с пляшущими человечками?! Но Вадим ни с кем и никогда не объяснялся при помощи шифров, хоть и являлся натурой тонкой и загадочной!
     - Мне надо ехать, - себе под нос пробормотала Дунька. - Здесь что-то не так. Надо ехать.
     И как только она это пробормотала, дверь неожиданно распахнулась - без всякого стука, чуть не наподдав Иллариона по спине. То есть она бы и наподдала, но ловкий Илларион в последнюю секунду прижался к стене и свалил со стеллажа сильно загрохотавший дизайнерский шедевр - жестяную трубу в жестяном же коробе. Между коробом и трубой был проложен желобок, в котором катался шарик и припадочно грохотал, ну, разве не красота?! Шедевр подскочил на ковролине и еще раз прощально грохнул, разделяясь, как космический аппарат, на две части, короб и трубу.
     - Дьявол!
     Илларион схватил себя за живот в том месте, где в него врезался угол стеллажа. Дунька выскочила из-за стола и опрокинула стул. Стул грохнулся как раз на ту часть шедевра, где был желобок с шариком. Шедевр хрюкнул, шарик вывалился, покатился по ковру - присутствующие проводили его глазами, как в комедии.
     Шарик докатился до двери, легонько стукнулся в чей-то монументальный ботинок и остановился.
     - Чего это вы кидаетесь? - спросили от двери. - Подрались, что ли?
     Разъяренная Дунька открыла было рот, чтобы ответить как следует, со смыслом, с толком и непременно по делу, но Илларион вытаращил на нее глаза, отнял руку от живота и стал проделывать ею какие-то знаки.
     Посетитель, рассматривавший Дуньку с простодушным интересом, обнаружил, что она смотрит не на него, а куда-то за дверь, втиснулся поглубже, заглянул и увидел Иллариона.
     - Здрасте.
     - Здравствуйте, - пробормотал Илларион.
     Монументальная фигура задумалась на одно мгновение, потом протянула Иллариону руку и энергично ее потрясла.
     - Артем Хасанов. Мы с вами уже знакомились, по-моему. Ну, на первый раз не грех и еще познакомиться. А вы?..
     И он как ни в чем не бывало повернулся к Дуньке, причем было совершенно ясно, что Илларион его больше решительно не интересует.
     - Меня зовут Евдокия Юрьевна Арсеньева. Я редактор отдела бизнеса.
     - Очень красиво, - оценил Артем Хасанов, - я рад, что наш отдел бизнеса в таких надежных руках.
     В ту самую секунду, как он сказал про "надежные руки", Дунька поняла, что ее работа кончилась. С таким шефом она работать не сможет, это уж точно.
     Но она умела играть по любым правилам. Нужно только сразу и навсегда установить, что это за правила.
     - А вы наш новый начальник? - спросила она нежно, и потянула себя за уголок шейного платочка, и надула губки, как будто приготовляясь с ним целоваться, и расширила глаза, и прошлась этим "расширенным" взглядом по нему - от ботинок и до лба.
     Лоб медленно покраснел.
     Артем Хасанов оказался приземистым и широким, похожим на комод. Очень короткая стрижка, гладкий лоб, щеки, отливающие синевой после недавнего бритья. Бриться ему, бедолаге, наверное, приходится дважды в день. Глаза... изумительные. Никогда в жизни Дунька ни у кого не видела таких зеленых глаз, или у него линзы цветные?..
     Одет он был странно для человека, первый раз явившегося на встречу с коллективом журнала, который он купил. Ботинки на толстой подошве, светлые джинсы, черная кофта на "молнии" и голубая льняная рубаха. На левой руке широкое плоское кольцо с бриллиантом - "Ван Клифф и Арпель", "Бушерон", "Булгари", далее везде.
     Очень я это богатство люблю и уважаю!..
     - Я только что закончила обзор рынка мобильной связи, - объявила Дунька и еще раз потянула себя за хвостик шейного платка.
     Демонстрируя абсолютно предсказуемую реакцию, новый шеф уставился на ее грудь.
     Вопреки предсказуемой реакции, он оторвался от груди очень быстро. Вид у него был довольно равнодушный.
     Видимо, платочек не помог.
     - Вы сами будете читать обзор? Переслать его на вашу электронную почту?
     - Зачем? - перепугался Артем Хасанов. - Не надо мне обзора!
     - У нас так принято. Главный редактор всегда читает материал, особенно если он коммерческий. А вдруг я не правильно написала?
     - А вы часто... не правильно пишете?
     - Да нет, что вы! - вступил Илларион поспешно. - Это она так просто! Ну, у нас правда полагается материал всегда показывать главному. Есть еще отдел проверки, там проверяют на достоверность сведения и названия, чтобы не было никаких ошибок...
     - Это я тоже должен проверять или отдел сам по себе проверяет? - Новый шеф взялся за притолоку короткопалой ручищей, блеснули "Картье" с "Бушероном".
     Вот тебе и подарочек на Новый год! Наверное, с завтрашнего дня придется рассылать резюме. Опытная журналистка ищет работу. Как говорит в таких случаях Лизка? Интим не предлагать?
     - Нет-нет, - окончательно утратил разум Илларион, - отдел сам проверяет, конечно! Там целый штат юристов и...
     - Я пошутил, - объяснил новый шеф Иллариону. - Я вполне... вменяемый, хотя, возможно, произвожу другое впечатление.
     Дунька и редактор в красной шапочке уставились на него.
     - Ну что? - спросил тот как ни в чем не бывало. - Познакомились? Вот и отлично. Желаю вам ударно поработать на ниве обзора рынка мобильной связи, а я пошел. Пока.
     - Пока... - пробормотала Дунька.
     - До свидания, - затихающим эхом отозвался Илларион.
     Новый шеф снял с притолоки руку, двинулся в коридор и тихо прикрыл за собой дверь.
     - Что это было?!
     - Ти-хо!
     - Нет, что это такое было?! А?! Какой-то Махмуд Дурманов припирается в мой кабинет...
     Дверь открылась, и в проеме показалась голова Артема Хасанова.
     - Да, - сказала голова, - я все понимаю, конечно. Новый начальник по определению идиот и всегда хуже старого. Но я попрошу вас, ребята. Никаких вариантов на тему моей фамилии, должности и тупоумия до моего сведения не доводить. Если, конечно, вы хотите со мной работать.
     - Мы... хотим, - пробормотал бедный Илларион.
     - Вот и отлично, - холодно заключил новый шеф. Дунька глубоко дышала. - Больше подслушивать не буду. Общайтесь.
     И дверь опять закрылась.
     Дунька переглянулась с редактором. Тот приложил палец к губам.
     - Да что это такое!..
     Она решительно обошла стол и настежь распахнула дверь в коридор. Никого там не было, и вообще в коридоре все как вымерли. Куда делся Артем Хаса-нов, было непонятно, поскольку коридор длинный и спрятаться в нем никак нельзя. Может, быстро убежал? Или его вовсе не было?!
     - Дунь, ты бы поосторожнее для начала, - завел Илларион, - ну что это такое?! Ну, разве можно с этого начинать?! Он познакомиться пришел, а ты давай ему хамить!
     - Я ему хамила?!
     - Нет, я хамил! - обозлился Илларион. - Обзор рынка, то-се, пятое-двадцатое, будете читать или не будете читать?! А вдруг он не идиот?!
     - С таким брюликом на пальце и не идиот?!
     - Да мы же не знаем!
     - Я все знаю, - отрезала Дунька. Настроение стало совсем поганым, потому что с Лизой случилась беда и еще потому, что Илларион был... прав. Не стоило с этого надо начинать, а она начала.
     "Опытная журналистка ищет работу".
     - Мне нужно уехать, - быстро сказала Дунька. - Срочно. Ты меня прикроешь?
     - Нет! - злобно рявкнул расстроенный Илларион. - Не стану я тебя прикрывать! Иди и сама говори ему, что уедешь, а я не буду.
     - Ну и пойду.
     - Ну и иди.
     - И пойду!..
     Она схватила со стола телефон, ключи, пошарив под столом, вытащила сумочку и все пошвыряла в нее. Шуба висела в шкафу, и Дунька вихрем пролетела к нему, толкнув Иллариона плечом.
     Куда она поедет?! Зачем?! Как она выяснит, где вчера был ее муж и кто посмел напасть на ее сестру?!
     Что она станет делать, если... это муж напал?! Но зачем, зачем?!
     Артема Хасанова - Махмуда Дурманова - не оказалось в кабинете главного редактора, видно, продолжал знакомство с коллективом, и Дунька не стала его разыскивать. Если ее хватятся - ну что ж, все и так очень хорошо. Лучше не бывает.
     Лифт долго не ехал, так долго, что Дунька заподозрила, что на третьем этаже администратор Леша, который вечно таскал какие-то коробки, флиртует с секретаршей Машей. Флирт всегда осуществлялся в лифте, как будто другого места не было в редакции! Леша стоял в проеме, придерживая спиной двери, которые все норовили сомкнуться, а Маша хихикала поодаль, закрывая розовый ротик папками и словно не решаясь войти. Пока они таким образом общались, лифтом никто не пользовался.
     Все об этом знали, но поделать ничего не могли.
     Дунька несколько раз с силой стукнула по кнопке лифта и, выругавшись, побежала пешком. Шуба очень мешала бежать, и Дунька подхватила полы руками, как Фаина Раневская в фильме "Золушка".
     На площадке между вторым и третьим этажом - ну как же иначе! - стоял Артем Хасанов, новый Дунькин начальник, и курил. Он курил и рассматривал Дуньку, которая неслась по лестнице, задрав повыше полы дурацкой шубы!
     - Здрасти, - неизвестно зачем сказала Дунька.
     Он кивнул. Дунька, решительно не зная, что делать, остановилась на площадке. Полы шубы она так и держала в руках.
     - Уезжаете? - осведомился он.
     - А... да. Мне надо... ненадолго. Я к вам заходила, но вас не было на месте.
     - Зачем вы ко мне заходили?
     - Чтобы сообщить, что мне надо уехать.
     - Считайте, что уже сообщили. Можете ехать.
     - Спасибо, - пробормотала Дунька. - Пожалуйста.
     Он улыбнулся. Улыбка была приятной и очень мужской.
     - Пожалуйста. Спасибо. До свидания.
     - До свидания.
     Так и не отпустив полы, Дунька ринулась вниз, чувствуя шубой - если так бывает - его пристальный и веселый взгляд.

***

     Тяжелая машина перевалилась через сугроб, дрогнула и замерла. Белоключевский, перегнувшись через руль, пристально смотрел вперед и под колеса. Сигарета дымилась, пепел вот-вот отвалится, но он не обращал внимания.
     - Дима?
     - Я думаю, здесь.
     - Что здесь?..
     - Здесь была машина.
     Лиза тоже выпрямилась и посмотрела в ветровое стекло. Снег как снег, кое-где примят колесами. Видно, машины наведываются сюда не слишком часто, колеи были чистыми и какими-то... "незаезженными", чуть припорошенными, пушистыми.
     - Почему ты думаешь, что именно здесь?..
     Он вылез из машины и осторожно прикрыл за собой дверь. Лиза уже обратила внимание - он никогда не хлопал сильно, просто чуть прикрывал, так что потом приходилось захлопывать еще раз, чтобы свет в салоне зря не горел.
     Почему? Старая привычка от тех еще времен, когда дверь открывал и закрывал водитель?
     Лиза посмотрела на него из-за стекла, подумала и вылезла тоже.
     Белоключевский сидел на корточках, рассматривал снег.
     С Лизиной точки зрения, снег здесь ничем не отличался от всего остального.
     - Дим, почему ты решил, что машина стояла в этом месте?
     Белоключевский поднялся и посмотрел Лизе за плечо. Он опять щурился - на этот раз, видимо, от яркого света.
     - Отсюда видно всю нашу улицу. Калитку нет, а дорогу видно, а я как раз снег отгребал с дороги, когда все... случилось. Следы свежие и только от одной машины. Снегом их припорошило слегка, а так...
     Он нагнулся и зачем-то потрогал перчаткой след от протектора - его пальцы отчетливо отпечатались в свежем снегу. Белоключевский поддал ногой смерзшийся кусок грязного снега. Тот подлетел и развалился на несколько обломков.
     Лиза наблюдала за ним.
     - Они из Москвы приехали, - сказал он и улыбнулся. - Вот какая у меня логика железная! На колеса грязный снег налип. Видишь?
     - Вижу.
     - Из Москвы-ы, - протянул он, - вряд ли это местная звенигородская мафия решила меня извести.
     - Дима, что ты говоришь?! Какая еще мафия?!
     - Я как раз и говорю, что никакая это не мафия, - подтвердил он невозмутимо.
     - А что мы ищем? Белоключевский пожал плечами.
     Он и сам не мог бы ответить на вопрос, что пытается найти.
     Улики? Какие именно? Невещественные знаки вещественных отношений, как говорилось в каком-то романе? Что за знаки и чем они могут помочь? Все равно никаких "примет" преступников он не знает, да и вряд ли ему чем-то помогут "приметы", он же не Глеб Жеглов из кино "Место встречи изменить нельзя"!
     Изменить нельзя ничего, не то чтобы только место! Никто и никогда не угрожал его жизни так... явно.
     Он не верил в то, что его могут убить, когда разоряли его компанию, когда его самого возили физиономией по капоту "Мерседеса", когда заталкивали в машину с решетками, обыскивали, раздевали. Когда допрашивали, волокли в СИЗО, когда толстая перепуганная тетка-судья зачитывала ему приговор.
     В бешенстве был. Таком, что однажды даже бился головой о стену. Правда, быстро остыл и потом стеснялся, что бился.
     В возможность собственной смерти он не верил, а вот адвокаты и замы, кажется, верили, потому что беспокоились с каждым днем все больше. Половину замов потом тоже пересажали - как странно, что сейчас он думает об этом так легко. Их жены, поначалу требовавшие на всех телевизионных каналах "справедливого правосудия", быстро попрятались за темными очками и незаметно разъехались кто в Швейцарию, кто в Люксембург, а кто на Мальту, затаились в особняках и заранее приготовленных для отступления квартирах, проверили счета в банках, определили в местные школы детей, вывезли из России родителей и зажили по-европейски - кто лучше, кто хуже, в меру своих сил и в зависимости от размеров счета, прикопленного мужем.
     На заре перестройки, когда призраки "большого бизнеса" еще только начинали носиться по этой стране, когда всем стало страшно, когда поголовно все девушки мечтали в будущем освоить престижную профессию валютной проститутки, а юноши - удачливого бандита, Белоключевский был весьма озабочен вопросами личной безопасности. Тогда все озаботились этим вопросом. У него самого и у его тогдашней жены были бронированные машины и охрана, ходившая за ними по пятам и провожавшая их даже в сортир. На подголовнике переднего кресла всегда висел бронежилет - на случай, если будут стрелять в затылок. Белоключевский потом так к этому привык, что долгое время ему было неуютно без бронежилета на подголовнике, все казалось, что кто-то смотрит в затылок, собирается стрелять.
     И это тоже прошло.
     Охрана у него осталась, гораздо более профессиональная и менее назойливая, чем поначалу. Существовали какие-то правила поведения, которые он должен был соблюдать, по мнению своего начальника службы безопасности. Он худо-бедно соблюдал и за жизнь свою не беспокоился нисколько.
     Его никто и никогда не пытался убить - застрелить, или сжечь, или утопить в ванне. Сознание того, что жизнь конечна, да еще, быть может, внезапно, неожиданно, конечна, было странно-волнующим, острым, затягивающим.
     Ему стало смешно, и он вдруг понял, что очень волнуется.
     Волнение казалось чувством совершенно новым, потому что он позабыл, каково это - волноваться. Он перестал волноваться в ту самую секунду, когда понял - нет дороги назад. Не помогут ни адвокаты, ни деньги, ни некая видимость власти, которая тогда у него была.
     От сумы и от тюрьмы...
     У него все отберут, не оставят ничего, заставят унижаться, скрипеть зубами и биться головой о стену - что он и проделал с большим успехом. Он ничего не может изменить.
     Когда-то в городке под романтическим названием Гент - сердце Европы, пламенеющая готика, серый камень, холодный ветер, изумрудные газоны, фламандские небеса, чашка горячего кофе на набережной - ему показали развалины древнего католического собора.
     "Это так, - было выбито на одном из камней примерно четыреста лет назад, - и это не может быть иначе".
     Это так, и это не может быть иначе, Белоключевский, собственно говоря, и был этим самым разрушенным собором с той самой надписью. Он перестал быть человеком и не жалел об этом. Что толку жалеть о том, чего нельзя изменить?!
     Лиза... "зацепила" его. Корка на том месте, за которое она "зацепила", надорвалась, и из-под нее засочилось, закровоточило, закапало красным в белый снег.
     Он испытывал странное чувство, как будто наконец-то удалось распрямить давно затекшую ногу - и больно, и невыносимо, и сладко, и мурашки до самого затылка.
     Неизвестно, как это получилось, но то, что его пытались убить, казалось ему лучшим подтверждением того, что он... все еще жив.
     Оказывается, быть живым намного... увлекательнее, чем не-живым. Хоть и больнее.
     Он еще примял перчаткой снег, походил вокруг Лизы, примериваясь, потом решился - обнял и поцеловал ее. Не как-нибудь слегка, как подобает по утреннему времени, да еще во время сбора важных улик, а серьезно так поцеловал. От души. Изо всех сил, которых у него неожиданно оказалось очень много.
     У нее удивительный вкус, особенно сейчас, на морозном солнце. Очень острый, с привкусом недавнего кофе и губной помады. Когда-то он читал, что девяносто процентов всей губной помады оседает в мужских желудках, и производители этой самой помады всерьез озабочены тем, чтобы сделать ее... повкуснее.
     Лизина помада показалась ему очень вкусной. Очень. Очень.
     - Дима, - пробормотала она, - что ты делаешь?..
     - А на что это похоже?..
     Он был уверен, что ничего такого не делает, и очень удивился, когда она вытащила его руку из-под своей офисной блузки. Он решительно не помнил, как расстегивал на ней шубу, распахивал пиджак, как рука оказалась под блузкой.
     - Дима, перестань!
     - Почему?
     - А вдруг кто-нибудь...
     - Никого нет.
     - Ну, неудобно...
     - Удобно.
     - Так ведь день!.. Это его рассмешило.
     Вот так уверенная в себе бизнес-леди, начальник, сама себе режиссер, умница и красавица во всех отношениях!
     - Ночь, - сказал он серьезно и так же серьезно укусил ее за ухо. Нужно было остановиться, и он остановился, сделав над собой усилие.
     Напоследок он еще проводил ее пальцы длинным, школьным, очень нежным движением. Ему не хотелось их отпускать, и в этом тоже было что-то необыкновенно живое и настоящее. Он уже лет сто или двести был равнодушен к женским пальцам и "за ручку" ни с кем не ходил.
     Лиза отводила глаза - теперь ей стало неловко оттого, что "день" и "улица", и еще оттого, что он, казалось, видит ее насквозь, видит все, в том числе и ее неловкость, и метания, и постоянные попытки отвести от него глаза.
     - Ну, ладно.
     Белоключевский еще раз обошел колеи, в которых вчера стояла машина, и в некотором отдалении обнаружил прямоугольное углубление в снегу.
     - Здесь стояла канистра, видишь?
     Лиза подошла, посмотрела и присела на корточки. Белоключевского обуял сыщицкий азарт.
     - Он заранее оставил канистру, понимаешь?! Он был готов к тому, что придется возвращаться. Очень предусмотрительный... мужик.
     - Он не мужик, а убийца!
     - Он и мужик, и убийца. Одно другому не мешает.
     Лиза пожала плечами. В слове "мужик" было что-то очень... земное, простое, очень живое. Их убивал не мужик. Их убивала некая холодная и расчетливая кобра, которой все равно кого убивать.
     Белоключевский ползал по сугробам, время от времени вставал на колени и опирался на длинные руки, как мартышка. Джинсовая ткань быстро промокла. Получились темные неровные пятна.
     Лиза посмотрела на пятна и отвернулась. Вытащила сигареты, закурила и поболтала зажигалкой, потушила пламя, растворившееся в ослепительном снежном свете.
     Как она приведет его в свой офис?! В немыслимых джинсах, дохе, свитере с подвернутыми рукавами и солдатских ботинках?! С первого взгляда на его доху никто не догадается, что он... бывший олигарх и глава "Черного золота"! И машину за сто тысяч долларов из окна офиса тоже не видно!
     Или это неважно?
     А что важно?
     Что она объяснит коллективу?! Мол, это истопник с ее дачи, которому "нужно позвонить"?! Или лесоруб, который замерзал в лесу, а она подобрала его и тем самым спасла от смерти?!
     Макс Громов будет в ужасе. Макс всегда с подозрением относился к ее контактам, подолгу проверял партнеров и клиентов, совершал таинственные телефо