е вылезли из
орбит?
     Льюис,  --  воскликнула  Фиона,  не  веря  в  эти  подробности.  --
Заткнись.
     Льюис  окинул  меня  взглядом,  который  вряд  ли  можно  было  назвать
дружелюбным, и пожелал узнать, почему я все время околачиваюсь рядом с ними.
Никто не удостоил его ответом, в том числе и я.
     --  Старт  дан,  --  сказала  Фиона  буквально  за  долю   секунды   до
официального   объявления  по  громкоговорителю  и,  приникнув  к   биноклю,
казалось, забыла обо всем на свете.
     -- Я задал вам долбаный вопрос, -- вновь бесцеремонно  обратился ко мне
Льюис.
     -- Вы сами знаете почему. -- Я был поглощен скачками. "
     -- Но Тремьена же здесь нет, -- не унимался он.
     -- Он послал меня посмотреть Сандаун.
     Гвоздичку в заезде  было легко узнавать  -- белое  пятно на  каштановой
морде, которое я  хорошо запомнил  по фотографии,  четко  виднелось  в любом
ракурсе,  в  каком  бы месте ипподрома  ни  находились  лошади.  Сам их  бег
показался мне более, медленным, чем в заездах скаковых  лошадей, которые мне
уже  довелось   увидеть.  Барьеры  всадники  преодолевали  как-то   чересчур
обдуманно,  не   спеша.  Однако  это   было  не   совсем  так:  я   вспомнил
предупреждение Тремьена  о  том,  что  эта трасса сложна  даже  для скаковых
лошадей  высшего  класса,  для  охотничьих же  --  серьезнейшее испытание на
прочность.
     "Понаблюдайте,  как лошади будут  преодолевать семь барьеров с  дальней
стороны  ипподрома, --  напутствовал он меня перед  поездкой  сюда.  -- Если
первый барьер  взят удачно,  то и с  остальными не будет проблем. Промахнись
мимо первого,  допусти  ошибку,  потеряй контроль  над  лошадью  -- и можешь
забыть о  победе.  Нолан -- большой  мастер в  правильном преодолении  этого
первого барьера".
     Я внимательно  наблюдал  за  ходом  скачек. Гвоздичка  перелетела через
первый барьер и через остальные шесть с дальней стороны ипподрома без особых
усилий, выигрывая корпус, отделяющий ее от преследователей.
     "Нет  ничего лучше  Ипподрома  для  скачек  охотничьих  лошадей,  чтобы
научить их брать барьеры,  -- сказал мне  еще  тогда Тремьен. -- Беда в том,
что охотничьи лошади не так резвы и не. могут набирать необходимую скорость.
Впрочем, Гвоздичка  неплоха,  из нее  выйдет  толк. В  свое  время охотничья
лошадь Оксо завоевала даже приз Гранд нэшнл".
     С  не  меньшим  успехом Гвоздичка  прошла,  и  второй  круг,  продолжая
выигрывать  корпус,  и  у поворота перед  третьим барьером,  перед  финишем,
который все  называли пруд-барьером, поскольку за ним находилась вечно сырая
яма, поросшая кустарником. и камышом, напружини-лась, готовясь  к очередному
прыжку.
     -- Давай же, давай,  -- воскликнула Фиона; напряжению ее,  казалось, не
было предела. -- Дорогуша, прыгай.
     Дорогуша,  словно услышав  ее,  взметнулась  вверх, и  белое  пятно  на
каштановом  фоне  мелькнуло прямо  перед  нашими глазами  и  вновь  исчезло.
Предпоследний барьер был расположен на возвышенности.
     "Очень много лошадей  проигрывают именно  на  подъеме,  -- поучал  меня
перед поездкой Тремьен.  -- Вот где нужна выносливость, умение  мобилизовать
внутренние резервы. Только лошадь, у которой остаются силы на резвый бросок,
имеет шансы на победу. Такой  же сложный  ипподром и в  Челтенхэме. Там тоже
ситуация  меняется'самым  драматическим образом  после  последнего  барьера.
Уставшие лошади еле передвигают ноги".
     Без  особых  усилий лошадь  Фионы  перескочила  и  через  предпоследний
барьер, однако Нолану не удалось оторваться от своего преследователя.
     -- Это невыносимо, -- шептала Фиона.
     Мэкки отложила бинокль и, машинально водя пальцем по лбу, наблюдала  за
финишем.
     Скачки, и  не  более того, подумал я; что они  значат для людей?  И сам
нашел какой-то вязкий ответ: ну, написал я роман, какое значение, имеет  то,
выиграет  он  или проиграет, выражаясь конноспортивным языком? Нет, все-таки
имеет значение -- ведь я  пестовал свое детище, вкладывал в него свою  душу,
затрачивал усилия. То же  самое можно сказать  и  о Тремьене  с  Мэкки. Иной
объект -- лошади, скачки, а так все лежит в одной плоскости.
     Преследователь Нолана  сократил  дистанцию  при  подходе  к  последнему
барьеру.
     -- О нет, -- застонала Фиона, опуская бинокль. -- Поднажми, Нолан.
     Гвоздичка  сделала эффектный прыжок, однако с чрезмерно большим зазором
между туловищем  и верхней перекладиной барьера, потеряв в воздухе несколько
драгоценных секунд. Соперник Нолана,  послав своего скакуна по более пологой
траектории, приземлился первым и вырвался, вперед.
     -- Проклятье, --  выдохнул Гарри.
     Фиона хранила молчание, примиряясь с поражением.
     Однако  Нолан не собирался проигрывать. Включив на полную мощность  все
свои агрессивные инстинкты, пригнувшись к холке Гвоздички, он скакал, словно
демон, заряжая лошадь своей энергией, которую невозможно было не воспринять.
Дважды взметнулась и опустилась его тяжелая рука, держащая хлыст. Гвоздичка,
будто  ей  дали  напиться  живой  воды, встрепенулась, отказалась от  своего
прежнего намерения  замедлить  бег  и вновь включилась  в  борьбу. Жокей  на
лидере, считая, что  сражениевыиграно,  осадил своего скакуна слишком  рано.
Гвоздичка  резвым броском  достала его,  и  ее  морда  первой  очутилась  за
финишным столбом. Публика приветственными возгласами поздравляла победителей
--  всадника  и лошадь;  "  истинных  бойцов,  которые никогда  не  сдаются,
фаворитов.  Именно  Нолан, это  я видел собственными глазами, выиграл забег.
Нолан,  а  не  лошадь.  Его способности. Сила его личности,  стимулировавшая
Гвоздичку. Благодаря Нолану я пришел к пониманию той  истины,  что в скачках
мало только бесстрашия и умения  хорошо держаться в седле. Мало тактического
замысла, мало наличия опыта, мало честолюбия. Победа в скачках, так же как и
выживание, определяется психологическим настроем.
     Па фоне ликующей Фионы  все  мы выглядели  измученными, выдохшимися,  с
нездоровым  блеском  в  глазах.  Вместе с Мэкки  она  устремилась  встречать
возвращающихся победителей. Гарри, Льюис и я следовали в кильватере.
     -- Нолан -- гений, -- сказал Гарри.
     --  Этот  долбаный  жокей,  его  соперник, просто-напросто подарил  ему
победу, -- возразил Льюис.
     Никогда йе стройте предположений,. подумал я, вспомнив Дуна. Никогда не
предполагайте, что вы одержите победу, до тех пор пока выигрыш не окажется у
вас в руках.
     Сам же  Дун  явно  строил предположения, продолжал я  свои размышления.
Несмотря  на  собственные  предостережения.  Во   всяком  случае,   мне  так
показалось.
     Мы все отправились в бар,  чтобы выпить за победу.  Что касается Мэкки,
она  предпочла  имбирный эль,  Гарри же  заказал  столь  близкое его  сердцу
шампанское.  Нолан  ликовал в  не  меньшей степени,  чем Фиона; Льюис,  явно
лицемеря  и  точа зуб на Нолана, присоединился  к поздравлениям. Я, полагаю,
хоть  и участвовал в  чествовании  победителя,  тем не менее  все же являлся
сторонним  наблюдателем.  А  тем  временем,   пока  все  мы  шестеро  весело
улыбались,  паутина,  в  которую  попались  две молодые  женщины, продолжала
плестись.
     Мы возвратились в  Шеллертон до того, как  Тремьен вервулся из Чепстоу.
Фиона  высадила Мэкки  у входа на ее  половину  дома,  я  же пешком  обогнул
усадьбу;  ключом,  который  мне дал  Тремьен, открыл дверь  и  включил свет.
Раздул тлеющие в камине поленья, налил немного вина и ощутил себя в домашней
обстановке.
     Звонок  в дверь  черного  хода  вывел  меня  из состояния  комфорта.  Я
поднялся и пошел  открывать -- поначалу я даже  не узнал стоящую передо мной
женщину,  на лице  которой  играла  застенчивая,  вопросительная улыбка.  Ее
нельзя было назвать дурнушкой,  вполне симпатичная шатенка, но  чем-то очень
смущенная... Жена Боба Уотсона,
     Ингрид.
     - -- Заходите, -- с теплотой в голосе сказал я, довольный, что-все-таки
узнал ее. -- Но, кроме меня, здесь никого "нет.
     -- Я думала, может быть, Мэкки. Миссис Викерс
     -- Она на своей половине.
     -- О... Тогда...
     Она  осторожно  переступила  через  порог,  и   я,  посоветовав  ей  не
стесняться,  провел ее в семейную комнату. Ее нервное напряжение не спадало,
она даже не присела, а продолжала стоять.
     -- Боб не знает, что я здесь, -- тревожно сообщила она.
     -- Не беспокойтесь. Хотите выпить?
     -- О нет. Лучше не надо.
     Казалось,  ее  что-то  мучает,  но  она никак не  решится  высказаться;
наконец она переломила себя и выпалила:
     --  Вы были так добры ко  мне в тот вечер.  Боб считает,  что вы спасли
меня от обморожения... и воспаления легких. Отдали мне свою одежду. Я  этого
никогда не забуду. Никогда.
     -- Вы выглядели очень замерзшей, --  сказал  я. -- Вы  уверены, что  не
хотите присесть?
     --  От этого  холода я была на грани болевого шока. --  Мое предложение
сесть  она  пропустила  мимо  ушей.  --  Я  знала,  что  вы  вот-вот  должны
вернуться... Я  видела, как подъехала машина  миссис Гудхэвен... На самом-то
деле  я  пришла, чтобы поговорить с вами. Мне  нужно  кому-то высказаться, а
вы... с вами я чувствую себя легко.
     -- Так говорите же. Я слушаю.
     --  Анжела Брикел, так  же  как  и  я, была  католичкой, -- выдала  она
неожиданно для меня.
     -- Неужели? -- Эта новость ничего мне не сказала. Ингрид кивнула.
     -- Местное радио вчера вечером сообщило, что тело Анжелы было найдено в
прошлое воскресенье лесником в угодьях Квиллерсэджа. Собственно, о  ней было
сказано очень мало, говорили в основном о ходе расследования и тому подобных
вещах. Полиция  подозревает какую-то грязную  игру. Грязная игра  --  глупее
слов не придумаешь!  Почему бы  прямо не сказать, что кто-то  ее убил? После
того как она исчезла в прошлом году, миссис Ви-керс попросила меня разобрать
в общежитии ее пожитки и отправить их родителям. Я так и сделала.
     Она смолкла и изучающе посмотрела на меня, желая убедиться, насколько я
вникаю в смысл ее слов.
     --  А что, -- спросил  я,  --  интересного вы  нашли в ее  вещах?  Было
что-нибудь такое, что вас насторожило... в связи с ее смертью?
     На лице Ингрид отразилось облегчение -- видимо, она  поверила в то, что
я ее понял.
     -- Набор  для проведения самостоятельного анализа  на беременность. Она
пользовалась им. Осталась только пустая коробка. Я ее выбросила.


ГЛАВА 11
     Когда  в  комнату  вошел  Тремьен,  Ингрид  бросилась  вон,  как  муха,
увидевшая сети паука.
     -- Что ей было нужно? -- удивился Тремьен ее стремительному бегству. --
Впрочем, она всегда боялась меня. Этакая мышка.
     --  Она  приходила, чтобы  сообщить мне нечто  важное.  Ей кажется, это
должны знать  все, --  задумчиво ответил я. -- И она рассчитывала, что лучше
меня рассказать обо всем этом никто не сможет.
     -- На нее это очень похоже. Что же она сказала?
     -- Не исключено, что Анжела Брикел была беременна.
     -- Что? -- пустыми глазами уставился на меня Тремьен. -- Беременна? Как
беременна?
     Я  объяснил  ему,  что в  ее  вещах  был найден  набор  для определения
беременности.
     --  Никто  никогда  не купит эту  штуку,  не  имея  на  то  достаточных
оснований, -- пояснил я.
     --  Действительно,  с  вами  нельзя  не  согласиться,  --  поразмыслив,
пробасил Тремьен.
     -- Тем не менее я  думаю, что только у вас здесь найдется не менее двух
десятков мужчин, да еще бог знает сколько во всем Шеллертоне, не говоря  уже
о тех, кто вообще имеет  какое-то отношение к "качкам, -- так "что будь  она
даже дважды беременной и что бы Дун там ни говорил о ее  костях -- никто вам
не  скажет,  соответствует ли это действительности, к ее смерти это может не
иметь никакого отношения.
     -- Но ведь может и иметь.
     -- Ингрид сказала, что она, была католичкой.
      А это какое отношение имеет к делу?
     -- Католики против абортов.
     На лице Тремьена появилось отсутствующее выражение.
     Я переменил тему:.
     -- У Гарри неприятности. Вы слышали об этом?
     -- Нет. Что за неприятности?
     Я  рассказал  ему  об  обвинениях  инспектора  Дуна,  а заодно о победе
Гвоздички  и  о  признании Льюиса, из  которого более или  менее можно  было
судить  о  том, что он лжесвидетельствовал. В свою  очередь, Тремьен  смешал
себе порцию джина с тоником, которой бы позавидовал сам Гаргантюа, и поведал
мне, что у него в Чепстоу был очень паршивый день.
     --  Один из моих скакунов  упал, другой налетел на барьер  перед  самым
финишем и лишил меня победы,  когда она  фактически была у меня в кармане. К
тому же Сэм еще выбил себе большой  палец, который  чертовски распух, и хотя
это не так страшно,  он вполне о-кей, однако  до  следующего  четверга я его
выпустить  не  смогу. А это значит, что  на понедельник мне  придется искать
другого жокея. Владельцы же, скажу вам  откровенно, подняли такой шум и вой,
что  пришлось столкнуть их лбами,  иначе  бы мне самому  пришлось полезть на
стену.
     С этими словами он плюхнулся в кресло, вытянул ноги и уставился на свои
галоши.
     --  Вы собираетесь  сообщать Дуну об этом  анализе на  беременность? --
наконец подал Тремьен голос.
     -- г Полагаю, да. Ведь об этом  мне сказала Ингрид, на  ее  совести это
лежит тяжким грузом. Если  не скажу я, то она  найдет  кого-то другого,  кто
сообщит об этом в полицию.
     -- Это не лучший вариант для Гарри, -- вздохнул Тремьен.
     -- Но и не самый худший.
     -- Это заявление привнесет мотив. Присяжные верят в мотивы.
      Гарри  не собирается идти  в  суд.   --  Но  Нолан же
ходил. А при наличии  улик  Гарри вообще смогут засадить за решетку.  Или вы
хотите поспорить?
     -- Анализ на беременность вряд ли послужит исходной уликой, -- возразил
я.  -- Ингрид  выбросила  эту  пустую  медицинскую  Коробку, и  нет  никаких
доказательств, что  она вообще существовала; никто не подтвердит, делала  ли
Анжела такой анализ. Определенных результатов нет, никто не знает, с кем она
спала.
     -- Жаль, что вы не родились адвокатом.
     Наш разговор был прерван приходом Мэкки  и Перки-на,  которые заявились
на традиционную вечернюю выпивку. Они обменялись мнениями о скачках, но даже
победа Гвоздички не смогла развеять нависшей над всеми тоски.
     -- Анжела была  беременна? -- покачала  головой Мэкки в ошеломлении. --
Она ничего не говорила об этом.
     --  Может  быть,  она  и  сказала  бы,  окажись   анализ   стопроцентно
положительным.  Но  она не  была в этом уверена,  как  я полагаю, --  сказал
Тремьен.
     --  Чудовищное легкомыслие-- вмешался  Перкин. -- Эта чертовка приносит
нам одни  неприятности.  Мэкки  в ее положении совершенно  ни к чему все эти
расстройства и переживания. Мне это совсем не нравится.
     Желая положить конец тягостному для нее разговору, Мэкки взяла мужа под
руку. Разговор  о беременности  ей  был явно  неприятен. Мне показалось, что
подобного рода беседа Анжеле Брикел тоже  могла бы оказаться в тягость. Вряд
ли кто взял на себя смелость определить это точно.
     Наши размышления  были прерваны  неожиданным  приходом  Гарета, который
сразу же  набросился на меня с идеей о нашем предстоящем походе.  Откровенно
говоря, я  совсем забыл о моем  обещании, что, как мне показалось, он  сразу
прочитал на моем лице.
     -- Вы  же обещали нас  кое-чему  научить,  --  разочарованно  начал он,
обращаясь ко мне. -- Разжечь костер, например.
     -- Гм, -- промычал я. -- Спроси отца.
     Тремьен выслушал просьбу сына относительно куска земли его владений, на
котором можно разбить лагерь и разжечь костер,  и вопросительно поднял бровь
в мою сторону.
     -- Вам и в самом деле не лень связываться со всем
     этим?
     -- Ведь я же обещал. Хотя, может быть, и несколько
     опрометчиво.
     Гарет бодро кивнул:
     -- Кокос, мой верный дружок, будет к десяти.
     -- Фиона  просила нас подъехать утром, чтобы выпить за победу Гвоздички
и подбодрить Гарри, -- вмешалась Мэкки.
     -- Но Джон обещал, --  взволнованно воскликнул Гарет.
     -- Полагаю, что  Джон не  обидится, если я  принесу за  него тебе  свои
извинения, -- снисходительно улыбнулась Мэкки.
     Наше  выживание началось  с того,,  что в  воскресенье  с  самого  утра
зарядил мелкий дождь с изморосью, переходящей в снег. Прекрасная  погода для
экспериментов по выживанию.
     Прежде  чем начался наш выход на  природу,  Тремьен,  сидя в  кухне  за
утренним кофе и глядя на хмурое темное небо пасмурного  утра,  предложил мне
отказаться от нашей затеи.
     -- Чего ради вы потащите моего сына бог знает куда?
     В конце  концов  отец с сыном сошлись на том, что после первого же чиха
мы все вернемся домой. Вскоре приехал Кокос на своем велосипеде в сверкающем
желтом плаще.
     Нетрудно было понять, откуда он получил свое прозвище. Он стоял посреди
кухни,  с плаща его капала вода, а когда он скинул капюшон, то  его голова с
хохолком волос сразу же стала  похожей на плод кокосовой  пальмы.  (Этот его
хохол никогда не лежит правильно, впоследствии объяснил мне Гарет. )
     Кокосу  было почти пятнадцать. У него  были блестящие  смышленые глаза,
крупный  нос  и  губастый  рот;  черты его  юношеского лица  еще  не  совсем
определились. Еще год или два, подумал я, и он станет настоящим мужчиной.
     -- За  яблочным  садом  есть  огромный кусок  неиспользуемой  земли, --
сказал Тремьен. -- Там вы сможете устроить свой привал.
     -- Но, папа... -- начал возражать Гарет.
     --  Прекрасное место, -- с убежденностью в голосе поддержал я Тремьена.
-- У того, кто обречен на выживание, нет выбора.
     Тремьен посмотрел на меня, затем бросил внимательный взгляд на Гарета и
кивнул, как бы соглашаясь с собственным мнением.
     -- Но февраль не  самый лучший месяц для поисков  пропитания, -- заявил
я, -- поэтому, полагаю,  что мы не будем красть фазанов, а возьмем кое-что с
собой  из дому. Не забудьте захватить перчатки и перочинные ножи. Мы выходим
через десять минут.
     Мальчики отправились  готовиться  к походу, а Тремьен спросил меня, что
я, собственно, собираюсь с ними делать.
     --  Будем  строить  шалаш,  -- ответил я,  --  разжигать костер, искать
пропитание  и готовить еду. На сегодня, я думаю, этого будет достаточно. Это
им запомнится надолго.
     -- Раз так, то и занимайтесь с ними.
     -- Идет.
     Тремьен  вышел к дверям проводить  нашу бесстрашную  экспедицию.  Кроме
моего поясного набора для выживания, небольшого количества еды  и перочинных
ножей мы ничего с собой не взяли.
     Холодный моросящий дождь  со  снегом  бил нам в  глаза,  но мальчики не
обращали на  него внимания. Отойдя от дома, я  кивнул на прощание Тремьену и
поспешил за Гаретом. Мы вышли через калитку в стене, прошли пустынным садом,
очутились у другой  калитки,  миновав которую оказались в яблоневом саду, --
деревья  стояли голые, -- забрались на пустошь, обнесенную  с  одной стороны
каменной  стеной" а  с другой  --  чахлыми  кустами  боярышника. Вокруг  нас
расстилалась занесенная снегом пашня -- владения соседа Тремьена.
     Гарет  с отвращением осмотрелся, в глазах Кокоса я увидел испуг, мне же
показалось,   лучше   этого  места,  которое  рекомендовал   Тремьен,  и  не
придумаешь. Оно идеально подходило для урока выживания.
     -- Прежде всего, -- начал я, -- необходимо построить навес для костра.
     -- Разве можно  что-либо зажечь  в такой дождь? -- критически посмотрел
на меня Гарет.
      В таком случае нам лучше вернуться домой,  -- ответил я.
Мальчики испуганно уставились на меня.
     -- Нет, -- сказал Гарет.
     -- Молодцы, - похвалил их я. Я снял с пояса набор для выживания, достал
гибкую пилу и вручил ее Гарету.
     -- По пути сюда мы миновали по  крайней  мере  четыре высохшие  яблони.
Найдите  пару палочек, вставьте их в петля на  концах пилы в спилите одну из
них, причем старайтесь брать как можно ниже к земле.
     Буквально  в три  секу