веселая, а я ковыляла вприпрыжку рядом - высокая в отца,  нескладная,  с
руками и ногами, похожими на плохо оструганные жердочки... Мне еще можно
сигарету, Егор? Вообще-то я редко закуриваю...
   Я дал Сабине огня. Пес, казалось, уснул и даже похрапывал  в  бороду,
уложив тяжелую голову между короткими передними лапами. Однако глаз  его
время от времени косил в мою сторону, а уши чутко подрагивали.
   - Я довела маму до городского кладбища - это место  сохранилось  -  и
простилась с ней. У меня был свой резон:  я  решила  сказать  отцу,  что
проводила Женечку до самой школы,  а  тем  временем  сбегать  на  озеро,
тайком, потому что мне это было запрещено.
   - Ну и как? - спросил я. - Получилось?
   - Да, - вздохнула Сабина. - И это огромное озеро без дальнего берега,
полное свинцового тумана и сырого холода, я  также  навсегда  запомнила.
Потому что когда я, окоченев, примчалась оттуда, наш дом был  совершенно
пуст. С того дня я никого из них больше не видела. Ни мамы. Ни  отца.  У
Зингера это очень  точно  написано  -  ощущение  жизни  как  расползания
тонкой, рвущейся под пальцами  ткани.  И  остановка,  провал,  и  жуткое
ощущение полного одиночества...
   Опять этот Зингер... Я поежился, представив  ее,  девочку,  в  пустом
огромном доме, и, не давая Сабине окончательно погрузиться  в  печальные
переживания, деловито спросил:
   - Вы не упомянули о брате. Что с ним стало? Насколько я понял,  вы  с
ним все-таки увиделись?
   - О, это случилось уже после войны. Совсем другая история.
   Я еще не знал, что этой женщине совершенно несвойственны сантименты.
   Она смотрела на меня строгими живыми глазами, и даже следа боли в них
не осталось.
   - Петр мне все и рассказал.  Как  им  с  отцом  пришлось  бежать,  не
дождавшись меня. Они решили, что Нас с мамой взяли  вместе,  в  школе...
Петр разыскал меня уже из Америки. А  в  тот  день,  под  вечер,  пришли
какие-то мужчины, искавшие пана Новака, перевернули весь  дом,  изгадили
двор, оставили ночевать со мной пьяную тетку и  двух  солдат,  а  наутро
меня увезли на восток - так я попала в детприемник... ну а потом  уже  и
дальше.
   Неожиданно  пес  напрягся,  повернул  голову  в  сторону  прихожей  и
негромко зарычал. Сабина прислушалась и внимательно взглянула  на  меня.
Через секунду раздался звонок. С нобелевским лауреатом Зингером  мы  уже
покончили, теперь, видимо, пришло время Стивена Кинга. Тем более  что  я
никого не ждал.
   Я поднялся и,  сопровождаемый  глухо  порыкивающим  псом,  отправился
открывать. За дверью, распахнув в улыбке розовую пасть, высился  Поль  в
помятом смокинге  и  поддерживал  под  локоток  свободной  рукой  рослую
блондинку. Другая его рука была занята внушительным свертком.
   - Хэллоу, май френд, - пророкотал он, - ай'м вери глэд и так далее.
   Скотч-терьер за моей спиной разразился басовитым лаем.
   - Обаятельная все же собачка. - Поль отступил на шаг. - Я вижу, мы не
вовремя.
   - Проходите, - вздохнул я, задвигая  ногой  в  прихожую  упирающегося
пса.
   - У меня тут Степан со своей хозяйкой.
   Сабина что-то негромко  сказала  скотчу,  и  тот  сразу  же  умолк  и
освободил проход. Поль боком протиснулся в комнату, ведя  за  руку  свою
девушку, и оба они тотчас рухнули на  диван,  предварительно  сунув  мне
сверток, в котором что-то недвусмысленно булькало, и  прижались  друг  к
другу, как двое голубков - черный и белый - с пацифистского плаката. Вид
у парочки был несколько озадаченный, потому что Степан улегся так, чтобы
контролировать каждое движение их разутых пяток.
   Сабина светски подняла брови и проговорила:
   - Стивен, веди себя прилично!
   Я представил им Сабину Георгиевну и  отправился  на  кухню,  на  ходу
распаковывая сверток. В нем  обнаружились  бутылка  джина  "Баллантайн",
апельсиновый сок, сыр и сандвичи  с  ветчиной.  Все  это  я  сгрузил  на
поднос, добавил туда салатницу со льдом и четыре стакана.  Вернувшись  в
комнату, я поставил угощение на журнальный столик.
   Пышная, как сахарная вата из Диснейленда, Нонна молча курила, а Поль,
чтобы скоротать время, излагал Сабине свою биографию. Фрагментарно.  При
виде выпивки парочка несколько оживилась. Я постарался  разлить  напиток
по всем правилам, с учетом потребностей. Мы сделали по первому глотку за
знакомство, и разговор тут же воспламенился: Поль упомянул об Америке. В
Нью-Йорке, сообщил он, обитает его двоюродный брат. Джин, между  прочим,
как раз оттуда, а не из коммерческого ларька. Гарантированное качество.
   - Я долго прожила в Бруклине,  -  неожиданно  проговорила  Сабина.  -
Снимала квартиру на Двадцать второй восточной  улице...  У  моей  дочери
была няня-негритянка, ее звали Сюзи. - Она смущенно взглянула на Поля  и
пару раз клюнула из стакана. - Я помню запах именно этого джина.
   - Знаете,  дорогая  Сабина,  у  меня  никогда  не  возникало  желания
поселиться в Америке, - сказал Поль. - Хотя что я  говорю  -  не  только
там, но и в любой другой стране, не говоря уже о  Нигерии.  Мои  папа  и
мама сильно расстроены, несмотря на то что у нас очень  неспокойно.  Как
говорится, - он покосился на якобы задремавшего Степана, - да: все время
горят пятки. Брат изредка передает  мне  посылки,  но  все  родственники
знают, что по натуре я очень, очень лэйзи.
   - Лентяй, - вздохнула Сабина  Георгиевна.  -  Я  вас,  Поль,  отлично
понимаю. Мне пришлось работать в Штатах, у меня была приличная работа...
   Старший техник в "Джэй Эф Ди электронике компоненте" -  это  недурно,
но я вернулась сюда, потому что... Как бы вам объяснить... меня замучили
воспоминания...
   - О, - с жаром вскричал Поль, обнимая уже готовую уснуть Нонночку,  -
мне очень нравится Россия! Клянусь, это правда, иначе чего  бы  я  здесь
торчал, да к тому же еще и собирался обзавестись семьей!
   Мне  уже  начала  досаждать  вся  эти  лирика.  Ни  благодушие  Поля,
возраставшее по мере убывания жидкости в бутылке, ни уютное  посапывание
Нонны так и не разрядили напряжения, исходившего от  Сабины  и  ее  пса.
Пытаясь отвлечься, я украдкой скормил  Степану  остатки  сыра  и  теперь
перешел к ветчине.
   - Поль, - сказал наконец я, - у тебя восхитительная невеста. Давай-ка
на посошок за ваше счастье.
   - Как это - "на посошок"? - засмеялся Поль. - Странная идиома. Но все
равно спасибо, Джордж.
   Я выразительно взглянул в сторону Сабины, давая ему понять, что у нас
тут еще кое-какие дела. Так как пили мы с ней в основном  сок  с  каплей
спиртного, Полю, вместе с Нонночкой принявшему  на  себя  основной  удар
империалистического зелья, с  трудом  давались  мои  намеки.  Однако  он
все-таки встрепенулся, подхватил  возлюбленную  за  талию  и,  осторожно
обогнув отяжелевшего скотч-терьера, повел девушку к выходу. В дверях  он
взглянул на меня с таким печальным укором, будто это я накачал  Нонночку
можжевеловой водкой семидесятиградусной крепости.
   Закрыв за ними, я возвратился к Сабине и сел напротив,  надеясь,  что
теперь нас окончательно оставят в покое.
   - Девушка что - немая? -  спросила  Сабина  Георгиевна  с  бодростью,
присущей пожилым людям, только что преодолевшим серьезное препятствие.
   Я расхохотался.
   - Девушка очень смущалась, - сказал я, переводя дыхание.
   - Бедные молодые люди, - вздохнула моя гостья. - Представляю, сколько
препятствий им придется преодолеть, если они решили связать  себя  узами
брака.
   Моя, например, семейная жизнь так и не сложилась, вернее сказать, она
совершенно отсутствовала... Ведь Женя родилась в Нью-Йорке...
   Было уже около десяти вечера. Я  дал  волю  воображению.  Прочитанные
книжки  подсовывали  мне  довольно-таки  гнусный  образ  Бруклина  конца
шестидесятых.
   Шляющиеся без денег и  работы  чернокожие,  проститутки  всех  рас  и
национальностей, озверелые сутенеры и белые торговцы наркотиками. Сабину
на сносях,  дешевый  родильный  приют,  а  американский  папочка,  ловко
уклоняющийся от отцовства... Меня остановила только  мысль  о  том,  что
Сабина Георгиевна так и не добралась до сути своего визита.
   - Сабина, - напрямик спросил я, - что вас встревожило  и  почему  вам
пришло в голову обратиться к юристу? Ведь вы пришли  ко  мне  именно  за
этим?
   - Помилуйте! -  воскликнула  женщина.  -  Мне  не  нужен  юрист,  мне
необходим дружеский совет. Мне кажется, вы вполне в состоянии подать мне
его, Ежи.
   Польщенный, я кивнул, давая знать Сабине, что здесь она не ошиблась.
   - Ну-с, - потирая ладони, пробормотал я, - может, перейдем к делу?
   И тогда пожилая дама на миг замерла,  оглянулась  вокруг  и,  понизив
голос, проговорила:
   - Вы смотрели вчерашние городские новости?
   - Нет. Я дежурил. Я вообще не очень слежу за событиями в городе.
   - В принципе, это был повтор. Но то, что я впервые увидела позавчера,
меня, признаюсь, напугало,  хотя  мне  всегда  казалось,  что  я  не  из
пугливых.
   - О чем вы говорите, Сабина? - Я начал терять терпение.
   - Отрезанная голова...
   Она произнесла эти два слова почти беззвучно, будто они, сказанные  в
полный голос, могут внезапно материализоваться в моей комнате.
   - Ага... - протянул я, уже догадываясь, - вы имеете в виду фотографии
двух    женщин,    находящихся    в    розыске,     продемонстрированные
правоохранительными органами?
   - Не морочьте меня! - вскинулась Сабина. - Эта женщины убиты!
   Я не включал телевизор уже какой вечер подряд, но прекрасно  знал,  с
какой целью УВД обратилось  к  общественности  за  помощью.  Нужна  была
дополнительная информация, способная сдвинуть дело с мертвой  точки.  До
сих пор, кроме имени и адреса второй жертвы,  по  первым  двум  эпизодам
установить ничего не удалось. Не было обнаружено даже  тело  этой  самой
Зотовой, пенсионерки, а в ее квартире, кроме паспорта, с которого и была
воспроизведена фотография, и пенсионной книжки, не оказалось  ни  писем,
ни счетов, ни каких-либо иных бумаг и документов; Деньги и ценные  вещи,
правда, остались нетронутыми, хотя, как выяснилось впоследствии,  убийца
сделал свое дело именно в доме и только позднее переместил голову жертвы
на задворки овощного. Все произошло на кухне ее  однокомнатной  квартиры
на третьем этаже;  жертва  сидела  спиной  к  двери,  имея  перед  собой
бордовую чайную чашку. Три аналогичных находились в серванте, стоящем  в
комнате... Ни одного отпечатка, ни малейших следов.
   - Ну хорошо, - снова пробормотал я. - Допустим... -  И  уставился  на
Сабину с изумлением. - Но откуда вы взяли, что голова именно отрезана? И
какая из них?
   Она молчала и смотрела на меня в упор. Я машинально  потрепал  скотча
по загривку, продлевая паузу.
   О жуткой находке  на  задворках  овощного  Сабине  мог  сообщить  кто
угодно,  тем  более  что  слухи  мгновенно  расползлись  по  городу.   Я
выпрямился.
   - Об этом происшествии вам сообщили знакомые, Сабина Георгиевна?
   - У меня нет знакомых, - отчеканила она. - Я выхожу гулять и  общаюсь
только со Степаном. А моим родственникам, кроме себя, ни  до  кого  дела
нет.
   Голова отрезана у женщины на второй фотографии. Первую  я  никогда  в
жизни не встречала.
   - Почему же вы решили, что обе они убиты одним и тем же способом?
   - Ежи, вы темните, - проговорила Сабина. - Вы все прекрасно знаете  и
врать еще не научились. Ведь обе, так?
   - Хорошо, - сдался я. - Вы правы, Сабина.  Обе.  Но  пока  я  вас  не
выслушаю, ничего больше не скажу. Допустим, существует тайна  следствия,
этические соображения... Что же вас так напугало, когда вы  увидели  эти
фотографии?
   - Вы подтверждаете, что вторую голову нашли недалеко  от  дома  номер
шестнадцать по бульвару  Конституции?  -  вопросом  на  вопрос  ответила
упрямая женщина, глядя на меня в упор.
   - Да, - нехотя процедил я. -  Она  располагалась  на  возвышении.  На
мусорном контейнере. Около одиннадцати вечера.  И  черт  возьми,  почему
все-таки вы решили, что голова отрезана? Может,  вам  известно  и  каким
именно способом?
   - Понятия не имею, -  вздохнула  она.  -  Но!  -  Сабина  вдохновенно
вскинула  веснушчатую  крепкую  руку.  -  В  том,  что  несчастная  была
умерщвлена именно таким образом, я уверена...
   - Но почему? - взревел я.
   - Вы читали роман Стивена Кинга  "Сияние"?  Не  далее  как  позавчера
ночью я увидела эту голову своими глазами...
   В наступившей тишине было слышно только посапывание Степана  у  наших
ног. Мне захотелось включить все. лампы в квартире, ноя подавил  в  себе
это желание. Правда, не без усилия.
   - Так вот, - понижая голос,  проговорила  она.  -  Я  знаю,  кто  это
сделал, и он знает, что я это знаю.

Глава 4

   - Когда я увидела на экране лицо этой женщины, - продолжала Сабина, -
и узнала ее, меня охватил ужас. Дело даже не в ней -  страх,  который  я
испытала, липкий и удушливый, имел  другую  природу.  Речь  шла  о  моей
собственной жизни.
   Сердце куда-то провалилось... Так что все эти приступы я симулировала
лишь отчасти. - Она сделала паузу. - Вы должны мне твердо  обещать,  что
все сказанное сегодня останется между нами.
   - Не могу, - честно сказал я, - ведь женщина и в самом  деле  зверски
убита, и если ваши сведения смогут помочь  следствию...  -  Я  запнулся,
потому что Сабина смотрела на меня  остановившимися  глазами.  Казалось,
они стали темнее и больше.
   Мы снова закурили.
   - Я постараюсь сделать все, чтобы вас не побеспокоили, но прежде хочу
знать подробности, - сказал я. - Все, до самых мельчайших.
   - О'кей, -  сказала  она.  -  Значит,  убитую  звали  Елена  Ивановна
Зотова?
   - Да, - кивнул я. Никакой мистики. Пожилая дама и впрямь знала жертву
второго преступления.
   - Она жила на  третьем  этаже  дома  номер  шестнадцать  по  бульвару
Конституции,  в  седьмой  квартире.  Это  первый  подъезд.  Дверь  обита
светло-коричневым дерматином, потертым, без глазка, кнопка звонка слева;
широкий коридор, ведущий прямо на  кухню;  справа  -  туалет  и  ванная,
кладовка, слева - застекленная дверь в единственную просторную  комнату;
стенной шкаф, вешалка, под ней  тумба  для  обуви;  на  полу  при  входе
пестрый пластиковый мат.
   - Верно. Я там не был, но с протоколом осмотра квартиры  знаком.  Там
все так, как вы говорите.
   - В комнате" - она поудобнее устроилась в кресле, загасив сигарету, -
массивный  книжный  шкаф,  письменный  стол,  еще  один  стол,  покрытый
темно-синей бархатной скатертью, три стула, сервант, софа, старое кресло
с подголовником под полками с книгами...  Да  -  цветы  на  подоконнике.
Дверь на балкон у нее была на кухне, тоже довольно просторной.  Телефон,
вернее номер, она сразу же продала, овдовев лет пять назад. Ее  муж  был
майором пожарной охраны.
   - У Зотовой остались родственники?
   - Нет. У них не было детей, а вся родня давно поумирала.
   - А приятельницы, друзья? - быстро  спросил  я.  -  За  долгую  жизнь
кто-то же должен был остаться? Это единственный брак Елены Ивановны?
   - Они прожили вместе без малого сорок лет, но в  нашем  городе  осели
лет пятнадцать назад, когда Зотов по выслуге лет вышел на пенсию и купил
эту кооперативную квартиру. У него вскоре  обнаружили  опухоль,  но  лет
десять он еще протянул. Друзья?  Какие  могут  быть  друзья  у  медленно
умирающего человека? К тому же у Зотовой был скверный характер.
   - Расскажите о ней подробнее,  Сабина.  Женщина  перевела  взгляд  на
фиолетово-черную плоскость окна.
   - В  том  доме  я  жила  с  семьдесят  третьего  года.  Вернувшись  с
восьмилетней  Женей  из  Америки,  первое,  что  я  сделала,  -   купила
кооперативную квартиру. За валюту это было легко. Мне  очень  понравился
район, сам дом,  мои  две  комнаты,  лоджия,  да  что  там...  Извините,
дорогой,  я  отвлеклась...  Так  вот,  приблизительно  полгода  назад  я
познакомилась с Еленой Ивановной.  Она  торговала  книгами  на  лотке  в
"Универсаме". Знаете, такой  огромный  бестолковый  супермаркет  в  двух
кварталах оттуда?
   Я кивнул, остро сожалея, что диктофон валяется в шкафу, а батарейки в
нем сели еще перед Новым годом.
   - На книги я тратила почти всю свою пенсию. На них  мы  и  сошлись  с
Еленой Ивановной. Спустя месяц она пригласила меня к себе. Попить чайку,
посмотреть новые поступления. Кое-что она готова была уступить мне  даже
без наценки...
   - Чем же вам не понравился ее характер?
   - Не то чтобы не понравился, - усмехнулась пожилая дама. -  Бывают  и
похуже. Елена оказалась крайне неуживчивым и раздражительным  человеком,
как,  впрочем,  многие   бездетные   женщины.   Капризничала.   Страдала
гипертонией, беспрестанно лечилась какими-то особыми травами. Увлекалась
дешевой  мистикой  и  постоянно  слышала  какие-то  голоса.  Была  очень
недоверчива к людям и, как мне показалось, не слишком  умна.  Поэтому  я
страшно удивилась, когда увидела  в  ее  доме  мужчину.  Причем  гораздо
моложе ее. Она была очень, очень мнительна, - повторила Сабина.
   Скотч-терьер вздохнул, выполз на брюхе из-под кресла, вскарабкался на
диван и долго устраивался за моей спиной, пока не затих.
   - После одиннадцати Степан обычно начинает циркулировать по  комнате,
- заметила Сабина. - Если, конечно, мы не выходим погулять.
   - И сегодня вы гуляли?
   - Да. Полтора часа, перед тем как подняться к вам.
   Я никак не решалась это сделать.
   - А ваша дочь не беспокоится, что вас так долго нет?
   - Им сейчас не до  меня,  -  проговорила  Сабина.  -  Так  на  чем  я
остановилась?
   - На мужчине, - подсказал я.  Прошлую  ночь  я  провел  без  сна,  но
чувствовал себя так, словно в крови у меня  крутилась  парочка  таблеток
фенамина.
   Это зелье мне случалось пробовать.
   - Кажется, во второе  мое  посещение  в  дверь  позвонили.  Особенным
образом: сначала длинно, затем трижды коротко. Зотова открыла - мы с ней
сидели на кухне, было около семи вечера, и я уже собиралась бежать  -  и
стала что-то раздраженно выговаривать в прихожей  тому,  кто  пришел.  Я
услышала мужской голос, довольно приятный, возражавший:  "Еленочка,  мне
завтра ехать в Саратов по делам фирмы..." Она отсутствовала минут  пять,
а  когда  возвратилась,  выпроводив  мужчину,  то,  как  бы   стесняясь,
проговорила: "Это старый друг. Забежал за книжкой"..
   - Вы, значит, его не видели?
   - В тот раз - нет. Это позже она нас познакомила. Когда он  сидел  на
кухне и пил кофе из большой фаянсовой чашки ручной работы. Их у нее было
четыре - одинаковых, вишневых, с пасторальными пейзажами  в  медальонах.
Она держала их для гостей.
   О чашках я также знал из протокола осмотра.
   - И как это произошло?
   - Мне было жутко неловко. К тому же я ввалилась со Степаном, а  Елена
Ивановна не жаловала собак. Однако так уж все сошлось, к тому же у  нее,
как я уже говорила, не  было  телефона.  Я  принесла  ей  деньги  -  она
попросила взаймы, - довольно крупную  сумму,  и  адельфан,  который  она
почему-то нигде не могла достать... Мужчина сидел спиной  ко  входу,  на
том месте, где обычно садилась Елена. Она любила  смотреть  в  балконное
окно за чаем... Он повернул лицо в мою сторону. И  тут  Степан  на  него
зарычал. Я ужасно  смутилась.  Конечно,  Зотова  тут  же  вспыхнула,  но
сдержала себя, а мужчина повел себя  совершенно  неожиданно,  чем  сразу
меня, дурочку, подкупил. "Узнаю скотч-терьера, - сказал он с  улыбкой  и
неторопливо поднялся с табурета, - этот  пес  свое  дело  знает".  Затем
протянул руку к морде Степана и отрывисто  скомандовал:  "Сидеть!"  Надо
знать моего пса - он выполнит команду только тогда, когда сам сочтет это
необходимым или неизбежным. Я  побыстрее  наклонилась,  чтобы  успеть  в
случае чего схватить Степана за хвост, но это не  потребовалось.  Степан
покосился на меня, не переставая едва слышно  рычать,  -  и  вдруг  сел.
Мужчина положил ладонь на его голову, пес дернулся, но усидел,  и,  пока
он его гладил, мы познакомились.
   Рукопожатие  у  него   оказалось   сильным,   но   бережным.   Я   бы
воспользовалась словом "нежным",  но  оно  как-то  не  подходит