у  нее  на
коленях, а сама Альма глядела на дверь в ванную и  улыбалась.  Радостные
мысли увели ее так далеко, что, когда раздался стук  в  прихожей,  Альма
даже не вздрогнула и, только пройдя половину пути, вспомнила,  что  этот
стук означал. Тут ее сердце бешено заколотилось. Девушка подошла к двери
и повернула ключ в замке.
   За дверью стоял тот самый человек. Альма вскинула на него глаза -  он
оказался еще выше, чем ей казалось.
   В знак приветствия мужчина слегка наклонил голову.
   Альма сказала: "Входите", он вошел, и девушка закрыла дверь.
   - Вы пришли вовремя.
   - С точностью до секунды, мисс Кронин.
   Альма боролась с искушением посмотреть в  сторону  двери,  ведущей  в
ванную, и поспешила отойти от нее подальше, на середину комнаты. Немного
поколебавшись, мужчина последовал за  ней.  Когда  Альма  повернулась  к
нему, он похлопал себя по нагрудному карману.
   - Я принес деньги, - сказал он, - десять тысяч долларов. Если дневник
у вас, мы сможем покончить с этим  делом  в  течение  минуты.  Я  только
взгляну на него.
   На это предложение Альма ответила вопросом:
   - Полагаю, я сперва могу взглянуть на деньги?
   - Конечно, мисс Кронин. Но с вашего позволения сперва  я  взгляну  на
дневник. Где он?
   - У меня его нет.
   Сказав это, Альма от ужаса прижала руку ко рту: ведь она не имела  ни
малейшего  намерения  говорить  подобные  вещи.  Однако  от  нее  и   не
потребовалось никаких попыток как-то  исправить  ситуацию:  увидев,  что
выражение лица "покупателя" внезапно изменилось, она догадалась, что  ее
роль уже сыграна. За своей спиной девушка  услышала  резко  прозвучавшую
команду Чика:
   - Руки вверх! Альма, прыгай в сторону, быстро!
   Однако Альме не хватило проворства. Будучи  совершенно  незнакомой  с
тем, как надо себя вести при перестрелке, она целых полсекунды усваивала
смысл сказанного Чиком, а это оказалось слишком долго. Мужчина, несмотря
на огромный рост, продемонстрировал удивительную прыть. Одним рывком ему
удалось схватить Альму, прижать ее к  себе  и  оказаться  на  полпути  к
ванной комнате. Он был настолько силен, что мог  вертеть  девушкой,  как
пуховой подушкой. Чик, видя,  что  стрелять  нельзя,  прыгнул  вперед  и
попытался нанести удар своим пистолетом, но мужчина пригнулся,  отскочил
немного назад, сгруппировался и швырнул Альму в Чика.
   Одновременно с этим он сделал еще один рывок, с  размаху  нанес  удар
Чику  в  челюсть,  заставив  того  покачнуться.  Прежде  чем  Чик  сумел
восстановить равновесие и направить пистолет на противника,  тот  извлек
свой револьвер и размахнулся им. Рукоятка скользнула по виску Чика, и на
этот раз он потерял сознание.
   Пытаясь подняться, Альма встала  на  колени.  Мужчина  толкнул  ее  в
спину, пробормотал, тяжело дыша:
   - Я и тебя пришибу не  за  понюшку  табака,  -  повернулся  и  вышел,
хлопнув дверью.
   Не вставая, Альма на коленях подползла к Чику. Он  лежал  неподвижно,
раскинув руки, согнув ноги в коленях. По его лбу стекала тонкая  струйка
крови, начинавшаяся где-то в волосах.  Девушка  потянула  его  за  руку,
опустила, и рука безвольно упала. Альма  нащупала  его  пульс,  еще  раз
окликнула Чика, тряхнула его за плечо, потом  вновь  позвала  по  имени.
Кое-как  поднявшись  на  ноги,  она  пошла  к  двери,  но,  обернувшись,
направилась назад. В это время что-то, лежавшее на  полу  неподалеку  от
молодого человека, блеснуло и привлекло ее внимание. Альма подобрала эту
вещь, поглядела на нее, и то, что она увидела, ее изумило. И Чик, и  все
остальное  мгновенно  испарилось  из  ее  головы,  за  исключением  того
невероятного, парализующего волю факта, что она  держала  наручные  часы
президента - те самые, с гравировкой на крышке, однажды побывавшие в  ее
руках в тот день, когда она шла по  коридору  Белого  дома  и  встретила
агента секретной службы, который и взялся передать их  владельцу.  Тогда
это значит, что часы выпали из кармана "покупателя"! Они  были  у  него!
Часы, с которыми президент никогда не расставался!
   Альма подбежала к телефону. Ей пришлось ждать пять секунд, прежде чем
ответила телефонистка, и эти пять секунд показались  ей  бесконечностью.
Потом снова ожидание, когда же наконец ответит  абонент  в  министерстве
юстиции. С  пола  послышались  какие-то  звуки.  Это,  приходя  в  себя,
застонал Чик; не отнимая телефонную трубку от уха, Альма окликнула  его.
В этот момент ей ответили на другом конце провода,  и  она  потребовала,
чтобы ее немедленно соединили с Льюисом Уорделлом, ей нужно передать ему
сообщение. Чик перевернулся на живот и, упираясь  локтями  в  пол,  смог
поднять голову; затем он встал на четвереньки и, наконец,  на  ноги.  Он
что-то говорил Альме, она, в свою очередь, говорила  дежурному,  что  ей
нужен Уорделл.
   - Альма, со мной все в порядке, не надо никуда звонить, через  минуту
я буду в полном порядке, - выдохнул Чик.
   Альма разжала пальцы и показала ему наручные часы:
   - Я нашла их на полу, они были у него, его надо поймать!
   Она не увидела лица Чика, но почувствовала, как  его  рука  легла  на
телефонную трубку и потянула ее на себя, и в следующую секунду он сказал
неожиданно требовательным и резким тоном:
   - Отбой! Вешай трубку!
   Однако Альма не обращала на него внимания:
   - Скажите мистеру Уорделлу,  что  это  говорит  Альма  Кронин,  здесь
только что был мужчина, у которого часы п...
   Палец Чика  опустился  на  рычаг  телефона  и  прервал  связь.  Альма
схватила его за руку.
   - Чик! - воскликнула она. - Ты что, с ума сошел?
   - Нет. Отпусти меня, Альма, я все объясню.
   - Ты можешь объяснить все позже, а сейчас надо поймать его, как ты не
понимаешь!
   - Погоди, послушай...
   - Нет, Чик! Его надо схватить!
   - Никого хватать не надо. Часы выпали не из его кармана,  они  выпали
из моего кармана. Говорю тебе, повесь трубку! Я все объясню.
   Альма пристально смотрела на него и  видела  сурово  сжатые  челюсти,
нахмуренные брови, холодный блеск в  глазах.  Она  не  замечала  струйку
крови, что скапливалась у него на виске и  текла  вдоль  щеки.  Ее  лицо
стало белым  как  мел.  Она  долго  смотрела  в  одну  точку  и  наконец
проговорила:
   - Из твоего кармана, Чик?
   - Да. И я был не прав, Альма. Этого я не могу  тебе  объяснить.  Тебе
придется поверить мне.
   Ни в каком сне Альма не могла себе представить, что его взгляд  может
быть таким жестким. Она заставила свой голос звучать твердо:
   - Пускай тебе верит мистер Уорделл.
   Девушка снова сняла телефонную трубку, рычаг аппарата пошел вверх,  и
она назвала номер министерства юстиции.
   - Альма, ради бога, - сказал Чик, - Альма, пожалуйста.
   - Что  бы  там  ни  происходило,  Чик,  я  намерена  сообщить  Льюису
Уорделлу, что на полу у себя дома  нашла  часы...  Управление  секретной
службы?  Говорит  Альма  Кронин,   передайте   мое   сообщение   мистеру
Уорделлу...
   Альма не могла видеть Чика, потому что в это самое время он  оказался
у нее за спиной. Она не могла видеть ни отчаянной решимости на его лице,
ни сжатые кулаки, отведенные назад для удара. И уж конечно,  она  вообще
ничего не могла видеть, после того  как  эти  кулаки  опустились  ей  на
затылок. Ноги у девушки подкосились, но Чик успел подхватить ее на руки,
прежде чем она упала на пол.
   Он лишь мельком оглядел ее,  лежавшую  без  сознания  на  его  руках.
Нельзя было терять и доли секунды.
   Положив Альму на кровать, Чик вышел  из  комнаты  и  сбежал  вниз  по
лестнице. Он выскочил из дома через  заднее  крыльцо,  пересек  садик  и
оказался на улице.
   Здесь под деревом был припаркован его седан. Чик сел в машину,  завел
ее, доехал до перекрестка и повернул.
   Миновав один квартал, он снова сделал  поворот,  а  через  две  сотни
футов остановился у  входа  в  дом  Альмы,  но  уже  с  другой  стороны.
Двигатель он выключать не стал, вышел на тротуар и огляделся.  Все  было
тихо, свет горел где-то далеко, и не было заметно ни  одного  армейского
патруля. Чик вошел в дом, взбежал по лестнице  и,  никого  не  встретив,
проник в квартиру Альмы.
   Из чулана он достал темное пальто, накинул его на  девушку,  а  потом
взял ее на руки, подошел к двери,  приоткрыл  и  посмотрел  в  щель.  За
исключением легкого гула голосов, доносившегося с  верхнего  этажа,  все
было тихо. Не потрудившись выключить свет, он вышел в коридор  и  закрыл
за собой дверь. Хотя с такой ношей Чик не мог бежать вниз  по  лестнице,
все равно он двигался достаточно быстро. В вестибюле на нижнем этаже  он
сперва выключил свет, а затем выглянул на улицу.
   По тротуару проходила какая-то парочка. Чику  пришлось  ждать.  Затем
из-за угла появилась какая-то женщина, пришлось ждать снова. Наконец  он
рискнул спуститься с крыльца. На расстоянии сотни ярдов никого  не  было
видно. Чик рванул к машине.
   Он запер заднюю дверцу  своего  седана,  устроив  Альму  на  полу  за
передним сиденьем, свернутое пальто служило  ей  подушкой.  Чик  сел  за
руль, завел мотор и тронулся с места. Только бы  движение  и  тряска  не
привели ее преждевременно в чувство! Ехать надо не менее двадцати минут.
Только бы она проспала все это время!
   Альма... моя любимая Альма... ради бога, спи!

Часть четвертая
ЧЕТВЕРГ - ПАТОВАЯ СИТУАЦИЯ

Глава 1

   Так заведено, что Соединенными Штатами правит  около  сотни  человек.
Всех  правителей  сопровождают  советники,   помощники   и   влиятельные
сторонники, роли они исполняют каждый со своей степенью компетентности и
ответственности; у них не существует четкой организации,  и  зачастую  в
силу торжествующих в их  среде  противоречий  и  зависти  они  стараются
преодолеть ими же созданные трудности. Но в общем и целом они правят,  и
нет такой базовой политики, которую можно проводить против их  воли;  их
объединенная оппозиция провалит  любую  программу  и  любой  проект,  не
оставив соперникам никакой  надежды.  Для  утверждения  своей  воли  они
разработали сложную технику. В  отличие  от  королей,  которые  являлись
помазанниками Божьими и которые могли  запросто  и  открыто  потребовать
подчинения по праву,  данному  им  Всевышним,  эти  современные  князьки
прячут  свои  скипетры  под  любым  покровом,   который   только   могут
потребовать конкретные условия и  который  только  может  подсказать  их
изобретательность. Но хотя  их  скипетры  и  потеряли  свою  позолоту  и
церемониальное назначение, они  по-прежнему  служат  символами  реальной
власти.
   Из этой сотни  человек  примерно  семьдесят  в  четверг,  в  полдень,
оказались в городе Вашингтоне. Они прибыли сюда из Атланты,  Сент-Луиса,
Чикаго, Филадельфии, Детройта, Кливленда, Канзас-Сити,  Бостона,  Нового
Орлеана, Питтсбурга, Балтимора,  Нью-Йорка,  воспользовавшись  для  этой
цели   автомобилями,   поездами   и   самолетами.   Не   следует   особо
останавливаться на  том,  что  в  большинстве  своем  они  находились  в
состоянии  недоумения  и  тревоги   или   испытывали   крайнюю   степень
негодования, ибо такие эмоции, как правило,  характерны  для  вершителей
людских  судеб;  очевидно,  это  следует  отнести   к   профессиональной
особенности, обусловленной постоянным столкновением с большими и важными
делами. Подобное явление можно было бы охарактеризовать короткой фразой:
"Положение обязывает". Но что на самом деле было удивительным,  так  это
беспомощность этих людей. Это было и  беспрецедентно,  и  возмутительно.
Они готовились к войне, а когда правители готовятся к войне,  то  именно
ее они и получают.
   Не то чтобы они ждали войны, как можно ожидать выплаты  по  закладным
купонам облигаций, просто все так само собой получалось. Многие  из  них
очень сожалели, что события развиваются именно так, а не иначе;  однако,
когда возникала опасность для  их  займов,  выданных  воюющим  сторонам,
когда  их   транспорт   с   вооружением   оказывался   задержанным   или
уничтоженным,   когда   оказывались   стертыми   с   лица    земли    их
капиталовложения, когда падали прибыли, вступление в  войну  становилось
неизбежным.  Тогда  они  немедленно  связывались   с   лицами,   которые
существовали   специально   для   подобных    целей,    -    издателями,
законодателями, руководителями радиостанций, священниками, профессорами,
патриотами. Раз - и готово! Дело сделано! Однако теперь  возникали  одна
за другой какие-то раздражающие задержки.
   Правители  не  встречали   никакого   открытого   и   организованного
сопротивления, за исключением появлявшихся то тут, то  там  разрозненных
групп фанатиков. Но вместе с  тем  им  противостояло  нечто,  называемое
пассивным  неповиновением,  которое  появлялось  неизвестно   откуда   и
существовало  везде.  Они  смогли  установить   только   один   источник
политического  противодействия,  а  именно:  президент  Стэнли.  Он   не
выступал против них открыто, однако правители знали о  его  настроениях.
Он был слишком благодушен  перед  лицом  суровых  реалий,  обусловленных
нуждами  нации  и  ее   репутацией,   он   был   полон   сентиментальной
щепетильности. Правители приняли его тактику и стали  воздерживаться  от
открытого нападения, они вели подрывную работу.
   В понедельник, в полдень, за сутки до сессии обеих палат, Д.Л. Вормен
подготовил  список  из  трехсот  четырех  депутатов  нижней   палаты   и
пятидесяти  девяти  сенаторов,  безусловно   проголосующих   за   войну.
Благодарение Богу, наконец-то он был подготовлен! Никто  не  сомневался,
каким будет решение, и все уверенно и поспешно готовились к  последующим
событиям, к той буре, которую  они  сами  себе  приготовили.  Финиш  был
рядом, еще  немного,  и  ленточка  ляжет  бегунам  на  грудь.  Но  вдруг
телеграф, телефон и радио принесли весть о том, что заседание  отсрочено
- еще одна задержка, и это в тот момент, когда судьба начала отсчитывать
даже не часы, а минуты. А позже весть еще более  невероятная  -  похищен
президент Стэнли. Это была катастрофа, недопустимая, нелепая...
   Все бросились в Вашингтон.
   Здесь они столкнулись  с  ситуацией,  не  имевшей  прецедентов  и  не
поддающейся никакому расчету.

Глава 2

   Если с этих позиций рассматривать действия,  предпринятые  в  четверг
правителями,  а  также  их  помощниками,  советниками,  сторонниками   и
противниками, то основным впечатлением будет ощущение всеобщего безумия,
метания столь же хаотического, сколь и бесполезного.
   Однако самообладание, запас внутренних сил, наглость,  воинственность
и тактические таланты не покинули их.
   Они не смогли смириться с обстоятельствами, поскольку точно не знали,
что те собой представляют. Символом дня стал вопросительный  знак.  Знай
они, что президент Стэнли мертв, все было бы очень просто. Знай они, кем
был похищен президент и где  он  находится,  все  было  бы  также  очень
просто. Знай они хотя бы только одну вещь, а именно,  что  президент  не
возвратится к исполнению своих  обязанностей  в  течение  сорока  восьми
часов, ситуация была бы  мгновенно  взята  под  контроль,  извернувшись,
Стэнли исполнял бы уже обязанности Верховного главнокомандующего  армией
и военно-морскими силами в условиях военного времени. Но о президенте не
было никаких известий, и узнать что-либо  не  представлялось  возможным;
эта неопределенность привела к тому, что многие  оказались  парализованы
страхом,  а  остальных  охватило  предчувствие  крушения  всего  и  вся.
Вследствие этой неуверенности, из-за того,  что  в  любую  минуту  могло
прийти известие, что президент найден, спасен  и  возвращается  в  Белый
дом,  никто  не  хотел  рисковать,   скомпрометировав   себя   какими-то
действиями. Моллесон ничего не предпринимал, генеральный прокурор  Дэвис
не вынес никакого решения, сенаторы и  члены  палаты  представителей  не
выступили  с  предложениями.  На  совещаниях,  проводившихся  в   сотнях
кабинетов,  библиотек,  номеров  отелей,  правители  угрожали,  умоляли,
льстили, проклинали - все безрезультатно.
   Нельзя сказать, что законодатели и чиновники  высшего  ранга  подняли
восстание против истинных правителей.
   Нельзя даже сказать, что эти деятели не хотели поступаться принципами
или верностью отсутствующему вождю.
   Просто-напросто   они   чувствовали   настроение   страны,   о    чем
свидетельствуют телеграммы, посланные  авиапочтой  письма  и  телефонные
сообщения от их избирателей, а также  отчеты  от  их  уполномоченных  на
местах и местные  газеты,  то  есть  все  те  высокочувствительные  нити
настроений, мнений и предубеждений,  образующих  огромную,  в  масштабах
всей страны, паутину, центром которой является  Вашингтон.  Люди  любили
своего президента. Иногда  они  роптали;  то  здесь,  то  там  слышалась
критика в его адрес, но популярность Стэнли не убывала. Теперь  граждане
страны хотели, чтобы он вновь  занял  свой  пост,  они  страстно  желали
этого, и до тех  пор,  пока  президент  не  вернется,  ничего  не  имело
значения. Такое настроение охватывало всех и вся от океана до океана, от
Великих  озер  до  Мексиканского  залива,  и   нация   дала   Вашингтону
почувствовать это. Развитию  этого  настроения  в  значительной  степени
способствовал один из тысячи противоречивых слухов и сообщений, которому
поверили больше всего, который во многих умах  вытеснил  все  остальные:
президент был похищен неким  владельцем  международного  банка  и  будет
содержаться в подвале цокольного этажа одного из  зданий  Уолл-стрит  до
тех пор,  пока  не  согласится  начать  войну.  Говорилось,  что  сейчас
проводятся закулисные переговоры.
   В результате мистеру Бинну, депутату палаты представителей  от  штата
Джорджия, предоставился шанс блеснуть остроумием.  Утром  в  четверг  он
сказал своим коллегам:
   - Для меня все выглядит вполне очевидным. Кто  в  наибольшей  степени
выиграл от всего этого? Пацифисты. Во вторник конгресс  проголосовал  бы
за  войну  независимо  от  того,  что  сказал  бы  президент   в   своем
выступлении. Но если бы вопрос  о  войне  был  поставлен  на  обсуждение
сегодня, все разбежались бы. Разумеется, если  президент  вернется,  все
опять может измениться.
   Но коль скоро его нет, надеяться не  на  что.  Все  вполне  очевидно.
Джентльмены,  я  скажу  вам,  где  находится  президент:  его   похитила
ассоциация "Женщины за мир".
   Они заперли его в своей штаб-квартире и буквально  стерегут  денно  и
нощно. И я нисколько  не  осуждаю  Уорделла  за  то,  что  он  не  хочет
ворваться туда и освободить президента. Лично я бы, например,  предпочел
взять каноэ с одним веслом, переплыть на нем  Тихий  океан  и  атаковать
военно-морской флот Японии.
   Над этой шуткой немного посмеялись. Немного и недолго.

Глава 3

   Часом позже умозаключения Бинна уже вполне серьезно были использованы
сенатором  Коркораном   в   разговоре   с   Льюисом   Уорделлом.   После
неоднократных просьб, высказанных по телефону и  посланных  с  курьером,
Уорделл выделил для него пятнадцать минут. Одержав победу  на  заседании
кабинета министров, Уорделл стал еще более раздражительным и  неистовым.
Он отдал целый ряд важных указаний по  поводу  проведения  расследования
помощнику генерального прокурора, а  также  специалистам  из  Управления
государственного  секретаря  и  министерства   финансов,   приказав   им
своевременно докладывать ему о результатах.  Он  также  выслушал  мнение
начальника секретной службы  Скиннера  и  воспользовался  его  советами.
Кроме того, он отправил в тюрьму Гриннела и Вормена, а также ряд других,
не менее значительных личностей  и  до  последнего  момента  отказывался
вызывать их на допрос.  Правда,  в  порядке  следования  новой  тактике,
предложенной Скиннером, вскоре их  пришлось  освободить  из-под  стражи.
Согласно этой же тактике, предполагалось  разместить  сотню  агентов  на
центральных станциях телефонной компании;  им  вменялось  в  обязанность
прослушивать входящие и  исходящие  телефонные  звонки  длинного  списка
номеров. Из ближ