ей испачканный палец. - Видишь?
     - Вижу, и что?
     Они одновременно потянулись, чтобы открыть пассажирскую дверь, руки столкнулись и отдернулись.
     - Даже дверь тебе открыть нельзя, - недовольно сказал Белоключевский. - А говоришь, что в американских учебных заведениях не училась!
     Он обошел машину, сел за руль и завел мотор. Лиза молча смотрела на него и, кажется, сердилась.
     - Это краска, - повторил Белоключевский.
     - Я вижу.
     - Утром в "Новостях" сказали, что перевернулась цистерна с голубой краской, на каком-то там километре. Ты не запомнила? Мы вместе смотрели.
     Лиза покачала головой. Ничего она не помнила.
     - Цистерна перевернулась рядом с поворотом на Рощино. "Хонда", если она была в Рощине и потом возвращалась, обязательно должна была заехать в краску. Другой дороги оттуда нет, только по МКАД. У него испачканы колеса, значит, в краску он въехал. Значит, в Рощине он был.
     - Господи, - пробормотала Лиза. - Ужас какой.
     Димка, ты уверен?!
     Белоключевский показал ей палец, вымазанный голубой краской. Джип медленно полз по снеговой луже в ледяных грязных берегах.
     - На днище и на брызговиках ничего не осталось. Холодно, и со снегом и льдом все отвалилось. А на колесах...
     - Значит, Вадим там был?!
     - Видимо, был.
     - Значит, это он в нас стрелял?! Белоключевский искоса посмотрел на нее.
     - Я не знаю. В нас стрелял профессиональный киллер, это точно. Муж твоей сестры может быть профессиональным киллером?
     - Нет! - крикнула Лиза. - Конечно, нет!
     - Кроме того, машина, - продолжал Белоключевский задумчиво, - машина была другая. Или он ее припрятал где-то и именно на этой другой вернулся в Москву? Или... или топил меня не он? Напарника к тому времени он сжег в овраге. Может, был кто-то третий?
     - Нет, - отрезала Лиза, - их не может быть два десятка.
     - Не десятка, а всего трое, - поправил Белоключевский.
     - Нет, Дим, это вряд ли. И вообще я не верю, что Вадим...
     - Веришь ты или нет, а "Хонда" этой ночью в Ро-щине была, Лиза! Это факт.
     - Это не факт, а просто следы голубой краски! А вдруг он к любовнице ездил той же дорогой? Или еще куда-нибудь?! И тоже по МКАД?..
     - Это слишком невероятное совпадение. Или что? У него любовница за городом? Или в каком-то спальном районе?
     - Я понятия не имею, где у него любовница! Мне надо позвонить Дуньке.
     - Подожди, - попросил Белоключевский. - Сейчас позвонишь. Ты мне скажи лучше, только не торопись, подумай. Зачем он мог к тебе поехать? Ну, что ему могло быть от тебя нужно? Только ты о другом думай, ладно? Не о том, что он приехал тебя убивать и чуть не убил, а о том, что он твой родственник, хоть и бывший. Хоть и противный. О чем вы с ним разговаривали, когда у вас еще были хорошие отношения? Может, он жаловался тебе на что-нибудь? Или... в тайны какие посвящал?
     - Никуда он меня не посвящал, - сердито сказала Лиза. - Он просто стрекозел и бабник. Заморочил Дуньке голову, а теперь...
     - Но ведь он зачем-то к тебе поехал, - задумчиво сказал Белоключевский. - Что-то ему было надо. Он даже матери сказал, что собирается к тебе, правильно я понял? Тебе сестра об этом говорила?
     - Ну да!
     Машина выбралась со двора, и Белоключевский, переждав несколько мгновений, вырулил на проезжую часть, ловко потеснив какой-то небольшой автомобильчик. Автомобильчик сердито загудел, и сзади сильно взвизгнули тормоза.
     - Димка! Как ты ездишь?!
     - Что же мне тут, до завтра стоять, пока они все проедут?
     - Не знаю, сколько там тебе стоять, но ты его подрезал!..
     - Нет.
     - Да.
     - Нет.
     - Ты его подрезал.
     - А он должен по сторонам смотреть! Он же за рулем, а не на телеге.
     Логика была железной. Телег в поле зрения действительно не наблюдалось.
     - Где ты учился ездить? Белоключевский улыбнулся.
     - Меня бабушка научила.
     - Кто?!
     - Бабушка. Та самая, что всю жизнь в Рощине жила. Мне было лет девять, наверное. Ноги до педалей не доставали, потому что машина была здоровая - "двадцать первая" "Волга". И она мне давала свои туфли на платформе. Что ты смотришь?
     Она смотрела, во-первых, потому что он очень ей нравился, а во-вторых, потому что пыталась представить его себе в туфлях на платформе.
     - К шестнадцати годам я ездил очень... самоуверенно. - Он опять засмеялся, видно, вспоминать было приятно. - А однажды, это мне уже лет восемнадцать исполнилось, я только-только права получил и в Москву поехал. На свидание, понимаешь? Поражать воображение какой-то там Мани или Кати. И доехал я как раз до поста, знаешь, который прямо на повороте с нашей дороги на МКАД?
     - Ну, конечно, знаю, - пробормотала Лиза. - Его все знают, этот пост...
     - Ну вот. И меня там останавливают. Я в первый раз в жизни еду - сам, один, да еще с правами, да еще поражать воображение Мани, а тут гаишник с палкой!
     - И что?
     - Я так перетрусил, неприлично совершенно. Я думал, он сейчас у меня отберет права, потому что я что-то там такое ужасное сделал, нарушил или еще что...
     - А он?
     - А он мне говорит: "Дима, возвращайтесь домой, вашей бабушке срочно нужна машина". - Белоключевский захохотал. - Бабуля спохватилась, что ей на ученый совет надо ехать. Заседать, а я укатил. Водителя из города вызывать долго, ну, она и позвонила на пост, чтобы меня вернули. Ну как?
     - Трогательно, - призналась Лиза.
     Ей казалось, что он рассказывает какие-то истории из жизни инопланетян, а она слушает и не очень верит, во-первых, в правдивость сюжета, а во-вторых, в то, что инопланетяне в принципе существуют.
     - Потом она подарила мне машину, первую модель "Жигулей", это было круто! Ну, а потом у меня появились водители и... другие машины. И за рулем я долго не ездил.
     - Оно и видно, - не удержалась Лиза.
     - Да ладно тебе!
     - Нам направо. Белоключевский притормозил.
     - Предупреждать надо.
     Он перестроился, помигал. Примерился было, чтобы втереться в игольное ушко между "Газелью" и "Фольксвагеном", но передумал, объехал очередь и воздвигся впереди всех.
     Лиза вздохнула.
     - Позвони сестре, - сказал Белоключевский негромко. - И спроси, где она. Если она у тебя в офисе, пусть ждет нас. Если нет, скажи, чтобы подъезжала туда. Мне нужно с ней поговорить.
     - Ты что-то хочешь у нее узнать?..
     - Я хочу спросить, не знает ли она, зачем ее муж ездил в Рощино.
     - Она же мне сказала, что понятия не имеет!
     - Она, может быть, и не имеет, - объяснил Белоключевский нетерпеливо, - но вполне вероятно, что вспомнит нечто, и тогда понятие буду иметь я. Одно за другим происходят два очень странных события. И мы никак не можем их объяснить.
     - Два? - переспросила Лиза. - А по-моему, гораздо больше. Намного больше странных событий!
     - Самых странных два. Первое. Зачем твою сотрудницу понесло к тебе на дачу? Ты с ней не дружила, в гости не звала и детей не крестила, правильно я понимаю?
     Лиза кивнула сосредоточенно. Она внимательно и усердно слушала и старательно соображала. Так что даже морщинка появилась на лбу.
     - Тем не менее она приехала на твой участок, и ее там убили. Следов никаких нет. Непонятно даже, на чем и когда она приехала или пришла. Правильно?
     Лиза опять кивнула.
     - Второе тоже очень странное. Муж твоей сестры, который то ли ее уже бросил, то ли вот-вот бросит, никогда не бывал в Рощине и вдруг тоже туда едет. Зачем?
     - Я не знаю. Даже предположить ничего не могу.
     - Вот именно. Между прочим, он тоже не оставляет никаких следов, этот самый муж. Если он приезжал на твою дачу, остались бы какие-то следы, ну, хоть от колес! Никаких следов и никаких колес. Или он машину бросил где-то, а сам шел пешком? Почему?
     - Для конспирации?
     - Лиза, или он и есть наш профессиональный киллер, - сказал Белоключевский нетерпеливо, - или нет. Если он киллер, значит, он приезжал нас убивать. Только непонятно, где у него были вторая машина и напарник? Который сегодня ночью в овраге сгорел! Или он ждал где-то? Непонятно, зачем так сложно? Одна машина, другая, причем "Хонда" - его собственная. То есть легальная и зарегистрированная. Киллеры не ездят на дело в собственных машинах. Это... нелогично.
     Они помолчали. Грязная вода пополам с только что выпавшим снегом летела из-под колес, заливала тротуары и бока других машин. Было сумрачно и уже почти совсем темно.
     Вот и день прошел. Куда делся? Или не было его вовсе?
     Лиза вытащила из кармана телефонную трубку и задумчиво посмотрела на панель. На ней цвели голубые и розовые цветы. Красота.
     Она набрала Дунькин номер и приложила трубку к уху. Из нее громко и равномерно гудело - ра-аз, два-а, три-и.
     - Дима, она не подходит к телефону! Белоключевский взглянул на Лизу и опять уставился на дорогу.
     - Подожди. Перезвони через пять минут.
     - Да так не бывает, что она трубку не берет!
     - Лиза, бывает все, что угодно. Не слышит. За рулем. Шеф вызвал.
     - Она уехала с работы! - крикнула Лиза. Ей вдруг стало очень страшно. Было не слишком страшно, пока дело не касалось ее близких, Дуньки или Димы. Как только коснулось, она запаниковала так, что даже руки задрожали. - Она уехала с работы и сказала мне, что поедет к Фионе!
     Лиза приложила к щекам растопыренные пальцы. Щеки горели.
     - А если там Вадим? - Где?
     - У матери! И они вдвоем с ней что-нибудь сделали?!
     - Не выдумывай, - буркнул Белоключевский.
     - Дима, давай сначала заедем в галерею. Пожалуйста.
     - В какую галерею?
     - У Фионы галерея. Она у нас покровительница искусств, императрица Екатерина Вторая. Это в центре. Я тебе покажу.
     Он посмотрел на нее. Она все прижимала пальцы к щекам.
     - Дима, мне страшно.
     Дунька взбежала по гранитным ступенькам и дернула на себя дверь. Почему-то она была совершенно уверена, что дверь откроется, но та не открылась, и Дунька моментально клюнула носом чистое стекло.
     Потерла нос и посмотрела. Что такое?.. Закрыто? Быть этого не может!
     Громадные стеклянные двери отражали чистый снег и две елочки у подъезда, совершенно одинаковые и прекрасные в своей городской одинаковости.
     В лесу родилась елочка, в лесу она росла.
     В лесу никаких таких елочек родиться не могло.
     За тонированным стеклом, в глубине просторного холла, сияла цепочка крохотных сильных ламп и простирался чистый ковер. Даже с улицы было видно, что он громадный и очень уютный. Черная табличка со строгими буквами строго и элегантно сообщала о том, что здесь находится "художественная галерея Клери".
     Клери, черт побери, это фамилия такая. У Фионы и ее сыночка, любителя цветного стекла, фамилия Клери. Дунька тоже чуть было не заделалась Клери, но вовремя спохватилась и осталась Арсеньевой.
     Дунька приезжала сюда считаное количество раз за всю жизнь. Раза три, наверное. "Четверги" не посещала, картинами и скульптурами не восхищалась и вообще вела себя кое-как. Иногда она даже жалела Фиону, которой так не повезло с невесткой.
     Дунька потопала ногами, отряхивая с ботинок налипший снег, поглядела по сторонам, мельком улыбнулась в черный глазок камеры и нажала блестящую кнопочку.
     Ответили тут же - видно, охранник давно за ней наблюдал.
     - Здравствуйте.
     - Здрасти, - выпалила Дунька. - Я к Фионе Ксаверьевне.
     - У вас назначена встреча?
     - Я ее невестка. Показать паспорт?
     Молчание было ей ответом, и, выхватив из сумочки паспорт, она быстро листнула его - до той страницы, где был загсовский штамп. Это был ярко выраженный "акт гражданского мужества". Или "гражданского неповиновения", кому как больше нравится.
     Потом в замке что-то щелкнуло, и стеклянная дверь не открылась, но как будто ослабла.
     - Проходите, пожалуйста.
     Ах, как сладко было войти с мороза и сырости в сухое, душистое и ровное тепло, залитое приятным и легким светом, пропитанное ароматом кофе, духами и еще тем неповторимым запахом, которым пахнут картины, написанные маслом.
     От радости бытия, которое внезапно поразило Дуньку, она даже поежилась.
     Все будет хорошо. А разве может быть иначе, когда так ярко горят лампы, когда так чист ковер и так упоительно пахнет кофе?
     Все будет хорошо, даже если сейчас, временно, все плохо.
     - Евдокия?.. Здравствуй. Как ты здесь оказалась?!
     Свекровь неслышными шагами шла к ней по ковру - сверкали очки и бриллианты, вид не слишком довольный. Она не любила сюрпризов, ее обязательно нужно заранее предупреждать "о визитах", долго согласовывать сроки, звонить всесильной Вере Федоровне и вообще осуществлять множество различных телодвижений.
     Лиза называла это "полный пердимонокль" - неизвестно почему.
     Свекровь приблизилась и слегка поцеловала Дуньку, раз и два, по-европейски. Дунька вытянула шею и сложила губы трубочкой - тоже как будто поцеловала.
     - Почему ты без звонка, Евдокия?
     - Я на одну минуту, Фиона Ксаверьевна. Мне очень нужно с вами поговорить.
     - А если бы ты меня не застала? - спросила свекровь таким тоном, словно спрашивала, что было бы, если бы в момент Дунькиного приезда грянула мировая война.
     - Тогда я позвонила бы вам, и мы бы договорились, где встретимся, - тоном первой ученицы доложила Дунька. - Прощу прощения, Фиона Ксаверьевна, мне правда очень нужно с вами поговорить.
     Свекровь помедлила минутку.
     - Ну что ж, проходи. - Как будто рублем одарила!
     Глядя в узкую аристократическую спину, Дунька двинулась в изысканную глубину галерейного рая.
     - Вера Федоровна, моя невестка заехала, чтобы поговорить со мной. Вы не могли бы приготовить нам чай?
     Веру Федоровну Дунька недолюбливала и слегка побаивалась - та всегда очень явно давала понять, что почетное место жены Вадима должна была занять именно ее дочь. А по недоразумению заняла Дунька.
     - Здравствуйте, Евдокия.
     - Здравствуйте.
     За круглым плечом Веры Федоровны маялся очкастый мужчинка, узкий, длинный, в помятом пиджаке и с папочкой, прижатой к груди. Рука, прижимавшая папочку, была вся заросшая светлыми волосами, с синими веревками перекрученных вен.
     - Наш новый сотрудник, - представила Фиона, проследив за Дунькиным взглядом. - Федор Малютин. Это Евдокия, моя невестка.
     Федор Петрович быстро отвел глаза от Дунькиного шарфика, еще утром "с умыслом" пристроенного ею на грудь, и затосковал.
     - Добрый день, Евдокия, очень, очень приятно и вообще... Рад знакомству и...
     - Федя!
     По винтовой чугунной лестничке в углу уютного зала простучали каблучки, метнулись длинные распущенные пряди, широкие рукава и кисти салонных одежд.
     - Федя, вы обещали мне помочь с каталогом! Я совсем запуталась и не знаю, куда мне отнести Бориса Брауна, к новейшему авангарду или... Ой! - Александра остановилась на последней ступеньке, быстро глянула на Дуньку, взялась рукой за чугунный столбик лестницы и насупилась, несколько театрально. - Здравствуй, Евдокия.
     - Привет, Саш.
     Дунька, единственная из всех, называла так Александру.
     - Евдокия, проходи в кабинет. Вера Федоровна, проследите, чтобы нас не беспокоили, и позвоните Евгению Семеновичу, предупредите, чтобы задержался, потому что у меня незапланированная встреча. Федор Петрович, я надеюсь, вам все ясно? Всю правую стену нужно переделать - у нас галерея, а не сельский клуб! То, что вы сделали, - ужасно!
     У Дуньки моментально зачесалась спина - она всегда у нее чесалась в присутствии свекрови, да так сильно, что приходилось даже дергать лопатками, чтобы как-нибудь унять зуд.
     - Тогда давайте уж в книжном магазине купим "Девятый вал" и копию Шишкина и развесим их по стенам! Я разочарована. Я очень разочарована.
     - Простите, Фиона Ксаверьевна.
     - Дело не в моем прощении, а в том, что вы работаете хуже, чем я ожидала. Можно подумать, что у вас нет никакого художественного вкуса или специального образования!
     - Простите, Фиона Ксаверьевна.
     - Вера Федоровна, проследите за тем, чтобы к вечеру все было исправлено! Александрии, вас это тоже касается. В конце концов, мы все делаем общее дело.
     Александра неловким движением заложила за ухо длинную прядь, стрельнула глазами в Федора Петровича. Тот ответил ей таким же быстрым взглядом заговорщика, и Дунька подумала с удивлением, что между этими двоими явно что-то происходит.
     Трудно было себе представить, что между ними может происходить нечто романтическое - во всяком случае, Дунька никак не могла представить себе ничего романтического, связанного с Федором Петровичем! Не только толстовский Константин Левин мог любить исключительно "загадочных и прекрасных женщин", но и Дуня Арсеньева "признавала" только интересных и привлекательных мужчин.
     Федор Петрович привлекательностью явно не страдал.
     - Евдокия, у меня очень мало времени. И где, в конце концов, мой сын? Я так и не смогла ему дозвониться!
     Вся компания как-то одновременно пришла в движение - Вера Федоровна двинулась в одну сторону, Фиона в другую, Александра шагнула с лестницы, Федор Петрович кинулся ее поддержать, толкнул, толстый ежедневник вывалился у нее из руки и хлопнулся на пол, прямо Дуньке под ноги.
     Хлопнулся, распластался, из него полезли какие-то клочки бумаги.
     - Как я неловок, - пробормотал новый сотрудник Федор Петрович, ринулся поднимать бумаги и зацепился брючиной за какой-то штырь, торчавший из лестницы. Брючина подозрительно затрещала.
     И в этот миг с осла упали его модные брюки, и все увидели обыкновенный ослиный хвост! Чтобы не засмеяться в голос, Дунька ущипнула себя за круглое бедро.
     - Господи, Федор!..
     - Федор Петрович, что это вы делаете?! Держите себя в руках!
     - Я... держу, Фиона Ксаверьевна!
     - Да что вы ползаете, встаньте немедленно!..
     - Я... собираю.
     - Что вы там собираете!
     Федор Петрович, ползая по полу, уже подбирался к лакированным Фиониным туфлям. Та отступала. Ежедневник он сжимал в руке и, передвигаясь, неловко возил им по ковру.
     Вот чучело огородное, подумала Дунька. Выгонит его Фиона, это уж точно. Какая-то бумажка валялась прямо у нее под ногами, она наклонилась, подняла и подала ее Александре.
     - Позвольте! - Федор Петрович проворно выхватил у нее бумажку, очевидно, с целью поместить ее туда, где она прежде была, в ежедневник, и совершенно случайно Дунька увидела, что именно на ней написано.
     Рощино, улица Академическая, дом три.
     Это был адрес Дунькиного дома. То есть Лизиного.
     То есть их с Лизой дома, в котором сестру вчера чуть не убили.
     В горле у Дуньки стало холодно и тесно, как будто туда вбили сосульку, в самую середину.
     - Евдокия, я должна тебе напомнить, что у меня очень мало времени.
     Александра выхватила у Федора Петровича ежедневник и сунула под мышку. Дуньке показалось, что она сильно рассержена.
     - Вера Федоровна, мы ждем наш чай.
     От высокой белой двери Дунька еще раз оглянулась на Александру - та прижимала блокнот к груди и горящим взглядом смотрела на Федора Петровича.
     В ее взгляде была натуральная, неподдельная, первоклассная злоба. Потом она посмотрела на Дуньку, и та, никогда ни перед кем не пасовавшая, ничего не боявшаяся, уверенная в том, что она-то и есть центр вселенной и с ней никогда не может случиться ничего плохого, вдруг испугалась.
     Так испугалась, что шмыгнула за узкую Фионину спину, а потом в кабинет, скорее, скорее!..
     Ей очень хотелось, чтобы высокие белые двери закрылись поплотнее и побыстрее.
     Видела Александрина или нет?.. И если видела, то догадалась или нет, что Дунька прочитала то, что там было написано?! И если видела и догадалась, то что теперь делать?!
     И вообще, что это может значить?!
     Двери закрылись, и в просторной и теплой комнате сразу стало тихо и очень торжественно.
     Фиона Ксаверьевна некоторое время постояла в отдалении, словно раздумывая, как себя вести, потом двинулась вдоль комнаты, подошла к старинному камину и передвинула штучки на мраморной полке -