проходной велозавода имел свидание с одним  из  связных,
"подававших" его долю.
   Взвизгнула молния. Вынув бумаги, лежавшие сверху, следователь  извлек
снизу плотный коричневый конверт и отсчитал требуемое.
   Подрядчик молча  смотрел,  затем  принял,  не  пересчитывая,  купюры,
обронив только: "Отлично!"
   Трикоз восстановил порядок в папке, отложил ее и поднялся.
   Бурцев вопросительно взглянул, но Сергей Романович  притормозил  его,
выставив длинную, как белужий плавник, кисть.
   - Не беспокойтесь. Спущусь в подвал, посмотрю оборудование. Любопытно
все же. Каталог - одно, а живьем - совсем другое дело.
   Подрядчик усмехнулся и протянул руку к полке.
   - Возьмите фонарь, там сегодня половина  освещения  накрылась,  когда
слесаря подключились со своим инструментом. Или все-таки проводить?
   Сергей Романович вскинул подбородок и хмыкнул:
   - По-моему, я в своем доме. А?
   Но фонарь - мощный, японский - все-таки взял.
   Уже на первом этаже, в холле, его снова пронизал сырой холод.
   "Подморозит к ночи",  -  деловито  прикинул  следователь,  выходя  на
заляпанное грязью переднее крыльцо, чтобы спуститься к  зияющим  воротам
гаража, откуда вниз, в  подвал,  вела  лестница.  Два  марша  по  девять
ступеней.
   Фома  не  подавал  признаков  существования,   и   Трикоз   прошлепал
незамеченным вдоль стены  до  ворот,  где  темнота  стояла,  как  густая
жидкость, и включил фонарь.
   Голубоватый дымящийся луч выхватил  ступени,  скользнул  по  обломкам
досок, упаковочного бруска, пестрого пластика. Трикоз пригнул  голову  и
нырнул в низковатый для него проем,  повернулся  направо  и  нащупал  за
выступом несущей стенки выключатель.
   Нехотя вспыхнули пыльные лампы - две, и обе в самом дальнем углу, где
темнела туша патентованного газового котла и штабелем лежали  нарезанные
по чертежам заготовки трубопроводов и крепежа...
   Как  только  следователь  Трикоз  покинул  "малую  гостиную",  Бурцев
сбросил с плеч полушубок и,  беззвучно  ступая  в  мягких  полуботинках,
переместился к двери, оставшейся неплотно прикрытой. Здесь  он  постоял,
прислушиваясь, пока снизу не донесся визг  открываемой  наружной  двери,
разбухшей от сырости. Рвануло сквозняком,  тупо  бухнула  дверь,  и  все
стихло.
   Теперь у него было  чистых  минут  пять.  Бурцев  вернулся  к  столу,
натянул перчатки и бережно, словно она была из тонкого стекла,  потрогал
папку следователя. Заказчик, безусловно,  доверял  ему,  и  то,  что  он
оставил  служебную  документацию  здесь,  не  могло   быть   примитивной
подставой.
   Тем не менее следовало соблюдать осторожность.
   Совершенно беззвучно распустив молнию, он помедлил мгновение, пытаясь
различить сквозь настырный гул  оконной  пленки  какой-либо  посторонний
шум.
   Ничего. Все спокойно. Обтянутые тонкой лайкой пальцы  скользнули  под
обложку папки, выдвинув оттуда листки документов, лежавшие сверху.  Так,
чтобы  их  можно  было  мгновенно  вернуть  на  место.  Деньги  его   не
интересовали, а кроме блокнота и аккуратно спрятанных  в  своих  гнездах
карандашей, ручек и пары фломастеров, в папке  ничего  больше  не  было.
Несколько раз он уже проделывал это, но в спешке и без особого успеха.
   Первой  ему  попалась  на  глаза   куцая   бумажонка,   связанная   с
психиатрической экспертизой некоего Козыря.  За  ним  следовал  протокол
допроса гражданки Сабины Новак. Что здесь?
   Он скользнул взглядом по строкам, расположенным  ниже  девятой  графы
официального бланка, и прищурился. Там стояло: "Свидетелю сообщено,  что
он (она) вызван (а) по делу об  умышленном  убийстве  гражданки  Зотовой
Е.И.".
   Он прикусил губу, выдернул лист из папки, перевернул  и  стремительно
пробежал   глазами   текст,   написанный   отчетливым,   с   готическими
заострениями и немалым числом орфографических ошибок почерком Трикоза.
   После  фразы  "По  существу  заданных  мне  вопросов  могу   пояснить
следующее" он задержатся лишь в двух  местах,  в  изложении  следователя
звучавших следующим образом: "... В моем распоряжении находится случайно
попавший ко мне фрагмент  письма,  по-видимому  принадлежащий  знакомому
Зотовой",  и  далее:  "В  случае  необходимости  свидетельница  выразила
согласие оказать содействие  следствию  в  составлении  фоторобота  либо
опознании упомянутого ею лица".
   Заключительная часть протокола его не заинтересовала. На ощупь  найдя
среди бумаг на столе ручку, на обороте старой накладной он черкнул  имя,
фамилию свидетельницы  и  содержание  пункта  семь  -  постоянное  место
жительства и домашний телефон. Затем вернул бумаги  на  место,  задернул
молнию, бросил папку на стол и снял перчатки.
   Лоб и щеки его взмокли от пота, руки горели. Свернув вчетверо  листок
накладной с неровными строчками,  он  опустил  его  в  нагрудный  карман
фланелевой  рубахи  и  осушил  лицо  свежим  платком.  Внутри  отчетливо
отстукивало: "Везение...
   Сумасшедшее, слепое везение... Так не бывает... Так не бывает...  Что
это может означать?" И тем не менее обратный отсчет уже велся.  В  любом
случае действовать необходимо прямо сейчас. С абсолютной,  стопроцентной
надежностью... Протокол...
   Что-то вроде мины-ловушки, и он уже наступил на  взрыватель,  приведя
механизм в действие. Еще одно неосторожное движение - и рванет.
   Дверь внизу снова завизжала,  и  пока  следователь  поднимался  своей
спотыкающейся и шаркающей походкой, Бурцев успел  накинуть  полушубок  и
углубиться в дела.
   Войдя в комнату, Трикоз сунул на полку фонарь,  прошел  к  "козлу"  и
долго молча грел  руки,  потирая  ладони  с  неприятным  сухим  шорохом.
Подрядчик, не задавая вопросов, ждал, пока он с этим покончит.
   Наконец следователь повернулся к столу и скрипуче проговорил:
   - Мощный агрегат. Но откуда в  подвале  вода?  Бурцев  слегка  поднял
брови.
   Заказчик куражится. А как иначе?
   - Чепуха какая-то! - Трикоз  все  больше  раздражался.  -  Пять  тонн
одного битума на изоляцию - и вода. Куда это годится?
   Подрядчик опустил веки и усмехнулся углом рта.
   - Не стоит так  волноваться,  Сергей  Романович.  Не  забывайте,  что
первый этаж выводили поздней осенью. Все это устранимо.
   Трикоз недоверчиво  покосился  и  стал  что-то  прикидывать.  Наконец
сказал:
   - Хорошо. Пусть. Надеюсь, все будет сделано надежно.
   - Я гарантирую, - сухо бросил подрядчик. - Вы меня знаете.
   Следователь кивнул, нервно прохаживаясь от окна к окну на  журавлиных
ногах и поматывая  тяжелой  головой.  Бурцев  проводил  его  взглядом  и
поднялся.
   - Если вы посмотрели, то и у меня все. Вас подбросить до центра?
   - Как обычно. - Трикоз остановился и потянулся за папкой. - На  то  и
рассчитывал. Как поживает ваш лимузин?
   - Ну уж и лимузин! - негромко засмеялся Бурцев.  -  Ему  уже  восьмой
год, на ладан дышит. Спускайтесь, Сергей Романович, я  вырублю  сеть.  У
вас больше нет ко мне вопросов?
   - Нет. - Следователь поднял воротник куртки и  шагнул  к  дверям,  за
которыми угадывалась в полумраке галерея, опоясывающая холл.
   Бурцев спустился следом,  и  вдвоем  они  вышли  на  крыльцо.  Трикоз
подождал, пока тот выведет машину к воротам, а затем, стараясь снова  не
испачкать обувь, влез на сиденье справа от водителя.
   В салоне уже работало отопление.  Охранник  закрыл  за  ними  створки
ворот,  и  пару  минут  спустя  они  уже  катили  через  Дьяково,  слабо
освещенное редкими фонарями, в  сопровождении  собачьего  бреха.  Мелкая
крупа с шорохом секла лобовое стекло. Дорога была скверная, и,  пока  не
свернули на трассу, Бурцев вел напряженно,  слегка  подавшись  вперед  и
навалившись грудью на руль.
   На трассе он  свободно  откинулся  назад  и  покосился  на  спутника,
помалкивавшего рядом. Стрелка спидометра резво пошла вправо.
   - Что нового, Сергей Романович? - безразлично спросил подрядчик.
   Следователь поморщился.
   - Что у нас может быть нового? Стоим на ушах. Сами знаете.
   Подрядчик кивнул, не отрываясь от дороги.
   - Пресса просто остервенела от этого дела.
   -  Неудивительно,  -  согласился  следователь.  -  Народ  напуган.  У
следствия полтора десятка версий. Догадываетесь, что это значит?
   - Догадываюсь. - Бурцев лихо обошел низко сидящий "КамАЗ" с прицепом.
   Его темно-бордовый "пежо" был  хоть  куда.  -  Это  значит  -  ничего
конкретного. Я закурю, не возражаете?
   Трикоз не возражал, хотя  и  не  терпел  дыма.  Хозяин  -  барин.  Он
приспустил стекло со своей стороны. Они уже въезжали в  окраинный  район
новостроек, оставалось совсем недолго.
   - Самое главное, - вдруг произнес он, как бы вспомнив что-то, -  этот
парень везде  оставляет  улики.  Но  ни  одна  из  них  не  срабатывает;
наоборот, все запутывается еще больше. Теряем время.
   Подрядчик покачал головой.
   - В вашем ведомстве невнимательно смотрят американское  кино.  Иногда
бывает полезно.
   - Что вы имеете в виду? - заворочался следователь.
   - Опытные преступники  так  поступают  довольно  часто.  Своего  рода
ложный след. Эти улики наверняка им запрограммированы.
   Следователь пожал плечами и умолк. Почему-то не хотелось поддерживать
этот разговор. Бурцев нередко ставил его в тупик,  на  полшага  опережая
его мысли... Непростой мужик... Что он знает о нем?  Что  в  прошлом  он
руководил архитектурной мастерской? Что в восемьдесят девятом  вместе  с
еще тремя коллегами основал фирму и кое-чего добился за  эти  годы?  Что
его рекомендовал ему  человек,  заслуживающий  особого  доверия?  Бурцев
любит деньги, но и язык за зубами держать умеет. А это  дорогого  стоит,
особенно сегодня.
   "Пежо" свернул к бортику  и  тормознул,  слегка  присев  на  передние
колеса.
   Справа, повыше запотевших витрин, горела темно-красным неоном круглая
вывеска кафе "Блин". Сергей Романович имел  обыкновение  ужинать  именно
здесь - нешумно, сносная еда без всяких буржуйских штучек,  напоминающих
по вкусу туалетную бумагу.
   - Угадал? - насмешливо спросил Бурцев. Трикоз развернулся, сунул  ему
вялую костлявую руку и, оставив без ответа вопрос, проговорил:
   - Буду в четверг на следующей неделе. До этого  -  только  вечером  в
воскресенье. Все проблемы -  в  рабочем  порядке.  Со  звонками  тот  же
нулевой режим. Никаких переговоров - ни обычных, ни сотовых. Я пока  еще
не чувствую желания, пообщаться с нашей службой внутренней безопасности.
   Подрядчик внимательно  всмотрелся  в  его  длинное  лицо,  в  крупные
мутноватые  глаза,  прикрытые  голыми  веками,  скользнул  взглядом   по
непропорционально мощной, как у акромегала, челюсти.
   Трикоз отстегнул ремень и, не прощаясь, полез из машины. На мгновение
его лоб окатило багровым отблеском неона.
   Когда он уже собирался захлопнуть дверцу,  его  спутник  вдруг  резко
наклонился вправо и проговорил:
   - Мне нравится работать с вами,  Сергей  Романович.  Мы  могли  бы  и
дальше оставаться деловыми партнерами. Подумайте об этом.
   ... Когда Бурцев отъехал, слишком резко притопив педаль газа  и  едва
успев увернуться от неожиданно возникшего  из  темноты  большого  серого
"фольксвагена", перед глазами у него все еще  стояло  лицо  следователя,
поразительно  похожее  на  маску  личинки  большой  стрекозы,  именуемой
"коромысло".
   Пучеглазое, с остро выпирающими скулами, в странном освещении у входа
в кафе оно казалось измазанным липкой красной помадой.
   Белоглазая хищная  тварь...  Голые  рефлексы.  Умеет  только  одно  -
заключить жертву и присосаться. Где-то  он  читал,  что  если  бы  нимфа
стрекозы имела размеры комнатной собачки, на земле не  было  бы  хищника
страшнее. Если бы да кабы. У личинки  короткая  жизнь,  очень  короткая.
Интересно, сам следователь  догадывается  об  этом?  Предчувствует,  чем
закончится его недолгое процветание?
   Если нет, то уже и не успеет. Дураки погибают первыми. Не  слабые,  а
дураки.
   В сущности, он, Бурцев, должен быть благодарен своему  заказчику.  Не
будь Трикоз так беспечен в обращении с документами, еще не известно, как
повернулось бы дело. Услуга за услугу, и следователь  получит  отсрочку.
На неделю, две, а может быть, и на месяц... Если  бы  не  протокол,  все
могло бы завершиться для него гораздо раньше. Например, сегодня вечером.
Непостижимая игра обстоятельств...
   Он повел плечами, чувствуя, как похрустывают суставы,  вывернул  руль
влево, затем еще раз влево, сворачивая к проспекту.  Ориентиром  служила
гостиница "Националь", точнее, казино "Три семерки". Где-то в тех краях,
плюс-минус квартал.
   Было уже около  восьми,  когда  он  разыскал  в  глубине  микрорайона
шестнадцатиэтажку, номер которой значился в протоколе. Подъезд к ней был
не  слишком  удобным,  зато  прямо  напротив   единственного   парадного
располагалась просторная асфальтированная стоянка, почти  пустая  в  это
время.
   Припарковавшись так,  чтобы  подъезд  оставался  в  поле  зрения,  он
заглушил двигатель, сунул руки в карманы полушубка и приготовился ждать.
Пока еще у него не было никакого определенного плана, но  так  случалось
часто.  Немного  терпения  -  и  обстоятельства  сами   подскажут,   как
действовать.
   Машина еще не остыла, когда дверь подъезда распахнулась и  на  пороге
показался  пожилой  сутулый  мужчина  в  бушлате  и  сапогах  с  коротко
обрезанными голенищами. Закурив, он  помахал  рукавом,  отгоняя  дым,  и
хозяйским глазом окинул стоянку. Заметив вновь прибывший "пежо",  бушлат
расправил желтые усы, важно раздул щеки и стал приближаться, вглядываясь
через стекло, есть ли кто в салоне автомобиля.
   Оказавшись рядом, бушлат постучал толстым пальцем с обломанным ногтем
в форточку бокового стекла, а когда водитель не пошевелился,  настойчиво
повторил жест.
   "Охрана, - подумал Бурцев. -  Подъезд  и  стоянка  охраняются",  -  и
потянул к себе рычажок двери.
   - Чего? - недружелюбно спросил он. - В чем дело?
   - Извиняюсь, - проговорил бушлат. - Я тут смотрю - вроде бы не свой.
   Так и есть. На ночь будете оставлять?
   -  В  каком  смысле?  -  уже  миролюбивее  переспросил   Бурцев,   не
высовываясь из салона. Лезть на рожон не следовало, как и  не  следовало
лишний раз мелькать.
   - Вы про машину, что ли?
   - Ну, - буркнул охранник. Ветер высекал из его окурка длинные  искры.
- У нас  стоянка  платная.  Пятерка,  если  до  восьми  утра.  В  восемь
пересменка.
   - Я на минуту, - успокоил Бурцев. - Тут у меня приятель жил когда-то.
   Никак не вспомню номер квартиры. У  вас  список  жильцов  в  подъезде
имеется?
   - Как фамилия? - строго  спросил  старик.  Он  назвал  первую,  какая
пришла в голову.
   - Что-то не упомню... - засомневался бушлат. - Нету у нас таких. И не
было. - Он отбросил окурок. -  Можете  посмотреть  сами.  У  лифта,  над
почтовыми ящиками.
   Когда старик отчалил, он извлек из перчаточного ящика дурацкую  кепку
из кожзаменителя с отворотами-наушниками, поднял  воротник  полушубка  и
выбрался из машины, нащупывая в кармане  очки  с  простыми  стеклами,  с
которыми не расставался. Теперь его было непросто узнать. Да и полушубок
он надевал только на объекте, обычно тот валялся в  багажнике  вместе  с
инструментом.
   В подъезде было чуть теплее, пахло едой. Охранник сидел за барьером у
зарешеченного окна, выходившего во двор, приемник  бубнил  восьмичасовые
новости.
   - Налево, где лифты, - сказал старик, когда Бурцев, не поворачиваясь,
шагнул мимо.
   - Спасибо, - невнятно пробубнил тот. - Я только глянуть...
   Оба лифта - грузовой и пассажирский - находились внизу, и как  только
он обнаружил на погнутой жестянке напротив цифры 24 фамилию "Новак", ему
едва удалось справиться с  желанием  войти  в  кабину  и  нажать  кнопку
шестого этажа. Это было бессмысленно, но желание оказалось действительно
сильным. Фамилия была вписана недавно, поверх старой, наспех замазанной.
   - Нашли? - окликнул вахтер, когда он уже направлялся к выходу.
   - Нет. Что-то с номером дома, наверное. Ошибка.
   - Ну не знаю... Тут других шестнадцатиэтажных близко нет. Один наш. -
Он подозрительно оглядел фигуру чужака  в  потертом  рыжем  полушубке  и
очках в серебристой оправе.
   В дверях Бурцев едва  не  столкнулся  с  рослым  худощавым  парнем  в
короткой черной куртке, успев заметить, как в ухе у того тускло блеснуло
колечко серьги.
   Сев в машину, он без суеты убрался со стоянки, объехал микрорайон  и,
петляя между "хрущевками", снова вкатился во двор с другой стороны.
   Теперь расстояние между ним и подъездом составляло метров сто. И  все
еще  ничего  определенного.  Он  даже  не  знал,  как  сейчас   выглядит
свидетель.
   Память сохранила смутный отпечаток -  пожилая,  рост  выше  среднего,
довольно  надменная  дама   с   кудлатым   черным   псом...   Строптивым
скотч-терьером... Рано или поздно собаке потребуется прогулка, это ясно.
   Значит - ждать...
   Он прождал до половины десятого, время от времени включая отопление и
изредка поглядывая на часы, пока не почувствовал, как  позади  него,  на
заднем сиденье, кто-то едва слышно пошевелился.
   Осторожно скрипнула пружина сиденья,  прошуршал  завалявшийся  клочок
фольги от шоколадной обертки. Дуновение  тепловатого  воздуха  коснулось
затылка.
   Этого не может быть. Нет. До сегодняшнего дня он все делал правильно,
и не было никакой причины, чтобы Темный появился снова.
   Но он был здесь. Бурцев почувствовал легкую судорогу в мышцах  спины,
а затем боль в позвоночнике. Боль стремительно поднималась вверх, словно
ртуть в термометре, погружаемом в  кипяток.  В  какое-то  мгновение  ему
показалось, что позвонки вот-вот разлетятся в пыль, но это  была  только
прелюдия. По сравнению с новой волной все равно что мелкая рябь в пруду.
   Зрение померкло, затем в  глубине  мозга,  в  полной  темноте,  вдруг
вспыхнула, раскололась добела и разлетелась вдребезги огненная  спираль.
Он резко наклонился к рулевой колонке, не почувствовав удара о  пластик,
и, когда загудел сигнал "пежо", обернулся.
   Темный сидел на  заднем  сиденье,  слегка  откинувшись  и  насмешливо
разглядывая лицо Бурцева,  залитое  кровью,  вытекавшей  из  рассеченной
брови. В салоне стоял тяжелый, дурманящий запах. Он был одет как обычно.
Широкие  плечи  обтягивала  засаленная,  прожженная  во  многих   местах
армейская телогрейка, на лбу - непроницаемые темно-синие защитные  очки,
кожа лица бархатисто-черная, без  глянца,  розовели  только  воспаленные
веки и непристойно вывороченные, всегда влажные губы.
   Бурцев  покатал  во  рту  сухой  и  шершавый  ком  языка  и  медленно
выговорил:
   - Я не ждал тебя. Зачем ты явился? Ты же видишь - я очень занят...
   - Вижу, - произнес Темный. Низкий, без интонаций, голос звучал как бы
внутри черепа Бурцева. Звук отражался от свода  теменной  кости,  рождая
слабое эхо, как при телефонном  разговоре  через  спутник.  -  Я  пришел
напомнить тебе одну вещь, - продолжал он.
   - О чем ты говоришь? - пробормотал.  Бурцев,  внезапно  почувствовав,
как свертывающаяся кровь склеивает ресницы.
   - У меня сложилось впечатление, что  ты  не  торопишься.  Похоже,  ты
забыл, где найдут твою голову, если долг  не  будет  возвращен  в  срок.
Напоминаю.
   - Не надо, - едва шевеля онемевшими губами, прошептал Бурцев.
   - Полигон для захоронения отходов в районе деревни  Борки.  От  будки
сторожа семьдесят шагов на северо-запад,  немного  левее  груды  гниющих
отходов овощной фабрики. Там чудовищный запах, и  все  вокруг  затоплено
гнусной буро-зеленой, как мокрота, жижей.
   Крысы...
   - Нет, - выдавил Бурцев. - Прекрати. Пожалуйста...
   - Будь мужчиной, - сказал Темный. - За ошибки следует отвечать.
   - Ты не имеешь права! - заторопился Бурцев. - У нас договор. И до сих
пор я ни в чем не отступил от него. Ты сам назвал цифру - семь. Я  отдаю
тебе семь голов - и счет закрыт. Я свободен. Разве не так?
   - Так. Цена твоей головы известна. И если ты не уплатишь  вовремя,  я
приду и возьму свое. Приду и возьму. Тем не менее ты медлишь.
   - Я? - беззвучно закричал