ки на подлокотники и не
отводя взгляда от лица допрашивающего. - Я выехал со склада  примерно  в
восемь сорок. Стало быть, должен был приехать в  Белый  дом  без  десяти
девять.
   - Как долго вы являетесь членом общества "Серые рубашки"?
   Вэл дважды моргнул. Однако  он  не  дрогнул,  и  тон  его  голоса  не
изменился.
   - Я не состою в этом обществе.
   -  А  что,  многие  сотрудники  компании  "Каллахен"  принадлежат   к
серорубашечникам?
   - Из тех, кого я знаю, никто. Я в этом точно уверен - никто.
   - Послушайте меня. - С этими словами Уорделл подался вперед. - Говоря
не правду, вы причините себе один только вред.  Я  уже  знаю  ответы  на
некоторые из вопросов, которые задаю вам. Ответы на остальные прояснятся
к  концу   разговора.   Даже   при   самом   поверхностном   размышлении
единственное, что вам остается, - это говорить мне правду, и не какую-то
ее часть, а всю правду.
   - Да, сэр.
   - Давно ли вы стали серорубашечником?
   - Я уже сказал вам. Я никогда им не был.
   - А когда вы познакомились с секретарем президента Гарри Браунеллом?
   - Я не знаю этого человека. Никогда его не видел.
   - Ерунда. Он арестован, сейчас сидит в тюрьме и уже дал показания. Вы
будете настаивать на том, что не знаете его?
   - Не только не знаю, я даже никогда не видел его.
   Понятия не имею, кто он такой.
   Уорделл откинулся на спинку кресла:
   - Ну хорошо. А вы можете  рассказать  мне  о  том,  что  вчера  утром
произошло у Белого дома?
   - Да, сэр, - сказал Вэл и моргнул. - Я прибыл туда без десяти  девять
и доставил три корзины с бакалейными  товарами  и  овощами  и  еще  одну
корзину с мясом. Это все, что находилось в грузовике. В кладовой  Белого
дома оказалось несколько пустых корзин, которые мне нужно было  забрать,
и я бросил их в кузов. Обе дверцы были открыты; дело в том,  что  задние
дверцы этого грузовика - двойные. Я задвигал корзины в глубину кузова; в
это время послышался какой-то шум, и я хотел обернуться, но  тут  кто-то
сильно ударил меня по голове.
   Уорделл уставился на Вэла с недоверием:
   - И это все, что вы помните?
   - Да, сэр.
   - И вы хотите, чтобы я поверил в это?
   - Да, сэр. - С этими словами Вэл Оркатт поднял левую руку и осторожно
провел ею по повязке, а потом  потер  лоб.  -  Это  все,  что  я  помню.
Немногим раньше, до тех пор пока не пришла мама, я не помнил даже этого.
Думаю, меня ударили  деревянной  дубинкой.  Она  рассекла  кожу,  но  не
проломила череп.
   - Кто ударил вас? Вы видели его?
   - Нет, сэр.
   - Вообще не видели?
   Вэл хотел было отрицательно  покачать  головой,  но,  скривившись  от
боли, передумал.
   - Да, сэр, - сказал он, - не видел. Я только слышал шум.
   - Кто доставил вас в больницу?
   - Не знаю. То есть я хочу сказать, что не помню.
   Мне говорили, что "скорую помощь" для меня вызвал какой-то  полисмен.
Это все, что я знаю.
   - А где этот полисмен обнаружил вас?
   Вэл нахмурился и опять потер лоб. Миссис Оркатт посмотрела на сына  и
перевела взгляд на Уорделла:
   - Если хотите узнать, спросите у меня. В больнице мне все рассказали.
Весь окровавленный он шел по газону  вдоль  берега  Потомака,  и,  когда
полисмен остановил его, Вэл не мог  вспомнить,  ни  как  его  зовут,  ни
чего-либо еще...
   - В какое время это было?
   - Утром,  примерно  в  одиннадцать  часов.  Полисмен  вызвал  "скорую
помощь", а в больнице решили, что он получил ранение в одной из  уличных
потасовок, и сперва врачи подумали, что он просто не хочет говорить, как
его зовут, потому что он - коммунист или кто-то там еще. Так или  иначе,
они не обратили особого внимания на это, потому что приемный  покой  был
битком набит пострадавшими. И только сегодня утром доктор обнаружил, что
Вэл и в самом деле потерял память.
   Когда он не пришел домой прошлым вечером, я встревожилась, а тут  еще
около девяти часов стали приходить какие-то люди и наводить  справки.  А
позже пришли еще какие-то люди; они задавали миллионы  одних  и  тех  же
вопросов мне и моему мужу, одних и тех же,  снова  и  снова.  Потом  два
человека остались дежурить у парадного подъезда моего дома и еще двое  -
у черного хода.
   Они находились там всю ночь. Я полагаю, они и сейчас там дежурят. Как
только рассвело, я собралась на поиски Вэла  и  велела  мужу  оставаться
дома на случай, если Вэл  вернется,  пока  меня  нет.  Те  мужчины,  что
дежурили у парадного подъезда, сперва не хотели выпускать меня, а  потом
один из них решил отправиться вместе со  мной.  Я  пошла  в  полицейский
участок, жена тамошнего  лейтенанта  -  моя  подруга.  Однако  лейтенант
сказал, что поисками Вэла уже  занято  более  сотни  мужчин  и  что  он,
лейтенант то есть, ничем не может мне помочь. Я попробовала связаться  с
мистером Кемпнером, это управляющий компании, где работает Вэл, но  того
не было дома, и мне не удалось его найти.
   Я обошла несколько больниц, а  потом  отправилась  в  морг,  где  мне
пришлось  участвовать  в  опознании  четырех  мертвых  мужчин.  Потом  я
направилась в больницу Святого Эразма,  и  здесь,  в  отделении  "Скорой
помощи", и оказался Вэл. Он только смотрел, но никак не узнавал меня.  Я
стала задавать ему разные вопросы, но он не понимал,  о  чем  я  толкую.
Поэтому я заставила его высморкаться.
   Миссис Оркатт сделала паузу, чтобы перевести дух.
   -  Итак,  -  нетерпеливо  сказал  Уорделл,   -   вы   заставили   его
высморкаться.
   - Да, сэр. У Вэла был  нормальный  цвет  лица,  и  мне  сказали,  что
завтракал он с большим аппетитом. Поэтому мне  стало  ясно,  что  с  ним
ничего серьезного не произошло, ему только  нужно  прочистить  мозги.  Я
прижала платок к его лицу и, как это было,  когда  он  пешком  под  стол
ходил, велела ему изо все сил выбить нос. Санитарка кричала мне, чтобы я
этого не делала, но я заставила его высморкаться.  Вэл  кричал,  что  от
этого дела у него болит голова, но потом он посмотрел на меня и сказал:
   "Мама", и я заплакала. Санитарка позвала врача, и тот сказал, что это
просто удивительно.
   - Да, - согласился с ней Уорделл, - просто  удивительно,  несомненно.
Скажите, наверное, ваш сын хорошо умеет притворяться?
   - Нет. Вэл не притворяется. С вашей стороны жестоко  спрашивать  его,
является он серорубашечником или нет.  Ему  улыбался  президент  и  даже
разговаривал с ним.
   Вам бы послушать, какого Вэл высокого мнения  о  президенте,  как  он
восхищается им, как...
   Уорделл перебил ее:
   - Вы же сами сказали - он прикидывался, что не  понимает,  о  чем  вы
толкуете.
   - Ну, вы-то, полагаю, понимаете, о чем я толкую. Я говорю о том,  что
в голове у него не было ясности.
   - Вы хотели сказать, что он притворялся.  Вы  сами  сказали,  что  он
вполне здоров.
   Миссис Оркатт протестующе замахала руками, словно  хотела  оттолкнуть
Льюиса Уорделла. Потом она снова сложила их на коленях  и  произнесла  с
некоторой долей презрения в голосе:
   - Какой смысл с вами говорить, коли вы ничего не понимаете.
   Уорделл мрачно посмотрел на нее и нажал кнопку на  письменном  столе.
Вошедшему секретарю было поручено прислать в кабинет  трех  агентов.  Не
прошло и десяти секунд, как они  уже  стояли  у  стола.  Одному  из  них
Уорделл приказал отправиться в больницу Святого Эразма и доставить  сюда
врача и медсестру, у которых Оркатт находился на излечении, другому было
велено поехать в дом Оркаттов и привезти отца  Вэла,  а  третий  получил
задание найти полисмена, который подобрал Вэла в  Потомак-парке.  Агенты
ушли.
   Начальник секретной службы Скиннер завозился  в  кресле,  устраиваясь
поудобнее, - теперь он  полусидел-полулежал,  засунув  руки  в  карманы,
опустив подбородок  на  грудь  и  подняв  брови;  при  этом  глаза  его,
вопрошающие  и  не  находящие  ответа,  неотрывно  смотрели  в   красное
мальчишеское лицо Вэла. Уорделл бросил взгляд на Скиннера:
   - Ну а вы что скажете?
   - Да ничего, продолжайте, - отозвался начальник секретной службы,  не
сводя глаз с Вэла, - в недостатке любознательности вас трудно  обвинить.
Просто я тут подумал, что, если надавить на то  место,  по  которому  он
получил дубинкой, не сможет ли  это  действие  заставить  его  вспомнить
побольше о том, что там происходило? Например, вдруг  он  вспомнит,  что
его ударили той тяжелой тростью, которую всегда берет с собой президент?
Она ведь, как вы помните, тоже числится пропавшей. Но с другой  стороны,
хотя бы ради смеха, вы могли бы  сделать  вид,  что  думаете,  будто  он
говорит правду.
   Уорделл оглядел Вэла Оркатта и сказал:
   - Если надавить на  рану  на  вашей  голове,  это  ведь  будет  новая
разновидность допроса третьей степени, не так ли?
   - Да, сэр.
   - Мы подумаем об этом. Значит, президент улыбался  вам  и  говорил  с
вами. Когда это было, вчера?
   - Нет, сэр. Такое случалось несколько раз, в основном прошлым летом.
   - Вы видели его вчера?
   - Да, сэр.
   - Вот как! Где вы его видели?
   - Когда я проезжал, он стоял на газоне возле кустов.
   Он смотрел, как они цветут. Это были рододендроны.
   - Он говорил с вами?
   - Нет, он смотрел на цветы.
   - А что еще вы видели?
   - Только часового у ворот.
   - А садовников?
   - Нет, не видел, сэр.
   - Но они там были.
   - Должно быть, они возились с цветами в оранжерее, я не видел их.
   - И охранников не видели?
   - Никого, за исключением часового. Как правило, охранники редко стоят
у проезда к дому.
   - А когда вы уезжали оттуда, вы заметили часового?
   - Нет, сэр. - Оркатт судорожно вздохнул. - Как я  мог  заметить  хоть
что-нибудь, уезжая оттуда?
   - Действительно. Ведь вас ударили деревянной дубинкой,  чем-то  вроде
тяжелой деревянной трости. Но когда вы въезжали на территорию, у  вас  с
головой было все в порядке?
   - Да, сэр.
   - Тогда вы должны знать вот  что.  -  Уорделл  заметно  помрачнел.  -
Смотрите не совершите ошибки, отвечая на этот вопрос. Когда вы  въезжали
на территорию Белого дома, кто еще, кроме вас, находился в грузовике?
   - Никого.
   - Это правда?
   - Это - абсолютная правда.
   - Откуда вам это известно?
   - Как откуда... - Оркатт поморщился. - Если  бы  в  машине  находился
кто-то еще, я бы знал об этом. У грузовика закрытый кузов, с дверцами на
задней стенке. С места водителя я  могу  видеть,  что  делается  внутри.
Когда я подъехал к Белому  дому,  чтобы  вынуть  корзины,  мне  пришлось
открывать дверцы кузова. Ну как кто-то мог бы спрятаться в  машине  так,
чтобы я не увидел его?
   - Но кто-то же был в ней. Кто-то ведь ударил вас.
   Как он смог бы попасть на территорию Белого дома,  если  не  в  вашем
грузовике?
   - Не знаю. Думаю, что есть еще какие-то возможности проникнуть  туда.
Ведь охранников не расставишь повсюду.
   - Что верно, то верно. - Уорделл ссутулился, поставив локти на  стол.
- И это - один из фактов не в  вашу  пользу.  Вы  ежедневно  доставляете
продукты в Белый дом, и вам известно, где в этот час  должна  находиться
охрана. Вам известна привычка президента прогуливаться на свежем воздухе
примерно в это время. Вы лжете, - говоря это, Уорделл повысил  голос,  -
вы лжете, в то время как единственная возможность спасти  свою  жизнь  -
это сказать правду. Вы отдаете себе отчет, что ждет каждого участвующего
в этом деле? Смертная казнь.
   Вы понимаете это, Вэл Оркатт? Вас ждет смертная казнь.
   У вас нет никаких шансов на спасение. Скажите мне всю правду  сейчас,
и тогда, может быть, у вас появится один-единственный шанс. Ну, как  мог
кто-то еще...
   В это время подала голос мать Вэла. Она начала свое, прервавшее  речь
Уорделла выступление с относительно негромких  заявлений,  утверждавших,
что ее мальчик не лжет и что бессмысленно угрожать ему подобным образом.
Но когда она увидела, что ее ремарки оставлены без  внимания  и  Уорделл
продолжает настаивать на своем, она вскочила со стула и начала вопить во
всю  глотку.  Скиннер  встал,  подошел  к  ней  и  взял  ее  руку.   Его
рукопожатие, и отнюдь не ласковое, отвлекло миссис Оркатт от ее занятия.
Она замолчала.
   - Вон отсюда, - сказал Скиннер.
   Ей достаточно было лишь раз взглянуть ему в глаза.
   - Пожалуйста, не надо, я замолчу. Прошу вас! - взмолилась она.
   Начальник секретной службы отпустил ее руку.
   А Уорделл продолжал:
   - Никто, кроме вас, не знал о подобных возможностях. Никто другой  не
мог знать, что ваш грузовик в нужный час окажется в нужном  месте.  Даже
если преступники и смогли бы попасть на территорию Белого дома,  что  им
здесь делать без грузовика? И в любом случае есть  один  довод,  который
решает все проблемы:  часовой  видел,  как  вы  выезжали  оттуда.  Этого
достаточно. Вам конец.
   Когда он замолчал, Вэл Оркатт подождал какое-то  мгновение,  а  затем
сказал:
   - Да, сэр.
   - Да что вы хотите сказать этим вашим "Да, сэр"?
   Боже правый, неужели вы не видите, что единственным  вашим  спасением
является правда, и только правда?
   - Я хочу сказать, - начал Вэл, - что я понимаю - мне конец. Я  сказал
вам правду, но вижу, что вы не хотите поверить мне. Скажу только одно: я
не знаю, как похитители проникли на территорию Белого дома, и  не  знаю,
откуда им было известно, что грузовик подъедет туда в нужное  им  время.
Однако думаю, что подобные сведения могут быть известны многим,  ведь  я
приезжаю туда каждое утро примерно в одно и то же  время.  И  еще  одно:
часовой не видел, как я выезжал. Он не мог видеть этого, поскольку  я  и
не выезжал. Думаю, что после того, как мне нанесли удар по голове,  меня
бросили в кузов грузовика, и я валялся там без сознания,  но  утверждать
этого не могу. Как же часовой мог  меня  видеть?  Однако  послушайте,  я
чувствую, куда вы гнете, когда говорите о том, что меня ударили  тростью
президента. Это было не так, но мне ясно, на что вы намекаете.  Но  если
бы это было и так, как часовому удалось бы увидеть, как я  выезжаю?  Чем
бы меня ни ударили, но после такого удара я физически  не  был  способен
управлять грузовиком.
   Миссис Оркатт  дарила  улыбки:  сперва  своему  сыну,  а  затем  всем
остальным. Начальник тайной полиции Скиннер ее улыбку проигнорировал,  а
Уорделл ответил злобным взглядом. После этого он перевел  взгляд  на  ее
сына и уже не отводил его, собираясь с силами для новой  психологической
атаки, но  ему  помешал  телефонный  звонок.  Трубку  хотел  было  взять
Скиннер, но Уорделл опередил его.
   - Алло, - сказал он.
   Звонил один из секретарей, сидевших в приемной.
   Он  сообщил,  что  мистер  Биллингс,  министр  сельского   хозяйства,
настоятельно требует,  чтобы  его  соединили  с  мистером  Уорделлом,  и
отказывается передать что-либо на словах. Мистер Биллингс сказал, что не
потерпит никаких отказов. В ответ на это Уорделл приказал:
   - Соединяйте!
   Мгновение  спустя  он  услышал  в  трубке  голос   Биллингса,   такой
настойчивый, что почти звенел:
   - Льюис? Я говорю из кабинета президента в Белом доме, рядом со  мной
находится миссис Стэнли. Здесь,  в  библиотеке,  собрался  весь  кабинет
министров, за исключением Моллесона. Вы немедленно должны присоединиться
к нам.
   - Я не могу прийти, - отрезал Уорделл.
   -  У  вас  нет  выбора.  Миссис  Стэнли  и  мне   удалось   отсрочить
голосование, но лучшее, что мы  смогли  сделать,  -  это  убедить  их  в
течение десяти минут ждать вашего прихода. Три минуты уже прошли.  Время
работает против вас, в этом нет никакого сомнения, и если вы не явитесь,
произойдет черт знает что. Приходите немедленно.
   - Это что, из-за Браунелла? Я уже сказал Оливеру...
   - Дело не только в Оливере. Да, отчасти из-за  Браунелла.  Все  очень
сложно.  Не  тратьте  времени  на  разговоры,  приходите.  Если  кабинет
проголосует против вас...
   - Пусть голосует.
   В трубке прозвучала пара щелчков, потом послышался какой-то шорох,  а
чуть позже Уорделл услышал голос миссис Стэнли:
   - Мистер Уорделл, ради бога, приходите немедленно.
   Уорделл открыл было рот, потом  закрыл  его,  потом  открыл  снова  и
произнес:
   - Хорошо. Задержите их. Я буду через пять минут.
   Уорделл положил телефонную трубку и повернулся к Скиннеру. Глаза  его
были налиты кровью, волосы  спутаны,  воротничок  сорочки  был  мятым  и
грязным от пота.
   Встав из-за стола, министр направился в  тот  угол,  где  лежала  его
шляпа:
   - Скиннер, я иду в Белый дом. Вы продолжайте вести здесь  работу.  До
тех пор пока не  последует  новых  указаний  от  меня  или  от  кабинета
министров, вы  наделяетесь  всей  полнотой  власти.  Используйте  ее  не
колеблясь.
   И он выбежал из кабинета, даже  не  задержавшись,  чтобы  закрыть  за
собой дверь. Начальник секретной службы встал, подошел к  двери,  закрыл
ее, а затем вернулся к своему  креслу.  Он  посмотрел  на  Вэла  Оркатта
серыми пытливыми глазами и сказал:
   - Ну хорошо, дружок. Давай начнем все с самого начала и посмотрим, не
совершили ли мы каких-то ошибок. Например, скажи  мне:  еще  до  прихода
доктора, когда у тебя была амнезия, кем ты себя считал?

Глава 12

   В четыре часа дня, в среду, в  библиотеке  дома  Гриннелов  собралось
около дюжины  человек.  Здесь  присутствовали:  издатель  газеты  Хартли
Гриннел, хозяин дома, а также старый, убеленный сединой  Джордж  Милтон,
на деньги которого был куплен дом и дочь которого обставила это жилище с
утонченным вкусом и изяществом. Кроме того, здесь находился нью-йоркский
финансист Мартин Дрю; он так и не уехал  в  тот  вечер  понедельника,  а
после событий  вторника  изъявил  решительное  намерение  оставаться  до
развязки. Еще  здесь  присутствовал  вице-президент  Соединенных  Штатов
Роберт А. Моллесон. С налитым кровью лицом, темными мешками под  глазами
и длинной сигарой в зубах, он  сидел  на  кожаном  диване,  повернувшись
спиной  к  длинному  столу.  Стоявший  перед  ним  мужчина,  высокий   и
худощавый, с редкими темными волосами, желто-зелеными глазами и  большим
чувственным ртом, был Д.Л. Ворменом, представителем стальных  корпораций
в законодательных органах, самым высокооплачиваемым  лоббистом  в  мире.
Остальные либо принадлежавшие к кружку, собравшемуся вокруг дивана, либо
угнездившиеся на его краях, и лишь немногим менее известные, чем  Мартин
Дрю, и менее проницательные, чем Джордж Милтон, прибыли  в  основном  из
Нью-Йорка; правда, один из них жил в Вашингтоне, и еще один  приехал  из
Чикаго. Там и сям стояли  полные,  наполовину  полные  и  совсем  пустые
высокие бокалы для виски с содовой, и несмотря на то, что все окна  были
открыты, табачный дым висел таким плотным  облаком,  что  Джордж  Милтон
давно уже оставил всякие попытки взмахом руки  отогнать  его  от  своего
лица и был вынужден  удовлетворяться  постоянным  пощипыванием  ноздрей,
чтобы ослабить жжение в носу.
   Собравшиеся  здесь   давали   обильную   пищу   для   ума   сторонним
наблюдателям. Философ нашел бы повод для печальной и обильной критики  и
порицания несоответствия своему назначению  тех  сосудов,  которые  даны
человеческой расе  в  качестве  грандиозных  вместилищ,  в  которых  она
производит накопление мудрости и своей ужасающей мощи.  Издатель  газеты
"Нью-Йорк геральд трибюн" не пожалел бы красноречия,  чтобы  выразить  в
стихах свое изумление по поводу того, какой конгломерат разума, славы  и
добродетели оказался собранным под одной  крышей.  Коммунист  изошел  бы
пеной  от  ярости,  видя,  какие  чудовища  здесь   осмелились   принять
человеческий облик. В соответствии со своими представлениями о моральных
нормах гробовщик стал  бы  потирать  руки,  предвидя  скорое  увеличение
спроса на рынке его услуг; статистик с сухой  точностью  математического
расчета  определил  бы,  что  оказавшаяся  перед  ним   дюжина   человек
олицетворяет находящееся под их контролем  богатство  Америки  на  сумму
более пяти  миллиардов  долларов.  Любое  из  этих  наблюдений  было  бы
правильным и бессильным изменить направление течения дел.
   Д.Л. Вормен говорил с вице-президентом Моллес