ины: малоприметные по  сравнению
с поделками рук человеческих, они были идеальной мишенью -  в  них  трудно
попасть. Отковылял на положенное, откинул палку...
     - Мне уж показалось, что вы в городки  собрались  играть,  неутерпел,
укусил Сырцов. - А вы в городки как играли, Александр Иванович?
     - Так же как стрелял, -  сообщил  Смирнов  и  поднял  "Узи".  Очередь
засадил на весь рожок, трижды пройдясь по  шеренге  и  превратив  камни  и
комья в повисшую ненадолго пыль.
     - А вы хорошо в городки играли! - криком отметил Сырцов.
     - Для того, чтобы пугать и отмахиваться, убегая, - машинка вполне,  -
не реагируя на лукавый комплимент,  сказал  Смирнов.  -  Но,  в  принципе,
несерьезно.
     - А что серьезно - базука? - обиделся за "Узи" Сырцов.
     -  Зачем  же,  -  возразил  старый  вояка  и  вытащил  из-за   пазухи
парабеллум. - Пару баночек подбрось, а Жора?
     - Бу сделано! - заорал Сырцов и, лениво подобрав три мятых консервных
банки  из  своих  бывших  мишеней,  вдруг  неожиданно  запустил  их  через
минимальные интервалы вверх и в  разные  стороны.  Но  державший  пистолет
двумя руками  полуприсевший  и  раскорячившийся  Смирнов  был  готов.  Три
выстрела  последовали  один  за  другим,  в  темпе  сырцовских  подбросов.
Обиженно взвизгнув, каждая  из  банок  при  выстреле  меняла  направление.
Смирнов попал все три раза.
     - Факир не был пьян, и фокус удался, - скромно оценил  свои  действия
Смирнов, выщелкнул обойму, достал из кармана патроны,  дозарядил  магазин,
небрежно загнал ее в рукоять и возвратил парабеллум на место.  За  пазуху.
Сырцов, наблюдая за  ним,  сидел  на  земле,  кусал  желтую  травинку.  Не
похвалил как положено, спросил о совсем другом.
     - Почему они нас не пасут, Александр Иванович?
     - Не видят в этом  смысла,  Жора  -  Смирнов,  кряхтя  уселся  рядом,
подыскал себе подходящую травинку. Продолжил после паузы. - Они же  знают,
что имеют дело с профессионалами, которые если им надо, всегда могут  уйти
от слежки.  Наверняка  у  них  есть  информация  о  наших  перемещениях  и
конкретные точки, установленные ими по этой информации.
     - Информация-то откуда?
     - От осведомителей, естественно.
     - В нашем, значит, окружении... Но кто, Александр Иванович?
     - Вот уж не знаю. И, наверное, не узнаю никогда.
     - Да, связались вы...
     - Боишься, Жора?
     - Боюсь, не боюсь - какое  это  имеет  значение?  -  тоскливо  сказал
Сырцов и выплюнул травинку. - А вы боитесь?
     - Бояться  по-настоящему  можно  только  одного  -  смерти.  А  я  за
последние три года уговорил себя, что она вот-вот придет и вовсе не  такая
уж страшная. Так что я не боюсь, Жора. Тревожусь - это есть.
     - А я боюсь - наконец, признался Сырцов.



                                    52

     Нынче плейбой  Дима  был  в  неброском  камуфляже,  который  гляделся
неожиданно ловко - как на военном, привыкшем к форме.
     Он сидел в кресле, положив ногу на ногу и рассматривал свой десантный
башмак. Англичанин Женя находился на своем месте у стола.
     - Любишь ты  маскарад,  -  решил  англичанин  Женя.  Он  и  был,  как
англичанин: твидовый пиджак,  белая  рубашка,  внемодный  галстук,  черные
брюки, черные башмаки. Всюду в таком виде можно: и на прием, и к  бабе,  и
на службу, и в кабак.
     - Я люблю соответствовать - поправил плейбой-десантник.
     -  Своим  представлениям  об  обстоятельствах  и  о   себе   в   этих
обстоятельствах - дополнил насмешливый англичанин.
     - А хотя бы и  так,  -  Дима  закинул  руки  за  затылок,  с  хрустом
потянулся и коротко доложил: - В основном мы готовы, Женя.
     -  Все  хорошо,  прекрасная  маркиза,  за   исключеньем   пустяка   -
малоприятным голосом пропел Женя  и  уже  вне  мелодии  спросил:  -  Какой
пустяк, Дима?
     - Ты не знаешь! - обиделся Дима. - Зверев может подвести.
     - Я думаю, не  подведет,  -  успокоил  англичанин.  -  Нынешняя  наша
разболтанность не подвела бы.
     - За организацию отвечаю я.
     - Ты это ты. Но есть еще и исполнители. Сколько их у тебя?
     - Отделение. Дюжина. Двенадцать. Вся твоя элита, Женя.
     - Элита элитой, а для цепи не  надо  ли  добавить?  Прорехи  закрыть,
выходы закупорить, подходы контролировать. А?
     - Вроде бы заманчиво, но толкаться еще будут. Чем больше  людей,  тем
больше бестолковщины.
     - Тогда действуй один, - поймал на слове англичанин.
     - Ну, нет! Я все-таки начальник. Кто-то должен выполнять мои приказы.
     Англичанину стало невмоготу сидеть за столом и он  решил  глянуть  на
Политехнический.  Политехнический  был  ничего  себе,  в  меру   облезлый.
Англичанин стоял у окна и осторожно касался холодного стекла горячим лбом.
     - У тебя выпить есть? - спросил плейбой.
     - Перед операцией?
     - До операции - Дима загнул манжет пятнистой рубашки и сообщил  глядя
на спецчасы: - Двадцать, тридцать  две.  До  начала  операции  одиннадцать
часов двадцать восемь минут. В нашем распоряжении чистых восемь  часов.  И
выпить, и отоспаться, Женя.
     Англичанин  молча  последовал  к  так  называемой   деловой   стенке,
остановился у деревянной дверцы и, найдя в связке нужный  ключик,  щелкнул
замком. На трех полках стояли бутылки на любой вкус.
     - Чего тебе? - спросил англичанин.
     - Коньяку хорошего.
     - Согласен. Он извлек из шкафа бутылку "Греми", два стакана,  вазочку
с конфетами и умело донес все это до письменного стола. Там  и  разлил  по
полстакана. По сто двадцать пять.  Разом  и  без  слов  выпили.  Сдерживая
дыхание, развернули конфетки и удовлетворенно зажевали.
     - Хотя так пить коньяк - свинство, - отметил Дима.
     - Ты из себя передо мной аристократа не корчи.  Англичанин  уселся  в
свое кресло, привычно откинулся, в удовольствии  прикрыл  глаза.  -  Мы  с
тобой, Димон, друг друга и голенькими видели.  Перед  кем,  но  только  не
передо мной оправдывай свою плейбойскую одежду.
     - Засуетился, да? - догадался плейбой.
     - Давай по второй, - предложил-приказал англичанин, не открывая глаз.
     Плейбой выкарабкался  из  кресла,  строго  соблюдая  дозу,  налил  по
стаканам, поднял свой на  уровень  настольной  лампы,  любуясь  затемненно
золотистым цветом коньяка, сказал:
     - За то, чтобы это поскорей закончилось.
     Выпив, англичанин вяло откликнулся на тост.
     - В любом случае это закончится. Вопрос только - как?
     - За удачу не пьют, Женя.
     - Не пьют, ты прав, - согласился англичанин. - А так  хочется,  чтобы
она была!
     - Удача и есть удача. Ее всегда хочется.
     - Не так, Дима. Завтрашняя наша удача -  это  спокойная  и  безбедная
жизнь на все оставшиеся нам годы. А неудача...
     - Неудачи не будет! - решил плейбой и уселся, наконец.  -  Давай  без
слов посидим и хоть минуток на пять словим кайф.
     Сидели молча, ощущали, как по жилочкам растекается солнечное тепло  и
бодрая уверенность в том, что все будет хорошо.
     - Все будет хорошо, - вслух выразил эту уверенность Дима.
     - Дай-то Бог, дай-то Бог! - откликнулся англичанин.
     - Про Бога - не надо, - попросил плейбой.
     - Ты что, в связи с модой поверил в Бога?
     - Поверил, не поверил, а лучше - не надо.
     Англичанин ликующими глазами уставился на Диму. Догадался:
     - Ты боишься, Димон.
     - А хотя бы? - вызывающе ответил плейбой.
     - Не стоит. Меньше ошибок наделаешь.
     -  Вот  ведь  повезло  мне  со  старшим  товарищем.   Не   успел   он
посоветовать, как я сразу перестал бояться.
     - Не заводи себя, Дима. Истерику накатаешь.
     - А может, мне сейчас нужна истерика?
     - Ну, тогда валяй, - разрешил англичанин, и в тот же  миг  у  плейбоя
пропало желание истерической раскрутки. Он налил одному себе  немного,  на
донышке - быстро выпил и понял вслух:
     - А ты умеешь со мной.
     - Умею, - согласился англичанин. - И не только  с  тобой.  Поэтому  и
бугор среди вас.
     - Ну, не только поэтому...
     -  Ты  сейчас  про  моих  высоких  родственников  заговоришь.   Дима,
отыгрываться не следует. Отыгрываешься, значит уже проиграл.
     - Говорим, говорим, - плейбою опять надоело в кресле. Он выбрался  из
него и пошел гулять по ковровой дорожке. - А все оттого, что и ты боишься.
Ты боишься, Женя?
     - Боюсь, - признался англичанин.
     - Кого?
     - Всех.
     - А конкретнее?
     - А конкретнее - никого. Нет персонажей, которых я боюсь, Дима.
     - По-моему, ты врешь. Я знаю кого ты боишься.
     - Кого же я боюсь? - высокомерно спросил англичанин.
     - Обыкновенного мента. Ты Смирнова боишься, Женя.
     - Не Смирнова - Смирновых. Знаешь, их сколько?
     - Марксистско-ленинская  философия  все  это.  "Единица  -  ноль!"  -
процитировал поэта плейбой и, глянув на часы, предложил: - Бояться как раз
надо единицы. Ну, я на явочную, на последнюю встречу с нашим Витольдом.



                                    53

     В неизменной униформе последнего времени - в  каскетке,  в  куртке  с
высоким воротником, прикрывающим рот  и  щеки,  Зверев  вышел  из  явочной
квартиры на Малой Полянке в половине одиннадцатого, а точнее - в  двадцать
два тридцать две, не торопясь и не проверяясь (знал, что его охранно ведут
три прикомандированных к нему помощника)  он  дворами  вышел  к  Садовому,
прямо к остановке  "Букашки".  Долго  ждал  позднего  троллейбуса.  Троица
неподалеку скучала в замызганном "Москвиче".
     У метро "Парк культуры" были  в  пять  минут  двенадцатого.  Трое  из
"Москвича" проследили как Зверев, выйдя из  подземного  перехода,  пересек
под путепроводом Комсомольский и через сквер направился к дому.  "Москвич"
на зеленый  спустился  к  набережной  и  по  малой  дорожке  проехав  мимо
международных  авиакасс,  свернул  в  помпезные   ворота   узкого   двора.
Рассчитано  было  точно:  Зверев  подходил  к  подъезду.  Вошел.  Водитель
выключил мотор, и все трое расслабились в малом  отдыхе  перед  дальнейшей
работой. Однако правые свои  ручки  держали  по-наполеоновски  -  чуть  за
бортами пальто.
     Но опасна она, расслабка-то. Ствол с навинченным глушителем -  возник
у  виска  водителя  совершенно   внезапно,   и   голос   с   приблатненным
пришептыванием посоветовал:
     - Не рыпаться. Задним затылки сверлят. Ты ручки на приборную доску, а
вы оба на сиденье перед собой.
     Деваться некуда: трое исполнили,  как  приказано  было.  Тотчас  были
распахнуты дверцы, выдернуты из наплечных кобур пистолеты и тот  же  голос
приказал:
     - Выходить по одному. Ты - первый, водила.
     Водила вышел и понятливо распластался  на  радиаторе.  Его  обшмонали
основательно, завели руки  за  спину  и  защелкнули  наручники.  Такую  же
процедуру прошли и двое с заднего сиденья.
     Во двор задом, а потому и медленно, въезжал воронок.
     - Что здесь происходит?! - визгливым начальственным голосом прокричал
с верха  лестницы,  ведущей  в  сквер,  старичок-былинка  с  чистопородной
левреткой на поводке. - Я - генерал-лейтенант КГБ и не позволю  свершиться
беззаконию в моем дворе!
     - А в чужом? - тихо поинтересовался один из тех, кто открывал  дверцы
воронка. Но главный стремительно заглушил его, подобострастно доложив:
     - Рэкетиров взяли, товарищ генерал!
     - Добро, - похвалил генерал и, глядя, как  задрав  изящнейшую  ножку,
мочится  на  камень  любимая  собачка,  добавил:  -  Так  и  действуйте  в
дальнейшем: энергично, решительно и без суеты. По-суворовски.
     Молчаливые рэкетиры влезали в воронок.
     ...Казарян  поднялся  на  четвертый  этаж  пешком.  У  обитой  черным
дерматином двери его ждали Сырцов и Коляша.
     - Как клиент? - тихо поинтересовался Казарян.
     - Успокоен, - доложил Сырцов.
     - Тогда действуй, - разрешил Казарян.
     Сырцов нажал кнопку звонка. Квартира, видимо, была  большая  -  долго
шел к двери Зверев.
     - Кто там? - осведомился он неробко.
     - Это я, Геннадий Сырцов.  У  меня  к  вами  поручение  от  Смирнова,
Витольд Германович.
     Зверев распахнул дверь и увидел троих.
     - Это еще что такое?
     Коляша легонько толкнул ладонью хозяина квартиры  в  грудь  и  Зверев
отлетел к середине прихожей. Вслед за Коляшей вошел Казарян и,  щурясь  от
резкого электрического света открытой лампочки, сделал заявление:
     - Есть о чем поговорить, Витольд Германович.
     -  О  чем  же,  Роман   Суренович?   -   поинтересовался   дедуктивно
определивший личность собеседника по-прежнему спокойно Зверев.
     Казарян взглядом отыскал вешалку, а на вешалке  -  куртку  с  высоким
воротником и каскетку. Пощупал  куртку  за  рукав,  примерил  каскетку  и,
любуясь своим изображением в зеркале (каскетка ему шла), спросил:
     - Вещички ваши, Витольд Германович?
     - Мои, - подтвердил Зверев.
     - А это - вы? В этих-вот вещичках. - Казарян  выдернул  из-за  пазухи
колоду фотографий и молниеносно - опытный картежник - распахнул  ее  почти
идеальным веером. Скрывающий свое лицо Зверев при встрече с гражданином  с
Тверской. Зверев при посадке в троллейбус. Зверев у своего подъезда.
     - Любопытно. - Зверев взял одну -  ту,  что  про  Курский  вокзал  и,
внимательно ее изучив, добавил: - И ловко!
     - Ловко-то, ловко, да в середине веревка,  -  в  общем,  ни  к  месту
вспомнил старый солдатский анекдот Казарян, но все же выкрутился: -  А  на
конце веревки вы, Витольд Германович. У вас  магнитофон-кассетник  в  дому
имеется?
     - Есть какой-то. По-моему примитивный  весьма,  -  сказал  задумчивый
Зверев. - Радостное что-нибудь заведете,  как-никак  главного  провокатора
поймали, да?
     И, не приглашая гостей, направился в столовую. Круглый  стол,  четыре
стула, диван двадцатипятилетней давности, два кресла того же  возраста  по
углам и сервант естественно. Правда три хороших картины на стене.
     - Парижский пейзаж Фалька, Кузнецовская степь с юртами. Дерево в поле
вашего   однофамильца,   -   вслух   безошибочно    определил    авторскую
принадлежность картин знаток искусств Казарян. Он как и двое  других,  без
приглашения вошел в столовую следом за хозяином. - Так где же  магнитофон,
Витольд Германович?
     Зверев пошарил за диваном и извлек  оттуда  паршивенький  гонконгский
кассетник, сдул с него густую  пыль  и  объяснил  виновато:  -  Дочка  мне
оставила, чтобы я по нему хард-рок слушал, а я хард-рок не очень люблю.
     - Вы хорошую живопись любите, да? - догадался Казарян.
     - Это - грех? - учтиво поинтересовался Зверев.
     - Почему же, - автоматически ответил Казарян, занятый делом:  включил
магнитофон в сеть,  извлек  из  кармана  кассету,  вставил  ее  в  гнездо.
Закончив дела, осмотрел всех троих и предложил: - Послушаем?
     - Если хотите, - разрешил Зверев, откинувшись на спинку дивана.
     Казарян нажал на клавиш, и началось:
     - "Начинайте с фактов.
     - Есть подозрение, что у нас утечка.
     - Не может быть совпадением, стечением обстоятельств?
     - Исключено.
     - Доказательства утечки имеются?
     - Да какие доказательства. Итак все ясно! Все пропало.
     - Не надо нервничать..."
     Слушали запись до конца. Казарян жалостливо разглядывал Зверева.  Тот
поначалу был внимателен и насторожен, но к концу записи хмыкнул иронически
и заулыбался даже. Зашипело и  Казарян  нажал  на  клавиш.  Задать  вопрос
первым он не успел. Зверев перехватил инициативу:
     - Где и когда это записано?
     - Во время вашего контакта на Курском.
     - Вот здесь? - Зверев за уголок взял фотографию с Курского и  показал
Казаряну.
     - Абсолютно точно, - подтвердил Казарян.
     - А видеосъемку вы параллельно не вели?
     - Нет. Не было у нас такой  возможности.  Очень  вы  шустры  были,  -
вступил в разговор Сырцов. - А, собственно, зачем вам видеозапись?
     - Было бы весьма любопытно озвучить  ее  магнитофонным  диалогом.  На
предмет совпадения видимых артикуляций.
     - Для этого у нас Вадик имеется, - загадочно заявил Сырцов и попросил
Коляшу: - Николай Григорьевич, не в службу, а в дружбу, свистни Рыжего.
     - Здравствуйте, - вежливо  поздоровался  рыжий  Вадик,  взглядом  ища
свободные розетки для двух принесенных им супермагнитофонов.  Нашел,  стал
пристраивать, по ходу  дела  информируя:  -  Я  технически  после  десятой
прокрутки догадываться начал, а  Александр  Иванович  вмиг  просек  в  чем
дело...
     - Ну, мент, ну, голова! -  восхитился  Зверев,  перебивая.  -  Монтаж
пленок, Вадим, да? Я же сразу узнал свои фразы, сказанные совсем в  другом
месте. И он узнал?
     - Александр Иванович начал с главного:  с  никчемности  разговора  во
время столь законспирированной встречи. А потом фразу вспомнил - "не  надо
нервничать". Ну, после уже и я вцепился, по каналам развел и  все  склейки
обнаружил. Но сделали они, конечно, классно. Когда я писал их на вокзале и
сомнений не было, что живой разговор пишу.
     - Теперь что будем делать? - устало спросил Зверев у всех. Напряжение
спало, и он растекся по дивану.
     - Дел у вас много, Витольд Германович,  -  ответил  Сырцов.  -  Очень
много. Если  разрешите,  то  мы  у  вас  для  начала  побеседуем  с  вашим
двойником. В пределах терпимой хозяином нормы.
     - А где он? - встрепенулся Зверев.
     - На чердаке, упакованный лежит. Так разрешите?
     - С превеликим удовольствием.
     Перед тем, как втолкнуть в столовую, с лже-Зверева сняли наручники  и
вынули кляп. Так что пред очами своего прототипа он появился во всей своей
красе: в каскетке,  надвинутой  на  глаза,  в  куртке  и  высоко  поднятым
воротником.
     - Похож на меня? - обиженно спросил Зверев у Казаряна.
     - Очень, - безжалостно подтвердил тот, а Сырцов,  в  порядке  приказа
вкрадчиво и вежливо попросил у лже-Зверева:
     -  Будьте  добры,  пройдитесь,   подволакивая   ногу,   как   Витольд
Германович.
     - А я ногу подволакиваю? - удивился Зверев.
     - Подволакиваете, подволакиваете, - подтвердил  Сырцов  и  потребовал
уже с погромыхиванием в голосе: - Действуй, действуй, паренек!
     - Да пошел ты... - грубо и неуверенно ответил паренек.
     Коляша ребром ладони жестко  ударил  его  по  почкам.  От  сотрясения
организма с клиента слетела каскетка, и  Зверев  увидел  серые  непонятные
глаза, мягкий нос, лоб с залысинами.
     - Капитан Красов! - узнал он.
     - Ренегат Зверев! - хрипло откликнулся Красов.
     - Орешек!  -  поделился  первым  впечатлением  Коляша  с  Сырцовым  и
Казаряном.
     - Он в конторе - знаменитость, - поведал о Красове Зверев.  -  Весьма
похоже всех изображал. От Андропова до Калугина.
     - Надо же! -  восхитился  Казарян.  -  Значит,  в  данном  случае  по
призванию трудился. Но, вероятно, не из чистого искусства?  Смысл  и  цель
вашего задания изложить можете, капитан?
     - Майор, - для начала поправил Красов и ответил: - Конечно, могу,  но
не хочу.
     - Скажите, пожалуйста, следующую фразу: "Да, если она целесообразна в
данном случае", - слезно попросил майора рыжий Вадим.
     - Не скажу, - насмешливо откликнулся Красов. - Это нецелесообразно  в
данном случае.
     Вадим врубил свой многоканальный сразу же с фразы о  целесообразности
и, послушав ее, ликующе возгласил:
     - Это он! Это он текст наговаривал!
     - Не все ли равно, кто текст наговаривал... - начал было  Сырцов,  но
Вадим изумился невежеству коллег.
     - Интересно же! - а потом обиделся: - Я больше не нужен? Я могу  быть
свободен?
     - Ты свободен, как, все сейчас в России,  -  заверил  его  Казарян  и
добавил для ясности: - Но нужен. Разговор наш писать.
     - Я готов, - официально заявил Вадим.
     - Первый и главный вопрос я уже задал. Вы, майор,  ответили  на  него
неудовлетворительно...
     - Вы, наверное, в институте кинематографии преподаете? - перебил  его
Красов. - Удовлетворительно, неудовлетворительно. Все оценки ставите, да?
     -  А  ты  испугался!  -  безмерно  обрадовался  Коляша.  -   С   ходу
разговорился, с ходу проговорился. Считай, браток