верный признак неуверенности в себе, редкая штука в Фионином исполнении.
     - Это даже хорошо, Евдокия, что ты приехала, - начала она наконец. - Я хотела бы с тобой поговорить. Может быть, не в такой спешке, как нынче, но нам все равно пришлось бы встречаться.
     Свекровь повернулась спиной к камину, сильно выпрямилась и сложила руки.
     Дунька тоже выпрямилась, но рук складывать не стала. Ей казалось, что свекровь колеблется и никак не может принять решение. Это было вовсе на нее не похоже.
     - Фиона Ксаверьевна...
     - Ты знаешь, Евдокия, что я никогда не была в восторге от вашего брака, - отчеканила свекровь. - Я до сих пор не могу понять, почему мой сын выбрал себе жену... из другого общественного среза.
     - О, господи, - пробормотала Дунька.
     - Что такое, Евдокия?
     - Уж говорили бы как есть, Фиона Ксаверьев-на, - сказала Дунька и улыбнулась. - Ваш сын выбрал себе жену-плебейку. У стен дворца она пасла гусей. Решил Луи, что женится на ней.
     - Ты стала мне дерзить, - заметила свекровь, подумав. - Что это означает?
     - Ничего, - призналась Дунька. - Это ничего не означает, Фиона Ксаверьевна.
     - Ты напрасно обижаешься. Дело не в том, что я считаю, что вы хуже, чем мы. Дело в том, что ты никогда не поймешь, что такое... талант. Что означает жизнь с талантливым человеком.
     - Талант - это ваш сын? - осведомилась Дунька.
     - Ну конечно! - воскликнула свекровь, и Дунька ей не поверила. До этих слов верила, а тут не смогла.
     Фиона всегда отличалась недюжинным умом и умением видеть вещи в правильном свете. Она не могла искренне полагать, что "талант" должен проделывать все, что так или иначе проделывал ее сыночек.
     - Он талантлив и от этого несчастен, - продолжала Фиона. - Творческий человек должен быть сильным, чтобы сознательно нести бремя своего таланта, а Вадим, к сожалению, слаб. Его жена обязана быть ему опорой и поддержкой, чем-то незыблемым. Как пьедестал Медного Всадника.
     - Я не пьедестал, - пробормотала Дунька. Свекровь отошла от камина и направилась к окну, держа себя за локти. За окном летел снег и растрепанные галки перелетали с дерева на дерево - собирались спать.
     - Ты не смогла и не можешь стать для него настоящей поддержкой, - особым, заключительным тоном сказала свекровь. - И тем не менее, Евдокия, я хотела бы попросить тебя остаться с ним.
     - Что?!
     - Ты прекрасно меня слышала. Дунька слышала, но ничего не понимала. Фиона всегда была препятствием номер один - сначала она возражала против свадьбы, потом возражала, чтобы новоиспеченные муж и жена жили вместе, все настаивала, что каждому из них лучше бы остаться у родителей, и даже приводила какие-то исторические примеры. Пастернак, к примеру. Борис Леонидович всю жизнь любил Ивинскую, а жил "в семье", то есть со своей старой женой. Так почему бы Вадиму и Евдокии не жить со своими старыми родителями и время от времени встречаться?! Потом она возражала против предполагаемых детей, хотя Дунька не собиралась немедленно заделаться счастливой матерью. Потом она еще против чего-то возражала, из чего все время следовало, что Дунька плохая, никудышная жена и ее сын, не понимая этого, просто-напросто губит себя.
     Что изменилось?.. Да еще так внезапно?!
     - Евдокия, ты обязана прекратить эти его... постоянные свидания неизвестно с кем. Вы должны жить нормальной семейной жизнью.
     - Фиона Ксаверьевна, - начала Дунька, но в белые высокие двери легонько постучали - костяшкой согнутого пальца, - и Фиона сказала резко:
     - Да!
     Вошла Вера Федоровна с чайником в руках, а следом за ней ее дочь с подносом. Александра поставила поднос на чайный столик и замерла, опустив глаза.
     Дунька была уверена, что, если она их поднимет, все окружающие немедленно сгорят, как в романе Стивена Кинга "Испепеляющая взглядом".
     - Сахар? Молоко?
     - Спасибо, ничего не нужно.
     - Фиона Ксаверьевна, мне остаться?
     - Спасибо, нет, Вера Федоровна, Евдокия поухаживает за мной. Не правда ли, Евдокия?
     - Правда! - воскликнула сильно разозленная всеми сегодняшними непонятностями Дунька. - Разумеется! Непременно! Конечно! Как же может быть иначе?!
     - Евдокия, - негромко прервала ее свекровь и указала глазами на "посторонних", мать и дочь. Те наверняка все заметили. У Веры Федоровны губы слегка дрогнули, поджались, и она направилась к выходу, к высоким дверям, за которыми мелькнуло встревоженное лицо "земского статистика" Федора Петровича Малютина.
     Двери закрылись. Все, спектакль окончен.
     - Фиона Ксаверьевна, - начала Дунька раздраженно, - я вовсе не за тем приехала, чтобы обсуждать наше будущее с Вадимом! Я не знаю, почему вы решили, что мы должны зажить нормальной семейной жизнью! Мы этой самой жизнью жили, наверное, месяца два от силы.
     - И в этом твоя вина, Евдокия, - ледяным тоном перебила свекровь. - Мой сын сложный человек, и к нему требуется особый подход, ты должна была отдавать себе в этом отчет, когда выходила за него замуж.
     Для того, чтобы опять не начать выкрикивать какие-то бессмысленные слова и междометия, Дунька глотнула из своей чашки рубинового и очень горячего чая.
     - Фиона Ксаверьевна, вы не знаете, зачем ваш сложный сын собирался в Рощино к моей сестре?
     - Понятия не имею, - недоуменно ответила Фиона и даже посмотрела с неким подобием любопытства, чего никогда себе не позволяла. - Это имеет какое-то значение?
     - Он никогда с ней не встречается! И не встречался никогда! Что ему могло понадобиться?!
     Фиона пожала плечами.
     - Евдокия, ты уводишь разговор в сторону, а я хочу, чтобы ты выслушала меня.
     - Да нет никакого разговора, - крикнула Дунька и вскочила. - Мне важно знать, зачем он ездил в Рощино и ездил ли!
     - Это не имеет никакого значения...
     - Имеет! - рявкнула Дунька. - Имеет!
     Она подбежала к свекрови и оперлась руками о чайный столик, так что Фионе пришлось откинуться назад. Прямо перед Дунькиными глазами была щека, гладкая, молодая, очень свежая, и она вдруг подумала, что свекровь совсем не стареет - портрет Дориана Грея, черт возьми!..
     - Это имеет значение, потому что вчера на даче мою сестру чуть не убили, и именно поэтому важно, был там ваш сын или нет!
     - Как?!
     - Отвечайте мне немедленно! Что вы знаете?! Зачем он туда ездил?! Он говорил вам что-нибудь?!
     Фиона отодвинулась вместе со стулом, встала и зашла за него, как будто прикрылась от Дунькиного гнева.
     - Откуда у этой вашей нимфы адрес Лизиного дома? Зачем он ей понадобился?
     - Какой... листочек?
     - У Александры из блокнота вывалился листок, а на нем адрес. Это мой адрес! То есть Лизин! Откуда он у нее взялся?!
     - Я... не знаю.
     Она не врет, поняла Дунька. На самом деле не знает.
     - Он спит именно с ней, да?! И вам не хочется, чтобы ваш сын внезапно женился на дочке прислуги, да?! Пусть уж лучше буду я, чем прислуга, да?!
     - Евдокия, не кричи.
     - Да я и не кричу! Вы еще не слышали, как я кричу, Фиона Ксаверьевна!
     - Я ничего не знаю.
     - Этого быть не может!
     - Вадим предупредил меня, что собирается в Ро-щино поговорить с твоей сестрой, но меня мало интересовал вопрос, зачем он туда едет.
     Тут Фиона вдруг подумала, что, быть может, дело в Фаберже, но невестка ни в коем случае не должна узнать об этом.
     "Господи, зачем ты вложил так мало разума в голову моего сына?! Как он мог впутать еще кого-то?!"
     В то, что Вадим пытался кого-то убить, она не верила. Слишком слаб, слишком зависим. Слишком малодушен.
     "Но как он мог узнать?! От кого? Вера проболталась дочери, а та Вадиму?!"
     Руки сжались в кулаки, и усилием воли Фиона заставила себя разжать их. Так не годится. Нужно холодно и трезво оценить ситуацию, а она что-то разгорячилась.
     - Фиона Ксаверьевна!..
     - Евдокия, я не знаю, зачем Вадиму могла понадобиться твоя сестра!
     - Александра спит с ним?
     - Понятия не имею! - Ей даже удалось сделать вид, что она возмущена подобным вопросом, и, кажется, хорошо удалось, потому что невестка моргнула, перестала таращиться и наступать на нее. Фиона вернулась за стол, с неудовольствием отметив, что на полированном дереве остались следы - в том месте, о которое Дунька опиралась руками. Нужно будет сказать Вере, чтобы все отчистила.
     - Я никому не позволю... нападать на мою сестру, - вдруг громко сказала Дунька. - Никому и никогда. Если это ваш сыночек на нее напал, я убью его собственными руками. Вам ясно?
     - Евдокия, как ты разговариваешь со мной? Неизвестно, чем бы все закончилось на этот раз, потому что Дунька уже с трудом держала себя в руках, но в дверь опять постучали.
     - Да!
     Федор Петрович Малютин вдвинулся ровно настолько, чтобы голова торчала в проеме, а все остальное осталось снаружи, видимо, из уважения к хозяйке и страха перед ней.
     - Приехали какие-то люди, - сообщил он тихим голосом. - Они спрашивают... Евдокию Юрьевну.
     - Меня?! - поразилась Дунька.
     - Да. Говорят, что они ваша сестра. - Он именно так и сказал "они". - Охрана сомневается, можно ли их... впустить.
     Дунька оттолкнула раритетный английский стул с высокой спинкой и бросилась к выходу. Фиона осталась в кабинете - одна, а Федор Петрович, подумав мгновение, кинулся за наглой девицей, позволившей себе такое неуважение к статусу хозяйки.
     Наглая девица вихрем промчалась по залу, выскочила на чистый ковер, пролетела мимо охранника и, навалившись всем телом, распахнула тяжеленную стеклянную дверь, за которой маячили два размытых силуэта.
     - Лиза!
     - Дунька! Ты здесь?! С тобой все в порядке?! Ты... Все нормально, да?
     И они кинулись друг другу в объятия, словно одна из них до последнего времени дрейфовала на гибнущем "Челюскине" по Северному Ледовитому океану, а другая с замирающим сердцем ждала о ней известий, не отходя от радиоточки!
     - Лизка, как ты сюда попала?!
     - Ну, у тебя же мобильный не отвечал! А я знала, что ты поехала сюда, и решила, что тебя надо спасать!
     - Меня не надо спасать, все в порядке. А мобильный я в машине забыла. Я его в зарядник воткнула и оставила там.
     Охранник мялся за стеклом, а за охранником мялся Федор Петрович, а с этой стороны стекла за Лизиным плечом какой-то здоровенный мужик на расчищенных от снега ступеньках курил и смотрел в сторону прищуренными глазами.
     Это Лизкин олигарх, поняла Дунька. То есть бывший олигарх, ныне трудящийся Востока. То есть бомж.
     - Зачем тебя сюда понесло? - спрашивала Лиза. - И почему ты выскочила раздетая?! Простынешь, и Новый год - псу под хвост! Иди одевайся немедленно!
     После чего она снова припала к сестре, как будто вовсе не она только что выпроваживала ее с мороза.
     - Дунька, мне столько тебе надо рассказать!
     - После расскажешь, - подал голос трудящийся. Голос оказался низким, с хрипотцой, как у всех много курящих мужчин. - В машине.
     - Здрасти, - сказала ему Дунька. - Я Лизина сестра.
     - Я догадался. Вы останетесь здесь или поедете с нами?
     - Лиза, я хотела выяснить у Фионы, зачем Вадим собирался к тебе, а вместо этого...
     - Может, вы потом поговорите? В каком-нибудь более удобном месте?
     - А Фиона что тебе сказала?..
     - Он ей не говорил зачем, он только сказал, что поедет, и после этого она...
     - Лиза, - перебил бывший олигарх довольно резко, - хватит. Или вы обе немедленно садитесь в машину, или я увезу вас силой. Ну что?
     - А почему он командует? - с интересом спросила Дунька у Лизы.
     - По привычке, - ответила Лиза Дуньке.
     - Я оденусь и выйду, - пообещала Дунька олигарху. - Пять минут, и все! И мне надо свекрови до свидания сказать.
     - Евдокия, почему ты не приглашаешь своих гостей войти?
     Дунька подскочила как ужаленная.
     Сзади стояла свекровь, очевидно, вовлеченная в события Федором Петровичем Малютиным. Она стояла в некотором отдалении, но как-то так, что становилось понятно: она тут хозяйка всего и нет никакой возможности не принимать ее в расчет.
     - Здравствуйте, Фиона Ксаверьевна, - из-за сестрицыного плеча сказала Лиза. - Мы заехали за Дунькой. На пять минут. Извините, что отвлекаем вас от дел.
     - Ну, от дел меня уже давно отвлекла Евдокия. Прошу всех войти. Не стоит разговаривать через порог.
     Дунька поглядела на Лизу, а та на Дуньку. После чего старшая пожала плечами и следом за младшей вошла в теплый холл. Белоключевский по ступенькам поднялся следом, и охранник прикрыл за ними дверь.
     - Меня зовут Фиона Ксаверьевна, - с достоинством сказала Фиона и протянула Белоключевскому руку. В другой она держала пачку сигарет "Данхилл". - Вряд ли мои молодые родственницы догадаются представить нас друг другу. Никакого понятия о хороших манерах. Вы со мной согласны, Дмитрий Петрович?
     Дунька вытянула шею. Лиза замерла. Белоключевский, сдернув перчатку, легким юнкерским движением, чуть-чуть сверху пожал протянутую Фионой руку. Очевидно, он сделал все правильно, потому что Фиона улыбнулась приветливо.
     Вот интересно, подумал Белоключевский. Сестры не узнали его - ни одна, ни вторая. Его не узнавали в магазинах, на улицах, и в автосервисе, и на заправке. Его никто и нигде не узнавал, даже по фамилии. Фиона узнала сразу же, и отчество вспомнила моментально!
     - Я рада видеть вас в нашей галерее, - светским тоном продолжала Фиона. - Пока моя невестка будет надевать шубку, я могу показать вам наши картины.
     - Откуда она его знает? - на ухо Лизе просвистела Дунька. - Ах да...
     - Не хотите ли чаю, Дмитрий Петрович?
     - Нет, благодарю вас.
     - Она думает, что у него деньги остались, - прошептала Лиза, - а он бомж.
     - Может, ты не знаешь? Может, у него тьма денег!
     - Я знаю.
     - Он что, показывал тебе свою кредитную карточку?!
     Фиона едва заметно дернула плечом, и они перестали шептаться. Как привязанные, они почему-то шли за Фионой и Белоключевским по теплому залу. За окнами мела метель.
     Лиза посмотрела в метель и вдруг зевнула.
     Все-таки сегодня она почти не спала.
     - Это мои сотрудники. Очень немногочисленные, но профессиональные и близкие люди. Так сказать, маленькая и дружная семья.
     Фиона простерла руку к Вере Федоровне, стоявшей неподалеку, и странной парочке - Александре и Федору Петровичу.
     - Семья!.. - не удержавшись, фыркнула Дунька негромко. - Змеиный клубок, мать их так!..
     - Дунька, прекрати.
     - А у моего нового шефа такие зеленые глазищи! - вдруг мечтательно сказала сестра Лизе на ухо. - Я все время думаю, линзы у него или нет.
     - Дуня! У какого еще шефа?
     - У меня новый шеф, - Дунька театрально закатила глаза. - Я тебе потом расскажу.
     - А есть о чем?
     - Есть! Я его с ходу оскорбила и поставила в ужасное положение.
     - Это ты умеешь.
     Фиона обходила галерею. Белоключевский тащился за ней, Лиза смотрела ему в спину.
     Странно. В джинсах, солдатских ботинках и толстом свитере, с дохой, которую он нес в руке, бывший олигарх не казался ни странным, ни нелепым. Ему как будто было решительно наплевать на то, как он выглядит, и от этого всем окружающим тоже - ну, оделся человек кое-как, ну, и что тут такого? Все равно он с нами "одной крови", и не имеет значения, во что он одет!
     Федор Петрович все прятался за спину Веры Федоровны и за ее толстенные растрепанные каталоги, которые она все почему-то держала в руке, а потом и вовсе затрусил к винтовой лестничке, но там Фиона его перехватила.
     - Федор Петрович! Далеко ли вы собрались?
     - Да у меня... дел очень много... и с экспонатами я напутал, Фиона Ксаверьевна.
     - После распутаете. Покажите Дмитрию Петровичу свою часть экспозиции.
     Лизе показалось, что Федор Петрович колеблется - и это было непонятно. С чего бы ему колебаться?
     Он все же подошел, кашлянул, взялся за подбородок.
     - Дмитрий Белоключевский, - представился бывший олигарх.
     - Федор... э-э-э... Малютин.
     - Очень приятно.
     Лиза дернула Дуньку за рукав пиджака.
     - Одевайся! Нам надо ехать! Она нас до смерти заговорит.
     - Да я одеваюсь. Господи, где шуба-то?
     - Ты что? Шубу потеряла?!
     - Да нет, она у Фионы в кабинете на вешалке. За дверью.
     Федор Петрович тем временем приблизился к Белоключевскому и простер руку в сторону ближайшей стены, на которой помещались "экспонаты", с которыми он, видимо, напутал, но тот повел себя странно.
     - А это что у вас такое?
     И Белоключевский повернулся и сделал два огромных шага в сторону винтовой лестнички. Там, в глубине, почти что в темноте, на белом стенде висело несколько фотографий и плакатов в рамках.
     - А... это, так сказать... история нашей... галереи. Вот репортаж с открытия. Вот... это, кажется, выставка Бенуа. Это, ну... это Фиона Ксаверьевна с директором музея Орсе в Париже, а это... Если хотите, я спрошу у Фионы Ксаверьевны, она может рассказать подробнее, наверное...
     - Нет, спасибо, - отказался Белоключевский, но почему-то сунулся еще ближе к стенду и некоторое время рассматривал плакаты и фотографии, а потом повернулся к дамам и сказал громко:
     - Большое спасибо. Думаю, что я увидел все, что хотел.
     - Вы почти ничего не посмотрели, - заметила Фиона.
     - У нас мало времени, но я непременно специально еще заеду. Когда буду более свободен.
     - Я всегда буду вам рада, Дмитрий Петрович. Мы будем рады. Жаль, что мои молодые родственницы раньше не просветили меня в отношении... знакомства с вами.
     - Боюсь, это ничего бы не изменило, - вдруг сказал Белоключевский галантно. Галантность прозвучала насмешкой, и Фиона ее проглотила, не моргнув глазом.
     Лиза смотрела все представление, боясь пропустить слово или жест.
     Никогда на ее памяти Дунькина свекровь не выглядела такой... почтительно-заинтересованной, такой взволнованной и старающейся угодить.
     Кому?! Ее соседу в дохе и высоких башмаках со шнуровкой?! Бывшему зэку, бывшему олигарху, бывшему главе компании "Черное золото"?!
     В настоящем у Белоключевского были только Лиза, бревенчатый домик, упирающийся крышей в Большую Медведицу, виски в бывшем подсвечнике, широкая лопата, которой он разгребал на участке снег, и вечная сигарета в грубых неухоженных пальцах. Все остальное было в прошлом, неужели Фиона этого не понимает, или, наоборот, она понимает что-то такое, что недоступно ни Дуньке, ни Лизе?!
     Из Фиониного кабинета выскочила Дунька. Она размахивала сумочкой и на ходу засовывала руку в рукав, и семенила, чтобы не поскользнуться на высоких каблучищах.
     - До свидания, - попрощался Белоключевский и не двинулся с места - стоял и ждал, пока Дунька и Лиза попрощаются со всей компанией, и, только пропустив их вперед, пошел следом.
     - А он ничего, - шепнула Дунька, перехватывая ремень сумки, которая скользила с гладкого меха шубы. - Я думала, что все хуже.
     - Хуже некуда. - Лиза обернулась и уперлась в него взглядом. Он смотрел на нее в упор, не отводя очень темных, почти черных глаз. Она моментально смутилась, как девочка, и взяла сестру под руку. - Наверное, я его люблю.
     - С ума, что ль, сошла, Лизка?!
     - А что мне делать?!
     - Как что?! Немедленно прекратить всю эту ерунду! Как ты можешь его любить, когда ты его совсем не знаешь!
     - Да наплевать мне, знаю я его или нет! Я его люблю. Наверное.
     - Лизка, я все скажу папе, он приедет и запрет тебя на замок в квартире!
     - Посмей только. Мне сто лет в обед, я сама себе хозяйка.
     - Я тоже считала, что любила, когда выходила за своего кренделя, и вон что вышло! Не смей даже думать ни про какую любовь, и вообще он подозрительный тип!
     - Я все слышу, - вдруг сказал негромко этот самый тип. - Вы особенно не увлекайтесь.
     - Черт побери, - под нос себе пробормотала Дунька. И громко:
     - А раньше вы не могли сказать?!
     - Не мог, - отозвался Белоключевский. Вспыхнули и погасли фары его огромной машины, щелкнули замки. - Как же я мог сказать, если подслушивал! Я бы тогда не смог подслушивать.
     Лиза посмотрела на Дунь