убийстве, -  протянула  она  все  с  тем  же  олимпийским
спокойствием. - Все говорят, что Виталия выбросили из окна. Да я и сама  так
полагаю. Он был слишком слабоволен, чтобы выпрыгнуть  с  семнадцатого  этажа
самостоятельно.
   Самохин даже отодвинулся:
   - Вы так полагаете? Очень любопытно. Значит, вы  хорошо  его  знали?  Она
улыбнулась:
   - Очень хорошо. Я была  с  ним  в  близких  отношениях,  если  выражаться
культурно. Ну что, получили свою правду?  -  И,  снова  занявшись  капризным
чулком, пробормотала себе под нос:
   - Только кому от этого польза? Не мне, во всяком случае.
   - Значит, вы признаете, что снимали квартиру с ним на пару? - Самохин был
слегка удивлен тем, что женщина охотно во всем призналась. - Признаете,  что
навещали его там?
   - Я с ним жила, - резко поправила  женщина.  -  Что  значит  -  навещала?
Навещают домработницы и сиделки, а я была его любовницей. И я бы ни от  кого
на свете этого не скрывала, не будь он  женат,  а  я  замужем.  Сами  должны
понимать, в каком положении оказываются семейные люди, которые затеяли такую
ерунду, как мы с ним. Кажется, давно не дети, а вот подите... Сошли с ума.
   - В день его гибели вы там были?
   - Да. Я объявила ему, что мы расстаемся, и уехала к вам в управление. Что
было дальше, могу только догадываться.
   - Он выражал намерение покончить с собой?
   Камилла впервые проявила какие-то признаки тревоги. Взгляд  заметался,  и
после  заминки  женщина  ответила,  что  не   может   утверждать   этого   с
определенностью. Но настроение у Виталия было очень подавленное. Что да,  то
да.
   - Вообще-то он легко впадал в депрессию, - призналась она. - Это было для
него перманентным состоянием. Ну а когда я сказала, что возвращаюсь  к  мужу
навсегда... Виталий был просто в отчаянии.
   - Вы никому не сообщали адреса той квартиры? - неожиданно переменил  тему
следователь.
   Камилла снова заколебалась. Потом, вздохнув, сделала решающее  признание.
Да, она совершила такую глупость напоследок... Но только потому, что всерьез
рассердилась на любовника.
   - Он был так неразумен, никак не хотел примириться с  неизбежным!  Я  ему
давно говорила, что пора возвращаться к жене. Не к новой, так к старой,  что
ли... А когда я ушла, у меня возникла одна идея.  Хотелось  подстраховаться.
Понимаете, мне нужна была гарантия, что  он  вернется  к  жене...  Может,  я
поступила жестоко... - Женщина вздохнула. - Я послала  телеграмму.  Адрес  я
знала, как-то просмотрела его  паспорт,  просто  из  любопытства.  Там  была
прежняя прописка.
   - Вы послали телеграмму Ирине?! - Тут даже Самохин не  выдержал.  Он  был
изумлен этим признанием.
   - Да, ей.
   - Но почему именно бывшей жене?!
   - Да разве эта дурочка, - женщина пренебрежительно кивнула  на  дверь,  -
сможет с ним справиться? Господи помилуй, на таких, как  она,  мужчины  воду
возят. Делайте теперь со мной, что хотите. Если  несчастье  случилось  из-за
этой телеграммы, я готова отвечать.
   Самохин только покачал головой. Он едва не сказал, что, вероятно,  так  и
было, - если бы Ирина не явилась в гости к бывшему мужу, тот вряд ли решился
бы на прыжок из окна. Но что он мог  утверждать  с  определенностью?  Против
бывшей жены Владыкина были только косвенные улики. Правда, с каждым днем  их
накапливалось все больше.
   - Вы оказали своему другу очень плохую услугу, - заключил он. - Не  знаю,
придется ли вам за  это  отвечать,  скорее  всего,  нет.  Но  надо  же  было
понимать, что вы имеете дело с больным человеком!
   - Вы кого имеете в виду? Витю или Ирину? Он отмахнулся:
   - Ладно, идите.
   - Мне снова  придется  подписывать  показания?  -  осведомилась  женщина,
вставая с постели и оправляя задравшуюся на коленях юбку. - Давайте  сделаем
это побыстрее! Я ухожу в отпуск, мы хотим куда-нибудь съездить всей  семьей.
Кстати, вы еще не связались с Филимоновой?
   Она тут же пожалела о вырвавшемся вопросе. По лицу Самохина было понятно,
что он успел забыть об этой второстепенной свидетельнице.  В  данный  момент
его волновало совсем другое.

***

   Люди начали расходиться до неприличия  поздно,  когда  за  окнами  совсем
стемнело. Ольга, валясь с ног, провожала их и принимала  пьяные,  вымученные
соболезнования. Искренне переживала и плакала только одна старуха -  дальняя
родственница Виталия. Но, взглянув  на  ее  оплывшее,  бледное  лицо  доброй
идиотки и запачканное соусом  платье,  Ольга  поняла,  что  та  находится  в
глубоком маразме и слезы у нее льются сами собой. Захлопнув, наконец, дверь,
она без сил опустилась на пыльный ящик с кафелем.
   Истерично всхлипнул дремлющий за столом Илья. Звякнуло  какое-то  стекло,
на кухне полилась вода.  "Неужели  кто-то  остался?"  -  обморочно  подумала
Ольга. И почти удивилась, увидев  выходившую  в  коридор  девочку.  Она  уже
успела о ней забыть.
   - Где мне лечь? - спросила та.
   - Сейчас покажу. Мама ушла?
   - Раньше всех. Когда вы еще говорили в спальне со следователем.
   - Откуда ты его... Хотя конечно. - Ольга с усилием встала, ноги ее  почти
не держали. - Не знаю, где тебя положить.
   - Ну, если вы с дядей Ильей ляжете в спальне, я  устроюсь  на  диване,  -
деловито предложила Таня. И, увидев затравленный взгляд, хитро улыбнулась:
   - Да не прячьтесь от меня, я  все  знаю.  Думаете,  это  для  кого-нибудь
тайна?
   - Ты вообще слишком многое знаешь.  -  Ольга  пошла  за  ней  в  столовую
расталкивать Илью:
   - Ну, вставай же, поимей совесть! Все давно ушли!
   - Отвали, - пробормотал мужчина, прикрывая лицо локтем. - Я сплю.
   - Надрался как свинья, - с удовлетворением произнесла девочка, критически
наблюдая за ними.
   И тут у Ольги сдали нервы. Все, что ей приходилось сносить последние дни,
последние месяцы, выплеснулось в ненавистном крике:
   - А ну заткнись, соплячка, или я тебе задницу надеру!
   Она бы никогда не поверила, что способна так обратиться к  ребенку,  даже
самому капризному. Ни один избалованный ученик в лицее не мог довести ее  до
истерики. А уж кричать на падчерицу - какую-никакую, а родню... Но  ей  было
уже все равно. Развернувшись к Тане и безжалостно тряся ее за  плечи,  Ольга
даже не замечала, что девочка выше ее, шире в плечах и, конечно, легко может
дать сдачи. Та не сопротивлялась, но и не пугалась. Она как будто  наблюдала
за происходящим со  стороны,  вынося  безмолвные  оценки.  И  женщина  вдруг
опомнилась. Она опустила руки и тихо извинилась.
   - Да ничего, - спокойно ответила та. - Мать часто меня колотила.
   - Прости, - убито повторила Ольга. Она уже чуть не плакала.  -  Я  просто
измучилась.
   - Давайте его растолкаем и отведем на постель, - предложила  Таня,  будто
не слыша извинений. - А то он может скатерть стянуть.
   Вместе они осуществили эту сложную операцию. Илья вяло отбивался, пытался
что-то возразить, но в конце концов был отведен в спальню и криво уложен  на
кровать. Таня позаботилась даже о том, чтобы его ноги не свисали на пол. Она
с трудом водрузила их на покрывало и с удовлетворением оглядела свою работу:
   - Вот так нормально. Оля, а где вы будете спать? Смотрите, он  может  вас
облевать.
   Она говорила почти весело, будто такая перспектива  таила  в  себе  нечто
забавное. И Ольга, махнув рукой, наконец заплакала.

Глава 17

   На рассвете легкие облака превратились в черные  тучи,  и  наконец  пошел
дождь. Крупные капли ударили в подоконник,  тот  отозвался  гулкой  жестяной
дрожью. На кухне резко захлопнулось открытое на ночь окно.  От  этого  звука
женщина и проснулась. Она открыла  глаза,  нашла  взглядом  смутный  квадрат
окна. Потом взглянула на мужчину, спавшего  рядом  в  неудобной,  скрюченной
позе. Его подушка давно свалилась на пол, Илья лежал, неловко  подогнув  под
себя руку, и тихо постанывал во сне.
   Ольга поморщилась - от  него  пахло  перегаром.  Осторожно,  стараясь  не
касаться пьяного, выбралась из постели и вышла в соседнюю комнату.
   - Я не сплю, - быстро откликнулся тонкий тихий голос.
   Ольга наугад нашла диванчик, вчера из-за поминок его передвинули в  самый
угол. Девочка сидела подложив под спину подушку и  зябко  обхватив  себя  за
локти.  Ольга  осторожно  присела  на  край  дивана.  "Значит,  это  мне  не
приснилось с похмелья. Да и много ли я выпила? От силы рюмку-другую. Таня  в
самом деле живет у меня".
   - Дядя Илья так стонет, - сострадательно сказала девочка. - У него что-то
болит, наверное. Или он хочет пить.
   - Скорее отлежал себе руку, - шепотом ответила Ольга. -  Послушай,  мы  с
тобой никогда не дружили, да и неудивительно... Как ты на такое решилась?
   - Прийти к вам? - Та вздохнула. - Нужно было  где-то  пересидеть.  У  нас
дома просто невыносимо, после всего, что случилось... Я смотрю ей в глаза  и
вижу, что она врет!
   - Ты в самом деле  давала  какие-то  показания?  -  недоверчиво  спросила
женщина. - Неужели  ты  всерьез  предполагаешь,  что  твоя  мама  сама  себя
обокрала?
   Девочка подтвердила, что иначе  и  быть  не  могло.  В  ее  голосе  вновь
прозвучали какие-то маниакальные, упрямые нотки.  Ольга  поняла:  этой  темы
нельзя касаться - все равно Таня будет стоять на своем.
   - Если бы вы знали, как мне за нее стыдно, - неожиданно горячо заговорила
девочка, подавшись вперед и сложив на груди руки. В этот  миг,  в  дождливых
утренних сумерках, в молитвенной позе, с распущенными волосами, она походила
на изображение какой-то юной средневековой мученицы. -  Мне  всегда,  всегда
было за нее стыдно! Она всех ненавидит, даже меня!
   - Танечка, этого не может быть...
   - Может! - перебила та. - Что вы вообще о ней знаете? Удивляетесь, что  я
пошла в милицию доносить на мать? Если бы вы перенесли то, что переносила я,
вы бы давно донесли! А я терпела, молчала. Если  бы  папа  не  погиб,  я  бы
никогда не стала вмешиваться.
   Таня говорила сбивчиво, жалобно, то и дело вытирая слезы. Ольга больше не
пыталась ее перебить. Исповедь этой девочки, о которой она почти  ничего  не
знала, причиняла настоящую боль. В особенности потому, что иногда в ее  тоне
прорывалась яростная ненависть, такая же явная, как и неестественная.
   - Мне ведь некому рассказать, никто не поверит! Один  раз  я  попробовала
пожаловаться бабушке, а та сказала, что  я  дрянь,  потому  что  так  ужасно
отношусь к маме. Что мама  страдалица,  ей  попался  плохой  муж  и  все  ее
несчастья из-за этого. Бабушка считает, что мама этого не  заслужила...  Она
говорит, что у мамы два высших образования, и поэтому того,  что  я  говорю,
просто не может быть! - Девочка раздраженно пожала плечами:
   - А что толку от этих высших образований? Она все равно ругается  и  даже
дерется. При чем тут дипломы? Даже если бы их было пять...
   Таня горестно поведала о своих тоскливых днях рождения - за всю  жизнь  у
нее не было собственных гостей, мать приглашала только родственников, потому
что считала, что дети все  испортят  и  перепачкают.  В  доме  поддерживался
идеальный порядок, но радости от этого было мало.
   - Как в тюрьме или в больнице, - говорила девочка. - Если  кто-то  уронит
на пол бумажку, начинается скандал. Она всегда  говорила,  что  мы  с  папой
грязнули, что мы делаем все, чтобы ее замучить и  свести  в  могилу.  Скажет
тоже! У нас знаете сколько пылесосов? Три! Она все покупает, покупает  вещи,
будто не может остановиться! - Таня горестно всхлипнула:
   - В холодильнике продуктов навалом, а когда раз в год приходят гости, она
тут же старается сэкономить, заглядывает всем в тарелки, а  потом  ругается,
что ее ввели в большой  расход.  И  все  у  нее  или  дураки,  или  сволочи.
Постоянно говорит, что упала общественная мораль...
   Ольга подняла брови.
   - На себя бы посмотрела! - возмущенно воскликнула девочка. - Она  думает,
мораль - это когда нудишь над ухом, все на свете запрещаешь и не пользуешься
косметикой! Вот тогда ты правильная, тогда тебе все можно! Ненавижу ее!
   - Но тебе все равно придется  туда  вернуться,  -  сказала  Ольга,  когда
бесконечный поток жалоб иссяк. - Ты можешь говорить что угодно, но если  она
захочет тебя вернуть домой, никто ей не помешает. Особенно я. Я тебе никто!
   Девочка покачала головой и сказала, что жить с матерью ей больше  никогда
не придется. Она так решила и все для этого сделает.
   - Лучше что угодно, чем это. И у меня получится. Вы все еще узнаете,  что
я была права!

***

   Ирина выглядела подавленной, а ее адвокат - недовольным. Он сидел рядом с
ней и то и дело посматривал  на  массивные,  дорогие  часы.  В  разговор  не
вмешивался, комментариев не делал. Казалось, он явился  только  потому,  что
нанимательница оплатила потраченное время. Женщина поглядывала на него то  с
недоверием, то с мольбой, но тот так и не проявил рвения за все время,  пока
она сражалась сразу с двумя следователями.
   Сперва Самохин держался скромно, коротко поздоровался, сел в  углу  и  не
задавал вопросов. Но Ирина сама обратилась к нему:
   - Когда мне вернут деньги и браслет? Вообще, когда все это кончится?!  Вы
отрываете меня от работы, от семьи, я теряю с вами время, а  результатов  не
видно!
   Самохин заверил ее, что следствие идет полным ходом. Просто пока маловато
данных. Они собирают информацию.
   Ирина поджала губы:
   - Вы будете это говорить без конца!  Чего  вы  ждете?  Какие  еще  данные
нужны, чтобы посадить Русакова?! Вы же нашли у него краденые вещи!
   - Дело в том, что  у  него  имеется  алиби  на  момент  ограбления  вашей
квартиры, - все так же вежливо и  спокойно  пояснил  Самохин.  -  И  с  этим
приходится считаться!
   - Он мог действовать через подставных лиц! Например, Ольга...
   - У нее тоже есть алиби.
   Ирина заерзала на стуле, резко повернулась к адвокату,  явно  ожидая  его
поддержки. Тот скучающе перелистывал записную книжку. Казалось, он думает  о
чем-то другом.
   - Может,  алиби  фальшивое,  -  попыталась  она  настоять  на  своем,  но
следователь ее огорчил. Узнав, что непричастность Ольги к  ограблению  могут
доказать чуть не десять человек  кряду  -  неподкупные  работники  ресторана
"Аквариум", Ирина была  разочарована.  -  Тогда  ищите  кого-нибудь  еще,  -
недовольно сказала она. - Почему меня опять вызывают?
   - У нас есть еще кое-какие вопросы, -  успокаивал  ее  Самохин.  -  Чисто
формальные. Я ведь говорю: дело  находится  на  этапе  сбора  информации.  В
частности, нам хотелось бы знать, где именно вы сами провели тот  час,  пока
ваша дочь дожидалась приема у зубного врача и была у него в кабинете?
   Женщина откинулась на спинку стула. Смотреть на нее  было  и  странно,  и
страшно - лицо вытянулось, глаза забегали  и,  вдруг  по-кошачьи  сузившись,
остановились.
   - А именно, - уточнил Самохин, - с половины двенадцатого до часа дня?
   - Что вы имеете в  виду?  -  процедила  Ирина.  Она  отрывисто  поправила
воротничок блузки, взглянула на адвоката... Безуспешно, тот даже не повернул
головы. - Я сидела с дочерью в  приемной.  Ну  может,  немного  прошлась  по
магазинам.
   - Вы привели дочку к врачу, усадили ее и сразу ушли?
   Та усмехнулась.
   - Что в этом криминального? У меня не так много свободного времени, чтобы
просиживать в приемной сложа руки! Да, я вышла. Нужно было кое-что купить.
   - Когда вы вернулись, ваша дочь все еще была на приеме у врача?
   - Нет, - вымученно ответила та. - Она уже вышла и ждала меня.  Откуда  вы
все это... Неужели?! - Ирина побледнела и невольно повысила голос:
   - Она это вам сказала? Сама Таня?! Да она  сошла  с  ума!  Она  только  и
твердит, что ненавидит меня, что я виновата в  смерти  ее  отца!  Ей  нельзя
доверять!
   - И однако все сказанное ею пока является правдой?
   Ирина была вынуждена с этим согласиться. Женщина нервничала все больше  и
начинала путаться в показаниях. Какие магазины она посетила? Не помнит. Но у
нее была какая-то конкретная цель? Может быть, для хозяйства  столько  всего
нужно... Женщина даже изобразила милую улыбку, которая сразу погасла,  когда
она заметила, как многозначительно переглядываются два следователя  и  какую
недовольную мину состроил ее адвокат.
   - Ну, попадись она мне, - пробормотала Ирина, явно теряя представление  о
времени и месте.
   Адвокат наконец ожил. Он выразительно взглянул на свою подопечную, но  та
зло отмахнулась:
   - Эта поганка вся в отца, ей  бы  только  нагадить!  Да,  я  выходила  из
приемной, была в магазинах! Это считается преступлением?! И  вообще,  о  чем
речь? Почему я должна что-то доказывать?! Я пострадавшая, это меня обокрали!
   - Вы можете назвать магазины, которые посетили? Показать  товарные  чеки?
Вспомнить, что именно приобрели?
   - Я не обязана это делать!
   - В общем-то обязаны, - доброжелательно сказал Самохин. - Дело в том, что
алиби должны доказать все, кто имеет отношение к делу.
   - По-вашему, я сама себя ограбила?!
   - Это не так редко встречается, к слову, - заметил второй следователь. Он
уже начинал терять терпение, видя, как женщина изворачивается и злится. - Я,
правда, вашего дела не веду, но...
   - Ну так не лезьте!
   У  Самохина  создалось  впечатление,  что  адвокат  ухитрился  болезненно
ущипнуть свою подопечную. Во всяком случае, его правая рука  вдруг  скрылась
за спинкой  стула,  на  котором  сидела  Ирина,  и  женщина  незамедлительно
подпрыгнула и замолчала. На ее лице выразилось крайнее изумление.
   - Попрошу не грубить, - повысил голос хозяин кабинета. - Постыдились  бы!
Люди работают, а вы пришли и завели базар! Вам задают вопросы - отвечайте!
   - Но я не помню, где была... - Ирина явно подрастеряла свой кураж. Сейчас
она выглядела подавленной и жалкой. - Я не смогу ничего доказать... Когда мы
с  дочерью  вернулись  домой  и  я  вдруг  увидела  открытую  дверь...   Так
перепугалась, что все перезабыла!
   - Дверь действительно была открыта настежь?
   - Да. Воры бросили ее...
   - А может, замок все-таки был закрыт? Хотя бы один?
   Ирина нахмурилась:
   - На  что  вы  намекаете,  не  понимаю?  Замок  был...  Постойте.  -  Она
неожиданно запнулась и подняла на Самохина расширенные блестящие глаза:
   - Вы знаете, все, что было в тот  день,  так  перепуталось...  Я  уже  не
уверена...  Может  быть,  один  замок   и   был   заперт...   Тот,   который
защелкивается. Но это же не имеет значения, правда? Ведь все остальные  были
открыты, а я, когда ухожу, запираю все!
   - А у кого хранятся ключи?
   - У меня, у Тани, есть  еще  пара  запасных  связок.  Те  лежат  дома,  в
передней. Но ключи не пропадали! И потом, какое  это  имеет  значение,  ведь
замки были взломаны!
   - Замки ваши абсолютно целы, и вы  сами  в  этом  убедились,  -  возразил
Самохин. - Они работают,  вы  пользуетесь  ключами,  и  никаких  проблем  не
возникает. Исцарапаны только накладки,  чтобы  создать  впечатление  взлома.
Кстати, Ирина Юрьевна, почему вы до сих пор не  поменяли  замки?  Ведь  воры
могут вернуться?
   Та загнанно ответила, что не сделала это просто за недостатком свободного
времени. И потом, она же совсем не разбирается в системах,  и  лишних  денег
нет - ограбили подчистую...
   - А жемчуг оставили?
   Женщина машинально провела рукой по шее. Сегодня на ней не  было  никаких
украшений. Ее адвокат  по-прежнему  глядел  в  блокнот.  Самохин  все  время
пытался  понять,  чем  он  так  усердно  занимается,  и   вдруг,   разглядев
расчерченную на клетки страницу, понял - тот составляет кроссворд!
   - Да, жемчуг... - прошептала Ирина. - В самом деле, они его не  заметили.
Жемчуг лежал на подзеркальнике, и я просила Таню...
   - Не говорить об этом нам. Почему?
   Ее глаза наполнились слезами. Ирина покачала головой и сказала,  что  она
испугалась. Испугалась, что они не воспримут ее горе всерьез,  если  в  доме
останется хоть что-нибудь ценное. От ее былой  заносчивости  не  осталось  и
следа. Она достала носовой платок, на этот раз используемый по назначению, и
обратилась к Самохину со слезной просьбой верить ей и  не  слушать  то,  что