ильевым.
   В один из дней на  задание  вылетела  группа  под  командованием  Героя
Советского Союза капитана Петра Матвеевича Марютина. Атакуя с  малых  высот,
его летчики уничтожили и подавили несколько огневых точек. Затем они  начали
непрерывно обстреливать окопы и траншеи противника.  Воспользовавшись  этим,
наша пехота поднялась в  атаку  и  овладела  первым  рубежом  неприятельской
обороны. \191\
   Об умелых действиях летчиков группы капитана Марютина на  следующий  же
день рассказала армейская  газета.  О  мастерстве  штурмовиков  говорили  на
партийных собраниях и летно-тактических конференциях. Их смелость  ставилась
в пример, а опыт обобщался и распространялся в других частях.
   П. Н. Марютин особенно отличился в боях под Старой  Руссой.  Сейчас  он
является почетным гражданином этого города.
   Высокую выучку, железную волю и отвагу  в  33-м  гвардейском  штурмовом
авиационном полку проявили многие летчики. Рядом  с  Марютиным  можно  смело
поставить Героев Советского  Союза  А.  А.  Носова  и  В.  В.  Васильчикова,
штурмовиков  Калинина,  Мшвинерадзе,   Быстрова,   Федорова,   Александрова,
Голосова и других.
   Исключительное мужество и самообладание проявил при выполнении  боевого
задания гвардии капитан Николай  Петров.  Он  летал  на  штурмовку  с  тремя
молодыми, еще не обстрелянными летчиками- Ливановым, Тарасовым и Синюкаевым.
   При подходе к цели группа штурмовиков и сопровождавшие  их  истребители
попали под обстрел вражеских зениток. От прямого попадания  снаряда  самолет
Петрова загорелся.
   Что делать? - встал перед ведущим вопрос. Если он повернет обратно,  то
и новички последуют его примеру. Задание останется невыполненным. "Нет, надо
держаться до последней возможности",  -  решил  Петров,  хотя  дым  и  гарь,
проникшие в кабину, уже перехватывали ему дыхание.
   Впереди показались  артиллерийские  позиции  противника.  Хорошо  видны
орудия и мечущиеся около них фашисты. Небольшой доворот, и капитан  нажимает
пальцем  кнопку  бомбосбрасывателя.  Внизу  вырастают  фонтаны  взрывов.  Их
становится все больше. Это, по  примеру  ведущего,  сбросили  бомбы  молодые
летчики. Вражеская батарея тонет в дыму и пламени.
   Петров разворачивает машину на обратный курс. Неожиданно мотор начинает
давать перебои, потом умолкает совсем.  Полого  планируя,  самолет  задевает
сначала  накат  немецкого  блиндажа,  затем  проволочное  заграждение  и  на
какое-то  время,  словно  в  сказке,  оживает.  Затарахтевший  мотор   снова
поднимает его над землей. Пролетев \192\ еще некоторое  расстояние,  горящий
штурмовик наконец падает. Но, к счастью, капитан Петров и воздушный  стрелок
старший сержант Виноградов успевают выскочить из своих кабин. Обмундирование
на них горело.
   За "прыжками"  штурмовика  сверху  наблюдали  молодые  летчики.  Однако
помочь командиру ничем не могли. Вернувшись на аэродром,  они  доложили  обо
всем,  что  видели,  указали  место  приземления  горящего  самолета.   Туда
немедленно выехала поисковая группа, но на выжженном участке она  обнаружила
лишь остатки хвостового оперения "ила".
   А где же экипаж? Неужели сгорел?
   - Эй, летуны, идите сюда! - послышался чей-то голос с опушки леса.
   Увидев вдали  человека,  размахивающего  над  головой  пилоткой,  бойцы
поисковой команды направились к нему. Подъезжают и глазам  своим  не  верят:
Петров и  Виноградов  сидят  под  деревом  и  смачивают  каким-то  раствором
обгоревшие руки; на закопченных лицах видны кровоподтеки.
   Когда Петрова и Виноградова доставили в часть, врач немедленно осмотрел
их.
   - И как они остались живыми - ума не  приложу,  -  сказал  он,  покачав
головой.
   Мы тоже немало удивлялись  необыкновенной  живучести  машины,  узнав  о
случившемся. Но поражали не столько живучесть самолета, сколько  мужество  и
самообладание летчика. В самом  деле:  до  последней  возможности  управлять
горящей машиной, которая к тому же дважды натолкнулась на  препятствия,  мог
только человек с железными нервами.
   Причину  странного  поведения  штурмовика  инженеры   потом   объяснили
примерно  так.  Не  совсем  исправным  оказался  бензопровод.  Из-за   этого
поступление горючего на  какое-то  время  прекращалось,  а  при  касательном
столкновении машины с землей оно снова начало поступать в мотор.
   Капитан Петров был награжден орденом Красного Знамени. Я  лично  вручил
ему награду перед строем однополчан. Летчик  к  этому  времени  уже  немного
поправился, но руки его еще оставались забинтованными.
   Когда мы с полковником Выволокиным возвратились к себе, начальник штаба
рассказал нам о новом, не менее \193\ интересном и поучительном случае. Этот
факт долго потом служил предметом удивления и восхищения.
   Во время налета  на  укрепленный  пункт  противника  осколок  зенитного
снаряда тяжело ранил командира бомбардировочного экипажа старшего лейтенанта
Николая Ворожцова. Летчик  потерял  сознание.  Неуправляемый  самолет  сразу
опустил нос  и  начал  снижаться.  Почувствовав  неладное,  штурман  младший
лейтенант Николай Ка-нищев обернулся, и его охватил страх: лицо летчика было
белым, как мел,  глаза  закрыты,  правая  рука  безжизненно  висела.  Скорее
инстинктивно,  чем  сознательно,  штурман  сорвался  со  своего   места   и,
ударившись обо что-то головой, оказался позади сиденья командира корабля.
   Что делать?  Пилотировать  самолет  он  немного  умел.  Прежний  летчик
лейтенант Токмарев иногда разрешал ему в  воздухе  подержаться  за  штурвал,
даже позволял выполнять несложные эволюции. Но ведь этого мало. А посадка?
   На лбу штурмана выступил холодный пот. В этот момент по сердцу полоснул
испуганный возглас стрелка-радиста старшего сержанта А. Кузовкина:
   - Командир, баки пробиты, меня заливает бензином...
   Ничего не ответил ему  Канищев.  Он  мучительно  думал,  как  выровнять
машину, пока она не свалилась в пике. Тогда уже не избежать гибели. В голове
мелькнула спасительная мысль. Перегнувшись через  спинку  кресла,  он  левой
рукой ухватил  штурвал,  выровнял  самолет,  а  затем  правой  дотянулся  до
педалей. Управляя так  бомбардировщиком,  штурман  вскоре  пробил  облака  и
увидел землю.
   Ему не раз приходилось летать над этим районом,  и  он  по  характерным
ориентирам, которые знал на память, быстро восстановил ориентировку.
   Вот вдали показался аэродром. Канищев прекрасно сознавал,  как  мало  у
него надежд на благополучное  приземление,  их  почти  нет.  Ведь  даже  для
опытного летчика посадка каждый раз представляет нелегкую задачу. Поэтому он
крикнул Кузовкину:
   - Скорей выбрасывайся с парашютом!
   Ответа не последовало. Чтобы хоть немного уберечь командира  от  удара,
Канищев на несколько секунд  освободил  правую  руку  и  за  лямку  парашюта
подтянул тело \194\ Ворожцова к спинке  сиденья.  Тот  застонал  от  боли  и
открыл глаза.
   - Командир, садимся, - крикнул ему в ухо Канищев. - Помоги убрать газ и
выключить моторы.
   Но Ворожцов снова впал в забытье и уронил голову на грудь.  Левая  рука
его лежала на секторе управления газом.  Тогда  штурман  толкнул  его  руку,
скорость уменьшилась, но  не  до  такой,  какая  необходима  для  нормальной
посадки. Выпустить  шасси  Канищев  не  мог,  поскольку  не  знал,  как  это
делается.
   Самолет,  угодив  на  заснеженное  поле,  чиркнул  по   белому   насту,
подпрыгнул и снова пополз, оставляя глубокую борозду. Потеряв  скорость,  он
свалился, наконец на крыло. К нему бросились все, кто находился поблизости.
   Разбив остекление кабины, авиаторы быстро вытащили  из  нее  летчика  и
штурмана. Врач тут же оказал им обоим медицинскую помощь.
   Первым пришел в сознание Николай Канищев.
   - Где Кузовкин? - спросил он.
   - Не волнуйся, жив твой стрелок-радист, - успокоили его. Правда, ему не
сказали, что Кузовкина вытащили из кабины  в  бессознательном  состоянии,  с
посиневшим лицом. Надышавшись паров бензина, он не сразу пришел в чувство.
   В 1942 году на Северо-Западном фронте  враг  по-прежнему  имел  большое
превосходство в авиации. Осенью,  когда  он  перешел  в  наступление,  чтобы
расширить  Ра-мушевский  коридор,  его  бомбардировщики,  налетая   большими
группами, буквально висели над боевыми порядками 1-й ударной армии.  Оказать
им сколько-нибудь серьезное противодействие мы не могли. Многие  наши  полки
были вооружены английскими "харрикейнами",  американскими  "киттихауками"  и
"томагавками". Эти самолеты по своим качествам сильно уступали немецким.  Да
и возиться с ними приходилось немало. Особенно досаждала  нехватка  запасных
частей.
   Из иностранных  истребителей  лучшим  считался  "аэрокобра".  Но  и  он
страдал серьезным недостатком - слабое вооружение. Пришлось ставить на  него
наши пушки. Кроме того, на "аэрокобрах" вскоре выявился и другой \195\ порок
-  хрупкость  хвостового  оперения.  Некоординированными  движениями   рулей
молодые летчики быстро выводили его из строя.
   - Горе, а не самолет, - ругались  летчики.  Через  Москву  связались  с
представителями фирмы, поставлявшей по ленд-лизу авиационную технику.
   - Не может быть, - удивились американцы. - Машина надежная.
   Тогда  командировали  в  США  летчика-испытателя   НИИ   ВВС   инженера
Кочеткова. В присутствии хозяев фирмы и специалистов (поведение  самолета  в
воздухе    Кочетков    комментировал    по    радио)    советский     летчик
некоординированными действиями начисто сломал  "аэрокобру"  и  выбросился  с
парашютом.
   Американцам  ничего  не  оставалось,  как  согласиться  с   заключением
советских авиационных специалистов.  Хвостовая  часть  самолета  потом  была
усилена, и он стал надежнее.
   Нехватка отечественных истребителей, несовершенство иностранной техники
породили у  некоторой  части  летчиков  неверие  в  свои  силы.  Они  начали
придерживаться оборонительной тактики. Среди  летчиков-штурмовиков  начались
разговоры,  что  Ил-2  не  может  выполнять  боевые  задания  без   сильного
прикрытия, что в воздушном бою он якобы беспомощен.
   Нужно было повести решительную борьбу с  этими  опасными  настроениями,
объяснить причины наших неудач, вернуть людям веру в свои силы.
   Командование, политорганы, партийные и комсомольские организации  армии
усилили воспитательную работу. Широко развернулась пропаганда  опыта  лучших
мастеров воздушного боя, штурмовок,  бомбометания.  В  центр  внимания  была
поставлена наступательная тактика.
   Командующий воздушной армией лично занялся разработкой  приемов  борьбы
штурмовика с истребителями противника, составил ряд памяток летчику. Для нас
в то время эта проблема была одной из главных, так как "илы" не всегда могли
рассчитывать на сопровождение истребителей. Значит,  им  требовалось  умение
защищаться самим,  выполнять  задания  без  прикрытия.  Вместе  с  генералом
Кондратюком  мы  выезжали  в  части,  рассказывали  летчикам-штурмовикам   о
неиспользованных возможностях этого  удивительного  многоцелевого  самолета,
\196\ устраивали показные воздушные бои штурмовика с истребителями.
   Вначале кое-кто отнесся с недоверием к нашей затее. И не без оснований.
В практике было немало случаев, когда  штурмовики,  отбиваясь  от  вражеских
истребителей, не наносили им никакого урона.  Их  просто-напросто  подводила
привычка  стрелять  по  площадям,  без  тщательного  прицеливания.   Вот   и
требовалось  разъяснить  это  людям,   провести   с   ними   соответствующую
подготовку.
   Для начала штурмовики стали учиться уничтожать тихоходные  транспортные
самолеты врага. Результат превзошел все ожидания. Многие  летчики,  даже  не
думая об охоте, как бы попутно, сбивали в день по два и более транспортника.
   Это  воодушевило  летный  состав.  Теперь  им  уже  казалось   странным
уклоняться от единоборства с противником в воздухе.
   Первыми рискнули  вступить  в  бой  с  вражескими  истребителями  Герой
Советского Союза старший сержант В. Я. Рябошапка и Гаврилов.
   Василий Рябошапка, замыкая однажды группу штурмовиков, подвергся  атаке
Ме-110. Выпустив по "илу" очередь снарядов, тот проскочил вперед и сам  стал
хорошей мишенью. Летчик-штурмовик немедленно воспользовался промахом фашиста
и открыл по нему прицельный огонь. Вражеский самолет загорелся и врезался  в
землю.
   После этой удачи Рябошапка сам стал напрашиваться в  замыкающие,  зная,
как падки вражеские  летчики  до  самолетов,  идущих  в  хвосте  группы.  За
короткий срок он сбил четыре истребителя противника.
   О старшем сержанте Рябошапке в армии ходили легенды. Но  я  расскажу  о
случае, отраженном в документах. При выполнении боевого задания  летчик  был
тяжело ранен.  Правая  рука  повисла  плетью.  И  все-таки  штурмовик  сумел
привести самолет на свой аэродром. Совершив посадку,  он  сразу  же  потерял
сознание. Тогда врачи спасли жизнь храбрецу.
   С  летчиком  Гавриловым  произошел  такой  случай.  На  тройку  "илов",
возвращавшихся с задания без прикрытия, напали два Ме-109. Один штурмовик им
удалось сбить, другой успел уйти. Гаврилов,  оставшись  один,  смело  принял
неравный бой.  Дрался  он  мастерски.  Расстреляв  \197\  весь  боекомплект,
вражеские истребители вынуждены были уйти не солоно хлебавши.
   Воздушные бои, проведенные Рябошапкой, Гавриловым и другими  летчиками,
показали: если "илом" управляет умелый и мужественный боец, ему  истребитель
не страшен.
   Был случай, когда для отражения налета  вражеских  бомбардировщиков  мы
направили четыре штурмовика и четыре истребителя. "Илы"  атаковали  первыми.
Ведущий группы командир 74-го штурмового авиаполка майор П.  А.  Савченко  с
ходу дал меткую очередь по "юнкерсу" и поджег его. А минут через десять  еще
три самолета противника упали на землю.  Два  из  них  сбил  Савченко,  один
лейтенант Михаил Мшвинерадзе. Советские  штурмовики  благополучно  вернулись
домой. Мы потеряли лишь одного истребителя.
   Летом и осенью 1942  года,  в  период  наиболее  ожесточенных  боев  за
Рамушевский коридор, мы все чаще стали применять штурмовиков  для  борьбы  с
воздушным  противником.  За  вторую  половину  этого  года  экипажи  "илов",
выполняя свои основные задачи, "попутно" сбили 44 вражеских самолета.
   Боевые,  особенно   оборонительные,   возможности   самолета-штурмовика
значительно возросли, когда на нем оборудовали вторую кабину. В  модификации
"ила" активное участие принял главный инженер 6 ВА В. Н. Кобликов.
   Вот что писал 9 сентября 1942 года начальник отдела Управления опытного
строительства ВВС Красной Армии командующему 6-й воздушной армии и командиру
243-й штурмовой авиадивизии подполковнику И. В. Дельнову, который  первым  у
нас высказал идею установки на штурмовике второй кабины:
   "В течение 7-8 сентября сего года на Центральном аэродроме имени М.  В.
Фрунзе был осмотрен представленный вами самолет Ил-2 с дополнительной задней
огневой точкой  под  пулемет  ШКАС  калибра  7,62  мм.  Осмотр  производили:
заместитель командующего ВВС Красной Армии по  инженерно-авиационной  службе
генерал-лейтенант инженерно-авиационной службы А. К.  Репин,  от  ЦК  ВКП(б)
бригадный  комиссар  Н.  С.   Шиманов,   заместители   наркома   авиационной
промышленности А. С. Яковлев и П. В. Дементьев,  главный  конструктор  \198\
самолета  С.  В.  Ильюшин  и  другие  представители  ВВС  Красной  Армии   и
авиационной промышленности.
   Все присутствующие оценили инициативу 243-й  штурмовой  авиадивизии  по
установке огневой точки и считают возможным  самолеты  Ил-2,  находящиеся  в
частях,  оборудовать  установкой.  Конструкторскому   бюро   тов.   Ильюшина
поставлена  задача  -  учесть  опыт  вашей  дивизии  и   разработать   более
усовершенствованную заднюю кабину".
   Вскоре все самолеты Ил-2 стали выпускаться со второй кабиной, в которой
устанавливался крупнокалиберный пулемет.  Много  сотен  вражеских  самолетов
сбили потом воздушные стрелки. Более уверенно стали  действовать  над  полем
боя и летчики, поскольку задняя полусфера была теперь надежно защищена. Если
раньше истребители противника безбоязненно подходили к штурмовику на  50-100
метров, то сейчас  вынуждены  были  увеличить  дистанцию  открытия  огня  до
600-800 метров. Вопрос о прикрытии "илов" стал менее острым.

   На   нашем   фронте   сражалась   большая   группа   опытных   немецких
летчиков-истребителей, вооруженных самолетами Ме-109ф и Ме-109.  Действовали
они дерзко, даже нагло. Поэтому некоторые наши командиры  пришли  к  выводу,
что против них можно сражаться только "большой кучей", становиться в круг  и
обороняться. Теперь, когда у врага появились скоростные  истребители,  такая
тактика оказалась для нас явно невыгодной. Следовало  решительно  отказаться
от нее, перейти от обороны  к  наступлению.  Опыт  учил,  что  победы  можно
добиться только активными действиями.
   Практика  войны   подтвердила,   что   основной   боевой   единицей   в
истребительной авиации является пара. Она должна быть слаженной,  слетанной.
Подбор  ведущих  и  ведомых  производился  с  учетом  не  только  подготовки
летчиков, но и их характеров, а также личных взаимоотношений между ними. Без
особой на то необходимости состав пары мы старались не менять.
   Из  наиболее  опытных  и   храбрых   летчиков   была   создана   группа
истребителей-асов. Им ставилась задача  -  дерзкой  наступательной  тактикой
сбить спесь с врага, показать  другим,  как  нужно  истреблять  захватчиков.
\199\
   В группу вошли Н.  Шаров,  Б.  Ковзан,  Коротков,  И.  Мо-туз,  Деркач,
Чубуков, Пучков и Чулаев.
   Первой образец мужества и мастерства показала четверка истребителей под
командованием  старшего  лейтенанта  Шарова.   Встретившись   с   восьмеркой
"мессершмиттов", она  не  отступила,  а  смело  атаковала  врага.  Сбив  три
фашистских самолета, наши асы без потерь вернулись домой.
   Блестяще  провела  воздушный  бой  с   двумя   "мессер-шмиттами"   пара
лейтенанта  Пучкова.  Оба  вражеских   самолета   были   сбиты.   Одним   из
выбросившихся  с  парашютом  фашистских  летчиков  оказался   обер-лейтенант
Вернер, инструктор высшего пилотажа.
   Пара Чулаева дралась против  тройки  "мессершмиттов".  И  опять  победа
оказалась на нашей  стороне.  Советские  истребители  сбили  два  фашистских
самолета.
   Успехи наших асов подняли дух у всех летчиков. Они  увидели,  что  враг
боится дерзких, решительных атак,  теряется,  когда  против  него  применяют
новые тактические приемы.
   Теперь советские летчики-истребители не боялись  проникать  в  глубокий
тыл противника, сами нападали на вражеские самолеты. Фашисты вынуждены  были
отказаться от полетов парами, потому что нередко становились легкой  добычей
наших асов. Они стали летать группами по 6-8 самолетов. Теперь уже мы  врагу
навязывали свою волю, заставляли менять тактику.
   Однажды против  восьмерки  "яков",  возглавляемой  командиром  744  иап
майором С. Найденовым (она патрулировала  над  своими  наземными  войсками),
гитлеровцы  выслали  18  самолетов.  Находясь  на   вспомогательном   пункте
управления, я сразу же узнал об этом и хотел было вызывать подкрепление,  но
Найденов по радио заверил меня, что они управятся сами.
   Бой начался на небольшом удалении от пункта  управления,  и  мы  хорошо
видели,  как  он  протекал.  По  команде  майора  Найденова   наши   летчики
устремились навстречу противнику. Завязалась такая карусель, что определить,
где свои, где чужие, временами было невозможно. В небе стоял  надрывный  гул
моторов, глуховатый перестук авиационных пушек и трескотня пулеметов.
   Видим, на один из  наших  "яков"  набросилась  четверка  "мессеров".  С
разных сторон к нему потянулись огненные трассы. \200\
   - Эх, пропал парень! - обронил  кто-то  из  стоявших  рядом  работников
пункта управления.
   - Как это пропал? - возразил ему  другой.  -  Смотри,  как  он  сам  их
чехвостит.
   Удивляться было чему. Отколотый от  группы,  советский  истребитель  не
только искусно оборонялся, но и смело атако