но созвониться и  вообще увидеться... И  что
он делает большую глупость...


"Поигрались".

     Эй,  кто еще не видел дураков? Приходите, посмотрите: вот он я, Кисанов
Алексей, частный детектив и самый что ни на есть круглый и квадратный, самый
дурацкий дурак на свете!
     Отказаться от такого?  Не-е-т,  -  мысленно простонал  Кис,  -  пойдите
поищите, другого такого  недоумка не найдете! Александра его больше на порог
не пустит, - и правильно сделает, между прочим, так ему и надо!..
     Так размышлял Кис с утра пораньше в четверг. Утро выдалось свободным, и
он,  наконец, выспался и  неторопливо  принял ванну вместо  обычного скорого
душа. В холодильнике обнаружились готовые блинчики, которые  накануне  купил
Ванька, и, надо признаться, что жгучее самобичевание  не  помешало детективу
позавтракать со здоровым аппетитом.
     Впрочем,  настроение  никак  нельзя   было  назвать  хорошим,  а  когда
позвонила Галина, так оно и вовсе испортилось.
     Она регулярно позванивала Кису, каждый раз с робкой надеждой спрашивая,
как продвигаются  дела. Но каждый раз дела  были исключительно никак: всякая
новая ниточка,  на которую надеялся Кис,  с  удручающим  постоянством вела в
новый тупик.
     -  Может  быть, сегодня  что-то удастся прояснить - пытался  утешить ее
Кис, - я жду новостей...
     Он  и в  самом  деле  ожидал  новостей  от Ваньки,  который  умчался на
свидание  с каким-то транссексуалом,  обещавшим  добыть  нужную  информацию.
Транссексуал  Катя,  по Ванькиным  словами,  горячо  откликнулся на  просьбу
помочь,  поскольку "рад отомстить  за нас, за женщин". Что ж, в добрый час -
за женщин так за женщин! Лишь бы помог выйти на нужных людей...
     - Муж вспомнил, где мы видели Стасика, - всхлипнула Галя. -  Расспросил
мою подругу, установил его личность...  Они его  объявили в розыск, квартиру
опечатали... А я как раз хотела за чистым бельем к нему съездить...


     Повесив трубку, Кис  направился  к компьютеру.  Попозже,  вечером,  Кис
намеревался  посетить  Веру  Лучникову,  а  пока  что  хотел  в   сладостной
неспешности  перечитать и  обновить  свои  записи по  делу "зомби",  как  он
окрестил его.
     Перечитав и сделав пометки об уже выполненных пунктах, Кис задумался. С
самого начала во всех этих делах его интриговал один момент, да все никак не
хватало  времени  задуматься  об этом всерьез. Но  сейчас время  было, и Кис
принялся усиленно размышлять: почему это мужчинам рот заклеивали, а женщинам
- нет? Почему мужчины были  связаны  липким скотчем, а женщины -  веревками?
Скотчем  -  быстрее  и  надежнее. Выбраться из него без  посторонней  помощи
практически  невозможно.  А из веревок, если они не  слишком туго  затянуты,
выбраться можно, что собственно и  произошло в четырех из  пяти  случаев. Не
связали только Лучникову.
     У  него  смутно  брезжили кое-какие  соображения  на  сей  счет,  но их
следовало проверить. И потому, глянув на часы, он решил съездить к последней
потерпевшей, которая звалась Натальей Константиновной.
     Выбор пал именно на нее по двум причинам: во-первых, жила она близко, в
центре, во-вторых, он  уже встречался с ее падчерицей Мариной, у которой при
упоминании мачехиного имени скисало лицо, оправдывая фамилию Кисловская. Вот
Кис и решил глянуть заодно, что ж там прокисло у этих женщин.
     Кис,  как  водится, поехал  без  звонка:  зачем  лишние  переживания по
телефону?  Вспоминать  об  изнасиловании,  понятное   дело,  потерпевшей  не
хочется, рассказывать постороннему -  тем более. Кис мог рассчитывать только
на встречу, на личное обаяние, на свое умение вести разговор.
     Оно у него было,  это умение,  особенно с женщинами.  Будучи  человеком
старомодным,  он женщин уважал априори: слабый пол. Конечно, он понимал, что
слабый пол  не такой  уж слабый,  и что  в  бархатных лапках острые  коготки
водятся,  которые иной  раз  куда  опаснее  примитивного мужского  кулака  и
неповоротливой и наивной  мужской психики... Но, полагал Кис, коготки потому
и ранят иной раз смертельно, что слабый пол вынуждают быть сильным нерадивые
мужики. Те самые закомплексованные слабаки и нюни, которые себя не уважают -
и других, естественно, тоже. Кого можно уважать, если сам  себя не уважаешь?
Кого  можно  любить,  если себя не любишь?  Разве может быть  щедрым  нищий?
То-то...
     Короче,  в  разговорах  со  слабым  полом  Кис  обычно   был  терпелив,
внимателен и  деликатен. Это у него и называлось умением вести  разговор, на
него он и полагался.


     ...  Не то,  чтобы детектива подвело это  самое  умение, но  встреча  с
Натальей  Константиновной  изрядно  поколебала  его  рыцарские  наклонности,
оставив у Алексея мерзкое ощущение, словно  его  выдержали полчаса в ванне с
липким сахарным сиропом.
     Слащаво-кокетливая,  фальшивая  до  невозможности,  она,   как   плохая
актриса, закатывала глазки,  дабы выразить запредельность  произошедшего,  и
двусмысленно  улыбалась,   произнося  душным  шепотом:   "ну,  это...   сами
понимаете...",  не  забыв  при  этом обрисовать  групповое  изнасилование  в
деталях, о  которых  деликатный Кис вовсе и не спрашивал. Причем на  лице ее
отражалась некая мечтательность, как если  бы она вспоминала не более чем об
утреннем эротическом сне.
     Кис, как это свойственно людям, судил о других в меру своего понимания,
а именно - в меру понимания самого себя. Он хорошо знал, что момент  насилия
в любовной игре -  весьма пикантная приправа, он  и сам не  прочь; что сцена
насилия,  допустим, в  кино может возбуждать зрителя. Но  он  также  отлично
понимал, что  в  реальности, где  уже нет  зрителя, комфортно смакующего под
чаек-кофеек  эротические сцены, а  где  есть только жертва один  на  один  с
насильником - это  уже совсем, совсем другая история: история поругания души
и тела, ничего общего с эротизмом не имеющая.
     И  беглая сладостная  улыбочка Натальи  Константиновны,  ее  мимолетное
сытое потягивание  при  воспоминании о  групповом  изнасиловании удивило его
неимоверно: все  это шло полностью вразрез с  его представлениями. Он честно
попытался пошарить в закоулках своего подсознания, на  донышках самых старых
и пыльных ящиков своих воспоминаний,  - но ничего, что могло бы пролить свет
на столь  неожиданную  реакцию  изнасилованной  женщины,  ему  обнаружить не
удалось.
     Не то, чтобы Алексей считал свою душу эталоном для всех человечьих душ,
- нет, разумеется нет! Он, к  примеру, никак не сумел бы  обнаружить в  себе
даже бледной тени того позыва, который заставляет  некоторых ублюдков мучить
и  убивать... И  все  же  поведение  Натальи его  насторожило. Возможно, тут
что-то  другое... Или  нет? Может, она  просто законченная потаскуха? И Кису
этого постичь не дано? Но ведь даже проститутки не любят, когда их насилуют!
     Отложив  эту  загадку  на  потом,  он приступил  к  беседе  с  Натальей
Константиновной  с  особой   внимательностью,  втайне  порадовавшись  своему
случайному  выбору,  павшему   именно  на  эту  свидетельницу:  слишком  она
примитивна и самодовольна, чтобы заметить подвох в его вопросах.
     Оказалось, что, как Кис и предположил, от  веревок было освободиться не
так  уж и  трудно  -  после  минут десяти кручения-верчения кистями, веревки
ослабли и сами соскользнули с рук.
     - Почему, как вы думаете? - простодушно спросил Кис.
     -   Ну,  это  ж  ясно!  -  удивилась  Наталья  Константиновна  недоумию
детектива. - Они же  насиловать  пришли,  а не мучить! Если бы падчерица  не
явилась,  я  бы  что,  по-вашему,  сутки  должна была  лежать  связанная? Ни
пописать, ни  попить? А  так они чуток  связали,  чтобы я милицию  не смогла
вызвать, пока они не уйдут, и все - дальше им уже никакой нужды не было ...
     - Они вам это сами объяснили? - еще простодушней удивился Кис.
     - Нет, ну  вы странный какой-то! Ничего они не объясняли! Это ж понятно
и так!
     - То есть, вы  убеждены, что бандиты позаботились о том, чтобы вы могли
попить и, извините, пописать?
     - Ну  они  ж тоже люди!  Дело сделали, поигрались, и пошли себе! Что  ж
дальше-то над женщиной издеваться?
     Право, забавная дамочка! Она это называет "поигрались"! Интересно...
     - А супруг ваш от этого зрелища  умер, - неожиданно сменил тон Кис. - И
до инфаркта его  довели эти,  как  вы выразились, игрушки. И ваши редкостной
доброты  и   заботливости  бандиты  видели,  что  человек  умирает,  но   не
остановились, врача не вызвали, - жестко прокомментировал он.
     - Ну... - Наталья Константиновна растерялась. - Ну-у...  - снова завела
она, - это ж  мужчина, другое дело. Им,  может, мужчин  не  жалко. Они  даже
говорили, что вот мол, нехорошо старому мужу с молодой женой...
     Даже самой легкой  тени не набежало на ее  лицо при упоминании о смерти
мужа. Положительно, она еще и  дура: ума не  хватает хотя бы  сыграть  некое
подобие скорби... Оставалось только удивляться, как это ухитряются  вроде бы
приличные  мужики вляпываться в  отношения  с  такими  особями, как  Наталья
Константиновна...
     - Ага, вот оно что... - Кис, разумеется, спорить не стал. - Я вот никак
не  соображу, - вернулся он  к  простодушному тону, - всем мужьям заклеивали
рты куском скотча. А женам - нет. Почему? Может, вы догадались?
     -  Конечно, - снисходительно  ответила  Наталья  Константиновна. -  Для
минета оставили свободным.
     Алексею показалось, что на его щеках проступила краска. Однако лицо его
собеседницы оставалось безмятежным.
     - А  кричать,  на помощь  позвать - вы  не пробовали? Не все же рот был
занят...
     - Ну как же, я звала! Только никто не пришел.
     Что верно, то верно: никто из соседей криков не слышал...
     - Бандиты, насколько мне известно, ограбили вас.  Взяли  ценные  вещи и
деньги.
     - Ужас просто! -  затараторила Наталья, - взяли  кольцо  с  рубином,  с
брильянтом...
     -  На  общую сумму в двадцать тысяч  долларов,  я в курсе, - поморщился
Кис. - А вы мне вот что скажите: вещи и деньги, которые они взяли, лежали на
своих обычных местах?
     - Ну да!
     - Они их быстро нашли. Вы что, - не имеете привычки прятать ценности?
     - Ну... Кто же  мог подумать! У нас  квартира на  сигнализации! Если бы
они  меня не  втолкнули, когда я  открывала дверь,  они  бы  не  смогли  нас
ограбить!
     - Где именно находились деньги?
     Наталья Константиновна задумалась. И думала довольно долго.
     - В ящике серванта, - наконец, промолвила она.
     Ага, интересно. А в деле записано - в ящике письменного стола.
     - А драгоценности?
     - В шкатулке. А шкатулка стояла на тумбочке в спальне.
     - Она и сейчас там стоит? Можно посмотреть?
     - Зачем? - нахмурилась  Наталья. -  Она...  Сейчас ее там нет.  Я ее на
ключ заперла, в тумбочке.
     - Так где же ее обычное место?
     -  Ну, раньше я  ее на  тумбочке  держала...  А  теперь,  после  этого,
запирать стала.
     - Бандиты не все вынесли, верно?
     - Я не понимаю, почему вы... С какой стати вы интересуетесь?
     - Пытаюсь понять. Я бы на месте бандитов взял шкатулку и высыпал все ее
содержимое  себе в карман, к  примеру. А не  стал бы разбирать, что взять, а
что оставить.  А эти добряки,  насколько  я понимаю, вас  пожалели и с  вами
по-братски поделились!
     - С чего вы взяли?!
     - С того, что вы закрыли шкатулку на ключ. Значит, есть что хранить.
     - На что вы намекаете?!
     -  Ни  на  что, господь с вами. Просто радуюсь,  что вам такие  славные
бандюги  попались. Вряд ли ваш супруг согласился бы с этим  определением, да
супруга-то уже нет. Так  что  его мнение нам  узнать не удастся,  - позволил
себе  издевку  Кис  и быстро распрощался, оставив Наталью  Константиновну  в
полном недоумении.
     Ну и отлично, пусть недоумевает. Не заметила, как прокололась! Не могла
точно сказать, где лежали деньги - скорее всего потому, что солгала в первый
раз, а теперь  не помнит, как  именно. И  с драгоценностями он удачно провел
свой пас - наверняка они не все забрали, как она заявила в милиции.
     Кис  был страшно доволен. Рассказ "потерпевшей" ему весьма  понравился.
Он так мысленно и поставил слово  "потерпевшая" в кавычки. И эти кавычки его
сильно заинтриговали.
     Теперь  для  полноты   картины  ему   требовалось  поговорить  с  Верой
Лучниковой - единственной, кого бандиты не связали.


От слова "любовь".

     Он  прибыл  на  Сокол  около восьми  вечера, разумно  предполагая,  что
человек днем на работе, и вечером его застать легче.
     Расчет оказался верен, и Вера, рассмотрев его удостоверение, пропустила
Алексея в гостиную.
     Она была в бархатном, вишневого цвета халате, наброшенном поверх брючек
и свитерка - мерзла.
     Красивая  женщина, - отметил про себя Кис. Благородные и строгие черты;
русые волосы, небрежно подобранные на макушке, открывают  грациозную шею, по
которой струятся  две  выбившиеся  пряди;  серые глаза лучатся умом  и  едва
заметной, мягкой  иронией... Полная противоположность Наталье Константиновне
с ее яркой, но дешевой панельной внешностью.
     В  то  же  время  Вера   Лучникова  показалась  ему  бледной,  какой-то
изможденной,  вяловатой  -   словно   замороженной.  Кис  отнесся  к   этому
сочувственно: видать, последствия перенесенного шока.
     На  вопросы  Вера  отвечала  вежливо,  но неохотно  и скупо.  Детективу
приходилось переспрашивать и уточнять.
     - Я прошу вас понять, Вера  Игоревна,  насколько  важна каждая  деталь,
даже самая  малюсенькая, -  терпеливо пояснял  Кис.  -  Каждое слово,  жест,
интонация - все очень важно, понимаете? Постарайтесь вспомнить!
     -  Знаете, я была в таком состоянии, что...  - Вера посмотрела  на него
каким-то   отстраненным,   нездешним   взглядом:  должно  быть  тамошним,  в
воспоминаниях... - Все смазалось в памяти.
     - Я понимаю, понимаю! -  горячо  заверил  ее Кис. -  Но все же... А чаю
нельзя у вас попросить? - вдруг улыбнулся он.
     Не то, чтобы он  так уж хотел чаю, хоть оно и было бы весьма кстати,  -
просто  Кис надеялся  за чаепитием создать  более непринужденную обстановку,
растормошить, растопить немножко эту заснеженную женщину.
     - Разумеется.
     Вера, зябко кутаясь в халат, пошла на кухню. Алексей проследовал за ней
и некоторое время  молча  следил  за  тем,  как  Вера ополаскивает  кипятком
заварочный чайник из синего фарфора.
     -  Давайте попробуем  сделать так: я буду задавать наводящие вопросы, -
наконец,  произнес он. -  Может, они  помогут вам вспомнить что-то важное...
Хорошо? - Он посмотрел Вере в глаза.
     Вера  ответила ему таким же прямым взглядом и улыбнулась: что-то было в
этом детективе  располагающее. Глаза светло-карие,  чуть зеленоватые, умные,
спокойные;  во  взгляде есть глубина,  перспектива,  в  которой  угадывается
прочувствованная и осмысленная жизнь; хороший мужской подбородок,  говорящий
о наличии характера,  но без излишней жесткости; буйная шевелюра намекает на
темперамент,    а    жестокая   стрижка,    попытка   обуздать   непослушную
растительность, -  на волю; голос приятного тембра, интонация не  фальшивая,
искренняя. Он  несуетен; пожалуй,  немного стеснен, но не зажат, - для  Веры
черта  важная: она  не  доверяла  людям,  не  умеющим  справиться  со своими
комплексами. Комплексы  - это  ядовитая  радиоактивная грязь,  покрывающая и
разлагающая любые хорошие качества в людях...
     Короче, детектив Алексей Кисанов был оценен, скорее, положительно, Вера
в его  присутствии  чувствовала  себя непринужденно  и сочла, что его  можно
удостоить  откровенной беседы. Он не  станет ухмыляться за спиной, вспоминая
доверенные ему  пикантные  подробности, -  он  деликатно сотрет их из  своей
памяти, уважая чужую душу и чужую беду...
     - Давайте, - легонько улыбнулась Вера.
     - Вы, наверное,  знаете, что всего таких изнасилований было пять?  И во
всех остальных  случаях пострадавшими были  жены. Законные супруги,  я  имею
ввиду, - смущаясь, уточнил Кис.  -  Только  вы не имели этого, так  сказать,
статуса. А теперь подумайте: по-вашему, преступники приняли вас за жену? Или
они знали, что вы на тот момент не являлись женой... - путался в словах Кис.
     Вера помогла ему: "Что я была любовницей?"
     - Да, - обрадовался поддержке Алексей.
     -  Между  прочим,  зря вы  стесняетесь  этого слова,  - заметила  Вера,
наливая кипяток в синий чайник. - Оно красивое, от слова "любовь". Любовница
-  это  та, которую  любят.  А  жена -  это что-то непонятное.  На старинном
русском - просто женщина. И не факт, что любимая.
     - Верно, -  удивился Кис,  -  никогда не  об этом  задумывался.  Но  вы
совершенно правы... В общем, как вам кажется, бандиты знали, что вы не жена?
     - Нет. Толя назвал меня женой при них, и никто никак не отреагировал. -
Вера прикрыла чайник  "бабой" и  вернулась  в гостиную. Кис не  отставал.  -
Кроме того, они, уходя, назвали меня "хозяйкой".
     - "Хозяйкой"?  Это в  каком  же контексте? Так  водопроводчики говорят,
получая свою десятку!
     -  Я  тогда  тоже  удивилась... Но  мне  было не до того. А вот  сейчас
припоминаю:  они  сказали   очень  странную  фразу...   Что-то   по   поводу
Сбербанка... Погодите...
     Вера отвернулась к  окну, и Кис на некоторое время  получил возможность
полюбоваться ее строгим профилем.
     - Вот как они сказали: "Все, хозяйка, как в Сбербанке. Бывай!" Это было
тогда, когда они набили свои пакеты ценностями. Словно они их не выносили, а
напротив, принимали в банк на хранение... Или что-то в этом  роде... Я так и
не поняла.
     Кис  вскочил  и  забегал  по гостиной.  "Извините,  -  пробормотал  он,
проносясь мимо Веры, - когда думаю, люблю ходить..."
     Вера усмехнулась и отправилась на кухню разливать по чашкам чай.
     Когда она  принесла дымящиеся чашки  и тарелку  с каким-то экзотическим
печеньем, Кис уже  сидел,  помахивая нетерпеливо ногой, закинутой  на другую
ногу.
     -  Это чрезвычайно интересная  деталь,  - проговорил он возбужденно.  -
Чрезвычайно! А еще что-нибудь, Вера Игоревна, не вспомните? Подумайте, прошу
вас! Что-нибудь такое, что могло вас удивить, показаться странным... А?
     Вера  снова  легонько улыбнулась и  придвинула детективу чашку:  "Прошу
вас".
     Кис  послушно  затренькал  ложечкой,  размешивая  сахар,  с нетерпением
поглядывая на Веру.
     Она думала. Опустив  глаза  в чашку,  она тоже  кружила ложкой янтарную
жидкость,  хотя  сахару  там   было  всего   пол-ложечки,  и  он  давно  уже
растворился...
     - Вспомнила. - Вера подняла  глаза от чашки. - Вот  еще что: когда Толе
стало плохо, я закричала. Мне уже  было все равно, что у них пистолет, я уже
не могла думать ни о чем, кроме Толи...
     - Простите, Вера, я хотел бы уточнить: вы кричали громко?
     - Изо всех сил.
     - А до этого - почему не кричали? Не пытались позвать на помощь?
     - Из-за Толи. Чтобы не сделать ему еще хуже.
     - Я понимаю... Но продолжайте, я вас перебил.
     - Я закричала; и где-то подсознательно ждала удара, если не выстрела. И
знаете, как они отреагировали? Они меня спросили: "что, так больно?" И вдруг
разом меня отпустили. Честно  говоря, я никогда не  слышала,  чтобы  бандиты
страдали повышенной чувствительностью к чужой боли...
     -  Так-так-так, - пропел Кис довольно. - Добренькие бандиты. Это очень,
очень любопытно...
     -  Вот  еще что  удивительно:  они пользовались  презервативами. То  ли
брезгливы, то ли...
     - Ну, это скорее всего для того, чтобы не оставить генетических следов.
     - А-а, об этом я не подумала... И все  же, они  вели себя относительно,
если можно так выразиться, деликатно: перед тем, как меня  изнасиловать, они
пытались меня...  - Вера слегка  запнулась,  но быстро взяла  себя в руки, -
меня возбудить. Мне это тоже показалось странным  - разве насильникам не все
равно, что чувствует их жертва?
     -  Невероятно,   -  произнес  Кис.  -  Есть  у  меня  одна  престранная
мыслишка... Но ска