щадка. Раненого  с  большим  трудом  подняли  во  двор,  незнакомец  не
приходил в сознание и по-прежнему морщился и стонал.
     Было раннее утро, в траве поблескивала роса,  верхние  окна  высокого
соседнего дома отражали светлую пустоту неба. Прежде чем  вызвать  машины,
Першин приказал Ключникову выйти на улицу и определить, где они находятся.
     Прорезающая дом узкая  темная  арка  вела  в  соседний  двор-колодец,
откуда  сквозь  другую  арку  можно  было  попасть  на  улицу.  Двор   был
удивительно знаком, Ключников огляделся и понял, что был здесь недавно:  в
этом доме жила Анна, ее машина стояла  под  окнами  у  подъезда.  Да,  они
выбрались на Малой Знаменке, через дорогу от  доходного  дома  в  красивом
особняке помещалось отделение милиции. Першин по рации вызвал машины,  шум
и голоса разбудили обитателей дома, на разных  этажах  в  окнах  появились
сонные лица. Открывшаяся им картина могла напугать любого: из подвала один
за другим поднимались рослые автоматчики в пятнистых комбинезонах, лица их
покрывала комуфляжная краска; поднявшись, они тут же  устало  валились  на
землю. И уже вовсе перепугались жители, когда из подвала вынесли  раненого
и убитых.
     Люди  в  Чертолье  с  давних  пор  подвержены  беспричинным  страхам.
Необъяснимое  беспокойство  держится  здесь  неизменно,  смутная   тревога
присутствует повсюду, никто не знает,  в  чем  причина,  но  дурная  слава
издавна ширилась и росла. В разные времена московские ясновидцы, чуткие на
чужой умысел, испытывали здесь смятение сродни тому, какое несет  человеку
тайный соглядатай.  Как  будто  постороннее  внимание  преследовало  здесь
человека на каждом шагу,  тянуло  оглянуться  в  смутном  желании  поймать
чей-то взгляд.
     Знатоки, ведающие толк в свойствах рогатинки из лозы,  с  ее  помощью
отыскивали по всему Чертолью подземную пустоту: лоза то и дело указывала в
глубине земли ходы и тайники.
     Какая печаль разлита  в  тихих  изогнутых  переулках,  в  раскидистых
зеленых дворах, как ноет бепричинно душа и нет утешения, точно поразил  ее
тайный  сглаз.  Не  случайно  много  церквей  было  поставлено   здесь   в
незапамятные времена, чтобы уберечь жителей от  влияния  темных  сил.  Так
возникли на маленьком пятачке церковь Знамения,  церковь  Ржевской  Божьей
Матери, церковь Луки, церковь Пятницы на Нарышкином дворе, церковь  Николы
в Турыгине, церковь Всех Святых, не говоря уже о храме Христа Спасителя  и
соседней с ним церкви Похвала Богородице. Сколько их было здесь бок о бок,
но не устояли, рухнули - одни от времени,  а  другие  от  слепой  силы,  и
столетие  за  столетием  отчетливая  враждебность  густеет  и  копится  на
Чертолье по укромным углам.
     Между тем и раньше, до возведения храма Христа Спасителя, стоявший на
этом месте Алексеевский монастырь был порушен и по указу царя переведен  в
дворцовое Красное Село. Не хотели уходить отсюда  монахини,  но  принудили
против воли, и настоятельница предрекла, что впредь  ни  одна  церковь  не
устоит на этом месте: "Быть месту сему пусту!" Так и случилось, и никто не
знает истинной причины, но, возможно, искать  ее  следует  в  незапамятных
дославянских временах, когда на этом месте располагалось племенное  капище
лесных язычников.
     Одна лишь церковь Антипия, что на Колымажном дворе, устояла при  всех
превратностях, но видно, мало одной церкви Чертолью, и потому  неприкаянно
здесь человеку по всяк день и час.


     ...иногда они с Джуди ехали в музей, Бирс не подозревал, что  местные
музеи так  богаты.  Он  увидел  коллекцию  Поля  Гетти,  но  особенно  ему
понравилась картинная галерея во дворце "Легион чести" между  34  авеню  и
улицей Клемент, где выставлялось много картин итальянского  Возрождения  и
французских импрессионистов.
     Вечером Бирс и Джуди отправлялись в гости, на  вечеринки  -  "парти",
как говорили американцы, где  Бирс  становился  "гвоздем"  вечеринки.  Все
упрашивали его рассказать о войне  в  Афганистане,  он  видел,  как  Джуди
гордится, что он в центре внимания, глаза ее сияли от радости.
     Она улыбалась всегда, более лучезарного существа  Бирс  не  встречал.
Практичность и расчет в ней уживались с  простодушием  и  наивностью,  она
была необычайно доброжелательна и улыбалась каждому, словно не подозревала
ни в ком каверзы или подвоха, можно было подумать, что ее никто никогда не
обманывал.
     Это  были  недели  веселья.  Они  с  Джуди  все  время   смеялись   и
подтрунивали друг над другом, им было необычайно  легко  и  празднично,  и
казалось, на свете исчезали все горести и печали.
     Иногда на вечеринках появлялся  Хартман.  Обычно  он  приезжал  позже
всех, когда гости, разгоряченные выпивкой, теряли контроль и погружались в
безоглядное веселье: громкие голоса, смех, звон посуды, музыка сливались в
пестрый шум, который под кровлю наполнял дом, зыбью плескался  в  окна  и,
угасая, растекался в темноте по окрестностям.
     Хартман незаметно  возникал  в  дверях  -  трезвый,  сдержанный,  его
внимательный взгляд скользил по разудалой толпе и как бы остужал ее: могло
сдаться, из дверей внезапно потянуло прохладным сквозняком.
     Когда Хартман пригласил Бирса поужинать, Антон удивился, но не  подал
вида, тем более, что Джуди сопровождала их.
     Они  приехали  в  китайский  ресторан  "Тсе  Янг"  на  Дохени  драйв,
управляющий которого Боб Чанг, рослый тучный китаец, принял их как  старых
знакомых, радушно кланялся и улыбался сердечно.
     Едва они вошли, Джуди отлучилась на несколько минут,  чтобы  привести
себя в порядок; этого времени  Хартману  хватило  для  мужского  разговора
наедине.
     - Тони, вы оказывается, сердцеед, - заметил он с усмешкой.
     - Почему вы решили? - удивился Бирс.
     - Как же... Все женщины только о вас и говорят.
     - Ах, если бы! -  мечтательно  произнес  Бирс.  -  Бросьте,  Стэн!  К
сожалению, это не про меня.
     - Не притворяйтесь. На самом деле вам ничего не стоит увлечь женщину.
     - Какую женщину? Вы о чем? - изобразил непонимание Бирс, но про  себя
решил, что Хартман приревновал его к Джуди.
     - Одна моя знакомая совсем потеряла из-за  вас  голову,  -  продолжал
Стэн.
     "Так, - подумал Антон. -  Сцена  у  фонтана.  Неужто  будем  выяснять
отношения?" Он молча смотрел на Хартмана и ждал продолжения.
     Но оказалось, все  обстоит  иначе,  Бирс  даже  предположить  не  мог
развития событий.
     - Тони, она все уши прожужжала мне о вас. Просила познакомить.  Я  не
мог ей отказать. Надеюсь, вы не против?
     Бирс растерялся и пребывал в замешательстве,  Хартман,  не  дожидаясь
ответа, на ходу сказал что-то официанту, который тотчас поспешил куда-то.
     Зал был похож на сказочный китайский дворец:  в  полумраке  светились
разноцветные фонарики,  отражаясь  в  покрытых  лаком  деревянных  стенах,
украшенных причудливой резьбой,  на  столах  горели  маленькие  настольные
лампы, в глубине мерцали стеклянные витражи и огромные напольные  вазы  из
тонкого фарфора.
     Боб Чанг усадил их за удобный стол в  углу  зала  и  убрал  со  стола
табличку с надписью "зарезервировано".
     "Вот как! - подумал Бирс. - Значит это заранее задумано. А если бы  я
отказался?"
     Но видно, Хартману даже в голову не приходило, что кто-то  может  ему
отказать.
     Боб Чанг с поклоном предложил меню в кожаной  папке,  Бирс  открыл  и
подумал, что ему не хватит вечера, чтобы дочитать меню до конца.
     - Вот она, - неожиданно произнес Хартман.
     Бирс рассеяно поднял голову. На мгновение ему показалось, что в  зале
вспыхнул яркий свет: к столу приближалась писаная красавица.
     Девушка была на редкость хороша. Когда Бирс встречал таких женщин, он
начинал  подозревать,  что  их  специально  выводят   где-то,   в   тайных
лабораториях,  сама  по  себе   природа   не   могла   создать   подобного
совершенства.
     - Позвольте представить вам: мисс Эвелин Аранс, - поднявшись,  сказал
Хартман, Бирс встал и пожал ей руку.
     Разумеется, она  появилась  здесь  не  случайно,  вероятно,  ждала  в
ресторане или сидела в машине, и Бирс лишний  раз  убедился,  что  Хартман
всегда все продумывает и устраивает заранее.
     Эвелин была начинающей актрисой, прокладывала себе путь  в  Голливуд,
приглашение Хартмана могло означать для нее поворот в судьбе.
     Стол был на четверых - два стула  с  одной  стороны,  два  с  другой,
Хартман усадил Эвелин с Бирсом, и понятно было, что Джуди сядет с ним.
     "Умник, - подумал Бирс. - Все рассчитал".
     Да, это был точный расчет - каждому  показали  его  место,  расписали
роль: Бирс с Эвелин, Хартман с Джуди - все пристойно, две  пары,  как  две
семьи.
     "Интересно, знает ли об этом Джуди?" - подумал Бирс с любопытством.
     Едва Джуди появилась, как  тут  же  остолбенела,  лицо  у  нее  стало
удивленным, точно она увидела какую-то диковину: судя по всему,  появление
Эвелин было для нее полной неожиданностью.
     - Вот так сюрприз! - воскликнула она.
     - Эвелин любезно согласилась пересесть за наш столик,  -  с  усмешкой
объяснил Хартман. - Чтобы Тони не скучал.
     "Благодетель", - подумал Бирс.
     Конечно, это было лихо придумано, расписано, как  по  нотам:  Хартман
отодвинул Бирса на причитающееся ему  место,  в  то  же  время  благородно
позаботился о своем госте.
     Пища в ресторане была весьма причудлива, Бирс ел с опаской. Проворные
официанты-китайцы принесли  множество  немыслимых  салатов,  горы  рачков,
трепангов, лангустов, всевозможные травы, орешки и невероятное  количество
соусов, которыми следовало приправлять еду.
     Боб Чанг открыл на пробу несколько бутылок с вином, чтобы гости могли
выбрать по вкусу, и Бирс подумал, что в России такой  обычай  не  привился
бы: хозяин живо вылетел бы в трубу.
     Славный вечер плыл в полумраке и цветных огнях, как мирная  ладья  по
тихой  воде:  легкий  флирт,   легкое   вино,   непринужденный   разговор,
беззаботный смех... Такими они и смотрелись со стороны  -  две  прекрасные
пары, красивые, молодые, хозяева жизни, олицетворение удачи и успеха.
     Неподалеку курились на подносе ароматные травы, дым благовоний кружил
голову, поднимал над землей и уносил  в  невесомый  полет.  Стоило  слегка
забыться и казалось, это и есть твоя жизнь, привычное существование.
     Бирс понимал, что когда-нибудь  он  с  тоской  будет  вспоминать  эти
минуты и посетует с грустью на их мимолетность. Но стоило сейчас отчетливо
представить, где он и с кем, как верилось с трудом.  Да,  в  нынешнем  его
существовании  было  что-то  нереальное,  -  даже   в   самих   названиях:
Лос-Анджелес, Калифорния, Голливуд, Беверли-Хиллс... И если соотнести  это
с его прежней жизнью, свихнуться можно: неужели это он и неужели здесь?!
     Эвелин Аранс ошеломила всех вокруг. Едва  она  появилась,  мужчины  в
зале потеряли покой: она притягивала их взгляды, как магнит.
     Эвелин не портила компанию, напротив, тотчас подстроилась и сразу  же
усвоила правила игры: ей выпал Бирс, так тому и быть, она  постарается  не
разочаровать его. С  первой  минуты  она  взяла  роль  верной  подруги,  -
смотрела преданно и восхищалась каждым словом; Бирс опомниться  не  успел,
как забыл, что они едва знакомы.
     Это не понравилось Джуди, но она держала себя в руках и  не  подавала
вида: светской выдержки ей было  не  занимать.  И  все  же  Антон  не  раз
перехватывал  ее  неодобрительный  взгляд,  когда  Эвелин  касалась   его,
изображая влюбленность. О, делала она это ловко, умело,  словно  на  самом
деле влюбилась с первого взгляда и всю жизнь мечтала о таком мужчине.
     По правде сказать, Бирсу льстило,  что  его  обхаживает  голливудская
звезда. Пусть не звезда, но все же... Будущая звезда.  Во  всяком  случае,
женщина с  ослепительной  внешностью.  Такая  кого  угодно  может  сразить
наповал. Не будь здесь Джуди, он бы охотно приударил  за  красавицей,  тем
более, что это как бы и полагалось по отведенной ему роли, но он сдерживал
себя, зная, что огорчит Джуди.
     И все же он испытывал нечто вроде гордости:  Эвелин  привлекла  общее
внимание. На нее поглядывали отовсюду, а стоило ей подняться и направиться
в холл, как все мужчины, сколько их было, вывернули шеи и пялились вслед.
     Их можно было понять: длинные, немыслимо длинные ноги, крутое  бедро,
шелковая кожа, тугой, рвущийся на волю бюст... А походка, осанка, спина!..
В Эвелин все как будто было  предназначено  вызывать  восхищение,  кружить
голову - похоже, она для того и  появилась  на  свет,  чтобы  нравиться  и
сводить с ума. Это была сама чувственность, обольстительный сон.
     Понятно, что завидев Эвелин, мужчины теряли головы и готовы  были  на
глупости: уже один вид ее будил желание, разжигал вожделение.  Но  сегодня
она была с ним, была его дамой, Бирс чувствовал, как тщеславие переполняет
его до краев.
     После ужина Джуди хотела отвезти Бирса домой,  но  Хартман  предложил
поехать к нему, до его дома было рукой подать, несколько минут езды. Джуди
заикнулась было, что им с Бирсом с утра на студию, но Хартман  отмахнулся:
"Рано еще!"
     Сам Бирс был не прочь поехать,  Хартман  вызывал  у  него  интерес  -
магнат как-никак, воротила. И  если  представился  случай  своими  глазами
увидеть, как говорится среду обитания, зачем отказываться?
     Эвелин, та вообще готова была ехать куда угодно,  а  тем  более  -  к
Хартману.
     Большой дом стоял на склоне холма, окруженный  высокими  деревьями  и
газоном. На глаз даже нельзя было определить, сколько  в  ней  комнат.  Из
холла лестница вела вниз, в цокольный этаж,  где  находился  бар:  обшитые
темным деревом  балки  под  потолком,  как  на  старом  парусном  корабле,
маленькие, похожие на иллюминаторы  оконца;  угол  занимала  обитая  кожей
стойка, за которой высились уставленные бутылками полки.
     Джуди  почти  не  пила,  остальные  эахмелели  и  неожиданно  Хартман
предложил всем поплавать.
     - У меня с собой нет купальника, - сразу же отказалась Джуди.
     - Во-первых, здесь полно твоих купальников,  а  во-вторых,  тебе  это
никогда не мешало, - с усмешкой напомнил ей Хартман  и  предложил  плавать
вообще без всего, голыми. - Не  возражаете?  -  обратился  он  к  Бирсу  и
смотрел с лукавым интересом, как бес, искушающий праведника: откажется или
согласится?
     Это была задача  не  из  легких.  С  одной  стороны,  Бирс  не  хотел
выглядеть ханжой и провинциалом, а с другой, что ни говори,  на  это  надо
решиться, особенно в первый раз. Он пожал плечами и медлил, не  зная,  как
быть. Нет, он не стыдился своего тела, однако надо было переступить в себе
что-то, а осилить, казалось, невмоготу.
     Конечно,  он  знал,  что  так  иногда  проводят  время  в  компаниях,
присягнувших  на  легкость  нравов,  и  даже  иные  пары  сообща  меняются
партнерами, забавляясь наперекрест, но как представишь, с души воротит.
     - Оставь Тони в покое, - придя на помощь, вмешалась Джуди.
     - Я всего лишь предложил поплавать, -  ответил  Хартман.  -  Что  тут
плохого?
     - Я готова! - неожиданно объявила во всеуслышанье Эвелин Аранс и  все
обомлели: пока шел диспут, она в мгновение ока скинула  с  себя  одежду  и
осталась в  чем  мать  родила.  Правда,  еще  и  в  туфлях,  это  была  ее
единственная одежда.
     - Чудесно! - одобрил Хартман и потащил всех за собой.
     Яркие лампы осветили уютный бассейн, прозрачную голубую воду, цветную
пляжную мебель, стоящую по  бортам:  кресла,  топчаны,  легкие  столики...
Каблуки Эвелин простучали по кафелю, она сбросила туфли и  с  наслаждением
погрузилась в воду.
     Втроем они смотрели, как  она  нежится  в  воде,  похожая  на  гибкое
ласковое животное,  движения  ее  напоминали  любовную  игру,  иногда  она
замирала в истоме, словно отдаваясь кому-то и готова была вот-вот изойти.
     Они следили за ней, замерев.  Она  как  будто  заворожила  всех,  они
смотрели, не отрываясь, погруженные в странное забытье,  и  казалось,  еще
миг, она обратит их в свою веру: они сбросят одежду и прыгнут к ней.
     -  Нам  пора!  -  решительно  заявила  вдруг  Джуди,  словно  отгоняя
наваждение.
     - Минутку... Я покажу Тони  еще  кое-что,  -  воспротивился  Хартман,
увлекая Бирса за  собой,  а  Джуди  глянула  бдительно,  точно  заботливая
наседка, пекущаяся о своем цыпленке.
     По соседству с бассейном находился  спортивный  зал.  Повсюду  стояли
тренажеры и снаряды, в углу висели тугой кожаный мешок и боксерская груша,
в центре канаты ограждали ринг.
     "Неплохо для одного человека, - подумал Бирс. - Впрочем,  может  себе
позволить".
     - Вы спортсмен, не так ли? - спросил Хартман.
     - В прошлом. Но признаюсь откровенно: я восхищен!
     - Это моя гордость. Хотите попробовать?
     - С удовольствием, - Бирс в охотку опробовал тренажеры, поработал  на
груше и на мешке, сделал несколько махов на брусьях.
     - Сразу видно настоящего спортсмена: у вас даже глаза разгорелись,  -
похвалил его Хартман.
     - Еще бы: такой зал!
     - Попробуем? - Хратман снял с крючка  и  протянул  Антону  боксерские
перчатки, себе взял другую пару.
     Они натянули перчатки, стали в боевую стойку и  обменялись  шутливыми
ударами, изображая бой. В дверях появилась Джуди, остановилась у порога  и
смотрела молча, словно опасалась чего-то. Она  наблюдала,  но  Бирс  сразу
почувствовал, как изменился  партнер:  подобрался,  стал  нападать,  удары
приобрели силу и  точность,  и  двигался  он  расчетливо,  словно  они  не
дурачились, а дрались по-настоящему.
     Хартмана разбирал азарт. Присутствие Джуди раззадорило его,  он  явно
старался не ударить лицом в грязь и показать  себя  бойцом.  Вздумай  Бирс
ответить, начался бы обмен ударами, и  положение  могло  бы  выйти  из-под
контроля; он решил вести себя осмотрительно, усилил внимание  и  защиту  -
уклонялся, подставлял перчатки и плечи, а сам только обозначал  удары,  но
не бил всерьез: ему совсем не хотелось конфузить Стэна перед Джуди.
     Между тем сохранять спокойствие становилось все  труднее  и  труднее,
Хартман завелся, видно,  хотел  выглядеть  победителем.  Вероятно,  в  нем
сохранилась эта мальчишеская черта - быть во всем первым, иначе он не мог.
     Он шел  вперед,  Бирс  отступал,  но  в  конце  концов,  ему  надоело
изображать тренировочный  мешок.  Стараясь  его  достать,  Хартман  сделал
выпад, раскрылся, и Бирс ударил вразрез, встречным прямым ударом в голову,
удар получился жестким, словно Хартман с разбега  врезался  в  стену.  Его
отбросило назад, он потерял равновесие и едва не упал, в глазах  мелькнуло
недоумение,  он  не  понял,  что  произошло  и  обомлел  на  миг,   застыл
растерянно. Судя по всему, этот человек не знал, что такое отпор.
     - Может, хватит? - спросил Бирс.
     - Работаем! - запальчиво крикнул Харман, очертя голову кинулся вперед
и нападал, нападал, осыпая Бирса градом ударов.
     Трудно было поверить, что это тот  же  трезвый,  сдержанный  Хартман,
который шага не ступит опрометчиво. Сейчас он безрассудно рвался вперед  в
неукротимом желании во что бы то ни стало нанести  удар;  при  желании  не
составляло труда воспользоваться его  горячностью.  На  ринге  он,  видно,
терял голову, ему непременно надо было стать  первым,  проигрывать  он  не
умел.
     Антон пока владел собой, но постепенно терял  терпение  и  готов  был
вот-вот встретить Хартмана новым сильным ударом.
     - Вы сошли с  ума!  -  громко  вмешалась  Джуди.  -  Совсем  спятили!
Прекратите сейчас же!
     Хартман не слышал, его красное потное лицо блестело на  свету,  глаза
воинственно горели. Бирс вошел в клинч, обхватил соперника и сковал, чтобы
тот остыл.
     - На сегодня довольно, - сказал он как  можно  рассудительнее,  чтобы
успокоить Хартмана, который прилагал все усилия, чтобы вырваться.
     - Мистер Бирс, нам утром на студию, - напомнила  Джуди.  -  А  вам  в
банк, мистер Хартман. Хороши вы оба будете.
     - Почему женщины