что  дело
темное. Пока не получится, даже с его связями.
   Но ничего, я все равно проникну к Сереге.
   "Прожженная стерва может свернуть любые  горы",  -  говорила  Любаша.
Свернем. Легко.
   Я все равно доберусь до Сереги, которого я, пожалуй, все-таки люблю.
   Точно люблю.
   И почему я поняла, что мне  никогда  не  будет  нужен  никто  другой,
только когда его закрыли? И почему  моя  дурацкая  женская  гордость  не
позволяла мне наслаждаться общением с ним, пока он был на свободе? Пусть
и женатый на другой? Или я постоянно думаю о нем потому, что мне до него
никак не добраться?
   Потому, что передо мной встают все новые и  новые  барьеры.  А  любой
барьер для меня - это стимул. Пока он был на свободе, я могла просто  не
бросать  трубку  и  ответить  на  письмо  по  электронной  почте,  легко
согласиться на  встречу...  Все  было  просто.  А  мне,  идиотке,  нужны
препятствия. Или я понимаю, что мне хочется больше всего, когда дорогу к
желаемому преграждает стена.
   Я хочу, чтобы этот мужчина был только моим. Хочу, чтобы он, выйдя  из
тюрьмы, пришел ко мне и даже не думал смотреть на других женщин.
   Я хочу его...
   Я смогла выяснить, что в его камере есть телевизор, и  стала  активно
заниматься тюремной тематикой. Мою  инициативу  двумя  руками  поддержал
владелец  холдинга,  что   порадовало,   я-то   предполагала:   придется
побороться за право делать передачи о тюрьме, ан нет, оказалось, "народ"
(по мнению Кирилла Александровича) эту тему любит. Я  сделала  несколько
передач, наваяла с десяток статей. Наконец, я проникла в его  камеру.  Я
смогла. Я видела, как меня хотели все сокамерники Сергея. Меня,  стерву,
которая демонстрирует им свои ноги. Но  сделала-то  я  это  только  ради
Сереги. Остальным заодно досталось. Пусть Серега думает, как ему повезло
в жизни. А если сам не поймет, товарищи по несчастью популярно объяснят.
   Следующий этап - встретиться так, чтобы мы смогли поговорить. И  кому
же для этого нужно дать на лапу? "Найду", - сказала я себе.
   Прожженная стерва свернет любые горы и добьется того, чего хочет.
 
*** 
 
   Просмотрев  память  АОНа,  поняла:   несколько   раз   звонил   Стае.
Перезвонила и пригласила к себе.
   Стае сообщил, что сегодня отвез "дачку" в  пятый  изолятор,  где  уже
месяц парилась Елена Сергеевна, и даже пообщался с адвокатом, с  которым
до этого не встречался.
   - Хлыщ какой-то, - заметил сосед. - Если бы  не  знал,  что  адвокат,
решил бы, что депутат.
   Такая же гнусная рожа. И такой же хапуга.
   - С тебя, что ли, хотел что-то поиметь?
   - А то! Сказал: хочешь на свидание, устрою. Только бабки  гони.  Все,
что хочешь, устрою. Только гони бабки. Сам  залетишь  -  вытащу.  Только
гони бабки. А так - кради, убивай, насилуй. Главное: гони бабки, и  тебе
все будет как с гуся вода. Слушай, Юлька, а эти адвокаты все такие?
   - Надеюсь, что нет. Этот - первый по уголовным делам, с  которым  мне
довелось общаться. Мне, правда, он свидание организовать не смог. Или не
захотел. Или выполнял указания тех, кто ему платит гораздо  больше,  чем
могу  заплатить  я.  Не  знаю.  А  насчет  адвокатов...  Все,  с  кем  я
сталкивалась из тех, кто специализируется по авторскому праву, -  совсем
другие, даже очень приятные в общении. По имущественным вопросам - тоже.
По крайней мере, с  меня  три  шкуры  не  драли,  гонорары  были  вполне
приемлемые, я, кстати, ожидала, что возьмут больше. Но  уголовное  право
имеет свои особенности. Тут  крутятся  гораздо  большие  деньги,  чем  в
других сферах, и  гонорары  значительно  выше.  Адвокат,  работающий  на
Колобова и иже с ним, несомненно,  избалован  деньгами  и  беспринципен.
Хотя, наверное, так и надо. Так что ты ему сказал?
   - Телефон записал.
   Я заметила, что  если  Стае  желает  попасть  к  Елене  Сергеевне  на
свидание, то стоит для начала попробовать пойти официальным путем.
   Женский изолятор - не "Кресты", куда бабы ломятся  к  своим  мужикам.
Мужчины-то  женщин  не  очень  радуют  своими  посещениями.   Но   меня,
признаться, удивило само желание.
   - Жалко мне бабу, - сказал Стае. - Ее внезапно все  бросили.  А  ведь
она не убивала мужа!
   И не лупила она его этим ангелом!
   - Откуда ты знаешь?
   Во-первых,  сосед  слышал,  как  Елена  Сергеевна  кричала  в   своей
квартире, куда мы прибыли той ночью, когда она вызвала Стаса. Мой  сосед
уже успел пообщаться с соседями Елены Сергеевны (правда, не. С  моделью,
с которой имела счастье познакомиться я). Во-вторых,  он  не  считал  ее
дурой - после того, как какое-то время  они  провели  вместе.  Стае  был
уверен: Елена Сергеевна действовала бы  более  разумно.  Я,  признаться,
была не уверена. В состоянии аффекта человек способен на  такое,  о  чем
сам не догадывается. Мне приходилось присутствовать при допросах,  когда
люди сами искренне удивлялись содеянному. В-третьих,  и  адвокат  (пусть
хлыщ и прощелыга) не сомневался  в  невиновности  Елены  Сергеевны.  Она
сказала ему, что в тот злополучный день в самом  деле  дотрагивалась  до
бронзового ангелочка: переносила его с одной  тумбочки  (в  гостиной)  в
комнату, где  спал  муж.  Елена  Сергеевна  решила  немного  переставить
статуэтки в квартире. На нее подобное иногда находило от нечего  делать.
Ее просто кто-то подставил.
   Сама Елена Сергеевна считала, что это сделала Аллочка.
   - Юля, а когда вы были в квартире с этими братками, они точно его  не
шарахнули?
   - Стае! - взвыла я. -  Уже  доказано,  что  удар  был  нанесен  после
смерти, причем через несколько часов после смерти. Когда нас в  квартире
и в помине не было. А умер он от другого!
   Не от удара ангелом!
   Но тут мне невольно вспомнились Витины слова о быстро выводящемся  из
организма яде...
   Правда, я не  стала  делиться  со  Стасом  своими  воспоминаниями,  а
заявила, что очень устала, так как у меня был тяжелый день, и  попросила
держать меня в курсе развития событий. Сама обещала делать то же самое.
   Но Стае еще не закончил. Он заявил, что ему в ближайшее  время  нужно
срочно найти женщину: деньги заканчиваются. Стае просил у  меня  помощи,
причем женщина ему требовалась  ненадолго  -  пока  Елену  Сергеевну  не
выпустят на свободу. ,А  вообще  у  Стаса  в  голове  уже  созрел  план:
посадить вместо Елены Сергеевны  (при  его  помощи)  Аллочку,  а  самому
жениться на  благодарной  вдовушке  и  таким  образом  решить  все  свои
проблемы.
   - Ну ты и негодяй, - покачала головой я.
   - Юля, каждый думает о своем благополучии. А мне сколько лет осталось
по тетушкам бегать? Годы-то идут. И надоели они мне. Лучше с одной.  Тем
более Елена Сергеевна еще о-го-го.  Женюсь.  Тебя  приглашу  на  свадьбу
свидетельницей. Ведь без тебя я бы про нее даже не узнал.
   Представляю, как Елена Сергеевна будет счастлива видеть меня на своей
свадьбе. Если она, конечно, состоится. Хотя чем черт не шутит...
 
*** 
 
   -  Пришла  пора  лично  познакомиться  с  Юленькой,  -  объявил  Иван
Захарович.
   - Гадом буду, она кого хочешь достанет, -  буркнул  Лопоухий.  -  Эта
стерва.
   - Но она, в натуре, способна докопаться до истины, - заметил Кактус.
   - Сечешь поляну, Дима, - кивнул Иван Захарович.
   - А Татаринов? - Лопоухий  с  Кактусом  вопросительно  посмотрели  на
шефа.
   - Думаю, все-таки не он. Хотя... Познакомимся с Юленькой лично, а там
посмотрим. Но нужен оригинальный подход.
   - К знакомству с биксой?
   - С этой - да. Так, давайте-ка прокрутим все ее сюжеты  за  последнее
время. Тащи кассету Виталя. А ты, Дима, все ее статьи.
   После просмотра записей Иван Захарович ничего не решил и принялся  за
чтение подборки еженедельников.
   - Вот это покатит! То, что нужно! - воскликнул через некоторое время,
в предвкушении потирая руки. - Прикольнемся дебил.
 
Глава 22 
 
   Утром я проснулась от настойчивого телефонного звонка.  АОН  объявлял
номер телефона редакции, а если точнее, то нашей главной. Посмотрела  на
часы. Одиннадцать. Да, Виктория Семеновна уже  приступила  к  выполнению
своих обязанностей. Но сегодня я не должна сдавать никаких статей.
   А значит, что-то случилось.
   Телефон звонил и звонил. Я вскочила с кровати,  чуть  не  грохнулась,
зацепившись за развалившегося  на  полу  кота,  который  даже  не  думал
подвинуться, подпрыгнула к аппарату и схватила трубку.
   - Дрыхнешь, что ли? - вместо приветствия спросила хриплым прокуренным
голосом главная. - А тебя тут мужик домогается.
   - Мужик-то хоть ничего? - поинтересовалась я.
   - Не знаю.  Я  не  по  этой  части,  как  тебе  известно.  Но  внешне
представительный. Говорит, банкир.
   - Терпеть не могу банкиров, - заметила я.
   - А это я ему уже сказала, - сообщила Виктория Семеновна.
   В трубке послышался какой-то  невнятный  гул.  По  всей  вероятности,
домогающийся меня банкир находился в кабинете Виктории Семеновны и решил
как-то прокомментировать услышанное. Главная его  послушала  и  передала
мне, что банкир терпеть не может журналистов, еще больше -  журналисток,
а меня в особенности Я уточнила, знакомы ли мы с ним  лично  и  в  каких
статьях я его пропечатывала. Телесюжетов о  банкирах  и  банках  у  меня
точно  не  было.  Оказалось,  что  мы  никогда  не   были   друг   другу
представлены, но я неоднократно проходилась в своем творчестве  по  ряду
его знакомых, делая им рекламу, о которой они  не  просили.  Поэтому  он
предпочел бы никогда со мной не встречаться.
   И вообще моя физиономия в телевизоре его жутко раздражает.
   - Он случайно не из психушки сбежал? - поинтересовалась я.  -  То  он
меня домогается, то...
   - Сейчас уточню, - бросила мне в трубку Виктория Семеновна и в  самом
деле уточнила.
   К сожалению, я не могла слышать ответ  банкира,  только  поняла,  что
говорить он стал значительно громче.
   - Юлька, ты слушаешь? Он говорит, что  мечтает  добраться  до  твоего
горла и придушить.
   И просит о встрече.
   - Скажите, что только в присутствии санитаров. Он  -  в  смирительной
рубашке.
   Виктория Семеновна и это передала. Я  представляла,  как  она  сейчас
давится от смеха и какие усилия прилагает, чтобы не расхохотаться.
   Мы потом с ней вместе посмеемся. Конечно, если до меня  не  доберется
этот псих.
   Виктория  Семеновна  тем  временем  передавала,  что  банкир  обещает
скрутить меня в бараний  рог,  переломать  мне  все  конечности,  причем
каждый палец на руках по отдельности,  чтобы  больше  не  могла  писать,
выбить зубы, свернуть челюсть, вспороть брюхо и выпустить наружу  кишки,
на которых меня и повесит. Когда главная мне все это говорила, в  трубке
в качестве фона слышались раскаты грома: это, по всей  вероятности,  был
банкирский голос.
   Выслушав Викторию Семеновну внимательно, я поинтересовалась, не хочет
ли он меня изнасиловать.
   - Сейчас спрошу.
   В кабинете главной упало что-то из мебели.
   Из руки Виктории Семеновны трубку вырвали, и мне было  сообщено,  что
говоривший желает вступить в половые отношения с моей матерью.
   Судя по тому, что я услышала дальше, он явно был извращенцем.  Может,
он ошибся с изданием? У нас ведь в холдинге несколько редакций.
   Мне  надоели  оскорбления  и  в  свой  адрес,   и   в   адрес   своих
родственников, и было жаль мебель Виктории Семеновны, поэтому я прервала
лившийся на меня речевой поток и спросила вкрадчивым  голосом  (памятуя,
что беседую с психом), что  привело  господина  в  наше  издательство  и
почему у него возникло такое  страстное  желание  увидеть  мою  скромную
персону.
   Я ожидала  услышать  какой  угодно  ответ,  только  не  тот,  который
последовал:
   - Меда хочу, - сказал банкир.
   Я  на  мгновение  лишилась  дара  речи.  Потом  сказала   себе,   что
волноваться не стоит,  так  как  нервные  клетки  не  восстанавливаются,
скачки давления мне ни к чему, вон у моей мамы они дали кровоизлияние  в
глаз, а мне глаза для работы нужны, поэтому следует успокоиться.  Сейчас
много сумасшедших. Уже одно то, что банкира лично  принесло  в  редакцию
искать журналистку, не говорит в пользу его нормальности.
   Если этот тип вообще банкир. Ведь у людей же разные  бывают  мании  с
фобиями.
   - Какого меду? - спросила я ровным голосом.
   - Деревенского, - ответил мужик.
   - А я-то тут при чем? Я медом не торгую.
   - Но вы его ели, - сказал банкир. - Или все наврали?
   Я попросила пояснить поподробнее, что ему от меня надо.
   - Вы в сарае сами сидели, или вам про него кто-то рассказал?
   Ах вот оно что... Но чего ж это он  так  долго  собирался?  Статья-то
ведь о дедуле с бабулей не вчера вышла, и даже  не  на  прошлой  неделе.
Больше месяца прошло. Или этот псих столько времени зрел? У нас  сегодня
случайно не полнолуние?
   Банкир тем временем продолжал говорить.
   Оказалось, что его держали в том же сарае, что и меня, и  у  того  же
шеста. Ухаживали за ним говорливый дед и молчаливая бабка, и кормили они
банкира натуральными деревенскими продуктами, вкуснее которых он в жизни
не ел - ни в наших ресторанах, ни в Европах, Азиях и Америках.  По  ходу
дела банкир сообщил, что ему за свою бурную жизнь  довелось  и  в  армии
послужить, и на "хозяина" он работал не один год и не один  раз,  но  из
всех мест заточения он вспоминает деревенский  сарай  с  ностальгической
грустью. Банкир вздохнул и добавил, что никогда так хорошо  не  отдыхал,
как там.
   - Так вы сами в сарае сидели? - уточнил он.
   Я подтвердила, что сама.
   - По доброй воле или по принуждению?
   - По принуждению.
   - Я бы хотел дедулю с бабулей отблагодарить, -  заявил  банкир.  -  И
медка попросить.
   Вы не могли бы до них как-нибудь добраться?
   Я заплачу.
   Я подумала. Мне тоже  хотелось  еще  натурального  продукта.  Могу  я
попросить Колобова доставить мне что-то из дедулиных  запасов?  Или  его
орлов? Да и на банкира почему-то взглянуть захотелось, раз у него  такие
человеческие слабости.
   - Я смогу приехать в редакцию не раньше, чем  через  час,  -  сказала
банкиру. - К себе после  ваших  угроз  не  приглашаю.  Встречаться  буду
только при большом скоплении свидетелей.
   Но банкир пригласил  меня  вместе  пообедать  в  ресторане  по  моему
выбору. Что-то часто меня в последнее время обедами стали потчевать. Как
свинью, которую готовят на убой. Но журналистское любопытство гнало меня
и на эту встречу. Возникло желание взять у банкира интервью.  Его  потом
можно будет опубликовать в рубрике "Отзывы по следам наших выступлений".
Договорились на два часа: я решила заскочить в редакцию и выяснить,  что
там произошло и чего ждать от банкира.
   Когда доехала до нужного здания, охранник, оберегающий нашу  редакцию
от явных и тайных врагов и шпионов, при виде меня закатил глаза, оторвав
их не от извечного кроссворда или, по крайней мере, сборника  анекдотов,
а от какого-то моего старого репортажа (правда, не про мед),  что  меня,
признаться, удивило.
   - Чего было? - спросила у него.
   - Сухорукой приезжал собственной персоной. Из "Сибзонбанка".  Весь  в
телохранителях.
   "Свиньей" шли. Еле в двери наши протиснулись.
   Мы уж тут все струхнули. Я вон твои статьи последние перечитываю. Чем
ты ему не угодила?
   - Мы с ним в одном сарае сидели, - пояснила я.
   - А ему там понравилось? Или ты понравилась? - ухмыльнулся  охранник.
- Юлька, такого мужика брать надо. Говорят: неженат.
   - В разное время сидели, так что лично не встречались, - ответила я и
проследовала к Виктории Семеновне, по пути отвечая  на  вопросы  коллег,
которые разделились на две группы. Одна, как и охранник,  придерживалась
мнения, что я понравилась Сухорукову  как  женщина  и  по  глупости  ему
отказала, а он меня теперь домогается. Ну где это видано, чтобы  банкиры
сами приезжали к  журналистке?  Вторая  группа  считала,  что  я  где-то
перешла ему дорогу и  всему  издательству  вполне  может  вскоре  прийти
конец.
   Господин Сухоруков Иван Захарович имел весьма странную  кличку  Сизо,
причем она появилась в годы его  молодости,  проведенные  в  Сибири  (по
принуждению).  Кто-то  умный  сложил  первые  буквы  фамилии,  имени   и
отчества, потом добавил еще одну - и получилось родное  слово  для  тех,
кто так любит давать погоняла.
   В более поздние годы Иван Захарович его оправдал, вернее,  попытался.
Он хотел построить для родного города новый следственный изолятор.
   Душой он болел за тех, кто томится в тесных некомфортабельных камерах
и спит по очереди.
   Возможно, не исключал, что самому придется переселиться из банкирских
хором в не лучшие условия  на  Арсенальной  набережной.  Можно  сказать,
думал строить для себя и  для  друзей.  Да  и  память  о  себе  потомкам
хотелось оставить.
   Прославиться на века (похоже, лавры Антония Томишко не давали покоя).
А то и встать в один  ряд  с  Растрелли,  Росси,  Монферраном.  Он  даже
собственноручно проект подготовил (со знанием дела). Но, несмотря на  то
что, услышав про инициативу Ивана Захаровича, еще  несколько  теперешних
бизнесменов и банкиров были готовы вложиться в  проект,  он  не  получил
поддержки у городской администрации, возможно, потому, что никто из  них
пока не сидел.
   Однако оппозиция тут же ухватилась за идею (возможно, чтобы  получить
материальную поддержку на следующих выборах  -  ведь  спонсоры-то  и  на
строительстве изолятора, и на выборах  одни  и  те  же,  а  возможно,  и
потому, что среди них нашлись достойные  люди,  которым  самим  довелось
погостить на Арсенальной набережной, дом семь) и стала активно проводить
ее в массы, заодно воспевая нового Савву Морозова, продолжателя  исконно
русских традиций меценатства. Зачем городу новые дороги? Зачем развязки?
Зачем пешеходные улицы? Комфортабельный следственный изолятор для лучших
людей  -  вот  первейшая  необходимость.  А  остальные  граждане  и   по
колдобинам ездить могут.
   Столько лет ездят - и ничего. А вот избранным  после  палат  каменных
сложно на жесткие нары перебираться.  В  особенности  если  эти  люди  в
скором  времени  все  равно  будут  признаны  невиновными.  Ну  что   ж,
посмотрим, что произойдет на  следующих  выборах.  Может,  строительство
нового  изолятора  станет  основным   пунктом   предвыборной   программы
какого-нибудь кандидата. Сам Сухоруков, правда, его основным  не  делал.
Но он  в  Госдуму  пытался  пройти.  Если  в  следующий  раз  полезет  в
губернаторы...  Кстати,  скученность  на  самом  деле  является  главной
проблемой следственных изоляторов в Питере.
   В большинстве других регионов России - это  голод.  В  "Крестах"  же,
случается, и хлеб выбрасывают. Живут за счет  передачек.  Есть  тюремный
магазин, которым активно пользуются. Да и с хлебом проблем нет - на  тот
случай, если некому носить дачки и класть деньги на счет.
   Виктория Семеновна встретила меня, как блудную  дочь  и  показала  на
сломанный  стул,  пояснив,  что  известный  банкир  господин  Сухоруков,
баллотировавшийся в Госдуму и проигравший выборы японскому  меньшинству,
которое по непонятным  причинам  решило  выдвигать  свою  кандидатуру  в
Питере, а не на Курилах, этим стулом в гневе шарахнул об пол. Банкирской
рожей, по мнению Виктории Семеновны, следовало бы нечистую силу в  хлеву
отпугивать, и сарай, где нас держали,  для  него  был  самым  подходящим
местом.
   Я вспомнила, что когда  Сухоруков  баллотировался  в  Госдуму,  то  в
телевизоре выглядел вполне благообразно.  Виктория  Семеновна  заметила,
что тогда с ним явно работал отряд высокооплачиваемых  имиджмейкеров,  а
теперь  он  вернулся  к  своему  обычному  облику.  В  этом  облике  для
спокойствия мирного населения ему самое место за забором  с  несколькими
рядами колючей проволоки по верху, за которым он в свое время  и  провел
немало лет.
   - Да, люди, которые раньше в тюрьмах  и  в  колониях  сидели,  теперь
хотят в правительстве, - грустно заметила я.
   -  И  задача  нас,  журналистов,  этого  не  допускать!   -   подняла
указательный палец вверх Виктория Семеновна. -  Мы,  конечно,  не