гательная музыка. Крупный план. Титры!
     Титры...
     С некоторых пор Дмитрий Белоключевский утратил веру в то, что может контролировать даже собственную жизнь, что там говорить о чужой!
     - Лиза, покажи, что ты меня слышишь.
     - Что?..
     - Покажи, что ты меня слышишь.
     Она подняла руку и неуверенно покрутила у него перед носом белой обледеневшей варежкой.
     - Я показываю.
     - Молодец, - похвалил он и перехватил ее руку.
     Не потому перехватил, что намеревался романтическим образом проделать все, что предусматривали сценарист с режиссером, а потому, что она почти задевала его по носу белой варежкой с налипшими катышками снега.
     Под колкой и мокрой шерстью мелко дрожало узкое запястье. Очень горячее, так ему показалось.
     - Зачем они?.. А? Это кто?! Зачем они... стреляли?..
     - Затем, чтобы застрелить. Стреляют обычно именно за этим.
     Они вернутся, вдруг подумал он холодно. Обязательно вернутся. Может быть, не сию минуту и не на это место, но попытка номер два обязательно будет.
     Они профессионалы. Они знают, что... дело не сделано.
     - Пошли, - сказал он. Это было очень глупо, но ему казалось, что за забором им будет безопаснее.
     При чем тут забор?!
     Ничто не поможет - ни забор, на бетонные стены, ни бронежилеты, даже если надеть их по три на каждого играющего в войну.
     "В эту игру играют трое. Четвертый все время выбрасывает".
     Нет, пожалуй, не трое, решил он, рассматривая Большую Медведицу. Пожалуй, больше, чем трое.
     - Дима, - сказала Лиза, и запястье затряслось еще сильнее. - Они хотели меня... убить?!
     Белоключевский потянул ее за руку в калитку и с преувеличенным вниманием захлопнул замерзший замок. Подергал - все в порядке, закрыто.
     Лиза вытащила у него руку, и он вдруг удивился. Ладонь без ее руки оказалась как будто пустой.
     Пистолет в руке мешал ужасно. А ее запястье - нет, не мешало.
     Лиза потрогала плотно уложенные доски. Вокруг замка были три ровные круглые дыры с каллиграфическими краями. Она сняла варежку и потрогала края подушечками пальцев.
     Ну точно, решил Белоключевский. Сейчас начнется. Вот сейчас она точно упадет в обморок. Или нет, нынче в обморок не падают. Скорее всего у нее случится истерика.
     Почем там средство Макропулоса?..
     - От пуль такие большие дырки? - спросила она заинтересованно. - Да?
     - А по-моему, - пробормотал Белоключевский, - наоборот, маленькие.
     Лиза сделала попытку натянуть варежку, но та была мокрой, ледяной и не налезала. Лиза брезгливо потрясла рукой, как кошка, ступившая в лужу, и распорядилась:
     - Пошли.
     Почему-то они пошли не направо, к крылечку ее дома, которое светилось приветливым желтым светом сквозь голые ветви деревьев, а налево, к дырке в заборе, на которую все некому и недосуг было привесить калитку. Белоключевский подталкивал ее в спину. Оказавшись на чужой территории, она оглянулась и снизу вверх качнула головой.
     Он уже знал это ее движение.
     - Прямо по дорожке, - подсказал он, - иди. Сворачивать некуда. Леша ни фига ничего не чистит. А я только здесь и успел...
     - Вот и чистил бы у себя. Зачем ты ко мне на участок полез?
     - Затем, чтобы расчистить дорожки.
     - Чистил бы у себя.
     - Я понял, понял, - сказал Белоключевский торопливо. Господи, как она ему нравилась. - Я больше не буду.
     - Что не будешь?..
     Они шли уже довольно давно, углублялись в лес. Дома все еще не было видно.
     - Слушай, какой же у тебя участок?
     - В каком смысле какой?
     - В смысле размеров, Дима!
     Лес вокруг стоял уже сплошной стеной. Свет единственного фонаря у ворот сюда не доставал. Бузина и сирень, по пояс присыпанные снегом, голыми ветками цепляли Лизины волосы, и она пугалась их, как будто старческих пальцев. Дома по-прежнему не было видно.
     - Сколько здесь соток?
     - По-моему, семьдесят две, - ответил он, подумав.
     - Сколько?!
     - Это дедов участок. Старый.
     - Здесь все участки старые. Но не такие огромные. Почему этот такой огромный?!
     - Потому что дед был академик. Академикам нужно много гулять. Они работают головой, а голову нужно иногда проветривать.
     - Это что? - спросила Лиза подозрительно. - Шутка?
     - Это чистая правда, - сказал он совершенно серьезно. - Все, пришли. Не так уж и далеко.
     Дом поразил Лизино воображение, которое, казалось, сегодня уже невозможно поразить решительно ничем.
     - Ого.
     Он обошел ее и поднялся на высокое крылечко, скрипнувшее под его весом.
     - Подожди, сейчас я свет зажгу, ничего не видно. Дом, высокий и узкий, с резным кокошником, устремленным в небо и оттяпавшим ручку от ковша Большой Медведицы, напоминал то ли замок волшебника из скандинавской сказки, то ли дом в ирландских холмах, построенный сумасшедшим фермером для своей ветреной возлюбленной. У него было множество разных крыш - в самых неожиданных местах, с разными наклонами, уступами, выпуклостями и впадинами, в которых лежал снег. Сбоку торчала труба, из которой к черному небу струился белый дымок, как в кино. Справа находилось одно окно, а слева два, отчего казалось, что дом усмехается лукаво. Рамы с левой стороны выкрашены белой краской, а справа - темной. На крылечке лежал домотканый половичок, который Белоключевский наполовину сбил, когда поднимался. Луна облизывала один бок, нереальный свет капал на окна террасы, стекал с крыши, струился по стеклам, и Лиза вдруг поняла, что это не просто стекла, а витражи.
     Под козырьком вдруг вспыхнула лампочка, и дом как будто пригнулся испуганно, стал не таким уж высоким и узким - призрак в крылатке и шляпе, вступив в отсвет парадного, оказался обыкновенным стариком. Сейчас на старческих ногах он доберется до темноты и опять превратится в призрак - легкий, неуловимый, стремительный.
     Вечный.
     - Лиза?
     - Это старый дом, да? - Закинув голову, она все смотрела, просто оторваться не могла.
     - Да. Заходи.
     - Ты что, не перестраивал его?
     Там, внутри, он перестал шуршать и ронять какие-то вещи - удивился:
     - Нет, а зачем?
     - А сколько ему лет?
     - Дому? - переспросил он. - Больше шестидесяти, наверное. Строили еще до войны, это точно. Заходи.
     Она поднялась по крашеным ступеням, чуть не упала, схватилась за шаткие перильца.
     - Осторожней, здесь скользко!
     - Вот спасибо тебе, - пробормотала она, - вовремя предупредил!
     Внутри было тепло и тесно, пахло березовым дымом, старыми стенами и еще чем-то - Лиза не смогла сразу разобрать.
     - Можешь не разуваться. Но Лиза уже скинула унты.
     Дверь отворялась в узкий коридор, по одной стене сплошь уставленный книжными полками. Две открытые двери, сумрачные лица каких-то картин, вытертый коврик. Луна, проникая сквозь двери комнат, скакала по пыльному стеклу полок, свивалась в мутные кольца.
     - Нам налево.
     Налево оказалась кухня - опять книги, господи, на кухне! - раковина, заваленная грязной посудой, угловой диван, два окна с разномастными шторками, допотопная плита и стол, на котором плотно стояли пепельницы и кружки. Пепельниц было пять, а кружек одиннадцать. Лиза посчитала.
     - Садись, - неловко сказал Белоключевский. Должно быть, его быт выглядит исключительно убого. Должно быть, тонким натурам вынести подобное сложно. Нужно было хоть посуду помыть, что ли!
     Но он не планировал никаких дамских визитов, а ему самому и так все подходило. Два часа назад... нет, полчаса назад никто не знал, что в них будут стрелять на тихой улице в двух шагах от собственного дома! Полчаса назад он даже предположить не мог, что приведет соседку к себе.
     - Ты живешь... не один?
     Он удивился. Вот какого угодно вопроса ждал, но только не такого. И голос напряженный, словно он застал ее врасплох и заставил выдать какую-то тайну.
     - А... что такое?
     - Да нет, ничего.
     - Я живу один, - признался Белоключевский, чиркнул спичкой, и синее пламя заплясало по кругу. Он воздвиг на пламя кастрюлю.
     - Что ты смотришь?
     - Мы будем суп есть?
     - Нет, какой суп? У меня нет никакого... Ну да. Кастрюля! Там вода. Я думал... кофе сварить. Зря ты сняла ботинки. Холодно и... грязно.
     Лиза посмотрела на свои ноги в беленьких шерстяных носочках.
     Носочки ей подарила Дунька на прошлое Рождество. Они были украшены кисточками и вышиты медвежьими мордами и красными рождественскими бантами. Лиза подумала, что надо бы немедленно позвонить Дуньке, и тут же об этом позабыла.
     - У тебя камин?
     Ему теперь казалось, что она все время на что-то намекает. Например, на то, что его дом плох. Его обожаемый, драгоценный, единственный дом. У него теперь только этот. И никакого другого.
     - Нет здесь камина. Лиза потянула носом.
     - А чем пахнет так хорошо?.. Белоключевский воодушевился.
     - Печкой. У меня есть печка, а камина нет.
     Он стал собирать со стола грязные кружки и пихать их в раковину. Пихать было решительно некуда, и, подумав, он составил их на подоконник - очень удобно.
     - Зачем тебе так много?..
     - Чего?
     - Чашек.
     - Мне лень их мыть.
     - Логично, - согласилась Лиза.
     - Если ты сядешь, мне будет гораздо удобней. Места мало.
     Лиза приткнулась за неудобный низкий стол. Скатерка задралась, колени Лизы упирались в столешницу. Она подвигала ногами, чтобы стало удобней.
     - А почему кофе в кастрюльке?
     - У меня нет кофейника.
     - Логично, - повторила Лиза. - Выходит, ты все-таки бомж?
     - Выходит, так, - легко согласился он. Насчет бомжа она была совершенно права и даже не догадывалась об этом. - Ты... выпьешь чего-нибудь?
     - Чего?
     - У меня только виски, - сказал он и водрузил на стол шикарную бутылку, никак не вязавшуюся с... обстановкой, как платье от Диора, висящее за верстаком в магазине подержанных автомобилей. - Выбора нет, на самом деле. Или ты пьешь исключительно вино из долины Луары?
     - Вино я вообще не пью, - ответила она с досадой. Ей было холодно, так холодно, что зуб не попадал на зуб. - Давай. Наливай скорее.
     Он посмотрел на нее с веселым изумлением, и напряжение как будто отпустило.
     Все в порядке. Они живы. А остальное уладится.
     Не было дня за последний год, чтобы он не повторял себе это слово - уладится! Все уладится. Все будет хорошо.
     Он взял с проволочной мойки глубокую тарелку с незабудками, живописно раскиданными по краям, и куда-то ушел.
     Лиза посмотрела ему вслед, пожала плечами, отвинтила крышку с бутылки и стала искать, во что бы налить. Стаканов в буфете оказалось как раз два - один зеленого стекла, а другой странной формы.
     - Это подсвечник, - объяснил вернувшийся Белоключевский. - Бывший. Из него могу пить я.
     - Очень благородно. А это что?
     В руке у него была все та же тарелка с незабудками, а в тарелке толстая сосулька, сломанная пополам.
     - Это лед, - буркнул Белоключевский. - Другого нет.
     - Сойдет, - решила Лиза. - Никогда не пила виски с сосулькой.
     Он отломил от тонкой части два неровных куска и бросил в стакан и в бывший подсвечник. И налил виски, много, почти по самый край.
     Она не стала ничего говорить - куда столько, разве можно, зачем? - взяла свой стакан и быстро глотнула. Потом еще раз. Потом еще.
     Белоключевский смотрел.
     Она допила, перевела дух и только теперь удивилась:
     - А ты?
     Он выпил залпом, подошел к плите и зачем-то уставился на свою кастрюлю. Даже крышку поднял.
     Кастрюля, а в ней вода, ничего особенного.
     После чего сел на другой конец диванчика, пошарил под столом и выудил блок неизвестных сигарет. Достал пачку и закурил.
     Лиза тоже закурила.
     Надо позвонить Дуньке, Громову и Игорю, подумала она вяло. В животе стало тепло, словно там зажегся рефлектор и разгорается все сильнее. Спине и бокам тоже стало тепло, и хотелось, чтобы оно скорее добралось до ледяных пальцев на руках и ногах.
     - У меня дом открыт.
     - Ничего. - Он налил еще виски, опять довольно много. - Сегодня никто уже не нагрянет. Это точно.
     - Дима, они хотят меня убить. Он кивнул:
     - Это я уже понял, как ни странно.
     - Но почему?! За что?! Что я сделала?..
     - Видимо, что-то сделала.
     - Что, господи боже мой?!
     - Кому ты рассказала про труп?
     Лиза поперхнулась крепким дымом, сунула сигарету в пепельницу и схватила себя за горло.
     - Что значит - кому?! - придушенным голосом спросила она. - В милиции рассказала, Громову, Дуньке, конечно...
     - Кто такая Дунька?
     - Сестра.
     - Твою сестру зовут Дунька?
     - Да. Евдокия.
     - Хорошее имя. Забавное.
     - Игорю рассказала и еще...
     - Игорь - это твой муж?
     - Игорь - это мой приятель. Мужа у меня нет. Еще Мила наверняка знает, моя секретарша, потому что из милиции звонили, и она с ними разговаривала. Да на работе все знают! Света же у нас работала!
     - Отлично, - похвалил Белоключевский.
     - Ты говоришь, как Шерлок Холмс хренов! Как хренов Шерлок Холмс!
     - Был бы я Шерлок Холмс, я бы уже все знал.
     - Где мой телефон? - пробормотала Лиза и стала озираться, словно в поисках телефона. Тепло все никак не доходило ни до рук, ни до ног. - Мне надо позвонить. Господи, я забыла позвонить!
     - Куда тебе надо звонить?
     - В милицию, разумеется. И Громову. Он сказал, чтобы я была осторожна, он просил меня в городе ночевать, а я...
     Белоключевский невозмутимо курил. Лиза выбралась из-за стола, выскочила в темный коридор, повернула не туда, налево, стукнулась лбом в дверь, споткнулась.
     - Да что же это такое!..
     - Вернись, - приказал он из кухни. - Что ты там мечешься!
     - Я ищу свою куртку.
     - Твоя куртка на вешалке. Но ты пришла без телефона.
     - Куда?! Куда я пришла без телефона?
     - Ко мне, когда я чистил дорожку. Никакого телефона у тебя не было.
     Лиза показалась на пороге кухни. Он все курил и выглядел невозмутимо.
     - Откуда ты знаешь? - спросила она подозрительно. - Откуда ты знаешь, что у меня не было телефона?
     - Ты вешаешь его на шею или держишь в руке. В карман никогда не кладешь, это точно. Ни на шее, ни в руке у тебя мобильного не было.
     - Ты наблюдательный, да?
     - Да, - кивнул Белоключевский, опять странно кого-то ей напомнив.
     Ну, кого, кого?! Кого он так ей напоминал?! Кого-то, узнанного давно и, должно быть, забытого. Кого-то из прошлой жизни. Может, он учился в десятом классе, когда она училась во втором? Или был в старшей группе, когда она посещала младшую? Или... или...
     - Что ты так смотришь?
     - Я тебя откуда-то знаю, - задумчиво сказала Лиза. - И никак не могу вспомнить откуда. Но точно знаю.
     Он усмехнулся, потушил сигарету и тут же закурил следующую. Темные ресницы почти сомкнулись, так что глаз стало совсем не видно. Лиза знала - он щурится, когда думает или врет.
     - Я могу тебя откуда-то знать? Он пожал плечами:
     - Можешь, наверное.
     - Откуда? Или ты учился в нашей школе?
     - А где ваша школа?
     - На Кутузовском.
     - Нет, - сказал он. - На Кутузовском я точно не учился.
     - Господи, - сказала вдруг Лиза тихо. - Они в меня стреляли. Они хотели меня убить. И теперь обязательно убьют.
     Тут ей стало тошно. Так тошно, что помутилось в голове, и желудок полез наружу, и виски опять оказалось в горле и во рту, и жжение стало невыносимым. Она поняла, что ее сейчас стошнит, прямо здесь, на пороге крохотной холодной кухоньки, заваленной грязной посудой, полной сизого дыма от его крепких сигарет.
     Этот дым стал последней каплей.
     Нет, последним вздохом Елизаветы Юрьевны Арсеньевой.
     Больше она дышать не могла.
     Она не знала, есть ли здесь ванная с унитазом и раковиной, а корчиться от рвоты у него на глазах не могла, поэтому качнулась назад, зажимая рукой горький рот, шагнула в коридор, пробежала и наотмашь распахнула входную дверь.
     Только бы добежать. Только бы добежать хоть до чего-нибудь!
     На крашеном крылечке она поскользнулась, поехала и упала бы назад, затылком на замерзшие ступени, если бы сзади он не поймал и не поддержал ее.
     Она скатилась с крыльца, добежала до темного угла этого странного дома и только тут оторвала руку ото рта, и содержимое желудка выплеснулось наружу, полезло из горла судорожными толчками, от которых больно стало глазам и затылку, и она тряслась от омерзения и брезгливости, и корчилась, и выворачивалась наизнанку.
     "Это мой страх, - подумала она вяло, когда все кончилось. - Это мой страх и отчаяние. Теперь они будут со мной всегда, до самой смерти. Должно быть, это совсем недолго".
     Дунька останется одна. Она храбрая и умная, но как она будет жить без Лизы? А родители? А весь оставшийся мир, огромный и прекрасный, в котором ей всегда было так интересно! Было... Да. Было.
     За сосной, из чистого и свежего сугроба она зачерпнула снега, съела немного и вытерла лицо. Холодало, и звезды стали огромными и лучистыми, как в произведении Николая Васильевича Гоголя "Ночь перед Рождеством". Ногам было как-то странно стоять на утоптанной и расчищенной тропинке, и Лиза некоторое время задумчиво рассматривала свои ноги.
     Вот в чем дело. Она выскочила в одних носках. Тех самых, что подарила Дунька, с мордами и кисточками. - Пошли, - вдруг сказал почти ей в ухо чей-то голос. - Заболеешь.
     Лиза оглянулась. Дмитрий Белоключевский стоял у нее за спиной, так близко, что, обернувшись, она почти уткнулась носом в его свитер.
     Он пошел за ней, поймал ее на крыльце, когда она поехала, он стоял и смотрел на то, как страх и отчаяние берут над ней верх, и она поддается им, и ничего не может с этим поделать, она, сильная личность, победительница и воительница!..
     - Уходи отсюда! - вдруг визгливо закричала Лиза, ужасаясь тому, что кричит, и еще тому, что у нее, кажется, вот-вот начнется истерика. Только этого не хватает! - Уходи отсюда, что ты за мной таскаешься, чего тебе от меня нужно, черт тебя побери! Ты мне не нужен!! Мне никто не нужен! Я сама, сама!.. Не смей ходить за мной и подсматривать за мной не смей! И никогда!..
     Он не стал ее слушать.
     Просто не стал, и все.
     Он сгреб ее в охапку, сильно прижал голову к своему свитеру - она вырывалась и лягалась, даже укусила его в плечо, но он ее не отпустил. Не слишком ловко, но как-то так, что стало понятно, что ни за что не отпустит, он затащил ее на крыльцо, по очереди перехватил ее руки, которыми она цеплялась за двери, втолкнул обратно в дом и поволок дальше, мимо распахнутых дверей, за которыми сияла лунная тьма, к черному провалу в глубине дома.
     Лиза выла, брыкалась и требовала оставить ее в покое.
     Никогда в жизни она не выла и не брыкалась.
     Когда зажегся свет, провал оказался большой квадратной комнатой, но Белоключевский все еще не оставил ее в покое, а поволок дальше, к узкой белой дверце, за которой оказалась ванная. Она тоже была большая, с окном.
     - Быстро, - приказал он, тяжело дыша. Видно, трудно было волочь ее. - Быстро ноги в горячую воду. Или что? Ты хочешь простудиться и умереть?
     - Я ничего не хочу! Я хочу, чтобы ты убрался вон!..
     Прямо сейчас, немедленно! Я хочу остаться одна, и чтобы ты...
     По-прежнему не слушая ее, он открыл воду в ванну - она сильно и успокоительно зашумела, и сразу стало видно, что это очень горячая вода. И тут Лиза поняла, что ничего в жизни ей так не хочется, как погрузиться в эту горячую даже на вид воду.
     И скорее, скорее, немедленно, прямо сейчас!
     Он вышел, как только понял, что Лиза, не отрываясь, смотрит на воду - словно прочитал ее мысли. Он вышел, тихо прикрыл за собой дверь, и Лиза осталась одна.
     Она содрала с себя одежду, пошвыряла ее на пол, села в ванну и зарыдала.

***

     - Да ладно, - сказал тот, которого звали Морг. - Облажался, и сиди теперь тихо.
     - Ты тоже облажался, - отозвался второй. - Мы же не так все планировали!
     - Планировали! - фыркнул Морг. Напарник у него был не слишком хороший, он таких не любил.
     Ему нравились твор