язным при штабе, надеялся отвлечь его от прямого участия в
боях и сберечь его жизнь.
 Но Петя успевал и выполнять поручения командиров, и  воевать  вместе  с
бойцами. Он метко стрелял, и не один гитлеровец  нашел  свой  конец  там,  в
крепости, от его пуль. Он даже ходил в штыковые атаки с  винтовкой,  которая
была больше его, или с  маленьким  пистолетом,  добытым  в  обнаруженном  им
складе. Бойцы тоже берегли своего юного товарища и,  заметив,  что  он  идет
вместе с ними в атаку,  прогоняли  его  назад,  в  казармы,  но  Петя,  чуть
приотстав, тотчас же присоединялся к другой группе атакующих.  А  когда  его
упрекали в излишнем удальстве, он говорил, что должен  отомстить  за  брата:
кто-то по ошибке сказал ему, что лейтенанта Николая Клыпу  фашисты  убили  у
входных ворот крепости. И мальчик дрался бок о бок со взрослыми, не  уступая
им ни в смелости, ни в упорстве, ни в ненависти к врагу.
 Валентина Сачковская рассказала мне о том, что происходило  в  подвалах
здания 333-го полка.
 Не оказалось медикаментов, бинтов, и раненых нечем было перевязывать  и
лечить. Люди стали умирать  от  ран.  Их  выручил  тот  же  Петя  Клыпа.  Он
отправился на поиски, нашел в одном  месте  полуразрушенный  склад  какой-то
санитарной части и под огнем врага  принялся  копаться  в  этих  развалинах.
Отыскав под камнями и  перевязочный  материал,  и  кое-какие  лекарства,  он
принес все это в подвалы казарм. Тем самым многие раненые  были  спасены  от
смерти.
 Не было воды. Жажда мучила раненых,  плакали  дети,  просили  пить.  Не
многие храбрецы  отваживались  под  перекрестным  огнем  немецких  пулеметов
подползти с котелком или фляжкой  к  берегу  Буга.  Оттуда  редко  удавалось
вернуться. Но рассказывают, что стоило только раненому застонать и попросить
воды, как Петя обращался к командиру: "Разрешите сходить на Буг? "
 Много раз отправлялся он  на  эти  вылазки  за  водой.  Он  умел  найти
наименее рискованный путь к берегу, ужом проползти между камнями  к  реке  и
всегда возвращался благополучно - с наполненной флягой..
 Особенно трогательно заботился он  о  детях.  Бывало,  последний  кусок
сухаря, последний глоток воды, оставленный для себя, Петя отдавал измученным
малышам. Однажды, когда  детям  совсем  нечего  было  есть,  он  разыскал  в
развалинах продуктового склада всякую  снедь  и  оделял  голодных  ребятишек
кусочками раздобытого там шоколада, пока не роздал все до крошки.
 Многие женщины,  застигнутые  войной  в  постели,  прибежали  в  подвал
полуголыми, не успев одеться. Им нечего было надеть, нечем  прикрыть  наготу
детей. И снова Петя Клыпа пришел им на  помощь.  Он  помнил,  где  находился
ларек Военторга, уже разрушенный бомбами и снарядами  врага,  и,  хотя  этот
участок был под очень сильным обстрелом, мальчик пробрался туда. Час  спустя
он вернулся в подвалы, волоча за собой целую штуку материи, и тут же поделил
ее между раздетыми женщинами и детьми.
 Ежечасно рискуя  жизнью,  Петя  выполнял  трудные  и  опасные  задания,
участвовал в боях и в то же время был всегда весел, бодр, постоянно  напевал
какую-то песенку, и один вид этого удалого, неунывающего  мальчика  поднимал
дух бойцов, прибавлял им силы.
 Потом положение на участке 333-го полка стало безнадежным, и  защитники
казарм поняли, что им остается только погибнуть или попасть в руки врага.  И
тогда командование решило отправить в плен женщин и  детей,  находившихся  в
подвалах. Пете, как подростку, тоже предложили идти в плен вместе с ними. Но
мальчик был до глубины души оскорблен этим предложением.
 "Разве я не красноармеец?" - с негодованием спросил он командира.
 Он заявил, что должен остаться  и  будет  драться  до  конца  вместе  с
товарищами, каков бы ни был этот конец.  И  старший  лейтенант,  тронутый  и
восхищенный мужеством мальчика, разрешил ему остаться. Петя принимал участие
во всех дальнейших боях.
 Игнатюк рассказывал, что после этого драться им пришлось уже недолго. В
первых числах июля боеприпасы были почти истрачены. Тогда командиры задумали
сделать последнюю отчаянную попытку прорыва. Решили прорываться не на север,
где противник ожидал атак и держал наготове крупные силы, а на юг, в сторону
Западного острова, с тем чтобы потом повернуть к  востоку,  переплыть  рукав
Буга и мимо госпиталя на Южном острове пробраться в окрестности Бреста.
 Этот прорыв окончился неудачей - большинство его участников погибло или
было захвачено в плен. В  числе  пленных  оказался  и  Михаил  Игнатюк.  Его
пригнали в лагерь Бяла Подляска, и там он два дня спустя снова встретился  с
Петей Клыпой, который ходил весь избитый, в синяках, но по-прежнему был бодр
и неутомим.
 Мальчик рассказал старшине, что он переплыл рукав Буга и с  несколькими
товарищами сумел прорваться сквозь кольцо немцев. Целый день и всю ночь  они
бродили по лесу, пробираясь к Южному военному городку Бреста,  а  наутро  их
окружили и взяли в плен гитлеровцы.
 Их пристроили к большой  колонне  военнопленных,  которую  под  сильным
конвоем вели за Буг. По дороге навстречу колонне попалась машина, на которой
ехали с аппаратурой немецкие кинооператоры.  Видно,  они  снимали  фронтовую
кинохронику и, увидев наших пленных, принялись крутить свой аппарат.  Машина
медленно подъезжала все ближе.
 И вдруг  весь  черный  от  пыли  и  пороховой  копоти,  полураздетый  и
окровавленный мальчик, шедший в первом ряду колонны, поднял кулак и погрозил
прямо в объектив кинокамеры. Этот мальчик был Петя Клыпа.
 Операторы возмущенно закричали. Фашистские конвоиры дружно  набросились
на мальчика, осыпая его ударами. Он упал на дорогу и лишился сознания.  Его,
конечно, пристрелили бы, если бы не  какой-то  врач  -  капитан  медицинской
службы, шагавший в соседней шеренге пленных. Сам до предела  измученный,  он
поднял на руки бесчувственного мальчика и донес его до лагеря. Уже на другой
день Петя снова деловито шнырял среди пленных бойцов,  разыскивая  товарищей
по крепости.
 Со слезами на глазах рассказывал мне Игнатюк, как там, в  лагере,  Петя
спасал его от голодной смерти. В Бяла Подляске пленных кормили  раз  в  день
какой-то  грязной  баландой,   к   которой   полагалась   маленькая   порция
эрзац-хлеба. Но даже и эту баланду нелегко было получить -  лагерная  охрана
устраивала около кухни толчею и беспорядки, чтобы потом выстрелами разогнать
голодных пленных. Люди теряли последние силы, и многие умирали.
 Игнатюку, грузному, тучному человеку, было особенно  трудно  обходиться
положенной жалкой порцией пищи. К тому же ему редко удавалось  добраться  до
кухни - гитлеровцы, охранявшие ее, не могли поверить, что этот полный  лысый
человек всего только старшина, и считали его переодетым комиссаром.
 Если бы не Петя, Игнатюк вряд ли сумел бы выжить. Мальчик  каждый  день
старался достать ему что-нибудь съестное  и,  хотя  сам  голодал,  неуклонно
приносил все добытое старшине.
 "Дядя Миша, вот я вам принес!..  -  радостно  сообщал  он,  прибегая  с
котелком, где плескалась порция баланды, или  доставая  из-за  пазухи  кусок
жесткого, с опилками хлеба. - Вы кушайте, я уже обедал".
 - Я знаю, что он иногда и свое недоедал, а приносил мне, -  рассказывал
Игнатюк. - У этого парня была золотая душа.
 Там, в лагере, Петя встретил своего друга Колю  Новикова  и  еще  троих
таких же, как он, мальчиков - воспитанников из других полков. Почти все  эти
ребята были старше  его,  но  Петя  показал  себя  самым  смелым,  ловким  и
решительным. Мальчики стали готовить побег и уже вскоре исчезли из лагеря. С
тех пор Игнатюк ничего не знал о Пете Клыпе.
 Но зато его рассказ могла дополнить Валентина Сачковская. После падения
крепости она жила в Бресте вместе  с  матерью  и  другими  женами  и  детьми
командиров и хорошо помнила, как однажды поздним летом в их дворе  появилась
знакомая  маленькая  и  быстрая  фигурка.  Петя  Клыпа  со  своими  четырьмя
друзьями, успешно бежав из Бяла Подляски, снова пришел в Брест.
 Мальчики прожили в городе больше месяца, и Петя, такой же деятельный  и
энергичный, постоянно уходил что-то разведывать  и  высматривать  у  немцев.
Как-то он не выдержал и по секрету сказал Вале, что они  готовятся  взорвать
немецкий склад боеприпасов. Но в эти дни брестское  гестапо  начало  облавы,
выискивая бывших  советских  военнослужащих,  и  Пете  пришлось  уходить  из
города, где многие его хорошо знали. Он ушел вместе с теми же мальчиками,  и
Валя помнила, что потом кто-то ей рассказывал, будто  ребят  этих  видели  в
деревне Саки около местечка Жабинки, где они жили  и  работали  у  крестьян.
Больше она не слышала о Пете никогда.
 Я поехал в деревню Саки, находившуюся в 30 километрах от Бреста, и  там
нашел колхозницу Матрену Загуличную, у которой в 1941  году  жил  и  работал
Петя  Клыпа.  Загуличная  хорошо  помнила  мальчика  и   его   друзей.   Она
рассказывала, что Петя все время уговаривал своих товарищей идти на  восток,
к линии фронта. Он мечтал перейти фронт и  снова  вступить  в  ряды  Красной
Армии.
 Наконец один из мальчиков, Володя Казьмин,  согласился  идти  вместе  с
Петей. Они ушли уже осенью в далекий путь, протянувшийся на сотни километров
через  леса  и  болота  Белоруссии.  На   прощание,   поблагодарив   Матрену
Загуличную, Петя оставил ей целую пачку бог весть как сохранившихся  у  него
фотографий, обещая вернуться за ними после войны. К сожалению, эти  фото  не
уцелели. Загуличная, так и не дождавшись возвращения мальчика,  за  два  или
три года до моего приезда уничтожила фотографии.
 Следы Пети Клыпы на этом пока обрывались. Было неизвестно,  удалось  ли
этому Гаврошу Брестской крепости дойти до  фронта  или  он  погиб  во  время
своего трудного путешествия.


 ОТ БРЕСТА ДО МАГАДАНА

 Для поисков Пети Клыпы у меня оставалась одна-единственная нить  -  его
брат Николай Клыпа, который, по слухам, теперь был майором. И я,  вернувшись
в Москву из этой поездки, решил искать майора Николая Клыпу.  Я  позвонил  к
тому же "всемогущему" полковнику  И.  М.  Конопихину  в  Главное  управление
кадров Министерства обороны. К сожалению, я мог ему дать на этот раз  только
очень скудные  сведения  об  интересовавшем  меня  человеке,  что,  конечно,
затрудняло его поиски. Но я рассчитывал на то,  что  фамилия  Клыпа  -  мало
распространенная, и, возможно, благодаря этому и  удастся  найти  в  списках
офицеров майора Николая Клыпу.
 Действительно, уже на другой день, когда я позвонил Ивану  Михайловичу,
он мне сказал:
 - Берите карандаш и записывайте! Майор Николай Сергеевич Клыпа,  тысяча
девятьсот пятнадцатого года рождения в  настоящее  время  является  военным
комиссаром Маслянского района Тюменской области в Сибири.
 Обрадованный этой удачей, я тотчас  же  написал  майору  Николаю  Клыпе
(впрочем, оказалось, что не так давно он уже стал подполковником)  и  вскоре
получил от него  ответ.  Н.  С.  Клыпа  писал  мне,  что  его  младший  брат
действительно  был  участником  обороны  Брестской  крепости,  после   войны
вернулся домой живым и здоровым, но, к сожалению,  в  последние  годы  связь
между братьями оборвалась, и он сейчас не знает адреса Петра. Однако он  тут
же сообщал, что в Москве  живет  их  сестра,  у  которой  я  и  могу  узнать
теперешнее местонахождение Петра Клыпы.
 Я поехал на Дмитровское шоссе по указанному  мне  адресу,  застал  дома
мужа сестры,  и  от  него  я  неожиданно  узнал,  что  Петр  Клыпа  отбывает
заключение в  Магаданской  области,  осужденный  за  соучастие  в  уголовном
преступлении.
 Это была весьма неприятная неожиданность, но я все  же  взял  у  родных
Петра Клыпы его  адрес  и  вскоре  написал  ему  письмо,  в  котором  просил
поделиться со мной  своими  воспоминаниями,  рассказать  обо  всем,  что  он
пережил и видел в крепости.
 Магаданская область - край  далекий,  и  поэтому  прошел  целый  месяц,
прежде чем я получил ответ. П. С. Клыпа горячо откликнулся на  мою  просьбу:
он обещал подробно записать свои воспоминания и постепенно высылать  их  мне
письмами. Вслед за  тем  началась  наша  регулярная  переписка.  Петр  Клыпа
сообщал мне интереснейшие подробности  боев  за  крепость,  называл  фамилии
участников и  руководителей  обороны.  Вдобавок  он  снабжал  каждое  письмо
составленной по памяти схемой обороны, и нужно сказать, что это  были  очень
точные чертежи. Чувствовалось, что глаза четырнадцатилетнего мальчика  жадно
впитывали все, что происходило вокруг него, и в памяти его осталось  гораздо
больше событий и имен, чем в памяти взрослых участников обороны.
 Именно Клыпа помог мне наконец установить фамилию старшего  лейтенанта,
который возглавил  оборону  на  участке  333-го  полка.  Об  этом  смелом  и
решительном командире рассказывали мне и Игнатюк и  Сачковская,  но  фамилию
его они забыли. Петя же часто находился при нем в качестве связного и хорошо
помнил, что фамилия старшего лейтенанта была Потапов.
 Он  не  знал  ни  имени-отчества,  ни  должности,  какую  занимал  этот
командир. Но, по его словам, Потапов имел одну характерную примету: на  лице
его, около виска, был старый шрам. Однажды Петя спросил его, где он  получил
эту рану, и Потапов, усмехнувшись, ответил: "Кулацкая метка".
 Он рассказал мальчику, что в годы коллективизации работал в  деревне  и
был одним из организаторов первых колхозов. Как-то  раз  кулаки  подстерегли
его, задумав расправиться с ним. Этот шрам - след раны.
 К сожалению, долгое время, кроме этого эпизода, мы ничего  не  знали  о
старшем  лейтенанте  Потапове.  Его  фамилия  так  распространена,  что  без
каких-либо дополнительных данных найти где-нибудь в архивах его личное  дело
было почти невозможно. Неизвестно было его имя-отчество, и даже о том, какую
должность он занимал в полку, говорили по-разному.
 Только в 1959 году сотрудник Музея крепости Д. Лозоватский,  работая  в
архиве  Министерства  обороны,  случайно  наткнулся  на   небольшой   список
командиров, которые незадолго до войны были направлены штабом 6-й дивизии на
службу в 333-й полк. Последним в списке значился лейтенант А. Е. Потапов. По
этим инициалам и удалось позже найти его личную карточку и фотографию.
 Оказалось, что только  в  последних  числах  мая  1941  года  Александр
Ефремович Потапов был назначен на должность  адъютанта  старшего  одного  из
батальонов 333-го полка. В список он был занесен как лейтенант, но участники
обороны всегда называли его старшим лейтенантом. Могло случиться, что приказ
о присвоении ему очередного звания пришел из округа перед самой войной и так
остался не отраженным в его личной карточке.
 Мы не знаем почти ничего о его судьбе. Известно лишь,  что  Потапов  не
погиб в крепости, а попал в плен - Петя Клыпа встретил его  однажды  в  Бяла
Подляске. Позже  ему  рассказывали,  что  Потапов  якобы  был  организатором
массового побега  из  этого  лагеря.  Участь  старшего  лейтенанта  Потапова
остается пока тайной.
 Из писем Петра Клыпы я узнал много новых подробностей  тех  событий,  о
которых уже слышал от Игнатюка и Сачковской. Он, например,  детально  описал
мне, как был обнаружен склад с боеприпасами и оружием.
 Это произошло, как я говорил, на второй день обороны,  когда  у  бойцов
Потапова уже ощущался недостаток патронов. Уточняя, где находится противник,
старший лейтенант поручил Пете и Коле Новикову  пробраться  к  Тереспольским
воротам цитадели и выяснить, занята ли  немцами  полуразрушенная  башня  над
воротами.
 На первый взгляд задача казалась очень  простой:  Тереспольские  ворота
были совсем недалеко от помещения 333-го полка.
 Мальчики прошли  по  подвалам  вдоль  всего  здания  и  остановились  у
небольшого окошка в южной торцовой стене дома. Впереди, всего  в  нескольких
десятках метров, виднелись красные стены  кольцевых  казарм,  а  чуть  левее
темнел туннель Тереспольских ворот.
 Пространство между этим подвальным окном и  кольцевыми  казармами  было
усеяно глыбами вывороченной земли, камнями, пробитыми, искореженными листами
железа, сорванного с крыш.  Здесь  и  там  чернели  широкие  воронки.  Около
кольцевого здания валялись туши убитых  лошадей.  Здесь  находились  конюшни
пограничников, и во  дворе  перед  ними  стояли  длинные  бревна  коновязей.
Мальчики невольно вспомнили, что делалось здесь вчера.
 Как обычно летом, лошади на ночь были оставлены во  дворе  у  коновязи,
где их и застал обстрел. Одних тут же убило, другие были ранены и с истошным
ржанием и визгом катались по земле. Уцелевшие  кони  тоже  панически  ржали,
храпели и бешено рвали ременные поводья, которыми были привязаны  к  бревнам
коновязи. Некоторым удавалось  сорваться,  и  они  носились  по  крепостному
двору, шарахаясь в стороны от взрывов, пока не падали, сраженные  осколками.
Но те, что не смогли оборвать поводья, вскоре обессилели и затихли, и  тогда
бойцы, дежурившие с оружием  у  окон  первого  и  второго  этажей,  обратили
внимание на странное поведение этих  лошадей.  Казалось,  кони  поняли,  что
гибель неминуема. Они перестали рваться и стояли безучастно среди взлетающих
черных вихрей взрывов, низко опустив головы.  Было  видно,  как  из  больших
влажных лошадиных глаз одна за другой скатываются на  землю  крупные  слезы.
Лошади плакали, словно прощаясь с жизнью, и людям, уже привыкшим к смерти  и
страданию  людей,  было  до  жути  страшно  смотреть  на  эти  немые   слезы
беспомощных животных. И еще до полудня все кони были мертвы.
 Прежде чем выйти во двор,  Петя  и  Коля  осмотрелись  и  прислушались.
Слева, в восточной части цитадели, трещали выстрелы и слышались крики "ура!"
- видно, там отбивали очередную атаку немцев из-за Мухавца.  Но  здесь  было
затишье, и все казалось спокойным.
 Петя осторожно вылез из окна, полежал с минуту на  земле,  оглядываясь,
и, поднявшись  на  ноги,  быстро  пошел  к  Тереспольским  воротам.  Следом,
помедлив, вышел Коля.
 И  вдруг  короткая  резкая  пулеметная  очередь  протрещала   из   окна
Тереспольской башни. Пули зацокали о камни вокруг мальчиков.  Коля  кувырком
скатился через окно назад, в подвал, а Петя,  который  уже  прошел  половину
дороги, опрометью кинулся вперед и вбежал в раскрытую дверь конюшни, немного
правее Тереспольских ворот.
 Отдышавшись, он выглянул из двери. Немец больше не стрелял.  Во  всяком
случае, теперь Петя мог с уверенностью доложить старшему лейтенанту  о  том,
что в Тереспольской башне находится вражеский пулеметчик.
 Пробираться обратно сейчас было нельзя: немец, конечно, насторожился  и
подстерегал  мальчиков.  Петя  решил  немного  выждать   и   пока   принялся
осматривать конюшню.
 Она оказалась пустой. Справа под потолком зияла большая дыра,  пробитая
тяжелым снарядом. А неподалеку от нее мальчик заметил  окно,  через  которое
можно было пролезть в смежное помещение.
 Попав туда, он увидел, что это такая же пустая  конюшня.  Но  и  там  в
правой стене было окно, ведущее дальше. Так, перелезая из  одной  конюшни  в
другую, Петя добрался до поворота здания. Это был крайний юго-западный  угол
кольцевых казарм, возвышавшийся прямо над Бугом.
 В последнем помещении тоже было окно, но  уже  меньших  размеров.  Петя
кое-как пролез в него и  внезапно  оказался  в  совсем  не  тронутом  складе
боепитания. На оструганных дощатых стеллажах были  аккуратно  уложены  густо
смазанные винтовки, новенькие автоматы, наганы  и  пистолеты  ТТ.  Штабелями
стояли деревянные ящики с патронами, гранатами, минами. Тут же он  увидел  и
несколько минометов.
 При виде всего этого богатства, так необходимого сейчас его  товарищам,
сражавшимся в казармах 333-го полка, у мальчика  захватило  дух.  Глаза  его
разбегались, и он жадно трогал то одно, то другое оружие.  Наконец,  заметив
на полке блестящий маленький пистолет какой-то  иностранной  марки  и  около
него коробки с патронами, он решил,  что  это  оружие  ему  подходит  больше
всего, и сунул его в карман. Потом он вооружился еще автоматом.
 Было непонятно, каким чудом уцелел этот  склад,  находившийся  в  самой