л в квартиру  на  Котельнической,  и
дверь тотчас распахнулась. Открыла сама кинозвезда.
     - Натали, радость моя, подружка... - Роман припал губами к  звездному
запястью, потом перевернул ручонку, поцеловал в ладонь. Глядя  с  грустным
умилением на седую с малой проплешиной голову Казаряна сверху, сексуальная
мечта юнцов семидесятых годов погладила левой рукой (правую он по-прежнему
не  хотел  отдавать)  его  по  волосам  и,  в  джокондовской   полуулыбке,
откликнулась в унисон:
     - Любимый разбойник мой Ромочка, здравствуй!
     После  долгой  разлуки  встретились  добрые,  милые,   чуткие   люди.
Подружка-приживалочка Милочка, находясь  в  малом  отдалении,  с  душевным
трепетом наблюдала за встречей не старых, нет - давних  и  верных  друзей.
Роман  отпустил,  наконец,  ее  руку,  и  она,  сделав  ею  плавный  жест,
пригласила:
     - Пойдем ко мне. Поговорим - наговоримся.
     Проходя мимо Милочки, Роман без слов - не  подыскать  нужных  слов  -
сжал ее предплечье и мягко-мягко покивал  головой  с  прикрытыми  глазами.
Сердечно поприветствовал, значит. Хорошо знал правила игры.
     В кабинете-будуаре он, усевшись в светлое веселенькое кресло, оглядел
внимательно стены и заметил, что:
     - Имеются новые приобретения.
     Натали вольно раскинулась на причудливом диванчике, закинула ногу  на
ногу, и закинутая длинная безукоризненная нога явилась на  свет  в  полной
своей красе. Покачав золотую домашнюю туфельку, висевшую на пальчиках этой
ноги, Наталья  заинтересованно  (знала:  Казарян  -  спец  в  этих  делах)
спросила:
     - Ну и как они тебе?
     - Судейкин он и есть  Судейкин.  Тышлер  -  просто  прелесть.  А  вот
Бируля. Сомнителен Бируля. Он лет тридцать, тридцать  пять  тому  назад  в
моде был, особенно зимне-весенние эти серые  пейзажи,  и  поэтому  умельцы
подделок весьма лихих налепили довольно много.
     - Подделка, так подделка. Если подделка, то  замечательная,  она  мне
нравится. Пусть висит, - сыграла полное безразличие Натали.  И,  чтобы  не
думать о фальшивом Бируле, чтобы не огорчать себя этими  думами,  перевела
разговор: - Вчерашним звонком ты меня прямо-таки  заинтриговал.  Я  вся  -
внимание, Рома.
     Заговорить Казарян не успел: Милочка вкатила  в  кабинет  двухэтажный
стеклянный  столик  на  колесиках,  на   котором   в   идеальном   порядке
располагались  стеклянный  пышащий  паром  кофейник,  стеклянные  чашечки,
стеклянные тарелочки с разнообразной закусью  и  стеклянная,  естественно,
бутылка с лимонным финским ликером. Поставив столик  между  кинозвездой  и
кинорежиссером, Милочка холодно сообщила:
     - Так я пойду, Ната? У меня в городе дел в непроворот.
     - Иди, иди, - согласилась Наталья. - Когда придешь?
     - Да вечерком, наверное, загляну. Всего хорошего, Роман Суренович.
     Роман проводил ее взглядом, поинтересовался:
     - Обиделась что ли?
     - Угу. Что беседы беседуем без нее. Ну, да ладно. Говори давай.
     Сниматься Наталья стала  в  конце  шестидесятых.  Поначалу  в  амплуа
простушек: кругленькая была, пышная,  бойкая.  Одним  из  первых  снял  ее
Казарян в роли ядреной дикой таежной девы. Потом  похудела,  подсобралась,
поднахваталась и стала героиней -  хороша  была,  хороша.  В  моду  вошла,
снимали ее азартно, много.  Затем  незаметно  перекатило  за  тридцать,  и
режиссеры, которые совсем недавно рвали ее на куски, перестали приглашать.
В отличие от многих,  оказавшихся  в  подобной  ситуации  неуравновешенных
товарок, она не возненавидела весь мир, не спилась, не сдвинулась по фазе.
     Она завела себе  мецената.  Из  ЦК.  И  как  по  мановению  волшебной
палочки, те режиссеры, что в последнее время проходили мимо нее,  стараясь
не заметить, вдруг прониклись к  ней  небывалым  дружеским  расположением.
Опять стали снимать. Лет пять тому назад меценат из начальника отдела  был
выдвинут в секретари, и она стала истинной кинозвездой. Обложки журналов с
ее портретами, статьи о ее творчестве,  регулярные  и  частые  поездки  по
многочисленным кинофестивалям во все концы света... Сегодня уже,  конечно,
не то, но все же... Кинозвезда, она и есть кинозвезда.
     - Мне твой папашка нужен, Ната.
     Партийный борец за  народное  счастье  в  кинематографических  кругах
ходил под кличкой "папашка". Наталья среагировала мгновенно:
     - Он теперь никому не нужен, Рома, даже мне.
     - Вот и обрадуй забытого всеми страдальца. Позови его сюда.
     - Я же сказала: он мне не нужен. Он нужен тебе, - она сделала  паузу,
чтобы разлить кофе по чашкам, а ликер  -  по  тонюсеньким  рюмкам.  Кончив
дело, гуляла смело: - На кой ляд мне его вызывать?
     - Ну, коли уж по-простому, так давай совсем  по-простому.  Ты  хочешь
знать,  что  ты  с  этого  будешь  иметь?  Отвечаю:  ничего,  кроме  моего
дружеского расположения.
     - Немного, Рома.
     - Не скажи, не скажи. Ты  же  знаешь  наших  радетелей  за  правду  и
демократию: вчера они тебя по определенной причине в ягодицы  целовали,  а
сегодня, по этой же причине, за  вышеупомянутые  ягодицы  кусать  будут  с
яростью. А я, если ты поможешь мне, скажу, что это делать  стыдно.  Стыдно
им, может и не станет. Но неудобно - да.
     - Мой любимый ликер, - сказала она,  пригубив  рюмочку.  -  Попробуй,
Рома.
     Рома с отвращением попробовал,  быстро  запил  кофеем  и  стал  мелко
жевать ломтик сыра. Игра "кто кого перемолчит" шла довольно долго. Сдалась
Наталья:
     - Что ты с ним собираешься делать?
     - Бить я его не буду, не беспокойся.
     - А я не беспокоюсь. Я бы даже некоторое удовольствие получила,  если
бы кто-нибудь начистил эту самодовольную рожу.
     - Мать моя, что ж ты так о любимом человеке?
     - Да иди ты... - разозлилась она и снова наполнила рюмки. Взяла свою,
полюбовалась чистой  желтизной  напитка.  -  Только  учти,  его  за  жабры
ухватить - дело непростое. Скользкий, верткий, как угорь.
     - Да ты только вызови его сюда, и я с ним разберусь!
     - Связью со мной его доставать будешь?
     - Ну, это так, для  затравки.  А  для  настоящего  разговора  у  меня
серьезные аргументы есть.
     - Ну, да хрен с тобой. Даже забавно, - она подмигнула Казаряну. Будет
забавно?
     - Что, что, а это я тебе обещаю.
     -  Кретин  этот  дома  боится  жить.   На   конспиративной   квартире
обосновался, - она со столика перетащила, не поднимаясь, телефон на диван.
- Ты погуляй по квартире, в гостиной тоже кое-что новое имеется, посмотри,
а я с ним один на один поговорю, без стеснения.
     Казарян пошел смотреть живопись.
     ...Юрий Егорыч явился минут через сорок. Наталья приняла у него  плащ
и шляпу, повесила в стенной  шкаф.  Он  в  ответ  поцеловал  ее  в  щечку,
протянул пяток тюльпанов и спросил, приглаживая у зеркала редкие волосы:
     - Что там за секреты у тебя, зайчонок?
     - Я так и выложила тебе все у дверей. Пойдем ко мне.
     Они входили в кабинет-будуар, когда в дверях гостиной возник Казарян.
     - Провокация! - диким голосом закричал Юрий Егорович. - Провокация!
     И рванул назад к выходу. Казарян перехватил  его  на  бегу,  дружески
полуобнял и сказал в ближайшее ухо:
     - Успокойтесь, Юрий Егорович. Здесь только ваши доброжелатели.
     А кинозвезда поставленным голосом кинула реплику "а парт":
     - Разорался, кретин.
     - Позвольте, - Юрий Егорович освободился  от  казаряновских  объятий,
снова поправил волосы и спросил с презрением: - Я - пленник?
     - Пленник, - подтвердил Казарян. - Пленник своей страсти,  не  правда
ли?
     - Что вы хотите от меня? - не принял игривого тона секретарь.
     - Поговорить с вами. Только и всего.
     Не  хотелось  казаться  трусливым  дураком.  Юрий   Егорович   дернул
плечиком, поднял бровь, мол,  ну  если  вам  так  хочется,  что  же,  -  и
решительно направился в кабинет. Не спросясь, бухнулся в кресло, в котором
сидел Казарян, мельком увидел столик, брезгливо  поморщился  и,  глядя  на
Казаряна,  пристроившегося  на  низком  пуфике,  твердыми  начальническими
глазами, сделал заявление:
     - Если наша беседа планируется вами, как попытка выудить сведения для
дискредитации меня и партии, одним из руководителей которой  я  являюсь...
Да, являюсь, потому что, несмотря на все беззаконные декреты, партия живет
и борется!.. Так вот, учтите, в подобном случае я вести беседу не буду.
     - О, Господи, - устало проговорила Наталья  и  вышла.  А  Казарян  аж
руками взмахнул:
     - Что вы, что вы, Юрий Егорович! Меня интересуют вещи сугубо частного
характера.
     - Ваше право задавать вопросы, - Юрий Егорович уже совсем успокоился:
вернулось столь привычное чувство превосходства. - Мое же  -  отвечать  на
них или не отвечать.
     Прежде чем спрашивать, Казарян решил рассмотреть собеседника.  Первый
раз он так близко видел одного из руководителей  партии  и  правительства.
Видел  он  его,  конечно,  на  ретушированных  портретах  и  издали  -   в
президиумах. Но так близко - впервые. Гладкие, чуть одутловатые, привыкшие
к массажу и крему, щеки, хорошо отремонтированные зубы, глубоко посаженные
карие глазки, брови грустным домиком. Голос  тихий,  журчащий,  на  низких
регистрах - к такому голосу надо прислушиваться. Вот только  "провокация!"
кричал высоко, по-бабьи. А, в общем, личико малозначительное и стертое.
     Вошла Наталья, поставила на столик бутылку "Джонни Уокера" и миску со
льдом.
     - Чтоб разговорился.
     - Спасибо,  зайчонок,  -  привычно  поблагодарил  Юрий  Егорович,  но
вспомнил, что она его безжалостно подставила, и поправил себя: - Волчонок.
     - Вассисуалий Лоханкин, - сообщила Наталья Казаряну.  -  Волчица  ты,
тебя я презираю...
     Юрий Егорович на обидную реплику не прореагировал. Да и не  хотел  он
более замечать эту дамочку. Его интересовал Казарян.
     - Кстати, а вы - кто?
     - Я - Роман Суренович Казарян. Кстати, кинорежиссер. Очень кстати.
     - Я слушаю вас,  Роман  Суренович,  -  разрешил  начать  беседу  Юрий
Егорович и откинулся в кресле, снисходительно ожидая вопросов.
     Настырный Казарян не заставил себя ждать:
     - Вы знаете такого - Ивана Вадимовича Курдюмова?
     - Курдюмов... Курдюмов... - Юрий Егорович делал вид, что  вспоминает.
- Наш консультант, кажется? Да, он мне известен.
     - А род его деятельности? Что - род  его  деятельности?  -  не  понял
секретарь.
     - Род его деятельности известен вам?
     - В общих чертах. По-моему он работал в международном отделе.
     - И по-моему тоже. Но чем он в этом отделе занимался?
     - К  сожалению,  не  в  моих  человеческих  возможностях  знать:  чем
конкретно занимается каждый мелкий клерк нашего учреждения.
     - Занимался, - поправил Казарян. - И хватит мне лапшу на уши вешать.
     - Не понял вас, - предостерегающе заметил Юрий Егорович.
     - Сейчас поймешь, - пообещал Казарян, которому надоело  галантерейное
общение. - Судя по покупкам, которые ты делал в Бельгии, попутно  участвуя
в работе конгресса рабочих партий, ты довольно активно поклевал из ладошки
Ивана Вадимовича. Насколько мне известно, он распоряжался выдачей  зеленой
наличности страждущим партийным вождям, отправляющимся за бугор.
     -  Я  получал  определенные  суммы,  положенные   мне   на   законных
основаниях.
     - На  законных  основаниях  положены  командировочные  в  размере  25
долларов в день. А ты только в  Бельгии  купил  себе  "Мерседес",  который
посольство  беспошлинно  и  бесплатно  переправило   в   Москву,   и   два
бриллиантовых колье - одно  жене,  другое  Наташке  -  по  полторы  тысячи
долларов каждое.
     - Ложь! - громоподобно выкрикнул Юрий Егорович.
     -  Дамские  цацки  тебе  помогал  выбирать  художник  Борька  Малков,
которому ты за несколько его картинок помог в  свое  время  покинуть  нашу
любимую родину. Ты ведь у нас коллекционер,  ты  вон  и  Наталью  приучил.
Художники - народ незамысловатый, а если  Борьку  попрошу  я,  давний  его
приятель, он  охотно  изложит  всю  эту  историю  в  подробностях  хоть  в
официальных показаниях, хоть на страницах печати. Компрене, Юрик?
     - Шантаж, - догадался Юрий Егорович.
     - Ага, - подтвердил Казарян.
     - Ничего не доказано. Сплетни, измышления, клевета.
     - Доказать это - раз плюнуть. Борька в момент письменно подтвердит. А
уж  работники  посольства,  демонстрируя   свою   лояльность   российскому
правительству, такое напишут! Кроме того, кое-какие доказательства у  меня
уже имеются. Помнишь, годика три  назад  состоялась  грандиозная  выставка
художников кино и театра? Помнишь, конечно. Ты ведь посетил ее в последний
день, вернее -  вечер,  когда  уже  публики  не  было.  И  не  один,  а  с
искусствоведом.  Не  с  тем,   который   в   штатском,   а   с   настоящим
искусствоведом. Искусствоведы же в штатском в данном случае несли службу -
охраняли тебя и плелись сзади. Мило  беседуя,  вы  осмотрели  выставку,  а
назавтра прямо с утра к моей подружке  Леночке  -  директору-распорядителю
этой выставки явился твой помощник со списком тридцати эскизов, которые ты
хотел бы получить в свое владение. Леночка - дама ушлая,  к  тому  же  она
несла материальную ответственность перед  художниками  за  сохранность  их
произведений, и поэтому наотрез отказалась отдавать  вам  что-либо.  Тогда
ваш помощник посоветовал позвонить художникам и спросить их, не желают  ли
они из глубочайшей симпатии к вам просто подарить эти эскизы. Леночка  так
и сделала. К горькому ее разочарованию, только двое  отказались.  Помощник
увез двадцать восемь первоклассных  экскизов,  а  вы  прислали  художникам
благодарственные письма. Предусмотрительная Леночка собрала эти письма  и,
на всякий случай, хранила их у себя. Лентяй - помощник твой не мудрствовал
лукаво  -  набрал  на   компьютере   типовое   письмо   и   менял   только
имена-отчества. Не письма получились - расписки. Двадцать восемь  расписок
в том, что ты бесплатно обрел уникальные произведения. Письма-расписки эти
у меня. Показать?
     - Эти письма доказывают лишь одно: мне  преподнесли  подарки  и  я  с
благодарностью их принял.
     - С письменными показаниями Леночки, заверенными  тремя  свидетелями,
которое тоже у меня, картинка резко меняется: это вымогательство. Ты,  как
я  краем  уха  слыхал,  в  числе  наиболее  стойких,  кристально   честных
марксистов-ленинцев подписал открытое письмо  народам  России,  в  котором
клятвенно  заверяете  эти  народы,  что  бескорыстнее   и   принципиальнее
защитников их интересов, чем вы,  на  белом  свете  не  существует.  А  мы
народам  -  расписочки,  показания  и  подробные  рассказы  о  заграничных
приключениях. То-то народы обрадуются!
     - А я воспоминания опубликую, - мечтательно прервала Наталья.  -  Уже
название придумала: "Семь лет  в  койке  с  вождем  КПСС".  Хорошие  бабки
заработаю.
     - Спрашивайте, что вы от меня хотите, только побыстрее - я  устал,  -
Юрий Егорович налил порядочно виски в стакан,  туда  же  отправил  ледяной
кубик, поболтал все это и, цедя сквозь зубы, перелил дозу в себя.
     - Кто принял решение, что Курдюмов должен исчезнуть?
     - Решение принималось коллегиально.
     - Когда?
     - Пятого сентября, на последнем заседании секретариата.
     - Девять дней тому назад... Постой,  всех  же  к  этому  времени  уже
разогнали!
     - Разогнать можно толпу, - холодно заметил  Юрий  Егорович,  -  Мы  -
нечто другое.
     - Значит, как в славные годы, большевики ушли в подполье.  Ясно,  все
ясно, правильным путем идете, дорогие товарищи. А в общем-то, хрен с вами.
     - Приятно мертвого льва за хвост дергать? - не  выдержал,  огрызнулся
Юрий Егорович.
     - Ишь ты, и зубки показал, - удивился Казарян. - К сожалению, как  ты
сам только что подтвердил,  лев  далеко  не  мертвый.  Но,  давай  отложим
дискуссию о судьбах партии на потом. Чем мотивировалось это решение?
     -  Желание  руководства  сохранить  денежные   средства   партии   от
незаконной конфискации. Только и всего.
     - Я полагаю, что исчезновение Курдюмова - всего лишь  начальный  этап
его нелегального существования. Каковы последующие этапы?
     -  Сохраниться  и  сохранить  документацию,  без   которой   господам
демократам до партийных  денег  не  добраться.  Пока  не  наступят  лучшие
времена.
     - Ты считаешь, что они наступят?
     - Без сомнения, - с искренней убежденностью сказал Юрий  Егорович.  -
Роман Суренович, зачем вам Курдюмов?
     - Вопросы задаю я, - терпеливо напомнил Казарян. - Естественно детали
операции по конспирации Курдюмова вам не известны. Но вы должны знать, кто
конкретно осуществил ее. Кто?
     - Разработка и проведение этой операции поручена компетентным в  этих
делах людям.
     - То есть людям из КГБ?
     - Вот именно.
     - Бывшим или действующим?
     - Вот чего не знаю, того не знаю,  -  на  этот  раз  правду  говорить
доставляло Юрию Егоровичу истинное удовольствие. - Ни имен их не знаю,  ни
должностей. Не посвящен. Я ответил на все ваши вопросы?
     - Не спеши. А кто посвящен? По всем  правилам  вашей  партийной  игры
кому-то одному из вас персонально должно быть поручено это дело.
     - Поручено это начальнику административного отдела.
     - Гляди ты! Стишками заговорил!  -  восхитился  Казарян,  но  тут  же
вернулся к своим баранам: - Он в Москве?
     - Ему рекомендовано тоже исчезнуть, Роман Суренович.
     - Неглупо, весьма неглупо, - оценил их предусмотрительность  Казарян.
- Теперь несколько вопросов о самых последних ваших партийных акциях...
     - Все, - сказал Юрий Егорович и встал. - Я сказал все, что мог  и  не
мог, не должен был говорить.
     А Казарян вскочил. Вскочил, одной рукой сгреб  лацканы  секретарского
пиджака и слегка потряс его владельца, приводя в чувство.
     - Тогда вопрос сугубо личного характера, -  угрожающе  ласково  начал
он, перестав трясти, не отпуская Юрия Егоровича. Ты когда в последний  раз
ездил в городском транспорте? Ни метро, в  троллейбусе,  в  автобусе?  Лет
двадцать пять - тридцать тому назад, да?
     - А какое  это  имеет  значение?  -  вызывающе  поинтересовался  Юрий
Егорович. Он не сопротивлялся. Он гордо, как  Зоя  Космодемьянская,  стоял
перед мучителем.
     - Большое, - Казарян все-таки отпустил его и  вернулся  на  пуфик.  -
Потому что скоро придется тебе привыкать к переполненному метро и  забитым
автобусам. Персоналку у тебя уже отобрали,  а  я  постараюсь,  чтобы  твой
личный "мерседес" конфисковали.
     Юрий Егорович налил вторую порцию из бутылки с  веселым  сквайром  на
этикетке, быстро выпил, возвратился в кресло  и,  закинув  ногу  на  ногу,
спросил независимо:
     - Что еще надо?
     Устал Казарян от Юрия Егоровича. Надоел он ему. Противно было на него
смотреть. Изучая орнамент афганского ковра, Казарян приступил неспешно:
     - Насколько мне  известно,  в  последние  полгода  Госбанк  прекратил
незаконные валютные выплаты на нужды  ЦК.  В  то  время,  судя  по  весьма
достоверной информации, ваши затраты в СКВ даже увеличились. Откуда баксы,
Юрик?
     - Все очень просто, Роман Суренович. Ни для кого не секрет, что мы  в
последнее время весьма активно вкладывали средства во многие  предприятия.
Валюта, о которой вы говорите, наша доля от доходов этих предприятий.
     - От каких предприятий? Названия, имена руководителей, кто  конкретно
выдавал деньги и кому.
     - Все было централизованно, - Юрий Егорович глянул на свой "Ройлекс".
Было без пятнадцати три. - Поступления шли через Курдюмова от председателя
правления совместного  акционерного  общества  "Департ"  Горошкина  Сергея
Сергеевича. Я сказал все. Я могу считать себя свободным?
     - Считай, - разрешил Казарян.
     В прихожей Наталья вытащила из стенного  шкафа  секретарские  плащ  и
шляпу. Плащ она сунула ему в руки, а шляпу  надела  Юрию  Егоровичу  сама.
Ладонью  сверху  хлопнула  по  тулье,  поломав  франтовскую  замятость  и,
открывая дверь, сказала без особых эмоций, просто констатируя