подвиг  был
посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
 Позднее комсомолец Корчевный из  Херсона  прислал  мне  газету  "Правда
Украины" со статьей, где приводилась цитата из боевой истории 46-го полка, с
описанием подвига И. И. Иванова.
 Казалось, теперь уже не было сомнений: первым  летчиком,  таранившим  в
воздухе вражескую машину в первый час  войны,  следовало  признать  уроженца
Московской  области,  старшего   лейтенанта   Ивана   Иванова.   Но   чудеса
продолжались: позднее выяснилось, что в это же самое время,  около  5  часов
утра,  на  другом  участке  фронта,  у  городка  Замбров,  таранил   в   бою
"мессершмитт" летчик 124-го  истребительного  авиаполка,  младший  лейтенант
Дмитрий Кокорев. Об этом мне сообщил старший лейтенант Львов, приложивший  к
своему письму выдержку из полковой истории, где описан подвиг Кокорева.  Сам
летчик, подобно Рябцеву, остался жив после тарана, вернулся в свою  часть  и
был награжден орденом Красного Знамени. Кокорев погиб уже позже, 12  октября
1941  года,  над  аэродромом  Сиверская,  защищая   воздушные   подступы   к
Ленинграду.
 Вот  к  каким  неожиданным  результатам  привели  меня  поиски   следов
неизвестного летчика,  таранившего  около  десяти  часов  утра  над  Брестом
вражеский самолет. Словно разматывался сказочный клубок - так развертывалась
передо  мною  героическая  история  нашей  авиации  в  первые  часы  Великой
Отечественной войны. Петр Рябцев, таран которого произошел между  девятью  и
десятью часами утра.  Неизвестный  советский  летчик,  в  шесть  часов  утра
таранивший "мессершмитт" в районе  местечка  Выгоды  на  маленьком  самолете
"У-2". Младший лейтенант Леонид Бутелин,  совершивший  свой  подвиг  в  пять
часов пятнадцать минут утра. И, наконец, два летчика - Иван Иванов и Дмитрий
Кокорев, которые совершили воздушные тараны около пяти часов утра.
 Но за кем же все-таки остается первый  таран  в  Великой  Отечественной
войне, спросит читатель: за Ивановым или за Кокоревым? Думаю, что установить
это со всей точностью будет просто невозможно. Да и важно  ли  это  в  конце
концов?
 Пусть все эти  имена  -  Дмитрия  Кокорева  и  Ивана  Иванова,  Леонида
Бутелина и Петра Рябцева - будут отныне и навсегда вписаны в боевую  историю
нашей авиации, и страна воздаст должное памяти  отважных  летчиков,  которые
грудью прикрыли небо Родины в грозный час войны.


 ВСТРЕЧИ ГЕРОЕВ

 Весной 1957 года я отправился в длительную поездку по  Союзу.  К  этому
времени  откликнулось  уже  больше  300  участников  обороны,  и  надо  было
встретиться с  ними,  записать  их  воспоминания,  с  их  помощью  прояснить
некоторые события тех героических дней.
 Интерес к обороне Брестской крепости и ее защитникам был повсюду  очень
велик, и в краях и областях  местные  власти  охотно  пошли  навстречу  моим
просьбам. Я заранее давал знать  о  дне  приезда  и  сообщал  адреса  бывших
защитников крепости, которые живут на  территории  этой  области  или  края.
Героев обороны вызывали в областной или краевой центр, мы с  ними  выступали
на предприятиях, в клубах,  школах,  библиотеках,  а  в  свободное  время  я
записывал их воспоминания. Так я объехал больше двадцати областей Российской
Федерации, Украины и Белоруссии.
 Сколько за это время  было  удивительных  встреч,  радостных  свиданий,
неожиданных открытий!
 То  в  вестибюле  гостиницы  кинутся  обниматься  однополчане,  впервые
встретившиеся после войны, и плачут, и смеются, и  ощупывают  один  другого,
словно не веря глазам.
 - Друг!.. Живой!.. А я-то думал, уж и косточек нет...
 То разговорятся двое участников  обороны,  служившие  в  совсем  разных
полках, вроде и  незнакомые  прежде.  А  потом  неожиданно  выясняется,  что
дрались они рядом, даже ранены были одной и той же немецкой гранатой и  один
другого вытаскивал из-под огня. И удивленно, радостно хлопают друг друга  по
плечу.
 - Так это был ты?.. Ах, мать честная!.. А помнишь?..
 То  после  очередного  нашего  выступления  кто-нибудь  из  слушателей,
волнуясь,  уже  ждет  у  дверей  зала  одного  из  защитников  крепости,  и,
обнявшись, долго плачут они друг у друга на плече: вместе пробедовали годы в
гитлеровском лагере, вместе  холодали,  и  голодали,  и  товарищей  хоронили
замученных. А вокруг в сочувственном молчании толпой стоят другие слушатели,
и женщины утирают платочками  слезы,  а  мужчины  неловко  промаргиваются  и
отводят в сторону влажно заблестевшие глаза.
 Первая встреча произошла в кубанской столице -  Краснодаре.  На  Кубани
бывших  защитников  крепости  оказалось  больше,  чем  в  какой-либо  другой
области, - около сорока человек. Тридцать из них съехались в краевой  центр,
и городская  гостиница  "Краснодар"  превратилась  частично  в  своеобразное
общежитие героев Бреста. Другие постояльцы  ее  то  и  дело  с  любопытством
наблюдали их встречи.
 Вот сельский учитель Константин Горбатков, высокий, худой,  горбоносый,
тискает в объятиях могучего здоровяка Ивана Михайличенко - главного агронома
Калниболотской машинно-тракторной станции -  и  кричит  столпившимся  вокруг
товарищам:
 - Это же мой старшина... Старшина роты нашей!..
 Вот  Анатолий  Бессонов,  Владимир   Пузаков,   Николай   Тяп-ченко   -
однополчане  из  44-го  "гавриловского  "  полка  -  обступили  только   что
приехавшую  на  эту  встречу  из  станицы  Абинской  жену  своего  погибшего
командира, кого они влюбленно звали "Чапаем", - Василия Ивановича  Бытко.  А
вот и сам глава "краснодарского гарнизона" брестцев Петр Михайлович Гаврилов
сердечно приветствует  вдову  своего  бывшего  сослуживца.  Гостиница  гудит
радостными, возбужденными  голосами,  и,  когда  участники  обороны  веселой
толпой отправляются на выступление в переполненный зал  краевой  библиотеки,
краснодарцы на улицах провожают их взглядами, объясняя друг другу:
 - Герои Брестской крепости пошли.
 Выступлений  было  множество  -  в  военной  части   и   в   школе,   в
педагогическом институте и в Обществе по  распространению  знаний,  вечер  в
Доме  офицеров,  на  котором  недавно   награжденным   защитникам   крепости
крайвоенком торжественно  вручил  ордена  и  медали,  и  большая  встреча  с
трудящимися города в Доме политического просвещения.
 Четырехдневное пребывание участников обороны в  Краснодаре  закончилось
веселым товарищеским ужином, организованным для  них  местными  властями.  В
этот вечер в ресторане "Кубань" за длинными столами, поставленными "покоем",
собрались и гости, и хозяева  -  работники  краевых  советских  и  партийных
органов. В строгом, печальном молчании поднялись все,  отдавая  дань  памяти
павшим в боях товарищам. Зазвучали радостные тосты за живых  героев,  за  их
трудовые успехи, заиграл небольшой оркестр,  и  полились  песни  предвоенной
поры - и "Три танкиста", и "Прощальная комсомольская",  и  "Москва  моя".  А
потом вышел на середину  зала  знатный  комбайнер  из  станицы  Васюринской,
бывший курсант полковой школы 455-го полка Василий  Черный  и  отплясал  для
начала "Русскую" со всем  казацким  пылом  и  жаром.  И  пошло,  разгораясь,
веселье под дробный стук каблуков, под дружное  прихлопывание  в  ладоши,  с
выкриками,  с  удалым  присвистом.  Плясали   и   "сам   товарищ   старшина"
Михайличенко, и Лидия Алексеевна Бытко, и Анатолий Бессонов, и однорукий, но
по-спортивному  ловкий  Пузаков,  и  генерал  Черняк  -   военный   комиссар
Краснодарского края. И, когда уже около двух часов ночи мы вдвоем  с  П.  М.
Гавриловым отправились на вокзал, к поезду, чтобы ехать в Ростов, на перроне
нас  провожал  почти  весь  "краснодарский   гарнизон"   брестских   героев,
приехавших сюда прямо с ужина.
 В Ростове на вечере в Доме офицеров вместе с нами выступали бывший боец
333-го полка, слесарь одного из  ростовских  заводов  Константин  Коновалов,
участник обороны Брестского вокзала электромонтер  Иван  Игнатьев,  приемная
мать Александра Филя, Нина Степановна Москвичева, и Константин  Комиссаренко
- до войны боец 44-го полка. Комиссаренко работал тогда шофером на  легковой
машине  и  возил  командира  полка  майора  Гаврилова.  Теперь  он  один  из
руководителей крупной транспортной конторы в Ростове.
 Когда после этого вечера мы  вернулись  в  гостиницу,  Комиссаренко  со
смехом рассказал нам историю своей  первой  встречи  с  Гавриловым,  которая
произошла за два или три месяца до того.
 Он был безмерно рад, когда узнал из моих радиопередач, что его полковой
командир жив и здоров, и тотчас же написал ему в Краснодар. Гаврилову письмо
Комиссаренко тоже принесло большую радость. Так много  связывало  этих  двух
людей, за долгие годы проехавших бок о бок в кабине машины тысячи  и  тысячи
километров и по мирным дорогам, и по опасным дорогам войны  в  суровую  зиму
1939/40 года,  в  дни  финской  кампании.  Они  были  не  только  шофером  и
пассажиром-начальником,  но  и  настоящими  душевными  друзьями.  И  теперь,
списавшись, они решили встретиться в самое ближайшее время.
 Случилось так, что  Гаврилов  вскоре  приехал  в  Ростов.  Он  известил
телеграммой Комиссаренко и  назначил  ему  день  и  час  встречи.  Как  было
условлено, Комиссаренко пришел в  назначенное  время  в  гостиницу.  И  хотя
Гаврилов где-то задержался часа на полтора, он терпеливо ждал.
 И тут ему пришла в голову мысль проверить, узнает ли его в лицо  бывший
командир. Дело  в  том,  что  внешность  Комиссаренко  за  эти  годы  сильно
изменилась. Гаврилов помнил молодого, безусого солдата, а сейчас его  бывший
шофер стал представительным сорокалетним мужчиной, который  к  тому  же  уже
много лет носил солидную бороду.
 Комиссаренко попросил дежурного по  гостинице  сказать  Гаврилову,  что
посетитель не дождался его и ушел, а сам сел тут же, в вестибюле, на диване.
 Прошло еще с полчаса,  и  запыхавшийся  Гаврилов  вбежал  в  вестибюль.
Мельком взглянув на бородатого мужчину, сидевшего на диване  с  газетой,  он
бросился к дежурному:
 - Где тут меня человек ждет?
 Узнав, что гость ушел, он опешил.
 - То есть как ушел?.. - растерянно переспросил он. - Не может быть...
 Он был явно раздосадован и расстроен. Комиссаренко поднялся с дивана.
 - Простите, а кто вас ожидал? - обратился он к Гаврилову.
 Тот с  недоумением  посмотрел  на  этого  бородача,  неизвестно  почему
вмешавшегося в разговор.
 - Друг один... - с досадой сказал он и махнул рукой.
 - Его не Костей зовут? - лукаво спросил Комиссаренко.
 - Костей, Костей! - встрепенулся Гаврилов. - Вы его знаете? Где же он?
 - Здесь.
 - Да где же здесь? Покажите, где он, - нетерпеливо требовал Гаврилов.
 - Вот он! - Едва  сдерживаясь,  чтобы  не  расхохотаться,  Комиссаренко
постучал пальцем себя в грудь.
 Гаврилов озадаченно глядел на него.  Потом,  пригнувшись  и  пристально
всматриваясь в бородатое смеющееся лицо, медленно подошел поближе.
 -  Не  может  быть...  -  пробормотал  он  словно  про  себя.  И  вдруг
скомандовал: - А ну закрой бороду! Мешает!
 Комиссаренко, смеясь, прикрыл ее  ладонью.  И  тотчас  же  с  радостным
криком "Костя!" Гаврилов кинулся к нему. До поздней ночи сидели они тогда  в
гостиничном номере и не могли досыта наговориться.
 Как раз в эти дни в Харькове произошла другая любопытная  встреча  двух
однополчан и товарищей Константина Комиссаренко.
 Механик одного из харьковских строительных предприятий Сергей Демин  до
войны был тоже шофером легковой машины 44-го полка. Ему  обычно  приходилось
заменять Комиссаренко, когда тот ремонтировал машину или уезжал в отпуск,  и
возить в это время Гаврилова. Конечно,  оба  шофера  были  друзьями.  Другим
закадычным  другом  Демина  был  полковой  библиотекарь  Николай   Белоусов,
красивый стройный  черноволосый  парень,  с  которым  они  нередко  коротали
свободные вечера.
 Правда, у Белоусова было не так много  свободных  вечеров.  Почти  весь
свой досуг он проводил в  клубе,  где  был  главным  актером  драматического
кружка. Он мечтал когда-нибудь работать в театре, и друзья  так  и  прозвали
его "Колька-артист".
 Демин и Белоусов вместе были  в  крепости  и  сражались  оба  в  группе
старшего лейтенанта Бытко. В последние дни обороны они потеряли из виду друг
друга, в разное время попали в плен и уже больше не встречались.
 И вдруг шестнадцать лет спустя, как-то  в  воскресенье,  идя  в  густой
толпе пешеходов по центральной харьковской площади  Тевелева,  Сергей  Демин
заметил впереди себя человека, показавшегося ему очень знакомым. Он прибавил
шагу, почти догнал этого прохожего и, зайдя  сбоку,  заглянул  ему  в  лицо.
Сомнений не было: это шел Николай Белоусов, почти  не  изменившийся,  только
повзрослевший, но такой же красивый, без  единой  сединки  в  густых  черных
волосах.
 Демин немного приотстал, замешался в толпу позади Белоусова и, негромко
сказав: "Колька-артист!" - спрятался за спинами прохожих.
 Белоусов резко  остановился,  удивленно  оглядываясь  по  сторонам.  Не
заметив Демина, он решил, что ему почудились эти слова, и зашагал дальше.  И
тотчас же снова услышал веселый, дразнящий голос:
 - Колька-артист!
 На этот раз спрятаться Демину не удалось. Белоусов  разглядел  в  толпе
его улыбающееся лицо и сразу узнал друга:
 - Сергей! Демин!.. Откуда?
 И они,  радостно  хохоча  и  похлопывая  друг  друга  по  спине,  стали
обниматься тут же на площади под любопытными взглядами прохожих.
 Оказалось, что прозвище "Колька-артист" теперь уже вполне  оправдалось.
Николай Степанович Белоусов был даже  заслуженным  артистом  РСФСР,  ведущим
актером Орловского драматического театра, приехавшего в эти дни на  гастроли
в Харьков. И  в  тот  же  вечер  Демин  вместе  с  другими  харьковчанами  в
переполненном зале театра  аплодировал  искусству  своего  друга  и  боевого
товарища.
 Об этой встрече мне рассказал Сергей Демин, когда через несколько  дней
после поездки в Ростов я приехал в Харьков.  В  этом  городе  тоже  оказался
целый "гарнизон" защитников крепости, пополненный еще "мальчиком из Бреста "
- поэтом Романом Левиным, который на вечерах, состоявшихся там, с неизменным
успехом читал харьковчанам и свой "Медальон",  и  новое  стихотворение  "Кто
сказал, что герои не плачут? ", посвященное послевоенным встречам участников
Брестской обороны.
 Потом были встречи в  Запорожье  и  Днепропетровске,  в  Луганске  и  в
столице горняков - Донецке, городе, окруженном шахтами и терриконами. Семеро
защитников крепости, съехавшихся сюда со всей Донецкой  области,  единодушно
решили, что впредь они будут ежегодно собираться в День Победы  -  9  мая  -
вместе со своими семьями по очереди у  каждого  из  них.  На  следующий  год
первая такая встреча состоялась в поселке Новгородском Дзержинского  района,
где на шахте имени Артема работает горным мастером бывший  курсант  полковой
школы 44-го полка Иван Ленко. Весь коллектив шахты во главе с  руководством,
с партийной и  профсоюзной  организациями  принял  участие  в  этой  встрече
героев. Судя по фотографиям, которые после праздника прислали  мне  донецкие
брестцы, встреча была организована с широким шахтерским  гостеприимством,  и
за длинными столами, поставленными в саду, весь этот день  царила  атмосфера
бурного дружеского веселья.
 Во время поездки по Поволжью мне  довелось  встретиться  с  защитниками
крепости в Саратове и в возрожденном городе-герое Волгограде, памятные места
которого мне показывали живущие там участники Брестской  обороны  -  учитель
Виктор Ягупов и шофер Иосиф  Косов.  В  Астрахани  собралось  пятеро  героев
крепости, и один из них - Михаил Вороненке, бывший заместитель политрука  из
полка Гаврилова, а теперь  инвалид,  лишившийся  обеих  ног,  -  приехал  из
дальнего села Марфино, находящегося  в  глубинном  районе  области.  Как  ни
тяжела была для него эта поездка, он, узнав о том, что собираются  защитники
Бреста, потребовал отвезти его в Астрахань. Колхоз доставил Вороненко туда в
кабине грузовика, и он участвовал  во  всех  выступлениях,  причем  товарищи
всякий раз вносили его на сцену на руках.
 Горький и Ярославль,  Воронеж  и  Орел,  Тамбов  и  Брянск,  Калинин  и
Ленинград, Смоленск и Могилев - всюду  были  встречи  со  старыми  друзьями,
новые знакомства с участниками обороны, выступления на заводах и в колхозах,
в институтах и  школах,  в  клубах  и  воинских  частях.  Эта  многомесячная
поездка, плодом  которой  явились  десятки  тетрадей  с  записанными  в  них
воспоминаниями защитников  крепости,  закончилась  в  столице  Белоруссии  -
Минске. Там не только происходил сбор местного "гарнизона  брестцев",  но  и
состоялось торжественное вручение ордена Отечественной войны герою  крепости
и  партизану-подрывнику  одного  из  отрядов  Брестского  соединения  Федору
Журавлеву. Журавлев недавно оправился после тяжелой болезни сердца, и  орден
вручали ему дома, за праздничным столом, где собрались и товарищи по обороне
крепости, и сослуживцы, и представители военкомата. То была не первая боевая
награда смелого партизана, пустившего под откос много гитлеровских эшелонов.
Но этот орден, полученный за Брестскую оборону, был особенно дорог ему,  ибо
для тех, кто сражался в крепости, трагические дни ее защиты всегда  остаются
глубоко сокровенной и близкой сердцу памятью,  самой  тяжелой,  но  и  самой
почетной страницей биографии человека.


 ТАМБОВСКАЯ "МАМА" И ЕЕ "ДЕТИ"

 О тамбовском землячестве защитников Брестской крепости стоит рассказать
отдельно. История  этого  "гарнизона"  неразрывно  связана  с  именем  одной
женщины, которую участники обороны, живущие в  Тамбове  и  области,  недаром
называли своей "мамой".
 В 1956 году я получил письмо от пенсионерки из Тамбова Ольги Михайловны
Крыловой. В нем она  рассказывала  мне  свою  историю  -  печальную  историю
совершенно одинокого и больного человека.
 В первые дни войны около Бреста погиб ее единственный  сын.  Муж  Ольги
Михайловны тоже был на фронте и  после  победы  возвратился  с  окончательно
подорванным здоровьем. Вскоре он умер.
 Ольга Михайловна работала бухгалтером в одном из тамбовских учреждений.
После смерти мужа работа была единственным содержанием ее жизни, и только  в
коллективе сослуживцев она чувствовала себя нужным,  полноценным  человеком.
Опустевшая комната стала тягостным напоминанием о счастливом прошлом, и  она
старалась меньше бывать дома.
 Казалось, что судьба решила быть жестокой до  конца  с  этой  женщиной.
Ольга Михайловна тяжело заболела. Все чаще болезнь приковывала ее к постели,
сначала на недели, потом  на  месяцы.  Пришлось  уйти  на  пенсию,  оставить
службу, и это было новым ударом для нее. Подолгу лежа в больнице  или  дома,
где приходилось прибегать к помощи соседей, она порой  уже  думала,  что  не
поправится. Человек, привыкший всю жизнь быть на людях, она  органически  не
переносила  своего  вынужденного  одиночества  и  безделья  и  считала  себя
окончательно выбитой из жизни и никому не нужной.
 На больничной койке она слышала мой радиорассказ о  Брестской  обороне.
Он взволновал ее, тем более что там, под Брестом, пятнадцать лет назад отдал
свою жизнь ее любимый сын. И когда вскоре в здоровье ее наступило  временное
облегчение, Ольга Михайловна написала мне. "Не могу  ли  я  чем-нибудь  быть
полезной в поисках героев Брестской крепости? - спрашивала она.  -  Мне  так
хочется еще послужить людям".
 В  то  время  на  радиопередачи  откликнулись  два  участника   обороны
крепости, живущие в Тамбове. Я послал  их  адреса  Ольге  Михайловне,  прося
повидаться с ними, записать их воспоминания и отправить мне.  Она  выполнила
эту просьбу немедленно и с истинно бухгалтерской точностью.
 Но Ольга  Михайловна  не  остановилась  на  этом.  Она  по  собственной
инициативе стала искать других защитников крепости в  Тамбове  и  Тамбовской
области. Оказалось,  что  здесь  живет  немало  бывших  участников  обороны,
главным образом бойцов 393-го отдельного зенитно-артиллерийского  дивизиона,
формировавшегося до войны в большой мере из там