но? Я его слышала. Другой  двери
в кабинет нет, вернуться так, чтобы я не увидела, невозможно.
   Этот довод произвел на Димку впечатление.
   - И ты не отлучалась?
   - Ни на секунду. Я никогда не ухожу со своего места, когда у  шефа  люди.
Ему все время от меня что-то нужно - то кофе, то бумаги, то копии снять...
   -  А  если  этот  покойник  -  просто  связь  между  твоим  шефом  и  той
компьютерной фирмой? Если украсть деньги - это  коллективное  творчество?  -
совсем не по-русски спросил Дима.
   Шеф и Арсений?!
   Варвара поперхнулась чаем и долго кашляла. Таня слегка  похлопала  ее  по
спине, от чего она ткнулась носом в стол.
   Нет. Не может быть. Нет никакого коллективного творчества. Что за бред?!
   Длинноволосый юный принц не может быть преступником и негодяем.
   Втроем с.., как же их... Гриней и Федей они создали свою фирму шесть  лет
назад, и сотрудники в ней меняются нечасто, и ремонт  предстоит,  и  Варваре
там с ходу предложили работу и стали  называть  на  ?ты?  и  налили  чаю,  и
начальник три раза улыбнулся ей мужской улыбкой.
   Да. Все это очень мило. Но из этого никак  не  следует,  что  Арсений  не
может быть негодяем.
   - Пошел ты к черту,  Димка,  -  пробормотала  расстроенная  Варвара.  Она
знала, что теперь станет думать об этом день и ночь.
   - Это предположение, - возразил  он  и  улыбнулся  доброй  улыбкой,  -  я
предполагаю.
   Таня пробралась к выходу из кухни  и  скрылась.  Варвара  отломила  кусок
сухаря, аппетитно выглядывавшего из плетенки.
   Нельзя грезить о принцах и есть на ночь сардельки, картошку и сухари! Это
ведь каждому ясно! Вика Горина, скорее всего, поужинала салатным листочком и
чаем из трав! Вике Гориной Арсений бы  улыбался  без  остановки,  до  самого
вечера.
   - Я тебя огорчил?
   - Да нет, - злобно сказала Варвара. - Димка, а можно симулировать смерть?
Ну, так притвориться, чтобы никто не догадался, а потом встать и уйти?
   - Не знаю. Надо спрашивать у Тани или у моей мамы. Симулировать - зачем?
   - Чтобы все решили, что он умер, а он на самом деле жив.
   - Кто - все, Варвара? Про твоего  покойного  не  сообщали  в  федеральных
новостях и не писали в прессе. Он умер и на следующий день вновь появился  в
телевизоре? Это какая-то очень короткая симуляция. Странно. И на  фотографии
в газете он не выглядит.., умершим. Правда?
   Фотография, вдруг сообразила  Варвара,  ну  конечно!  Громко  топая,  она
кинулась в крошечную прихожую - еще меньшую, чем ее  ?гарнитур  ?Хельга?,  -
притащила рюкзак и выхватила  из  него  ?Коммерсант?,  изрядно  потертый  на
сгибах, распростерла его на столе и стала лихорадочно листать. Димка смотрел
с интересом.
   - Вот! - взвизгнула Варвара и ткнула  пальцем  в  изображение  бизнесмена
Белого. - Вот!!!
   - Я это уже видел, - сказал Димка.
   - Нет, не видел! Это действительно никакой не Петр  Борисович  Лиго!  Это
Павел Григорьевич Белый! Другой человек.
   - Из чего это следует?
   - Из того, что вот! - и Варвара постучала по фотографии. - Видишь?
   - Вижу, - согласился Димка, - человек за письменным столом. Что-то пишет.
   - Вот именно!! - пуще прежнего завизжала Варвара. - Он пишет, а  я  дура,
просто дура!
   - Почему?
   - Потому что у него ручка в  левой  руке,  -  как  бы  совсем  обессилев,
проговорила Варвара и опустилась на табуретку, которая угрожающе  заскрипела
и как будто слегка накренилась, - он пишет левой рукой! А мой покойник писал
правой! Это так же точно, как то, что меня зовут Варвара Лаптева. Это не он!
Не Петр Борисович! Это другой!
   - Тиш-ше! - вдруг зашипела рядом Танька. - Что вы орете?
   - А что? Тань, я только что вспомнила...
   - Вася уснул, - сказала Таня тихо, - не  дождался  чаю.  Уснул  на  полу,
рядом с шахматами. Боже мой, я же каждый день его по часу  укладываю!  А  он
взял и уснул...
   - Надо переложить, - озабоченно проговорил Димка и поднялся,  -  холодно.
Нельзя.
   - Он сам уснул, - повторила Таня.
   - Это никакой не Петр Борисович, - как в бреду бормотала Варвара.
   И Димка, и Таня посмотрели на нее. Она раскачивалась на табуретке.
   Крак! Табуреточные ноги разъехались в разные  стороны,  что-то  треснуло,
надломилось, и Варвара оказалась сидящей на полу посреди груды желто-зеленых
щепок.
   - Это не Петр Борисович, - повторила она с пола.

***

   Пройти оставалось совсем немного - повернуть за угол, выбраться на  узкую
оттаявшую тропинку, через кусты и на асфальт, а  там  и  до  подъезда  рукой
подать.
   Варвара решительно шла к себе домой. Утром,  еще  до  семи,  она  поймала
соседа, который совершал со своими собаками  утренний  моцион,  и  попросила
поменять замок. Сосед обещал. Он хорошо относился к Варваре - она  не  пила,
не гуляла и не воровала из-под  одеяла  банки.  На  нее  вполне  можно  было
положиться.
   Варвара несла замок в промасленной бумаге и боялась ночевать одна.  Замок
замком, но кто-то дал Димке по голове так, что  Таня  только  сегодня  сняла
швы, и дал именно в ее квартире. Правда, с новым замком не так страшно, да и
не может она больше спать на Танином диване, боясь даже почесать нос, потому
что от малейшего движения диван заходился припадочным кряхтеньем!
   Кроме того, нужно иметь совесть и позволить им, наконец, договориться про
Хьюстон и будущую счастливую жизнь.
   В том, что им предстоит счастливая жизнь, Варвара не сомневалась.
   Ей все стало ясно, когда Димка повел Васю в магазин  и  они  вытащили  из
стеклянного ящика розовую обезьяну,  а  Таня  потом  звонила  ей  и  плакала
потому, что у нее нет машины  времени.  От  того,  что  Димка  за  завтраком
отводил от Тани глаза, а она вообще на  него  не  смотрела  и  разговаривала
исключительно язвительным тоном. Варвара чувствовала  себя  лишней,  хоть  и
очень проницательной.
   Ну и ладно. Ну и очень хорошо. Пусть хоть Таньке повезет. Ей нужнее  -  у
нее Вася, и ?родной?, отнявший столько  сил,  оказался  каким-то  уж  совсем
никчемным. Варвара станет им писать письма. Если ее не уволят и  не  отберут
электронную почту.
   Сзади ей посигналили, и она отступила, давая дорогу машине.
   Лидия Владимировна, наверное, будет не  слишком  рада,  но  она  умная  и
веселая, а это самое главное. Евгений Васильевич вообще душка  и  в  прошлом
году все намекал Варваре, что она должна взять инициативу в свои руки и...
   Она так и не поняла, как это произошло.
   Она даже не поняла, что именно произошло.
   Кто-то сильно дернул ее в сторону, так что она  стала  падать  и  хватать
рукой темные прутья кустов, но рука все время промахивалась, и она  все-таки
падала, и упала на колени, и ее сильно ударило сбоку и  сзади.  Так  сильно,
что боль  из  головы  моментально  переместилась  в  шею  и  позвоночник,  и
проткнула его насквозь, и  Варвара  разжала  пальцы,  потому  что  не  могла
терпеть боль, и пакет с новым замком,  который  она  несла  домой,  упал  на
землю.
   На черную, мокрую весеннюю землю с островками прошлогодней  бурой  травы.
Варвара видела его очень хорошо.
   А потом она перестала видеть, и это было так страшно,  гораздо  страшнее,
чем боль в позвоночнике, и она захрипела, вырываясь, замотала головой, и  ее
снова ударили, и снова вспышка боли на миг заглушила все остальные  чувства,
зато подобравшейся от боли кожей она почувствовала на глазах кусок тряпки.
   Она не ослепла. Ей завязали глаза, чтобы она не видела света.
   Стукнула дверь,  и  машина  поехала,  привычно  и  успокоительно,  как  в
нормальной жизни, рыча  мотором.  Радио  пело  про  небо  Лондона,  водитель
посвистывал.
   Паника началась в животе, поднялась, как цунами,  залила  сердце,  горло,
голову. Стало невозможно дышать.  Варвара  засипела,  дергая  ртом,  который
оказался заклеен. И руки связаны за спиной. Можно было дышать только  носом,
но паника забила нос длинными железными гвоздями, и она стала задыхаться,  и
брыкаться, и кататься на сиденье, и, наверное, глаза у  нее  вылезли  бы  из
орбит, если бы не  были  примотаны  тряпкой.  Водитель  посвистал-посвистал,
примолк, и следующий удар в голову показался ей сокрушительным.
   - Лежи тихо, - сказал он, и она ничего не поняла.
   Это не может говорить! То, что так больно бьет  ее,  не  должно  говорить
так, как говорят все люди, те же самые слова! Но оно говорило, и было  очень
страшно.
   Так страшно, что она опять заскулила было,  но  быстро  затолкала  скулеж
обратно в горло, только чтобы это больше не било ее по голове.
   Везли ее долго. Руки, стянутые за спиной веревкой, сильно болели, а потом
начали мерзнуть. И холод еще усиливал боль.
   Ее сильно трясло - ноги свешивались с сиденья очень неудобно, и  не  было
возможности ни за что ухватиться, поэтому она все время съезжала с обивки на
Что-то скользкое и глянцевое, представлявшееся ей змеиной кожей, и тогда она
судорожно дергала голо-. Вой, пытаясь найти положение,  в  котором  щека  не
касалась бы змеиной кожи, и находила его и тут же съезжала снова.
   Из-под тряпки, стягивавшей  глаза,  она  видела  только  узкую  блестящую
полоску и еще что-то, кажется, желтое, а может, зеленое, потому что свет все
время менялся - их обгоняли и пропускали другие машины, и  жизнь  вокруг  не
остановилась!
   Все было как всегда - обычный  весенний  вечер,  и  одна  половина  мозга
понимала это, а другая отказывалась понимать,  другая  визжала  о  том,  что
наступил конец света и вместе с ним пришел конец и Варваре.
   Машина остановилась, и  Варвара  стукнулась  носом  в  переднее  сиденье.
Сильно стукнулась, кажется, до крови.
   Водитель тихо возился впереди, никуда не  спешил,  посвистывал.  Щелкнула
крышка бардачка, зазвенели ключи, хлопнула дверца. Та дверца,  что  была  за
головой у Варвары, распахнулась, потянуло улицей  и  близкой  землей,  и  он
выволок ее из машины. Она замычала, и он ее ударил.
   - Тихо! - велел совсем близко. - Не ори, хуже будет!
   Что может быть хуже, пронеслось в голове у Варвары,  и  тогда  он  сказал
буднично, как бы отвечая на ее мысли:
   - Убью.
   Некоторое время он держал ее за волосы, как  будто  раздумывал,  а  потом
вдруг с силой швырнул вперед. Со всего размаха она ткнулась коленями и лицом
в землю.  Земля  набилась  в  ноздри,  и  Варвара  стала  задыхаться,  и  ей
показалось, что сейчас она умрет.
   Умирать Варвара не хотела.
   Она шла домой, и несла в пакете новый замок для своей двери, и  думала  о
том, как все сложится у Тани с Димкой, и тут ее заставили умирать.
   А она не хотела.
   Слезы вымыли из ноздрей землю, и она прерывисто  задышала.  Но  зато  это
было такое счастье - дышать, когда хочешь вздохнуть!
   - Вставай, - сказал мучитель и ткнул ее в бок, - встава-ай!
   И уже не ткнул, а ударил. Сильно. Так сильно, что Варвару перевернуло  на
другую сторону. К нему - не битым боком.  Сейчас  он  ударит  снова,  поняла
Варвара, приподнялась, и поползла, стараясь сохранить равновесие и ничего не
видя перед собой, но он поставил ее на ноги.
   - Вперед, - весело велел он, - шагай. Два или три раза  она  споткнулась,
ударившись головой обо что-то твердое,  один  раз  он  толкнул  ее,  но  она
удержалась на ногах, а потом толкнул так, что она не удержалась и  упала  на
что-то жесткое, к чему он быстро и деловито ее привязал - ноги  врозь,  руки
за спиной.
   - Та-ак, - протянул  он  оценивающе,  и  что-то  загрохотало,  как  будто
покатилось ведро. Варвара дернулась от страха. Она не видела его и не знала,
что он станет с ней делать.
   Полилась вода, Варвара напряженно прислушивалась. Шаги, стук ведра, скрип
половиц. Вернулся.
   Она не могла даже шевелиться, не то что сопротивляться. Он мог сделать  с
ней все, что угодно. Она больше не была человеком, который шел домой и нес в
промасленной бумаге замок для своей  двери.  Она  была  просто  субстанцией,
скоплением живых, трясущихся от страха и ожидания боли клеток, и  у  нее  не
осталось никаких человеческих чувств и эмоций, кроме липкого ужаса.
   Варвара - скопление клеток - дернулась и захрипела.
   - Сейчас я тебя ударю, - объявил мучитель, - а потом сниму ленту и  задам
вопрос. Ты мне ответишь. Если ответишь не правильно, я тебя опять ударю.
   Варвара заметалась, тычась  в  разные  стороны  и  пытаясь  спастись,  но
спасения не было. Он коротко ударил ее в голову, прямо по скуле, под глаз.
   Голова хрупнула, треснула и  развалилась,  и  ее  ошметки  разлетелись  в
разные стороны...
   В следующую секунду оказалось, что боль, образовавшаяся на месте  головы,
намного больше, чем сама голова, что она раздувается, как  черный  резиновый
шар, и...
   Поток холодной воды обрушился на нее, и что-то сильно дернуло кожу у рта,
так, что она, кажется, порвалась.
   - А-а!.. - прошипел разорванный рот. Оказывается, она все время  кричала,
но липкая лента не давала крику выйти наружу.
   - Где деньги?
   Она не понимала.
   Она вообще не понимала, что это такое говорит  с  ней,  как  говорят  все
люди.
   Все шипение вышло изо рта, и больше там ничего не осталось.
   - Я спрашиваю, где деньги?
   Она замотала головой, и от этого движения звуки вдруг сложились в  слова,
и она поняла, что это хочет знать, где деньги.
   Деньги? Какие деньги?
   Какими купюрами предпочитаете, спросил у нее кассир Семен Прокопьевич,  а
она не знала, каких купюр ей хочется.
   - Так, - констатировало это, и липкая лента снова залепила ей рот. Прежде
чем она успела сообразить, что это означает, он опять ударил ее - плашмя  по
лицу.
   Впрочем, у нее не было лица  -  было  месиво  липких  от  потного  страха
молекул.
   Лента снова дернулась, и снова ее рот разорвался, и ей показалось, что из
него хлынуло что-то и залило ей руки.
   - Ах ты, с-скотина, - прошипело это, - еще ботинки мне зальешь!..
   Была какая-то возня, а потом опять:
   - Где деньги? Деньги, сука!.. Варвара затрясла головой и  захрипела,  то,
что заливало ее рот, не давало произнести ни звука.
   - Деньги! Куда ты их дела?! Ты забрала деньги! Ты думала, я  об  этом  не
узнаю, жирная глупая сука!..
   - У.., меня.., нет.., нет...
   - Куда ты их дела? Отдала?! - Он тряс ее, схватив  за  волосы.  -  Кому?!
Своей подруге? Или тому ублюдку? Я убью обоих, но заберу свои деньги!  И  ее
пацаненка!.. Ну, где деньги?!
   - Я.., не знаю. У нас нет.., никаких денег.
   - Нет, - повторил тот весело, - ну, нет так нет.
   И снова липкая лента на Варварин рот.
   На этот раз он бил ее под ребра. Бить ему было неудобно - она это поняла,
потому что он сопел прямо ей в лицо - в то, что раньше было ее лицом.
   Потом он опять спрашивал, а она все трясла головой  и  хрипела,  а  лента
болталась сбоку, она ощущала ее змеиные шевеления.
   Когда ей вдруг начинало казаться, что все это просто ночной кошмар и  она
сейчас проснется в своей кроватке или на Танькином диване, что  ей  все  это
снится потому, что она опять наелась  на  ночь  картошки  с  сарделькой,  он
обливал ее водой, и все начиналось сначала. Возвращалась боль, такая, что  с
ней никак нельзя справиться, она была везде,  она  была  Варварой,  и  самой
Варвары больше не было - только  боль  и  страх,  пахнувший  ее  собственной
рвотой.
   Сколько это продолжалось, она не знала.
   Он вдруг отвязал ее ноги и потащил, сильно дергая за связанные руки. Руки
больше не болели. Варвара вообще не понимала, что это ее руки.
   Она натыкалась на что-то, падала на колени и  снова  поднималась,  потому
что когда падала, он поддавал ногой ей под ребра.
   Наверное, он вел ее убивать, потому  что  не  было  никакого  смысла  так
лупить ее, если он собирался оставить ее в живых.
   - Стой! Стой тут, с-скотина!.. Хлопнула дверь, заурчал двигатель.
   - Пош-шла! - за волосы он впихнул ее куда-то, и она поняла, что в машину.
Связал ей ноги, и она стала как кокон.
   Снова хлопанье двери, возня, короткий стук и - бодрая песня из приемника.
   Варвара опять лежала щекой на чем-то  гладком  и  блестящем,  но  уже  не
пыталась поднять с этого голову.
   Желтая наклейка терла кожу, и от этого  желтого  цвета  ее  снова  начало
тошнить.
   Это продолжалось долго. Потом машина остановилась.
   "Слава богу, - подумала Варвара. -  Сейчас  он  меня  убьет,  и  все  это
кончится?.
   Осталось потерпеть совсем немного, до тех пор, пока он не убьет.
   Наверное, недолго. Хорошо бы недолго.
   - Верни деньги, сука, -  прошипел  он,  -  я  тебя  предупредил.  И  этим
передай, с их пацаненком. Или деньги, или...
   Взвизгнули тормоза, что-то сухо щелкнуло, и Варвару выбросило из  машины.
Всем телом она ударилась об асфальт, покатилась, взревел  двигатель,  и  она
изо всех сил зажмурилась под повязкой, до сих пор уверенная, что он убьет ее
машиной.
   Шум двигателя стал удаляться, и она даже не поняла, почему не умерла.
   Секунды падали на асфальт и разбивались со стеклянным  звуком.  Или  вода
откуда-то текла?..
   - Варвара?!
   Раздались странные звуки, похожие на топот тяжелых ног,  и  она  сжалась,
подтягивая к груди разбитые колени.
   Наверное, она заскулила бы, если б могла. Наверное, она  даже  попыталась
бы отползти, если б знала, как это сделать.
   - Варвара, твою мать!..
   Липкая лента отклеилась от рта. Варвара дернула головой.
   - Дыши! Дыши! Ртом дыши! Ну!.. Она не узнавала голос, но этот  голос  был
совсем другой - человеческий, похожий на все остальные человеческие  голоса,
оставшиеся в прошлой Варвариной жизни.
   Дернулись и упали развязанные руки.
   - Подожди, я не  могу  развязать!  Не  дергайся,  терпи!  Терпи,  кому  я
говорю!.. И дыши.
   Повязка, залеплявшая глаза,  стала  сползать,  и  Варвара  увидела  кусок
черного неба и желтый круг фонаря.
   - Потерпи еще. Сейчас. На. Это платок, вытри рот. Но она не могла  ничего
взять, руки висели как плети. Повязка  исчезла,  и,  с  трудом  сфокусировав
взгляд, она вдруг увидела перед собой... Ивана.
   - Тихо, тихо,  -  быстро  сказал  он,  -  сейчас  я  развяжу  тебе  ноги.
Попробуешь встать. Твою мать...
   Он что-то делал внизу, она видела коротко стриженный затылок и не  видела
рук, и не понимала, что происходит.
   - Нет, - сказал он. - Сиди. Я подгоню машину. Машину?!
   - Нет, - захрипела она, - нет, нет!..
   - Тихо, тихо, - он взял ее за уши и  прижал  лбом  к  своей  куртке.  Она
вырывалась и мотала головой. - Я подгоню машину, и мы поедем в больницу.
   - Я не пойду.., в машину.
   - Я сейчас, - он отпустил ее и стремительно поднялся.
   Она не смотрела, куда он ушел, ей было все равно.  Она  раскачивалась  на
асфальте, чувствуя только боль - везде.
   Опять заурчал ненавистный двигатель, все ближе и ближе, и она поняла, что
нужно спасаться, бежать, и поползла на коленях, но он перехватил ее.
   - Вставай. Вставай! - руки быстро прошлись по ней, от шеи до  лодыжек.  -
Ноги целы. Вставай, ты можешь. Я не донесу тебя.
   - Я не пойду... - похрипела Варвара, - я посижу пока.., тут...
   - Нет. Ты не будешь сидеть. Вставай,  твою  мать!..  И  она  встала.  Она
держалась за что-то, кажется за него, и - встала.
   - Теперь пошли. Только один шаг. Давай. Она действительно  шагнула,  хотя
была уверена, что шагнуть ни за что не сможет, и он повернул ее  и  заставил
наклониться.
   - Так. Садись. Тихонько. Просто опускайся, и все.
   Как больно, как ужасно больно везде.
   Одну за другой он перенес  ее  ноги  через  порожек  машины  и  захлопнул
дверцу. Она тут же  прислонилась  виском  к  холодному  металлу  и  задышала
открытым ртом - двигатель урчал, радио разорялось про любовь  по-французски,
все было, как в той машине.
   Или эта машина и есть та?
   - Что случилось? - спросил Иван, и она разлепила глаза. - Ты помнишь? Кто
тебя так.., отделал?
   - Я не помню,  -  выдавила  она,  -  я  не  видела.  У  меня  глаза  были
завязаны... Куда мы...
   - Никуда. В Склиф.
   - Я не хочу в больницу, - забормотала она и стала отодвигаться на широком
сиденье, ноги скользили и путались между собой, - мне не  надо  в  больницу,
мне бы домой. Я.., полежать хочу. Мне полежать