честер того из вас, кто произведет  удачный  выстрел,  должен
быть обменен  на  один  из  стрелявших  дипломатических.  Все.  До  начала
операции около трех часов. Будем отдыхать, ребятки.
     Они спустились с вышки и бесшумно, цепочкой, след-в-след двинулись  в
глубину леса, где неподалеку находилась их хорошо замаскированная  большая
палатка - база. Внутри они рассупонились, уселись  по  лавкам  у  стола  и
хорошо закусили. Без спиртного. Потом прилегли подремать часок-другой.



                                    58

     Первым прибыли дипломаты.  Соблюдая  этикет,  автомобили  с  флажками
подкатывали к основному зданию по одному. Выходил посол в малом  окружении
и  его  у  входа  встречал  Игорь  Дмитриевич,  гостеприимно  и   сердечно
растопырив руки. Затем руки сходились для того, чтобы  осуществить  обеими
руками  энергичное  пожатие  протянутой  посольской   руки.   После   этой
официальной процедуры послы по ступенькам  поднимались  в  курзал,  где  в
шахматном порядке  были  раскинуты  убедительные  столы  с  обильным  а-ля
фуршетом.
     Послы к столам не подходили. В ожидании завершения встречи они  мирно
беседовали о пустяках.
     Всю  благовоспитанность  заранее  расписанной  программы  к  чертовой
бабушке  поломала  творческая  интеллигенция.   С   бандитским   ревом   и
разбойничьим посвистом куча мала интеллектуалов  и  артистов  вывалила  из
автобусов и, неизвестно откуда  зная  куда  идти,  с  эскадронным  топотом
кинулись вверх по лестнице.
     Некоторые деятели искусств знали отдельных  послов,  отдельные  послы
знали их. Образовались  подвижные  кружки,  которые  как  бы  естественным
образом переместились к  столам  и  окружили  их  ненавязчиво.  Начиналась
изящная халява.
     - Игорь, - поздоровавшись с главным,  сказал  Спиридонов,  глядя  как
запоздавшие артисты взбегают по лестнице, - учти, наш боевой отряд саранчи
мигом приделает ножки всему твоему пищевому довольствию, как твердому, так
и жидкому.
     - Не приделают, - беспечно заявил  Игорь  Дмитриевич.  -  Пусть  себе
резвятся наши любимые вечно молодые люди.
     - А охотиться кто будет?
     - Только не они. Разве можно доверить оружие не трезвому человеку?
     Казарян, понаблюдав за этой беседой со стороны, незаметно двинулся за
курзал к лесочку, к милой закрытой беседке.
     Пригревшись в  ватной  униформе,  Смирнов  раскинув  руки  по  спинке
удобной скамейки, мирно дремал, а сидевший напротив Кузьминский с умильной
жалостливостью сквозь полуприкрытые веки приглядывал за ним. Картиночка на
сюжет передвижников: "Все в прошлом".
     - Кончай мертвый час! - заорал Казарян.  Смирнов  открыл  один  глаз,
поморгал им и отметил ворчливо:
     - Так хорошо было, а пришел армянин и все испортил.
     - Когда мне их привезти? - не реагируя  на  оскорбительное  замечание
спросил Казарян.
     - К восьми. К двадцати ноль-ноль, - ответил Смирнов.
     - Так мне пора отправляться! - забеспокоился Роман.
     - Именно, - зевнув, Смирнов встал. - Витька тебя  довезет  до  нашего
лаза, а там Жора подхватит и вмиг до Москвы домчит.
     - Пошли, Рома, - пригласил Кузьминский.
     Смирнов проводил  их  до  "джипа"  и  даже  ладошкой  помахал,  желая
счастливого пути. Все готово. Теперь ждать. Смирнов вернулся в беседку  на
свою скамейку, уткнулся носом в искусственную цигейку воротника  униформы,
подремал еще немножко. Разбудил его возвратившийся из поездки  на  "джипе"
Кузьминский. Потряс плечо и потребовал:
     - Я готов. Когда мне начинать?
     - Боишься, Витя? Ты еще можешь отказаться.
     - Боюсь, - признался Кузьминский. - Но ведь надо, да, Иваныч?
     - Надо, - согласился  Смирнов.  -  Ты  переоденься,  мы  порепетируем
немного, а потом тебе исчезнуть отсюда так, чтобы ни одна  живая  душа  не
видела. Компрене, артист?
     На французский вопрос Кузьминский дал лабужский ответ:
     - Все в кассу, папик.



                                    59

     Охота, охота! Надежда,  ярость,  страсть,  отчаяние,  растраченная  в
погоне  и  безмерно  опасном  уничтожении  радость  победы  и  возможность
продления жизни  своей  и  детей  своих.  Жидкая  кучка  голых  малорослых
пращуров загнала вепря меж непроходимых скал и, воя от ужаса и  неумолимой
надобности, потрясала  воинственно  плохо  заостренными  кривыми  палками.
Разъяренный, в гневной пене вепрь красными глазами выбирал  первую  жертву
своих клыков. Выбрав ближнего, сделал рывок на коротких  мощных  ногах,  и
голый слабый враг  с  распоротым  брюхом  пал  на  землю.  Вепрь  замер  в
торжестве  и  это  было  его  ошибкой:  пращуры  в  безвыходной  решимости
бросились на него, тыча палками куда  попало.  В  толстую  кожу,  покрытую
редким твердым волосом, в мягкие уши, в маленькие глаза... Вепрь  вертелся
на месте, не зная кого рвать клыками. Первый охотник попал  ему  в  правый
глаз, второй в левый. Вепрь взревел, взревели и охотники,  наваливаясь  на
него и пробивая упругую кожу каменными ножами...
     Двое несли убитого, восемь  -  добычу.  Все  было  хорошо:  похоронив
мертвого пращура с умилением смотрели, как их жены и дети жадно ели  плохо
сваренное сытное мясо страшного зверя.
     Охота! Хорошо и по-научному отлаженный процесс. Сытые крупные дяди  в
форменных  фуражках,   вооруженные   скорострельными   карабинами,   гнали
испуганных кабанов к боевым точкам, где по номерам  расположились  знатные
охотники, на  всякий  случай  подкрепленные  егерями  -  профессиональными
убийцами всяческой лесной животины.  Загнанные,  в  безнадежной  решимости
спастись кабаны бежали к номерам,  чтобы  получить  по  смертельной  пуле.
Шумовой вал приближался к боевым  точкам.  Услышав  его,  егеря  ободряюще
посмотрели  на  знатных  охотников.  Те,  в  ненужном  волнении,  подняли,
изготовясь, новенькие винчестеры.
     Охота. Страшная охота, последняя охота, взаимная  охота  человека  на
человека началась.
     Вот он, генерал-майор  Чупров.  Смирнов  вытащил  половинку  полевого
бинокля (как раз на один его сносно видевший глаз), которая весьма  удобно
помещалась в верхнем наружном кармане, и  приблизил  к  себе  генерала  до
того, что увидел на лице, ближе к носу, выпуклую  родинку.  И  родинку  он
видел в  первый  раз,  и  генерала.  Таким  он  себе  его  и  представлял:
тренированный,  легконогий,  подвижный.  Холерик,   сволочь,   с   хорошей
реакцией.
     Генерал что-то энергично говорил трем амбалам в  комуфляже.  Трем.  А
Махов насчитал пятерых. Следовательно, двое уже у него на хвосте.  Генерал
рукой резко указал направление, и амбалы послушно  удалились  в  указанную
лесную чащобу. А сам  бодро  зашагал  в  сторону  от  начинающейся  охоты.
Продемонстрировался, показался Смирнову, теперь водить будет до  тех  пор,
когда, незаметно подведя его  к  линии  охотничьего  огня,  подставит  под
винчестеры своих молодцов. Все правильно, так и должно быть, но  колдыбать
за этим шустрым козлом на кривой ноге и без палки - удовольствие так себе.
     Смирнов  вздохнул,  положил  половинку  бинокля  в  карман  и  быстро
заковылял вслед за генералом. Чтоб знали: приманку заглотнул. Теперь о тех
двоих, что сзади. Стрелять его они пока не  будут,  другая  у  них  сейчас
задача: проверить нет ли у Смирнова прикрытия  и  контролировать  маршрут,
тотчас сообщая по  начальству  о  непредвиденных  его  изменениях.  Нет  у
Смирнова прикрытия, дурачки. У Смирнова людишки по точкам, так вот.
     Генерал беззаботно и быстро шел. Смирнов еле (ведь и  вид  надо  было
делать, что прячешься) поспевал за  ним.  Спину-таки  неприятно  холодило:
двое-то  все-таки  сзади,  сейчас,  может  быть,  и  не  стрельнут,  но  в
критической ситуации стрельнут обязательно.  Генерал  шел  путем,  который
Смирнов,  в  принципе,  по  карте,  уточненной  Кузьминским,   досконально
просчитал. Но некоторые ненужные ему отклонения уже намечались.  Если  так
будет  продолжаться,  то  от  двоих  за  спиной  избавиться  будет  весьма
непросто.
     Смирнов взял левее, отходя от березняка, которым шел генерал, к более
низко лежавшему осиннику. Маневр этот легко можно  прочитать  как  попытку
пойти на перехват генерала. Только, чтоб поверили, только чтоб поверили!
     Поверили.  Сзади  с  еле  заметным  человеческим  акцентом  закаркала
ворона, ей поспешно ответила другая, а  со  стороны  (генерал  уже  был  в
стороне) очень правдоподобно - сорока. Умелец у  нас  генерал,  ничего  не
скажешь, умелец!
     Ревностные  хранители  заповедной  природы,  черт  бы   вас   побрал!
Коленями, локтями, лбом прорывать тугие девственные заросли кустарника,  с
кривой ногой идти по почти неразличимой сквозь мелкую  лесную  поросль  по
нетронутой,   непредсказуемой   земле,   искать   ориентиры   генерального
направления без заходящего  солнца,  без  неба,  в  неотступном  окружении
одинаковых со всех сторон трупного цвета осиновых стволов. Вдруг по  сухой
траве, по появившимся среди осин  белым  березам  понял,  что  поднимается
вверх.
     Выбрался, выбрался, все-таки! Пригорок забирал все круче, и Смирнов с
трудом преодолевал подъем. Вот и светлая  опушка  перед  дубравой,  вот  и
дубы, стоявшие на нормальной траве в уважительном отдалении друг от друга.
В расчет принималось то, что преследователи не будут пересекать опушку  до
тех пор, пока дубы не скроют Смирнова от преследователей и, следовательно,
преследователей от  Смирнова.  У  него  была  минута  форы...  Смирнов  из
последних сил прибавил.
     Он добрался, наконец, до приметного, росшего трехрожковым канделябром
неохватного  дуба  и,  загородясь  им  от  преследователей,   сказал,   не
поворачивая головы:
     - Готов Витя?
     - Они нас видят? - не ответив, спросил Кузьминский.
     - Через дуб, что ли? - рассердился Смирнов.
     - Но дуб этот в поле их видимости?
     - Пока нет. Маршруты помнишь?
     - Да пошел ты, Иваныч!
     - Ну пора. Они уже в дубраве. Тронулись, Витя!
     Двое  одинаковых,  как  пятаки,  Смирновых  пошли  в  разные  стороны
синхронно припадая на кривые свои одинаковые правые  ноги,  они  удалялись
друг от друга и каждый из них абсолютно не замечал своего двойника.
     Должны разделиться. За правым  Смирновым  идти  необходимо:  судя  по
ускорению, он устремился на перехват. А если это отвлекуха, должная скрыть
намеренья истинного Смирнова? Левого Смирнова тоже нельзя упускать. Да  им
ли, натасканным, всемогущим волкодавам,  бояться  позиции  один  на  один?
Должны, должны разделиться.
     Левый Смирнов опять уходил в чащобу.
     А правый Смирнов, по ходу подобрав подходящую  палку,  с  ее  помощью
прибавлял и прибавлял. К концу дубовой рощи он,  сильно  хромая,  побежал.
Отпустить его на длинный поводок  нельзя:  в  стремительно  приближавшемся
ельнике клиента весьма легко потерять. Преследователь, не таясь, рванул за
правым Смирновым. Чего тут таиться. Так бегущий человек вряд ли обернется.
И нечего метаться рекомендуемыми зигзагами:  кратчайшее  расстояние  между
двумя  точками   -   прямая.   По   прямой   сделал   спринтерский   рывок
преследователь.
     И вдруг у последнего дуба  рухнул,  как  после  удачной  каратистской
подсечки умелого противника.  Он  еще  падал  на  землю,  когда  сверху  с
необъятной дубовой верхушки коршуном пал на него Англичанин  Коляша...  Не
теряя ни  мгновения  (знал,  с  кем  имел  дело)  он  рукояткой  "магнума"
безжалостно ударил преследователя по затылку.  Лежавший  под  ним  молодец
ощутимо расслабился, обмяк. Коляша встал, поднял винчестер, рассмотрел его
неуважительно и назидательно сообщил Сырцову, который наматывая на  ладонь
тонкий желтозеленый изолированный провод, медленно приближался:
     - Вот в чем недостаток  этих  полутораметровых  дрын:  в  критическом
состоянии,  где  все  решает  мгновение,  синхронно  с  ним  на  опасность
среагировать никак нельзя.
     - До чего же ты  красиво  говорить  научился!  -  удивился  Сырцов  и
склонился  над  пострадавшим  волкодавом.  -  Пятый.  Четверых  Махов  уже
упаковал, а этот - наш. Пятый! Гляди  ты!  Вдруг  вскинулся.  После  твоей
прикладки так быстро очухался. Ох, и натасканы они!
     - Пора пеленать, значит,  -  сделал  вывод  Коляша,  сел  на  задницу
поверженного, завел ему руки за спину и с щегольской  ловкостью  защелкнул
наручники.  Теперь  клиента  можно  и  перевернуть.  Перевернул.  На  него
смотрели холодные, ненавидящие, неиспугавшиеся глаза. - А он нас не любит,
Жора! Да и за что ему нас любить? Ловко  ты  его  подсек,  как  свинью  на
бойне.
     Обидеть  хотел  волкодава  Коляша  и  обидел,  добился  своего.  Тот,
напрягшись от сдерживаемой ненависти, тихо-тихо заговорил:
     - Рано радуешься. И ты, шпана уголовная, и ты, мент в  отставке.  Нас
много, и мы все можем. Так что  аккуратно  считайте  свои  последние  дни,
козлы рогатые!
     - Закрой ему пасть, Коляша, - попросил Сырцов.
     - Давай сначала ноги свяжем, чтобы не пытался встать и не брыкался. -
Коляша склонился к клиенту и предложил: - Ты лежи спокойно, а  я  тебя  по
голове бить не буду. Договорились?
     Клиент молча отвел глаза. Согласился, значит. Сырцов  вязал  его  все
тем же многофункциональным проводом.
     - И узелок поближе к пяткам, снизу чтоб был, - посоветовал Коляша.  -
Может их, как йогов тренируют? Совьется, зараза, в спираль и  зубами  узел
достанет. Я тут прочел, как йоги себе клизму ставят. Залезает,  подлец,  в
полную ванну и жопой, как ртом, до ведра в себя всасывает.
     - А старикан наш  -  гений.  Все  просчитывает  -  заканчивая  вязать
волкодава, восхищенно отметил Сырцов.
     - Он их читает, как букварь, потому что во время войны сам таким был.
Мне про него Роман Суренович рассказывал.
     - Крест готовьте, - снизу подал голос волкодав. -  На  могилу  вашему
старичку.
     - Закрой ему пасть, - вторично попросил Сырцов.
     Широким куском пластыря пасть была закрыта. Они за ноги отволокли его
в кусты, разряженный винчестер бросили  рядом  и,  отойдя  на  расстояние,
полюбовались содеянным.
     - Все тип-топ, - отметил Коляша. - Нетронутые  джунгли.  А  Махов  по
плану найдет.
     Нежданно-негаданно в отдалении, но отчетливо и раскатисто,  зазвучали
длинные выстрелы.
     - Все, - устало сказал Сырцов. - Охота началась.  Теперь  по  старику
будут палить без размышлений.
     ...Смирнов тоже услышал охоту. Он прилег и приложил ухо  к  земле,  в
паузах между  выстрелами  стараясь  услышать  преследователя.  И  услышал.
Шуршание и осторожные шаги метрах в  трехстах  сзади.  Смирнов  уселся  на
земле по-турецки, расстегнулся, перевел "Узи" с закрытой спины на открытую
грудь, перевел парабеллум из збруи во  внешний  карман  и,  предварительно
вздохнув, продолжил путь.
     Он будет теперь стрелять. Смирнов сам загнал его в  положение,  когда
удачный выстрел в Смирнова - единственный его выход.
     Уходил от таких Смирнов, даже если с собаками были. Уходил, но  тогда
ему было двадцать два, а сейчас шестьдесят восемь.  Все,  все  отобрали  у
него эти сорок шесть лет, за  исключением  одного:  сейчас  он  не  боялся
смерти,  а,  значит,  ничего  не  боялся.  Страха,  который  мешает  мысли
мгновенно  соображать  и  ориентироваться,  нет  в  нем.   Итак,   могучее
тренированное  тело  с  достаточно  твердыми   условными   рефлексами   на
рациональное быстрое убийство и маленькой-маленькой мыслишкой -  чувством:
где-то в мозжечке, что умирать совсем  не  хочется.  Итак,  прострелянный,
изломанный  судьбой  и  годами  на  грани  не  только  морального,  но   и
физического износа организм, и ясная, просчитывающая, как  компьютер,  все
возможные варианты голова, которая освобождена от  предчувствия  смерти  и
страха смерти. Дуэль.
     Смирнов искал подходящую площадку, и поэтому опять пошел  вверх  -  к
сухой траве, к  разрывам  в  зарослях,  к  пространству;  дающему  свободу
маневра. Вот он, безлесый пригорок. Смирнов рванул так, как только мог.
     Преследователь, вырвавшийся из зарослей, увидел  Смирновскую  голову,
скрывающуюся в кустах на той  стороне  поляны,  и  на  вскидку,  почти  не
целясь, выстрелил. Форменная каскетка слетела с гибкой ветки орешника.
     Смирнов дернул вторую веревку, и "Узи" справа дал  ответную  очередь.
По тому, как преследователь  не  очень  (лишь  прикрыл  винчестером  лицо)
испугался "Узи", Смирнов  понял,  что  он  в  бронежилете.  Преследователь
ползком вернулся в заросли и затих.
     И Смирнов бесшумно пополз. К присобаченному  в  розетке  двух  ветвей
"Узи". По всем правилам, он должен был  менять  позицию.  Он-то  менял,  а
"Узи" - нет. Опять тишина, лишь изредка  нарушаемая  дальними  выстрелами.
Смирнов включил магнитофон и отшвырнул его в сторону метров  на  двадцать.
Только  бы  не  разбился.  Не  разбился  -  в   глухом   заповедном   лесу
темпераментно заверещала Пугачева:

                     - Делу время, делу время,
                     Потехе - час.

     Винчестер, дважды выстрелил на  звук,  но  Пугачеву  убить  не  смог.
Знаменитая певица продолжала петь. Все-таки отлично они натасканы. Если бы
у него в руках было нечто более компактное,  чем  двухаршинный  винчестер,
быть бы Смирнову с дыркой. Молниеносная  реакция  паренька.  Тренированным
чувством  опасности   он   ощутил   надвигающуюся   смерть   и   мгновенно
развернувшись,  выстрелил  первым.  Тяжелая  пуля   на   кабана   оторвала
беззвездочный погон с утепленной смирновской униформы. Но  во  второй  раз
Смирнов не  дал  ему  выстрелить.  Крякнул  парабеллум,  и  пуля  вошла  в
щегольски  раскрытую  обнаженную  мощную  шею.  Пришлось  стрелять  в  эту
красивую  молодую  шею:   выстрел   в   ноги-руки   проблемы   смирновской
безопасности не решали, голова загорожена винчестером, а туловище прикрыто
бронежилетом. Пришлось стрелять в шею.
     Смирнов присел на корточки рядом, спросил, успокаивая себя:
     - Зачем ты охотился на старика? Что я тебе лично плохого сделал?
     Толчками выплескивалась из развороченной аорты алая кровь, и вместе с
кровью уходила жизнь из могучего тренированного тела. Сонными  становились
глаза, и, как ко сну,  размягчались  мышцы.  Вот  и  все.  Не  жалко  было
Смирнову паренька, не жалел он профессиональных убийц.
     Покряхтывая, он собрал все свои цацки: "Узи",  магнитофон,  каскетку.
Каскетка была некондиционна, не было по сути, каскетки - один козырек,  да
камуфлированная рвань вокруг него. Занятная это штука -  пуля  на  кабана.
Смирнов без содрогания представил, что сделала бы эта пуля с его башкой. А
каскетка ему нужна, просто необходима.
     Смирнов вернулся к покойнику. Соскочившая с  него  каскетка  валялась
рядом, слава богу, не в крови. Смирнов примерил ее - была как раз - примял
по-своему, до конца оторвал подстрелянный погон и вместе с остатками своей
каскетки запихнул в один из бесчисленных карманов униформы.



                                    60

     Не охота - гон.  Грамотный  генерал  по  незапланированным  выстрелам
понял, что к чему. И в первую очередь  то,  что  его  собственная  игра  в
подставку раскрыта. И враз все  переменил.  Теперь  не  он  мнимый  объект
Смирновской охоты, теперь Смирнов  -  реальный  зверь,  которого  в  любом
случае надо загнать до смерти.
     Три волкодава во главе с опытным псарем - это уже  многовато.  Дважды
Смирнов испытывал шансы один к трем в их пользу, проходил сквозь цепь. Это
было необходимо, ему нужно было  определенное  направление.  По  матерному
хрипу, по яростной готовности продолжать гон до победного  конца,  Смирнов
понял, что генерал предусмотрительно показал троице, что  осталось  от  их
дружка.
     Пощады Смирнов не ждал, но их сверхестественное рвение пугало  одним:
он сможет не дойти.
     Опять его гонят не туда, куда ему надо. Господи, опять. Рывок  вправо
с мгновенным возвратом к исходной, рывок влево-вновь возврат. И  замереть,
почти умереть. Один прошел в трех шагах.  От  него  разило  грубым  потом.
Смирн