ал облезлого черного кота. У того была пыльная шерсть, длинный, почти голый хвост и какие-то подозрительные струпья на шкуре - на спине, на самом видном месте. Он так хотел спасти этого кота, вылечить, и чтобы кот стал ему другом, у него ведь никогда, никогда не было друзей! Но мать вышвырнула кота.
     Мать приказала Вадиму убираться вместе с котом, и он долго, до самой темноты, наступившей летом очень поздно, слонялся с ним по двору, все уговаривал каких-то старух взять кота себе - а он бы навещал и кормил его, но никто не сжалился над ними.
     Он отнес его обратно в парк и там бросил одного-в сгущающейся темноте, на кособокой лавочке, где и нашел всего несколько часов назад. Кот громко и жалобно мяукал ему вслед, когда он уходил, словно просил: не оставляй меня, не бросай, ты же дал мне надежду, но он ушел, потому что ему самому, десятилетнему, никто так и не дал никакой надежды.
     Мать потом выбросила всю его одежду, в которой он тогда гулял, сказав, что кот мог быть "лишайным и заразным".
     Если бы ему тогда разрешили оставить кота, жизнь пошла бы по-другому и он стал бы другим - вместе с котом!
     И вчера он не смог решиться, он же робкий.
     Он приехал, калитка была не заперта, и по расчищенной дорожке он пошел к освещенному крылечку, поднялся и обнаружил, что дом открыт. Он вошел и громко сказал:
     - Эй! Есть тут кто-нибудь?!
     Но никого не было, и он не сразу понял, что она на улице, за домом. Еще он никак не ожидал, что она окажется не одна - с каким-то огромным мужиком с лопатой. Поначалу он подумал было, что это ее новый любовник, а потом догадался, что это дворник. Который пришел чистить дорожки.
     Дворник никак не входил в его планы, и он сильно струсил и предпочел убраться восвояси.
     Если бы он решился, сейчас все уже было бы позади...
     Голова горела, в ней гудел набат, и он пошел в ванную, открыл воду и там сунул голову под кран. Он видел, так иногда делали в кино. Холодная вода ударила в затылок, он завизжал и отпрыгнул. В ушах тонко звенело, он тряс головой во все стороны, чтобы вытряхнуть этот звон, но у него не получалось, не получалось, и все тут!
     Очень не скоро он сообразил, что звон находится не внутри головы, а снаружи. Звенел звонок у входной двери, захлебывался руладами и переливами.
     Все. Конец.
     Он выскочил из ванной, понесся по разгромленной комнате, обо что-то сильно ударился в темноте и распахнул окно.
     Он выпрыгнул бы. Правда выпрыгнул. Ему нечего терять.
     Но не решился.
     Он постоял - ветер со снегом бил в лицо, вода стекала за воротник, и он подумал, что непременно простудится, если будет стоять на морозе с мокрой головой. Подумавши так, он тихо притворил окно и скосил глаза в сторону входной двери.
     Звонок все надрывался.
     Это не может быть жена, вдруг сообразил он. Это кто-то чужой. У жены ключи, a me не знают, где он живет, - слава богу!
     Тут он вдруг решил, что это соседи, к которым протекла вода, и пришел в неописуемую ярость.
     Ну, сейчас он им покажет! Сейчас он им всем покажет, как приставать к нему по пустякам!
     Взвизгнув, он кинулся через темную комнату к входной двери, нащупал какой-то предмет, стоявший рядом с вешалкой - предмет впоследствии оказался зонтиком, - и распахнул дверь.
     На пороге стояла его мать.
     - Что здесь происходит? - спросила она, и в ее голосе он услышал явную брезгливость, которую та даже не потрудилась скрыть.
     - Что? - прохрипел он. - Что ты тут делаешь?
     - Мне необходимо с тобой поговорить, - отчеканила мать. - Разреши мне войти.
     Он машинально посторонился, продолжая сжимать зонтик в руке.
     - Что это такое? - Она уверенным движением зажгла свет и увидела на полу кучи вывороченной и испорченной одежды, вспоротые подушки, куски белого поролона, вылезшие из мебели, битое стекло и еще какую-то дрянь. - Что происходит, я тебя спрашиваю!
     Он молчал. Вода текла с волос, попадала в глаза. Он вытер лоб рукой.
     - Впрочем, это совсем не мое дело, - констатировала мать. - Я должна сообщить тебе нечто важное. Я думала обойтись без этого, но, видимо, не удастся. Поставь эту штуку на место, или ты собираешься уколоть меня отравленным наконечником?
     О, какое это было бы счастье - уколоть ее отравленным зонтиком, чтобы она умирала в мучениях, корчилась здесь, прямо у его ног! Это тоже решило бы все его проблемы, но у него не было отравленного наконечника!
     Он спрятал за спину зонт, но из руки не выпустил - на всякий случай, если ему придется от нее отбиваться.
     Мать огляделась с отвращением, рукой в перчатке скинула что-то с дивана и уселась на самый краешек.
     - Я должна сказать тебе, что Фаберже подлинный, - отчеканила она.
     Он моргнул.
     Какой Фаберже?! При чем тут Фаберже?!!
     - Он подлинный и за ним охотится не кто иной, как Белоключевский. Надеюсь, у тебя еще не совсем размягчились мозги и ты знаешь, кто это!
     - Кто? - тупо спросил он, сжимая зонтик.
     - Мне хотелось бы узнать, где Фаберже. За этим я и приехала. Будь добр, скажи мне.

***

     - Елизавета Юрьевна! - Мила бросилась к ней так, будто не чаяла увидеть больше никогда. - Где же вы пропадали так долго?! Что случилось?! Я прямо не знаю, что отвечать, целый день звонки, а вас нет, и я так нервничала, просто ужас!
     Лиза стянула шубу и быстро запихала ее в шкаф.
     - Мила, мне нужен Макс. Узнайте, пожалуйста, на месте ли он, и предупредите его, что мы сейчас подойдем. Сварите нам кофе. Из заказчиков никто не приезжал?
     - Альфред Георгиевич был еще утром, но уехал, так вас и не дождавшись. Он обещал позвонить, но, видимо...
     - Видимо, да, - отрезала Лиза. - Сварите нам кофе побольше и покрепче. Так, чтобы хватило на всех. Срочного ничего нет?
     - Звонил Игорь Владимирович, - выпалила Мила, косясь на Белоключевского, который так и маялся в дверях, словно не решался войти. - Просил вас обязательно с ним связаться.
     Лиза ничего не поняла.
     Что за Игорь Владимирович?.. Какой такой Игорь Владимирович?..
     Дунька увесисто толкнула ее в бок, моментально сообразив, что у сестры временное помутнение рассудка.
     Ах да. Игорь Владимирович - это ее бывшая большая любовь номер пять. Нет, номер шесть. Нет, кажется, все-таки пять.
     Со вчерашнего вечера никакие большие любо-ви - ни с каким порядковым номером! - не имеют к ней отношения.
     Возможно, никогда не имели.
     - Мила, с почтой что-нибудь пришло?
     - С почтой пришло полно всего, - сказала секретарша и улыбнулась Дуньке. - Что именно вас интересует?
     - Макет из типографии. Стикеры, постеры.
     - Лобстеры, - подсказал Белоключевский.
     - Лобстеры, - повторила Лиза машинально, просматривая бумаги. - Какие лобстеры, при чем тут лобстеры?!
     Мила осторожно хихикнула. Из всех сотрудников только она одна грозную начальницу по-настоящему никогда не боялась.
     - И постеры, и лобстеры, - сказала она успокоительно. - Кофе прямо сейчас подать?
     - Ну конечно, не через год же! Дунька, проходи в кабинет. Дима... и ты тоже проходи.
     - Можно, да? - уточнил Белоключевский.
     Ее офис почему-то вызывал у него тоску. И некоторый дух противоречия взыграл, и желание возражать неизвестно против чего. Против всего.
     Он не ожидал, что здесь окажется так богато. Так красиво. Так по-современному стильно. Почему-то он ожидал увидеть две скромные комнатки, битком набитые бумагами, сотрудников вроде давешнего Федора Петровича, три дохлых компьютера и кофейный агрегат в углу. Офис был шикарный - как и "бизнес-центр", в котором офис помещался. Наверняка за аренду дерут дикие деньги - лифты сверкают, лестницы мраморные, перила начищены, ковры глухи и уютны. Стеклянные перегородки, "макинтоши", все как у больших, определил про себя Белоключевский и усмехнулся.
     Может, от того, что убранство офиса вдруг как-то очень резко, с места в карьер, вернуло его в прошлое, может, от того, что Лиза - его Лиза! - никак не ассоциировалась у него с руководителем и владельцем всей этой красотищи и благолепия, настроение у Белоключевского очень быстро испортилось окончательно.
     Это смешно, но до ее офиса оно было превосходным - несмотря на стрельбу, несмотря на то, что он тонул в ванне, несмотря ни на что!
     - Мила, что там с постерами? Распечатайте и покажите мне, я уже сто раз просила!
     - Только один, Елизавета Юрьевна!
     - И с Громовым мы так ничего и не поняли, где он?
     - Он на месте и ждет, я уже позвонила.
     - Какого черта он там ждет! Если на месте, пусть приходит!
     - Вы же сказали, что сами к нему пойдете...
     - Мало ли что я сказала, черт побери! Если он на месте, приглашайте его в мой кабинет! Дунька, проходи, что ты застыла? Дим, ты тоже проходи! Мила, помогите нашему гостю раздеться.
     - Не надо мне помогать, - пробормотал Белоключевский. - Я вполне могу раздеться сам.
     После этого замечания - возможно, вполне справедливого, - все три дамы уставились на него. Дунька моргнула круглыми темными глазами. Белоключевский подмигнул ей.
     - Ну ладно. - Лиза опять углубилась в бумаги. - И соедините меня с Миклухиным, который полдня прождал. Кстати, кто с ним занимался?
     - Федотов.
     - Ну, значит, с Федотовым тоже! Что у вас за ступор, Мила?!
     - Может, нам за дверью подождать?
     - Дима, не ерунди.
     Она почти затолкала его в кабинет, который оказался еще более шикарным, чем приемная, - вид на Москву-реку, стеллажи, диковинный цветок в вазе.
     - Орхидея, - шепнула Дунька. - От поклонников.
     Еще здесь были гобеленовый диван, который, казалось бы, совершенно не вязался с обстановкой в стиле "техно" и тем не менее идеально сюда подходил, странные настольные лампы, коробки с бумагами, рядком выставленные на стеллажах, и огромный телевизионный экран - как омут.
     Компьютер тоже, разумеется, "макинтош".
     - Садитесь. Дима, садись на диван. Мила, возьмите у него куртку.
     Белоключевский куртку не отдал - в ней был пистолет, а без пистолета он нынче чувствовал себя как-то странно, как будто без штанов.
     За распахнутой дверью кабинета чувствовалось некоторое нервическое оживление - очевидно, приезд начальства под вечер поверг всех в страх и недоумение. Так хорошо день сложился, тихо, спокойно, с сигаретой, кофейком и умными разговорами "за жизнь", так нет, принесло ее!.. Вечная с ней история, никак не отвяжешься от нее! Ночь на улице, а она возьмет да приедет, испортит все, заставит всех отчитываться, и не дай бог, если отчитаешься плохо!
     - Вы никогда раньше здесь не были? - невинно поинтересовалась Дунька, схватила со стеллажа компьютерный журнал и начала его перелистывать. - Что-то у вас вид больно странный. Ах да!.. Конечно, не были.
     - Конечно, - подтвердил Белоключевский.
     От Лизиного пулеметного стрекотания - "того сюда, этого туда, постеры мне, кофе вам, почту на стол, письмо в префектуру, расписание срочных мероприятий" - у него вдруг сильно заболел висок и стало скучно жить. Он длинно вздохнул и взъерошил волосы.
     - Дим, - сказала Лиза, не отрываясь от бумаг, - ты выглядишь дико. Причешись.
     Он опять вздохнул и опять протяжно. Дунька не на шутку развеселилась.
     Какой, однако, нежный мужчина. Не подходит ему внезапно осознанное Лизино положение. Подавай ему то, в котором она была несчастна, а он ее защищал, прикрывал грудью, можно сказать.
     Дунька своими глазами не видела, как именно прикрывал, но была почему-то уверена, что так оно все и было.
     - Я... пойду покурю, - сказал Белоключевский. - Когда я тебе понадоблюсь, позовешь.
     Что-то прозвучало в его тоне такое, что заставило Лизу немедленно оторваться от бумаг и уставиться на него. В этот момент она была очень похожа на свою сестру.
     - Нет, подожди, - сказала она быстро. - Сейчас придет Макс, я хочу, чтобы именно ты все ему рассказал. Я правильно не сумею. Я в таких вещах бестолкова очень.
     - Я уже пришел, - раздался от двери веселый голос, и все оглянулись - взъерошенный Белоключевский, веселая Дунька и настороженная Лиза. - Лизок, душа моя, что ж ты меня весь день у телефона продержала, а сама ни разу не позвонила. Привет, Дунь.
     - Привет!
     Дунька швырнула журнал, выбралась из кресла, подскочила и поцеловала вошедшего. Он взял ее за спину, слегка приподнял, причем было видно, что поднимать Дуньку и прижимать к себе ему очень нравится, приложился к Лизиной щечке и кинул взгляд в сторону дивана, на котором помещался Белоключевский.
     И тут Макс застыл, как громом пораженный.
     Узнал, понял объект его внимания. И этот тоже. С первого взгляда, как Дунькина свекровь. Впрочем, тут все понятно, он профессионал, ничего с этим не поделаешь.
     - Здрасти. - Белоключевский поднялся с дивана и подал Громову руку. - Меня зовут Дмитрий...
     - Да, я знаю, - перебил его начальник службы безопасности. - Кто же вас не знает. "Черное золото" и все такое. Максим Громов.
     Белоключевский пожал протянутую руку, оказавшуюся небольшой, но очень сильной, с сухой, как лист бумаги, ладонью.
     - Макс, ты будешь кофе? Мила, подайте кофе прямо сейчас. И закройте за собой дверь. С той стороны.
     Громов смотрел так пристально, что Белоключевскому стало неловко. В последний раз под взглядом ему было неловко на экзамене по неорганической химии на третьем курсе. Химию он терпеть не мог, хоть и учился на биофаке, профессора не знал, зато профессор отлично знал его самого, его бабушку, его дедушку, и маму, и папу. Возможно, теток и дядьев знал тоже.
     - Елизавета Юрьевна, вы просили соединить с Миклухиным, он ждет.
     - А, черт побери, - пробормотала Лиза. Она терпеть не могла извиняться, а теперь придется, и отвертеться нет никакой возможности, раз уж Альфред Миклухин "на проводе"!
     Она схватила трубку и сказала сладким голосом:
     - Здравствуйте, Альфред Георгиевич. Прошу прощения, что так и не смогла приехать, но у меня форс-мажорные обстоятельства. Да. Да, конечно.
     Она закрутила провод вокруг кисти, раскрутила обратно, смахнула со стола чью-то визитную карточку и нагнулась, чтобы ее поднять. Тут внезапно обнаружилось, что вся троица - сестра, Громов и Белоключевский - очень внимательно ее слушает и даже следит за ее телодвижениями. Должно быть, их очень интересовало, как Елизавета Юрьевна сейчас станет оправдываться и лебезить перед никому не известным Альфредом Миклухиным. Черт бы их побрал.
     - Одну минуточку. Я перейду к другому телефону. И она выскочила из кабинета и закрыла за собой дверь.
     - Макс, садись, - предложила Дунька. - Я тебя сто лет не видела!
     - Как твой гоголь? Все на сторону бегает?
     - Бегает, - призналась Дунька, потупив очи.
     - Разрешила бы мне, я бы ему давно ноги повыдергал, - заявил Громов и посмотрел в сторону Белоключевского, как будто именно ему собирался "повыдергать ноги".
     Белоключевский взгляд не отвел - еще не хватает!
     У Громова были сосредоточенные, раздумывающие глаза - словно он говорил одно, а думал совершенно противоположное. Белоключевский и сам так умел, но надеялся, что в его глазах это отражалось не так отчетливо. Может, напрасно надеялся?
     Явление бывшего олигарха в кабинете у начальницы, похоже, потрясло шефа службы безопасности до глубины души.
     Это было немного странно, учитывая характер его работы. По крайней мере, Белоключевскому казалось, что странно.
     - Не надо никому ничего выдергивать, Макс. Это все равно ничего не изменит.
     - Ну, - сказал Громов неторопливо, - тогда я на тебе женюсь. Как только ты станешь молодой вдовой.
     - Ты и так можешь на мне жениться.
     Так они трепались еще некоторое время, Белоключевский тер висок, в котором стучало, а потом Громов наконец обратился к нему:
     - Что там произошло у Лизы? Она все хотела рассказать.
     Если бы не эти "раздвоенные" глаза, Белоключевский и сам рассказал бы - Громов ему понравился, - а так не стал.
     - Лиза расскажет.
     - В нее стреляли! - выпалила Дунька.
     - В нее кто-то... стрелял? - переспросил Громов.
     - Боюсь, что так, - сказал Белоключевский.
     - Дикость какая-то, - вставила Дунька быстро. - Хотя Дима думает, что стреляли в него.
     - В вас? Почему?
     Белоключевский пожал плечами. Ему не хотелось ничего объяснять.
     - А вы знаете, что у нас... сотрудница погибла и именно у Лизы в гараже? Совсем недавно.
     Белоключевский кивнул. Очень хотелось курить, но в этом стильном кабинете с гобеленовым диваном и необыкновенными светильниками курить было невозможно, хотя везде стояли пепельницы - тоже очень стильные.
     За каким чертом люди украшают свои кабинеты стильными пепельницами?! Ну, какая разница, стильная пепельница или нет?! В конце концов у нее единственное предназначение - тушить окурки!
     - Вы не думаете, что смерть нашей сотрудницы и стрельба как-то связаны между собой?
     Белоключевский отрицательно покачал головой, потом подумал и пожал плечами. Дух противоречия овладевал им все сильнее.
     - Макс, дай мне сигарету, - попросила Дунька. - У меня кончились. Я курю целый день.
     Громов вытащил пачку и положил перед ней. Сигарету не достал и прикурить не дал - видимо, знал, что Дунька тоже не станет прикуривать от чужой зажигалки, как и Лиза. Белоключевский несколько раз пробовал поднести Лизе зажигалку, и всегда это кончалось скверно - она отталкивала его руку, косилась и выуживала из кармана свою.
     Дунька прикурила и поморщилась:
     - Ужас, какие крепкие! Как вы такие курите?! Белоключевский посмотрел.
     Опять "Данхилл". Фиона курит "Данхилл", и этот тоже! Сговорились все, что ли! Права была Лиза, окурки - никакое не вещественное доказательство. Можно смело выбрасывать пузырек из-под но-шпы в помойку.
     - Я спрашивал у своих ребят, что там с этим трупом в гараже, - сообщил Громов доверительно, - но пока ничего не известно. Главное, как ее занесло-то туда! Я понятия не имел, что Лиза на даче живет, я все время думал, что в Москве, а Светка, выходит, знала!
     - Выходит, знала, - согласился Белоключевский.
     - И следов никаких, - продолжал Громов. - Мне сказали, что так и не нашли следов-то!
     - Так и не нашли, - согласился Белоключевский. - Впрочем, я точно не знаю.
     - И мотивов никаких, - продолжил Громов задумчиво. - Кому надо было ее убивать? Зачем?
     - А экспертизу, - спросил бывший олигарх, - делали?
     - Наверняка делали.
     - А результаты? Не знаете? Громов пожал плечами:
     - Нет. Я только сегодня звонил, мне сказали, подожди, у нас в морге очередь. Очередь в морге, представляете себе?!
     Дунька как-то не очень весело фыркнула и опять потянула к себе журнал - ей не нравились разговоры про морг. Распахнулась дверь, и влетела Лиза. За ней осторожно поспешала Мила с подносом в руках, на котором был сервирован роскошный "кофей", даже спиртовка горела под маленьким никелированным кофейничком!
     Белоключевскому невыносимо захотелось есть.
     Именно есть - жареного мяса или кусок огнедышащей курицы, и огурца с проступившими капельками росы на свежем срезе, и черного хлеба с солью. В желудке все сжалось в кулак.
     Что он там утром поел? Лизину яичницу? Впрочем, от яичницы он бы сейчас тоже не отказался. Примерно из пяти яиц.
     - Ребята, ну как? Макс, что ты думаешь по этому поводу? Дим, ты рассказал ему? Слушай, это так страшно, когда в тебя стреляют!
     - Еще бы! - отозвался Громов. - Уж я-то знаю. Секретарша водрузила поднос на стол для переговоров, и Лиза сразу схватила яблоко.
     - Я сейчас от голода умру. Господи, почему трубку никто не положил?!
     - Какую трубку?
     - Телефонную, Дуня! Макс, положи трубку, пожалуйста.
     Белоключевский взглянул на трубку, которая боком лежала на столе, забытая Лизой, потом посмотрел на свою руку, сжатую в кулак, и понял наконец, в чем дело.
     Дело оказалось в ревности, а вовсе не в том, что он устал, или проголодался, или в том, что Лизина деловая активность его раздражает.
     Просто в ее офисе, в этом шикарном кабинете, да еще в присутствии начал