адач она  не  могла.  Требовалось  немедленно
вернуть танковый корпус, отправленный  ранее  на  юг,  прикрыть  его  броней
образовавшуюся брешь. Генерал Парсегов  в  тот  момент  лишился  управления.
Поэтому я обратился к Красовскому с просьбой  срочно  доложить  командующему
фронтом Голикову о сложившейся обстановке, принять соответствующие меры.
   Группа управления авиацией,  которую  возглавлял  я,  расположилась  на
командном пункте 266-й авиационной  истребительной  дивизии.  Командовал  ею
полковник В. М. Забалуев. КП  был  оборудован  на  окраине  Старого  Оскола.
Неподалеку, на основном аэродроме, базировались  авиационные  части.  Оттуда
ночью позвонил командир полка подполковник Алексей  Иннокентьевич  Куроч-кин
и, не скрывая тревоги, передал:
   - Слышу за лесом грохот танков. Аэродром начали обстреливать. Как быть?
   - Соберите сейчас же всех летчиков-ночников и прикажите  им  перелететь
на запасной. Батальон - на колеса и туда же.
   - А остальным?
   - Остальным занять оборону и, если потребуется, удерживать аэродром  до
рассвета. Потом перегнать все оставшиеся самолеты.
   Мы  тоже  подготовились   к   эвакуации,   чтобы   успеть,   в   случае
необходимости, проскочить через мост, пока его не захватили немцы.
   Проходит час или два - с аэродрома никаких известий не поступает. Звоню
туда.
   - Где Курочкин? - спрашиваю дежурного связиста.
   - Улетел.
   - А начальник штаба?
   - Выпускает самолеты.
   Минут через десять с аэродрома звонок:
   - Все самолеты перегнали.
   "Как все самолеты перегнали? - подумал  я.  -  Ведь  \145\  большинство
экипажей ночью не летает. К  тому  же  и  полоса  неосвещенная.  То-то  дров
наломали, наверное..."
   Но опасения оказались напрасными. Все экипажи действительно чуть ли  не
из-под самого носа противника взлетели и благополучно  приземлились  в  семи
километрах  от  города.  И  тут  невольно  вспомнилась  старая   авиационная
поговорка: "Жить хочешь - сядешь",
   Правда, сработала тут и взаимная выручка. Дело в том, что  на  запасном
аэродроме  несколько  раньше  приземлилось  какое-то  другое  подразделение.
Услышав шум  моторов,  командир  подразделения  обозначил  полосу  световыми
ориентирами и принял все самолеты до единого.
   - Ну, чудеса! -удивлялись работники  группы  управления.  И  было  чему
удивляться. Ночная подготовка летчика считается одной из сложных, а  посадка
в темноте даже для опытного пилота не простая задача. А  тут  сажали  машины
новички и ни одной из них не поломали. Вот она психология войны, над которой
мы раньше как-то мало задумывались.
   На запасной аэродром под обстрелом противника переправился  и  батальон
обслуживания под командованием майора Леонида Устиновича.
   С утра началась боевая  работа.  Вылет  следовал  за  вылетом.  Экипажи
наносили удары по танковым и моторизованным колоннам. Важнее этих целей  для
авиации в то время быть не могло.
   На аэродром я пока попасть не  мог  -  требовалось  встретить  танковый
корпус, который, как мне сообщили, движется сюда, и передать  его  командиру
приказание удерживать Старый Оскол. Мы с группой управления  перебрались  на
другую сторону реки, обосновались на одной из высот, настроили радиостанцию.
Связываюсь с генералом Красовским.
   - Что там у вас делается? - спрашивает он.
   - Местные авиачасти на запасном, - докладываю командующему. -  Работают
по танкам противника. Жду, когда придут "коробочки" (танки).
   Целый день мы ждали, когда появятся "коробочки", но так и не дождались.
   В тот день противник почему-то не проявлял особой активности. Он выслал
к городу передовую танковую группу и, видимо, ожидал подхода  основных  сил.
Вечером узнаем: наш танковый корпус застрял  в  пути.  Отдельные  \146\  его
части прошли в стороне  от  города  и  начали  окапываться.  Горючее  у  них
кончилось. Мы с группой управления оказались, таким образом, отрезанными. Но
в этих условиях нашелся способ связаться с командованием танкового корпуса и
передать приказание удерживать Старый Оскол.
   Вечером я отправил группу людей в сторону Воронежа, а  сам,  дождавшись
темноты, перебрался на запасной аэродром. Старый Оскол горел, всполохи  огня
поднимались то над одной, то над другой частями  города,  время  от  времени
раздавались взрывы.
   Самолетов на аэродроме я не увидел. Только на взлетной  полосе  одиноко
тарахтел  трактор.  Он  перепахивал  эту   полосу,   чтобы   ею   не   могла
воспользоваться фашистская авиация.
   Подхожу к трактористу, спрашиваю:
   - Какие вам даны указания?
   - Вспахать поле, поджечь трактор и идти в Воронеж, - ответил солдат.
   - А маленький самолет не видели? - Видел. Вон  там  стоит,  -указал  он
рукой в сторону едва заметного в темноте дерева.
   В кабине самолета сидел техник Шкорин.
   - Вы, товарищ генерал? - обрадовался он, спрыгивая  на  землю.  -  А  я
начал уже беспокоиться о вас.
   - Все взлетели благополучно? - спрашиваю.
   - Все.
   Солдат-тракторист уже  закончил  вспашку.  Поставив  машину  посередине
полосы, он облил ее керосином и поднес  горящую  спичку.  Тут  же  вспыхнуло
пламя.
   - Эх, сколько добра уничтожаем своими  руками,  -  с  горечью  вздохнул
техник и отвернулся.
   - Что делать? Немцы вот-вот появятся здесь, -  успокаиваю  его,  а  сам
думаю: "Что трактор? Города, людей оставляем, заводы взрываем, хлебные  нивы
предаем огню".
   Техника и солдата-тракториста с трудом разместил в задней кабине своего
По-2, завел мотор и с опушки, примыкавшей к лесу, поднялся в воздух.  Больно
было смотреть сверху  на  знакомый  мне  старинный  русский  город,  объятый
заревом пожарищ.
   В этом городе мне довелось бывать не раз. Здесь, в семье потомственного
железнодорожника, родилась, \147\ провела свое детство  и  юность  моя  жена
Елена Самойловна. Здесь жили ее четыре сестры, трое братьев,  многочисленные
родственники.  С  ее  старшим  братом  Майсюком  Константином  Самойловичем,
военным комиссаром авиационной бригады,  участником  гражданской  войны,  мы
вместе служили в Военно-воздушной академии. Накануне  я  пролетал  над  этим
городом на По-2 и приземлился прямо на улице, напротив  дома,  где  доживали
свой век старики и сестра жены Дарья. К машине тотчас же сбежались жители со
всей улицы. Особенно много было ребятишек.
   - Что нам делать? - с тревогой спрашивали растерянные женщины.
   - Уходить надо, и немедленно, - говорю им. Я знал обстановку на  фронте
и потому категорически предупредил:
   - Не сегодня-завтра немец может захватить город. Уходите.
   И вот сейчас там уже хозяйничают фашисты,
   ...Ночью  подлетаем  к  воронежскому  аэродрому.  Полоса,  конечно,  не
освещена, но я угадываю ее по  расположению  аэродромных  построек.  Сажусь,
отруливаю самолет в сторону, пытаюсь выяснить обстановку,  но  никто  толком
ничего не знает.
   На аэродроме стоял крытый рваной парусиной газик. Шофер  быстро  домчал
меня до здания  областного  комитета  партии.  У  входа  путь  мне  заслонил
дежурный милиционер. Наверное, вид мой показался ему подозрительным.  Был  я
весь пыльный, грязный, к тому же двое суток не спал.
   - Не велено никого посторонних впускать, - сказал он категорично.
   - Я не посторонний, меня здесь ждут, - говорю ему. -  Позвоните  сейчас
же секретарю обкома или Голикову.
   Командующий  фронтом  распорядился  пропустить   меня.   Спускаюсь   по
затемненным лесенкам в подземелье командного пункта, с трудом нахожу  нужную
дверь. Командующий фронтом  и  секретарь  обкома  партии  сидят  за  столом,
склонившись над картой.
   - Ну, докладывайте, что там. Вы  же  только  что  из  самого  пекла,  -
попросил Голиков, когда мы поздоровались.
   - Обстановка не из приятных, - говорю командующему. -  Немцы  в  Старом
Осколе. Авиация  выведена  \148\  из-под  удара.  Танковый  корпус  окопался
невдалеке от  Старого  Оскола.  Чтобы  спасти  его,  надо  срочно  доставить
горючее. Иначе танки могут попасть в руки врага.
   Голиков тут же поднял телефонную трубку,  кого-то  уговаривал,  кому-то
приказывал.  Лицо  у  него  было  землистое,  под  глазами  набрякли  мешки.
Чувствовалось, человек давно не спал, измучен. Не лучше выглядел и секретарь
обкома партии.  На  долю  этих  людей  выпала  нелегкая  задача:  не  только
организовать оборону на воронежском направлении, но и вывезти  из  города  и
его окрестностей все, что можно.  А  связь  беспрерывно  рвется,  управление
теряется, войск под руками почти нет.
   - Останетесь здесь, - посмотрел на меня командующий. -  Берите  в  свои
руки управление авиацией. Сделайте все, чтобы  воспретить  бомбежку  города,
железнодорожного узла. Готовьтесь наносить удары по танкам противника.
   - Разрешите отбыть на аэродром? - прошу Голикова.
   - Хорошо, - согласился он. - В случае чего - действуйте оттуда. Связи с
нами не терять.
   Аэродром подготовился к эвакуации. Все части  уже  куда-то  перелетели.
Остался пока один 153-й истребительный авиаполк, которым командовал майор С.
И. Миронов, да разные мелкие подразделения, волей судьбы занесенные сюда.
   О Миронове я слышал еще на Карельском перешейке в  1942  году.  Там  он
получил звание Героя Советского Союза. Мне он почему-то представлялся этаким
богатырем, косая сажень в плечах. Но  каково  же  было  удивление,  когда  я
впервые встретился с ним. Мальчишеская фигурка, приплюснутый  носик,  добрые
улыбающиеся глаза. Ну, никак не  вязался  его  далеко  не  боевой  облик  со
званием командира грозного истребительного полка.
   Полк С. И. Миронова в  начале  войны  стоял  на  защите  Ленинграда.  В
сентябре 1941 года немцы подтянули дальнобойные орудия и начали обстреливать
город тяжелыми снарядами.  Для  корректировки  артиллерийского  огня  вблизи
линии фронта поднимались в небо аэростаты. Сбить их было не  так-то  просто.
Аэростаты охранялись  батареями  зенитных  орудий,  над  ними  патрулировали
истребители.
   В один из дней, когда обстрел города Ленина был особенно  ожесточенным,
штаб фронта приказал во что  бы  то  \149\  ни  стало  уничтожить  аэростат.
Сделать это могли только летчики. Выполнение задачи поручили истребительному
полку  Миронова.  И  Сергей  Иванович  полетел  сам.  Прикрывало  его  звено
истребителей.
   В районе цели патрулировала группа "мессершмиттов". Наши  И-16  связали
их боем. В это время Миронов несколько углубился в тыл, потом развернулся  и
неожиданно  для  противника  на  большой  скорости  с   ходу   выпустил   по
вздувавшемуся животу аэростата длинную очередь. Аэростат сразу же  вспыхнул,
пылающие обрывки его вместе с кабиной корректировщика упали на землю.
   Заметив  смельчака,  два  фашистских   истребителя,   выйдя   из   боя,
устремились  в  погоню.  Жители  Ленинграда,  уцелевшие  во  время  блокады,
наверное, помнят такую картину. К шпилю Петропавловской  крепости  на  малой
высоте приблизился краснозвездный ястребок, потом  встал  в  вираж  и  начал
кружить вокруг шпиля.  Как  ни  маневрировали  фашистские  летчики,  как  ни
стреляли-уничтожить дерзкого аса не могли.  Заметив,  что  в  сторону  шпиля
летят другие советские самолеты, они ушли на юг. А Сергей  Иванович,  сделав
еще один вираж, спокойненько направился на свой аэродром.
   Этот случай пришел мне на память, когда я увидел С. И. Миронова.
   - Какая вам поставлена задача? - спрашиваю командира полка.
   -  Задачи  мы  сами  себе  ставим,  -  улыбнулся  Миронов.  -  Связи  с
начальством нет. Но впустую время не теряем. Сегодня сопровождаем "бостоны",
а потом улетим отсюда.
   - А что будут делать "бостоны"?
   - Одна теперь работа - бить по танкам. - Миронов  развернул  планшет  и
показал на карте, где именно "бостоны" собираются "бить по танкам".
   В это время подошел дежурный,  попросил  командира  полка  к  телефону.
Минут через десять Миронов вернулся и, поправив на голове шлемофон,  вежливо
сказал:
   - Извините,  товарищ  генерал,  мне  пора.  Летим.  Только  "аэрокобры"
Миронова поднялись, как к городу стали  приближаться  "юнкерсы".  Получилась
такая картина. Наши ушли бомбить  немецкие  танки,  а  немцы  пришли,  чтобы
бомбить железнодорожный узел.
   Заметив  вражеские  самолеты,  Миронов   на   время   оставляет   \150\
бомбардировщики, которые вылетел сопровождать,  частью  сил  связывает  боем
немецкие истребители, а основные усилия сосредоточивает на "юнкерсах".
   Должен признаться, что такой "рубки", какую учинили мироновцы немцам на
подходе к городу, я еще  не  видел.  Картина  боя  разворачивалась  на  моих
глазах. Не преувеличивая, скажу: советские истребители кружили в  небе,  как
ястребы в стае уток. Надсадный вой моторов перемежался с дробным речитативом
пушек и пулеметов, голубое небо переплеталось узором трассирующих  снарядов;
"юнкерсы" горели и, тяжело  переваливаясь,  чертили  над  горизонтом  дымные
спирали. То там, то здесь вспыхивали белые купола парашютов. Я  пробовал  их
считать, но вскоре сбился. Их было  много.  Создавалось  впечатление,  будто
противник выбрасывает парашютный десант.
   Бой закончился неожиданно, как и начался. Фашисты не выдержали  дерзкой
атаки и повернули, а паши истребители,  заняв  боевой  порядок,  устремились
вдогонку за своими  бомбардировщиками.  Особенно  тогда  отличился  командир
истребительной   авиаэскадрильи   П.   С.   Кирсанов    (ныне    заместитель
Главнокомандующего ВВС).
   Команда наших солдат вскочила в  кузов  машины  и  по  пыльной  полевой
дороге помчалась в сторону, где в воздухе  виднелись  купола  парашютов.  Из
числа экипажей вражеских самолетов поймали тогда несколько десятков человек.
   Когда я  рассказал  вечером  о  летчиках  полка  Миронова  командующему
фронтом, его суровое лицо, выражавшее доселе тягостные раздумья о невероятно
сложной обстановке, вдруг просветлело. Он  молодцевато  выпрямился,  стукнул
кулаком по столу:
   - Вот так и надо драться!
   Пройдясь по комнате, подошел ко мне вплотную и приказал:
   - Наиболее отличившихся сегодня же представить к наградам. Рассказать о
них во всех полках. И  вам,  -  подошел  он  к  генералу  сухопутных  войск,
присутствовавшему на командном пункте, - довести это  до  сведения  наземных
частей. Отвага и мужество решают сейчас все.
   Прав был командующий фронтом. Войск для защиты города - самая  малость,
фашисты то в одном, то в другом месте вбивают в пашу оборону мощные танковые
клинья. В тех невероятно трудных условиях сдержать  противника  \151\  можно
было только отвагой и мужеством  бойцов  и  командиров.  И  летчики  в  этом
отношении показали достойный пример. В условиях  отступления,  недостатка  в
технике, под бомбежками они сохраняли присутствие  духа,  дрались  с  врагом
отважно.
   Над Воронежем нависла угроза захвата его  противником.  Держать  дальше
там командный пункт фронта было рискованно.  Поэтому  я  предложил  генералу
Голикову, пока не поздно, перелететь со  мной  в  Усмань,  куда  уже  успели
перебазироваться управление и штаб 2-й воздушной армии.
   - Да, ничего другого не остается, - с горечью согласился Голиков.
   За городом в лесу на маленькой площадке одиноко стоял По-2, на  котором
я прилетел из-под Старого Оскола. Мы сели в самолет, поднялись в  воздух  и,
чуть не касаясь верхушек деревьев, направились на северо-восток.
   На берегу Дона, западнее  Лиски,  раскинулся  ничем  не  примечательный
городок Коротояк. Кругом  его  -  черноземные  поля,  небольшие  дубравы,  в
которых по весне голосисто заливаются соловьи. Летом 1942 года этот  городок
оказался в  центре  больших  событий.  Сюда  немецкое  командование  стянуло
большие силы, намереваясь с ходу форсировать Дон. По на  пути  врага  встали
наши войска. Однако они не  выдержали  натиска  фашистских  войск,  и  после
упорных  боев  Коротояк  пришлось  оставить,  мост   взорвать,   а   оборону
организовать на северо-восточном берегу реки.
   Но командование фронта не могло с этим смириться. Коротояк следовало  у
врага отбить, захватить на противоположном берегу плацдарм и удерживать  его
до последней возможности. Сдать эти позиции означало открыть врагу  путь  на
крупнейший железнодорожный узел Лиски, от которого ведут дороги на север, юг
и восток, позволить немцам выйти в тыл  Воронежу.  Туда-то  я  и  прибыл  по
приказанию командующего 2-й воздушной армией, чтобы  на  месте  организовать
взаимодействие авиации с наземными войсками. С помощью  штурмовиков  дивизии
Горлаченко и огня артиллерии войска  приступили  к  форсированию  Дона  и  в
районе Коротояка,  на  южном  берегу,  ночью  захватили  на  окраине  города
небольшой прибрежный участок. \152\



НА СЕВЕРО-ЗАПАДЕ

   В августе 1942 года  я  получил  назначение  на  Северо-Западный  фронт
заместителем  командующего  6-й  воздушной  армией.  Прилетаю  на   аэродром
Макарове, вблизи  которого  размещался  штаб.  Там  как  раз  находился  сам
командующий генерал-майор авиации Даниил Федорович Кондратюк.
   О нем я многое узнал еще в Москве, в штабе ВВС. Говорили, что Кондратюк
в короткий срок сумел сформировать армию, части ее уже  отличились  в  боях.
Товарищи подчеркивали, что командующий  -  человек  беспокойный,  почти  все
время проводит на аэродромах, ввел немало новшеств в  боевой  работе,  армию
держит в крепких руках. Приятно было сознавать,  что  доведется  работать  с
таким человеком.
   Познакомились, разговорились.
   - Пока у нас затишье, - сказал Кондратюк. - Но скоро  наступит  горячая
пора. Так что вовремя прибыли. А сейчас пойдемте знакомиться с полками.
   Генерал был невысокого роста, кряжист, подвижен.  Размашисто  шагая  по
травянистому полю аэродрома, он тут же увлек меня на командный пункт  одного
из полков.  Командующего  интересовало  буквально  все:  в  каком  состоянии
самолеты, что нового узнали воздушные разведчики о противнике, где  хранятся
боеприпасы и горючее, подыскали ли  хорошего  повара  для  летной  столовой,
какие выводы сделала летно-тактическая конференция части и т. д.  На  основе
опыта,  полученного  в  воздушных  боях,  он  сам  составлял   памятки   для
истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков, настойчиво внедрял в жизнь  все
новое, что рождалось в ходе боев. Энергия у генерала била,  что  называется,
ключом. \153\
   В тот же день командующий представил меня  руководству  армии.  Хорошее
впечатление  произвел   начальник   штаба   полковник   Стороженко   Василий
Васильевич. Сухощавый,  среднего  роста,  он  имел  отменную  выправку,  чем
подавал пример другим, строго следил  за  дисциплиной  и  порядком  в  штабе
армии, был аккуратен и исполнителен в работе.  Я  не  слышал,  чтобы  он  на
кого-либо повысил голос, но можно было не сомневаться, что решения, принятые
командующим, будут вовремя доведены до войск и выполнены. За этим  начальник
штаба следил строго.
   Начальником  оперативного  отдела  был  полковник  Кадазанович  Василий
Аркадьевич, пожилой образованный командир, служивший  еще  в  старой  армии.
Любой из работников штаба мог позавидовать культуре в его работе. Документы,
разрабатываемые  Кадазановичем,  отличались  четкостью  изложения,  ясностью
мысли. Кадазанович обладал аналитическим умом и из  массы  боевых  донесений
мог быстро выделить главное,  на  чем  надо  сосредоточить  внимание  именно
сегодня, дать свои толковые рекомендации.
   Похвальной расторопностью обладал инженер-полковник  Кобликов  Владимир
Николаевич, главный инженер армии. В штабе он появлялся лишь за  тем,  чтобы
подписать скопившиеся за день бумаги и получить указания  командующего.  Все
остальное время пропадал на аэродромах.  Проводил  занятия  с  летчиками  по
технике,  помогал  инженерам  частей  и  дивизий  поддерживать  в  исправном
состоянии самолеты и их вооружение, вникал в работу  ремонтных  предприятий.
Так же, как командующий, главный инженер был богат на  техническую  выдумку,
смело осуществлял различные эксперименты,  способствующие  повышению  боевых
возможностей самолетов.
   В то время воздушная армия испыты