членом
Военного совета - Кароль Сверчевский, а начальником тыла - Петр Ярошевич. Но
во время этой поездки мне не удалось с ними познакомиться: они находились  в
частях.
   Штаб дивизии располагался неподалеку, и меня охотно \321\ провели туда.
Почти до вечера я  беседовал  с  полковником  Смагой,  его  заместителем  по
политико-просветительной части и начальником  штаба.  Офицеры  произвели  на
меня приятное впечатление. Они хорошо знали своих людей. Командира дивизии я
знал  еще  по  Оренбургской  школе,  где   учился.   Тогда   он   командовал
авиаэскадрильей. В разговоре мы с интересом вспоминали былые времена,
   Домой я возвращался в отличном настроении. Мне стало  ясно,  что  рядом
будут добрые боевые друзья.
   Через некоторое время мне позвонил начальник штаба ВВС генерал  Худяков
и предупредил:
   - Из Москвы вылетает  генерал  Берлинг.  Садиться  будет  на  аэродроме
Колки. Вам, как представителю нашего командования,  поручаем  присутствовать
при вручении польским военнослужащим советских орденов и медалей.
   Еду на  аэродром.  Вдруг  слышу,  по  внутренней  радиосвязи  передают:
"Вручение наград не состоится. Хозяин Берлинг сел в Бережнице, неподалеку от
Сарн".
   "Почему Берлинг сел на ложном аэродроме? - ломал я голову. -  Неполадки
в машине?"
   Не мешкая, вылетел в Бережницу. Сел  там  и  увидел  странную  картину:
самолет,  на  котором   прилетели   высокие   гости,   сгорел,   Берлинг   и
сопровождающие его лица стоят в стороне, у фанерного макета бензовоза.
   - Хотели захватить вас с собой, - объяснил мне Берлинг, - а  попали  не
на тот аэродром. При  посадке  два  "мессера"  прихватили  нас  и  подожгли.
Хорошо, хоть в живых остались.
   Я невольно улыбнулся.
   - Выходит, и вас в заблуждение ввел подполковник Иванов?
   Берлинг не сразу понял смысл моих слов. Пришлось объяснить ему,  в  чем
дело.
   -  Есть  у  нас  очень  опытный  специалист  по  маскировке  аэродромов
подполковник Иванов. Он-то и создал этот ложный аэродром.  Сколько  бомб  на
него сбросили фашисты - не счесть.
   Берлинг раскатисто засмеялся.
   - Ну и молодцы! - сказал он, искренне восхищаясь работой маскировщиков.
   - Сверху аэродром кажется настоящим: стоят в ряд самолеты, чуть поодаль
- автомашины, люди ходят. Все \322\ надо. Поэтому мы и села на него. А потом
огляделись и видим: все сделано из фанеры и дерева.  Прекрасный  мастер  ваш
Иванов!
   Об этом случае мы вспомнили и много  лет  спустя,  после  войны,  когда
снова встретились с Берлингом в Варшаве.
   Пока у нас сохранялось относительное затишье, войска 1-го  Белорусского
фронта, действующие правее, стремительно наступали. 29 июня  они  освободили
Бобруйск,  продвинувшись  на  110  километров.  Восточнее   Минска   большая
группировка противника была окружена.  Близился  день  освобождения  столицы
Белоруссии. Эти победы поднимали боевой дух авиаторов. Все ждали  приказа  о
переходе в наступление частей на левом крыле фронта.
   На второй или третий день  после  освобождения  Бобруйска  меня  вызвал
маршал К. К. Рокоссовский. На  командном  пункте  1-го  Белорусского  фронта
кроме  Константина   Константиновича   находились   член   Военного   совета
генерал-лейтенант К. Ф. Телегин и начальник штаба  генерал-полковник  М.  С.
Малинин. Все были в приподнятом настроении: наступление развивалось успешно.
   Рокоссовский пригласил меня к карте и сказал:
   - На 5 июля намечена операция по освобождению  Ковеля.  Ваша  задача  -
поддержать  наземные  части  с  воздуха.   Привлекать   другие   авиационные
соединения не потребуется. Свяжитесь  с  командующим  47-й  армией,  которая
будет наступать на Ковель, согласуйте с ним вопросы взаимодействия.
   Мы с начальником штаба генералом П. Л. Котельни-ковым  в  тот  же  день
направились в 47-ю армию, которой командовал генерал Гусев Николай Иванович.
И здесь разговор происходил у карты.
   - Противник, - объяснял  командарм,  -  занимает  оборону  по  западным
берегам рек Припять (до Ратно) и Турья. Мы наметили прорвать ее  на  участке
Борзын - Мироничи. Успех будет во многом зависеть от  согласованности  наших
действий.
   Штабы 6-й воздушной и 47-й общевойсковой  армий  тщательно  разработали
таблицу взаимодействия. Штурмовым и  бомбардировочным  полкам  мы  конкретно
определили цели, которые нужно уничтожить  на  переднем  крае  и  в  глубине
обороны противника. Командиры авиационных соединений и частей лично выезжали
в наземные \323\ войска, изучали там местность и уточняли свои задачи.
   Операция прошла успешно. При активной поддержке авиации, обрушившей  на
гитлеровцев тысячи бомб и снарядов,  наши  наземные  части  быстро  прорвали
оборону противника и устремились вперед.
   Сопротивление фашистов постепенно ослабевало. К исходу дня 6 июля город
был полностью очищен от них.
   За отличные действия по  овладению  важным  опорным  пунктом  вражеской
обороны и крупным железнодорожным узлом Ковель  Верховный  Главнокомандующий
(наряду  с  другими  объединениями)  объявил  частям  6-й  воздушной   армии
благодарность. 3-я гвардейская штурмовая и 336-я истребительная  авиационные
дивизии  получили  наименование  "Ковельских".  72-й  дальнеразведывательный
авиаполк наградили орденом Красного Знамени. "Ключи к Висле" - как  писал  в
своем приказе о Ковеле немецкий генерал Гиле -  отныне  находились  в  руках
советского командования.
   Потерпев поражение в районе ковельского выступа, противник  к  10  июля
отошел на заранее подготовленные  рубежи.  Линия  его  обороны  перед  левым
крылом войск 1-го Белорусского фронта проходила через Урочище,  Мал.  Осины,
западную окраину местечка Смидынь, Парыдубы, Торговище, Соснувку,  Турычаны,
Гайки. Далее она продолжалась по западному берегу реки Турья.
   Однако немецко-фашистское командование, судя  по  всему,  не  надеялось
долго задерживаться здесь. С 10 по 17 июля оно продолжало отвод основных сил
на  левый  берег  Западного  Буга.  На  правом  остались  лишь  прикрывающие
подразделения.
   К  18   июля   нашим   войскам   на   люблинско-брестском   направлении
противостояло 7 немецких дивизий, в том числе одна танковая -  СС  "Викинг".
Кроме того,  противник  располагал  резервом  из  четырех  дивизий,  который
находился в районе Брест, Влодава, Любомль.
   В  первом  эшелоне  советских   войск   были   сосредоточены   довольно
внушительные силы: 47-я армия (командующий генерал-лейтенант Н.  И.  Гусев),
8-я  гвардейская  армия  (генерал-полковник  В.  И.  Чуйков),   69-я   армия
(генерал-лейтенант В. Я. Колпакчи), 2-я  танковая  армия  (генерал-лейтенант
танковых войск С. И. Богданов, а с 23 июля генерал-майор танковых  войск  А.
И.  Радзиевский),  \324\  11-й  танковый  корпус,  2-й  и  7-й   гвардейские
кавалерийские корпуса,  которыми  соответственно  командовали  генерал-майор
танковых  войск   И.   И.   Ющук,   генерал-лейтенант   В.   В.   Крюков   и
генерал-лейтенант М. П.  Константинов.  Во  втором  эшелоне  находилась  1-я
Польская армия генерала З. Берлинга. Успеху предстоящей операции должно было
способствовать и то, что за пять дней до ее начала перешел в наступление наш
сосед - 1-й Украинский фронт. Противнику придется распылять свои силы.
   Немаловажное  значение  имел  и  такой  факт.  К  началу   освобождения
Белоруссии две наши мощные фланговые  группировки  были  разобщены  болотами
Полесья. Теперь Полесье осталось позади и  линия  фронта  сократилась  почти
вдвое.
   Воздушной  разведкой  и  другими  путями  было  установлено,   что   на
прифронтовых  аэродромах  противник  сосредоточил  около  700  самолетов,  в
основном бомбардировщиков. Мы сознавали, что основную тяжесть борьбы с  ними
придется вынести нашей воздушной армии, поэтому заранее прикинули, как лучше
использовать свою авиацию.
   Замысел командующего 1-м Белорусским фронтом  сводился  к  тому,  чтобы
прорвать  оборону  противника  на  участке  Смидынь  -  Дольск,  шириной  19
километров, выйти на р. Зап. Буг, овладеть плацдармом на ее западном  берегу
и достигнуть рубежа Влодава, Хелм. В  дальнейшем,  развивая  наступление  на
северо-запад в общем направлении на Бяла Подляска, Лукув, Люблин,  выйти  на
широком  фронте  к  р.  Висла.  Осуществив   прорыв,   общевойсковые   армии
обеспечивают  ввод  танковых  соединений  и  кавалерийских  корпусов  и   во
взаимодействии с ними развивают наступление в двух направлениях: на  Седльце
и Люблин.
   К этому времени 6-я воздушная армия  пополнилась  новыми  соединениями,
выделенными  из  резерва  Главного  Командования  (три  авиакорпуса  и   три
авиадивизии), и насчитывала почти полторы тысячи самолетов, в том числе  104
бомбардировщика, 105 легких ночных бомбардировщиков, 544  штурмовика  и  664
истребителя.
   В соответствии с замыслом командующего фронтом мы и  распределили  свои
силы. Я вместе с командующим 8-й  гвардейской  армией  и  своей  оперативной
группой нахожусь на направлении главного удара, чтобы на  месте  решать  все
вопросы боевого использования авиации. \325\
   В моем распоряжении 488 самолетов. Первые два дня  здесь  же  находятся
командиры  6-го  штурмового,  6-го  смешанного   и   13-го   истребительного
авиакорпусов (их возглавляли генералы Б. К. Токарев, М. X. Борисенко и Б. А.
Сиднев),  197-й  и  198-й  штурмовых   авиадивизий,   которыми   командовали
полковники В. А. Тимофеев и В. И. Белоусов.  Эти  соединения  боевые  задачи
получают непосредственно  от  меня.  Командир  299-й  штурмовой  авиадивизии
генерал И.  В.  Крупский  находится  на  НП  командующего  47-й  армией  (ее
поддерживают 202 самолета), а командир 3-й гвардейской штурмовой авиадивизии
подполковник А. А. Смирнов - при командующем 69-й армией (162 самолета).
   Перед  13-м  истребительным  авиакорпусом  ставилась  задача  завоевать
господство в воздухе, надежно прикрыть 8-ю гвардейскую общевойсковую  и  2-ю
танковую армии.
   С вводом в бой 2-го гвардейского кавалерийского корпуса его должна была
поддерживать 299-я штурмовая и 194-я истребительная дивизии. Боевой состав -
244  самолета.  Для  прикрытия  7-го  гвардейского  кавалерийского   корпуса
выделялись 3-я гвардейская штурмовая  и  336-я  истребительная  авиадивизии,
располагавшие 244 самолетами. 2-ю танковую армию кроме 13-го истребительного
авиакорпуса  поддерживают  6-й  штурмовой  авиакорпус  и   1-я   гвардейская
истребительная авиадивизия - всего 732 самолета. Командиры  этих  соединений
со своими оперативными группами следуют  вместе  с  командующими  армиями  и
корпусами и в ходе боя получают от них задачи.
   Большая работа при подготовке Люблинско-Брестской  операции  выпала  на
долю  воинов  авиационного  тыла.  По  мере  продвижения  войск   на   запад
требовалось срочно обследовать аэродромы, которые раньше занимал  противник,
изыскивать и строить новые. С этой целью наш  штаб  создал  две  оперативные
группы.  Одну  из  них  возглавил  главный   инженер   отдела   аэродромного
строительства  Ананьев,  другую   -   начальник   производственного   отдела
инженер-капитан Д. А. Лобанов.
   - Хорошо бы нам иметь свои самолеты, - попросил Рабинович. Мысль эту он
вынашивал, видимо, давно, поскольку обосновал ее вескими аргументами.
   - Во-первых, - говорил он, -  мы  не  будем  отставать  от  наступающих
войск. Во-вторых,  на  самолете  можно  \326\  быстро  обследовать  обширные
районы,  чтобы  изыскать  подходящие  площадки   для   строительства   новых
аэродромов.
   Возражать против таких доводов было трудно.
   Спрашиваю Рабиновича:
   - А сколько самолетов потребуется?
   - Хотя бы звено.
   Командира дивизии, в которую вхо