дет. Мэн
вроде приметный, а как серьезней - просто общеевропейский стандарт.
     - Значит, до завтра тебя не теребить, - осознал догадливый Смирнов. -
Что ж, мы люди не гордые, подождем. Поехали домой?
     - Посидим еще самую малость. Просто посидим.
     - Когда я от тебя завишу, твои желания для меня закон.
     Махов вроде задремал, Смирнов терпеливо молчал. Вдруг Махов распахнул
глаза и вразброс поинтересовался:
     - Вы на ту лошадку поставили, Александр Иванович?
     Смирнов глянул удивленно и неожиданно зашелся в  натужном  хихиканьи.
Махов с каменным лицом ждал,  когда  закончится  припадок  смеха.  Смирнов
вытер слезы, хлюпнул носом и ответил, наконец:
     - На ту, Леня.
     - На какую же?
     - На темную. На себя.
     - То есть?
     - Я не хочу к кому-либо присоединяться, Леня, только потому, что этот
кто-то должен обязательно выиграть. Я думаю сам и действую сам.
     - Но к кому-то вы присоединяетесь?
     - Присоединяюсь, когда считаю, что их цели во благо  нашей  стране  и
моему народу.
     - Ишь как высоко!
     - Так надо, Леня. Думать высоко и поступать по чести. А иначе на  кой
черт нужны мои последние годы?
     - В свою команду возьмете? - тихо спросил Махов.
     - Присоединяешься, значит?
     - Нет. Ставлю на темную лошадку. На себя.
     ...Довез Махова  прямо  к  подъезду,  проводил  взглядом,  облегченно
вздохнул и самодовольно решил вслух:
     - Обо всем я подумал, все-то я предусмотрел, - и вдруг  его  посетила
мысль, что он - старый маразматик!
     В этих чертовых микрорайонах телефоны-автоматы стоят неизвестно  где.
Нашел, слава Богу: полукабинки  стаей  стояли  у  универсама.  У  первого,
конечно, оторвана трубка, у второго заклинен  диск.  Третий  вроде  целый.
Смирнов  снял  трубку  и  облегченно  вздохнул:  гудок  был.  Тщательно  и
осторожно - двушка была одна - набрал номер. Звучали  бесконечные  длинные
гудки. Наконец, абонент снял трубку.
     - У меня к тебе серьезное дело, Рома... - начал было он,  но  на  том
конце его, видимо темпераментно и матерно перебили. - Знаю.  Полвторого...
Извини...  Извини...  Извини...  Больше  не  буду...  Перестань   орать...
Перестал? Ну, тогда слушай меня сюда. Завтра,  а  точнее  сегодня,  ты  ни
свет, ни заря...
     Он, стараясь не греметь ключами и скрежетать замком, открыл  дверь  и
войдя в прихожую, прикрыл ее без щелчка. За долгие годы работы в МУРе хоть
с дверями научился обращаться.
     - Пришел? - спросили из тьмы коридора.
     - Пришел, - естественно, подтвердил Смирнов.
     - Иди чай пить.
     Смирнов - выключатель был под рукой - включил свет на весь коридор. У
кухонной двери стоял грустный Спиридонов.
     - Ты почему в темноте сидишь? - строго спросил Смирнов.
     - Я не в темноте. На кухне довольно светло от уличного фонаря.
     - Значит, думаешь в полутьме. О чем думаешь, Алик?
     - Ты умойся сначала, а уж потом я тебе скажу, о чем я думаю.
     - Он умылся и пришел на кухню. Горел свет и шумел чайник.
     - Чай не водка... - заныл отставной полковник. - И вообще,  Алька,  я
сегодня заслужил. Честно.
     Спиридонов   вздохнул   (вставать   не   хотелось),   встал,   открыл
холодильник, долго,  в  размышлении  смотрел  в  него.  Высмотрел  бутылку
входящего в моду на Москве  "Распутина",  непочатую.  На  ходу  с  треском
свинчивая нетронутую  пробку,  бережно  перенес  бутылку  на  стол.  Потом
колбаски достал, сырку, полуметровый огурец.  Спиридонов  готовил  мужской
стол, а Смирнов с вниманием смотрел, как он это делает.
     - Так о чем ты думал во тьме, Алик? - спросил Смирнов, когда все было
приготовлено. Спросил, поднимая полный стограммовый лафитник.
     - Сейчас Игорь сюда придет, - не совсем  на  вопрос  странно  ответил
Алик.
     - Зачем? - жестко потребовал ответа Смирнов и поставил рюмку.
     - Давай выпьем, - попросил Спиридонов.
     Смирнов просьбу выполнил:  они  синхронно  выпили.  Смирнов,  занюхав
черняшкой, повторил вопрос:
     - Зачем?
     - Он, по-моему, страшно напуган, Саня. Хочет посоветоваться с нами. -
О чем?
     - Не сказал. Приедет и нам скажет.
     - Тебе.
     - Что - тебе?
     - Тебе скажет, а не нам. У меня с ним, как известно, игрушки врозь.
     - Человеку надо помочь, Саня.
     - Я ему уже помогал, и он отказался от моей помощи.
     Спиридонов, желая умилостивить мента, разлил по второй и, подхалимски
глядя в суровые милицейские глаза, предложил тост:
     - За твое доброе сердце, Санек.
     - Как бабу уговаривает! - удивился Смирнов, но выпил.
     - Мы должны помогать друг другу... -  начал  было  Алик,  но  Смирнов
перебил его хриплым и яростным:
     - Нет!
     - Ну чего ты орешь? Варвара спит. А,  собственно,  почему  мы  должны
помогать друг другу?
     - Ты не знаешь, Алька, я сейчас, как Лаокоон...
     - Чего, чего?! - перебил в изумлении Спиридонов.
     -  Лаокоон,  -  испуганно  повторил  Смирнов.  -  А   что,   ударение
неправильно поставил?
     - Да нет, просто странно немного. Ты скорее - Артемида-охотница.
     - Я - Лаокоон, - упрямо повторил Смирнов. -  Я,  как  он,  безуспешно
стараюсь разорвать сжимающиеся путы. Только он весь в змее,  а  я  весь  в
соплях. В соплях, слезах  и  слюнях  бесконечных  личных  связей.  Вы  все
замазаны, а потому и повязаны друг с другом. Принцип: ты мне,  я  -  тебе,
мафиозный принцип круговой поруки бессознательно перенятый вами у  главной
мафии - партийной - никогда не позволит вам быть по-настоящему честными  и
бескорыстными.
     - Мы в говне, а на арене - разрывающий опутывающие его сопли  мент  в
белом. Картиночка.
     - Картиночка, - согласился Смирнов. - Пора вам, да и  нам,  вымирать.
Для России полезнее будет.
     - Что ж, ты тогда суетишься, ищешь, ловишь?
     - Нельзя безнаказанно убивать людей. Никому. И горе тому, кто  сделал
это. Горе и пуля в лоб. Вот этим я и займусь  в  последние  свои  годы,  -
сказал Смирнов и, боясь сглазить, добавил: - Или дни.
     - И тоже становишься убийцей, - горестно заметил Алик.
     - Нет, я защищаюсь и защищаю...
     Его монолог был прерван в самом начале коротким  звонком,  издаваемым
хитрым механизмом под названием "Прошу крутить". Алик встал, посмотрел  на
стол, решил, что все сравнительно прилично, и  пошел  открывать.  Смирнов,
возя лафитник по пластиковой поверхности стола, услышал,  как  в  прихожей
глухо заговорили. О чем говорили - не слышал.
     - Здравствуйте, Александр Иванович! -  бодро  приветствовал  Смирнова
энергичный Игорь Дмитриевич и,  удовлетворившись  ответным  кивком  весело
сообщил: - Сегодня я с удовольствием выпью. Расслабиться надо, устал,  как
собака.
     Спиридонов поставил на стол чистый прибор и налил в лафитник.
     - Штрафную. Мы с Саней уже причастились.
     С опаской оглядев емкость с водкой, Игорь  Дмитриевич  -  деваться-то
некуда  -  гусарски  махнул,  скривился  (у  него  перехватило   дыхание),
отдышался и, виновато улыбнувшись, принялся за  колбасу.  Алик  и  Смирнов
следили за тем, как он это делал. Оторвавшись от колбасы, Игорь Дмитриевич
виновато поинтересовался:
     - Разве только я один?..
     Не желая ставить его в неловкое положение, Алик быстро налил  себе  и
Смирнову. И даже, подняв свою рюмку, произнес тост.
     - За то, чтобы нам повезло.
     - Чтобы мне повезло, - поправил его Смирнов и выпил.
     Перекусивший Игорь Дмитриевич тотчас прицепился к поправке:
     - Желаете быть волком-одиночкой?
     - Да уж набегался в стае. Хватит.
     - Я был ненужно резок в последний наш разговор, - свободно  признался
Игорь Дмитриевич. - И прошу меня простить.
     - Бог простит, - невежливо ответил Смирнов и поднялся. - Пойду спать.
     - Саня, я прошу тебя... - грозно пророкотал Алик.
     -  И  я  прошу  вас,  Александр  Иванович,  не  уходить,  -   душевно
присоединился Игорь Дмитриевич. - Я  хочу  сообщить  нечто  с  моей  точки
зрения чрезвычайно настораживающее и просить вашего совета на дальнейшее.
     - Шипящих много, - отметил Смирнов и сел.
     - Что? - не понял Игорь Дмитриевич.
     - В вашей тираде было много шипящих звуков, - подчеркнуто работая под
шибкого интеллигента, закругленно ответил Смирнов.
     - Ваше замечание, вероятно, имеет второй, скрытый, смысл?
     Смирнов не успел продолжить, перебрех, потому  что  Алик  его  злобно
опередил:
     - Сейчас же перестань, Саня. А  ты,  Игорь,  не  будь  начальствующим
идиотом и веди себя нормально. Ты же сам добивался этой  встречи  и  я  по
голосу чувствовал, что эта встреча для тебя много значит. А сейчас вы...
     - А что он все время меня цепляет? - плаксиво, как дитя,  пожаловался
Игорь Дмитриевич.
     - Он по привычке. Он не нарочно. Ты не нарочно, правда, Саня?
     - Нарочно, - тупо настоял Смирнов.
     - Вот видишь! - вскричал Игорь Дмитриевич.
     Алик обеими руками схватился за голову, по очереди посмотрел на  двух
зрелых кретинов и ввинтил указательный палец себе в висок,  недвусмысленно
давая  им  понять  до  какой  степени  они  кретины.   Как   ни   странно,
подействовало: дуэлянты вдруг ощутили идиотизм  положения  и  от  смущения
начали жевать колбасу.
     - Вот и хорошо, - Спиридонов общался с ними, как с больными. - Сейчас
вы поедите, потом выпьете по последней и поговорим как люди.
     Так и  сделали:  поели,  выпили,  поели.  Игорь  Дмитриевич  отпустил
тормоза, расслабился и к нему  сразу  вернулась  тревога,  сжигавшая  его.
Тотчас уловив его состояние, Алик распорядился:
     - Рассказывай, Игорь.
     Игорь Дмитриевич вздохнул, вместе с кухонной табуреточкой отодвинулся
от стола, зажал коленями сложенные ладошки и, глядя в пол, заговорил:
     - Хочу извиниться еще раз. За прошлое и за сегодняшнее. Сам  не  могу
понять, что со мной происходит. Извините меня, бога ради.
     Даже на нетерпимого Смирнова подействовало: он не то в нервном  тике,
не то прощая, дернул головой. Алик сочувственно дотронулся до плеча  Игоря
Дмитриевича. А тот продолжал:
     - Все, что я вам сейчас расскажу, может оказаться полной  чепухой,  а
может быть чем-то  очень  важным.  По  роду  моей  деятельности  я  должен
отвечать за прямые контакты с представителями иностранных  государств.  Не
по линии Министерства иностранных дел, а в более общем, более  широком,  я
бы сказал, стратегическом  плане.  Вы  понимаете,  как  при  существовании
союзных структур, нам важны эти связи. Ровно десять дней тому  назад  меня
посетил дуайен  дипломатического  корпуса  и  по  сути  впрямую  сказал  о
желательности  неофициальной  встречи  послов  ведущих  западных  стран  с
компетентными представителями российского руководства. Дав предварительное
согласие, я утвердил решение о такой встрече на самом высоком  уровне,  Из
всех вариантов была избрана охота в заповедном  охотничьем  хозяйстве,  на
которой участники, изолированные от назойливого внимания средств  массовой
информации, могли бы в неофициальной обстановке провести весьма серьезные,
а, может быть, даже и решающие, переговоры о дальнейших отношениях  России
с миром. Окончательное решение было вынесено четыре дня назад и в  тот  же
день протокол мероприятия был  разослан  послам,  которые  должны  принять
участие в этой встрече.
     Игорь Дмитриевич прервал рассказ, не спросясь, механически налил себе
водки и, выпив, изумился:
     - Пока все нормально, - успокоил его  Алик  и  протянул  ему  кусочек
черного хлеба.
     Жалкий дилетант: не занюхал - зажевал. Пожевав, ответил:
     - Это пока. Дальнейшее все ненормально. День охоты  был  назначен  на
двадцать второе, то есть через шесть дней...
     - На послезавтра, значит, - быстро подсчитал в уме Алик.
     - Уже на завтра, - поправил его Игорь Дмитриевич и, чтобы  не  терять
набранного темпа, взял быка за рога: - На следующий день после  того,  как
были разосланы протоколы, стали происходить весьма и весьма странные вещи.
Не то что без моего согласия, без уведомления  были  отправлены  в  отпуск
двое наиболее энергичных работника орготдела, которые обычно помогают  мне
в мероприятиях подобного рода...
     - Кому непосредственно подчинены эти двое? - перебил Спиридонов.
     - Управделами, - быстро ответил Игорь Дмитриевич.
     - Ого! Наш человек в Белом доме! - удивился Алик.
     - Именно, -  охотно  согласился  Игорь  Дмитриевич.  -  Но  это  лишь
цветочки. Перехожу к ягодкам. В тот же день заменена моя постоянная охрана
из пяти человек, которые работали со мной,  начиная  с  августа.  Как  мне
удалось узнать, люди,  заменившие  их,  не  состоят  в  подразделении,  из
которого обычно выделяется персональная охрана и из которого - мои  первые
охранники.  Днем   позже   весь   автотранспорт,   находившийся   в   моем
распоряжении, был также заменен. Как собственно автомобили, так и  шоферы,
или управляющие.
     - Вероятнее всего,  Игорь,  союзное  руководство  до  судорог  желает
знать, о чем пойдет речь на этой встрече, - предположил Алик.
     -  Не  будь  мальчиком,  Алик,  -  укорил  его  Игорь  Дмитриевич.  -
Центральная служба прослушивает что хочет, когда хочет, где хочет.  Просто
знать  кому-то  недостаточно.  Судя  по  приготовлениям  они  готовятся  к
действию, к поступку, к акции.
     - Есть еще что-нибудь? - лениво спросил Смирнов.
     -  Явного  -  ничего  нет.  Но  некие  флюиды  ощущаются   постоянно:
прощупывающие  взгляды  определенных  лиц,  их  улыбки  и  недомолвки,  их
непонятное и до сих пор не ощущавшееся стремление услужить.
     - Вы Звереву рассказали об этом? - продолжал спрашивать Смирнов.
     - Нет. Я теперь никому не доверяю.
     - Зачем же тогда пришли к нам?
     - Вы ругались со мной, Александр Иванович. Постоянно.  Вы  можете  не
работать со мной, послать меня. Но не предать.
     - Лестно, конечно, - небрежно воспринял комплимент Смирнов. - А  если
я - просто умный?
     - Тогда я, пропал, - признался Игорь Дмитриевич и улыбнулся.
     - Ну уж! - достаточно пренебрежительно оценил  возможность  подобного
Смирнов. - Большие начальники пропасть не могут.
     - Нынче все может быть, - не согласился Игорь Дмитриевич.  -  Что  вы
обо всем этом думаете, Александр Иванович?
     - По-моему, пустышка.
     -  Александр  Иванович,  я  очень  прошу  вас  понять  меня.  На  мне
колоссальная ответственность. За проведение  этой  встречи.  За  результат
этой встречи. За жизнь участников этой встречи, наконец. С  обеих  сторон.
И, естественно, и не в последнюю очередь, вполне понятное  беспокойство  о
своей собственной жизни. А вы - пустышка. Не  хотел  говорить,  но  скажу:
сегодня, то есть вчера утром мне позвонили домой  и  сказали  только  одно
слово: "Остерегайтесь". Голос нарочито измененный, но мне показалось,  что
это один из моих  бывших  охранников,  с  которым  у  меня  были  наиболее
доверительные отношения.
     - Да и телефонный звонок этот - из той же серии, - заметил Смирнов. -
Вас пугают, Игорь Дмитриевич, старательно пугают. И  в  открытую.  Короче,
это провокация. Но на что вас провоцируют, пока не пойму.
     - Что мне делать, Александр Иванович?
     - Продолжать заниматься своими делами и добросовестно исполнять  свои
обязанности.
     - А специально?
     - А специально - ничего. Только одно, в порядке совета. На эту  охоту
пригласите как можно больше людей, которые не имеют отношения к  секретной
этой встрече. Друзей, приятелей, знакомых. Вот Альку пригласите.
     - И вас, Александр Иванович?
     -  Э-э,  нет.  Я   зарекся   играть   с   вами   в   одной   команде!
Проконсультировать, посоветовать - пожалуйста. А играть - нет.
     Опять вышли на  тяжелый  разговор,  а  Спиридонов  не  любил  тяжелых
разговоров. Поэтому и выступил с предложением:
     - Я,  Игорь  тебе  хорошую  компанию  подберу:  писатели,  режиссеры,
артисты.
     - А поедут?
     - Поедут! Интересно же. Да это сладкое слово - халява не на последнем
месте.
     - Что доктор  прописал,  -  удовлетворенно  отметил  Смирнов.  -  Эти
ребятки  своей  непредсказуемостью  и  раскрепощенностью  создадут   такую
обстановку, что тем людям придется туго в осуществлении любых планов.
     -  У  вас  все  игра,  Александр  Иванович,  -  горько  сказал  Игорь
Дмитриевич. - Поймите же, в эти дни решается судьба этой страны...
     - Нашей, - грубо прервал надрывную тираду Смирнов.
     - Что - нашей? - не понял Игорь Дмитриевич.
     - Мы - не иностранцы. Мы - русские. И Россия -  это  страна  русских.
Моя страна. И ваша, Игорь Дмитриевич, если вы еще не иностранец.



                                    51

     Весь день в суете и организационных заботах, весь день. К вечеру  они
с Сырцовым решили смотаться на Коляшину загородную базу за  дополнительным
снаряжением.  Чего-чего,  а  бюрократизма   в   Коляшиной   структуре   не
наблюдалось: ни бумажек, ни расписок, ни  доверенностей  -  просто  Коляша
сказал по телефону, и они были обслужены по первому разряду.
     - Пострелять надо. А то я эту машину в первый раз в  руках  держу,  -
признался Смирнов, включая зажигание. - Где бы нам пострелять, Жора?
     - На стрельбище, - логично предложил Сырцов и зевнул - не выспался.
     - Ты в своем уме? - мягко поинтересовался Смирнов.
     - Где спрятать лист? В лесу, - начал было  игры  Сырцов,  но  Смирнов
заорал:
     - Господи, как вы мне все надоели этой цитатой из Честертона! Никто в
простоте словечко не сложит, все выкомаривают чего-то!
     - Я вам в простоте сказал: на стрельбище, а вы не поверили, -  уличил
его Сырцов. - Там рядом у водопровода пустынная поляна - стреляй, не хочу.
И внимания никто не обратит: на стрельбище спортсмены из всех видов оружия
колотят со страшной силой.
     - Так бы сразу и сказал, - ворчливо и несправедливо упрекнул  Смирнов
и непохоже передразнил: - Где спрятать лист? В лесу!
     По кольцевой доехали до поворота довольно быстро. И здесь за  баранку
сел Сырцов. В этом полузамурованном пространстве он  знал  никем  и  нигде
официально не зарегистрированные  проезды.  По  колдобинам,  через  дачные
участки, сквозь разломанные заборы шли будто на звук. Все ближе и ближе  с
настойчивостью отбойного молотка стучали выстрелы. Сырцов сделал  поворот,
и они выскочили на обещанную им полянку.
     Поставили  машину  понезаметнее,  за  кустом,  ступили  на   пожухлую
иссушенную осеннюю траву. Будто фланируя, обошли, тщательно  осматриваясь,
милую полянку. Удовлетворившись виденным, вернулись к джипу.
     - Не то паяльник, не то  дрель,  -  пренебрежительно  вертя  в  руках
израильский  автомат  "Узи",  оценил  его  стати  старый  вояка   Смирнов,
привыкший к массивному автоматическому оружию.
     - Это вы зря, - не согласился Сырцов, готовя свой "Узи" к  работе.  -
Удобно, легко, красиво.
     - Удобно и легко в бане, когда на тебе ничего нет.
     - Всем-то вы недовольны! - вдруг рассердился Сырцов  и,  подбирая  по
пути   выброшенные   насытившимися    туристами    банки-склянки,    пошел
устанавливать подручные мишени.
     - А красиво на концерте Малинина!  -  зная  эстетические  пристрастия
Сырцова выкрикнул ему в спину неугомонный старикан.
     Сырцов не отвечал: ставил шеренгу из консервных банок, пустых и битых
бутылок, рваных пакетов, камней и комков глины. Поставил, отошел метров на
пять, полюбовался, а затем  бойко  зашагал,  отмеривая  дистанцию.  Пройдя
тридцать шагов (Смирнов считал), остановился и саркастически заявил:
     - А теперь смотрите, что бывает в бане и на концерте Малинина.
     Не привык к звукам очереди "Узи" Смирнов.  Вроде  кто-то  на  большой
швейной машинке застрочил. Швейная она-то  швейная,  но  банки  подлетали,
позвякивая, бутылки с треском  разваливались,  камни  и  комья  взрывались
подобно шрапнели.
     - Молодец, - похвалил он скромно приблизившегося Сырцова.
     - А, машинка? - насмешливо спросил Сырцов.
     - Сейчас  узнаю,  -  ответил  Смирнов  и  двинул  устанавливать  свою
шеренгу.
     Ему больше нравились камни и комья гл