е, однако вспомнил о самолете и погоде.
     -- Телефон здесь есть?
     -- Обижаешь! -- Данила оставил свое занятие и принес телефонную трубку.
-- Прямой московский...
     Справочную  аэропорта  он нашел  через 09, но долго не мог пробиться --
видно,  все  кинулись  звонить,  как только  утих  штормовой  ветер. Наконец
втиснулся  и получил  то, что предполагал: вылет по-прежнему задерживался по
метеоусловиям Москвы -- обледенела полоса...
     Тем  временем Данила открыл одну из тумбочек, достал желтый потрепанный
пакет и, вернувшись на диван, поставил возле своей ноги.
     --  Ну что,  сидим  курим? -- спросил  и,  не дожидаясь ответа, положил
пакет на колени  Космача. -- Вот тебе мой подарок, вассал. Не забывай своего
феодала.
     В пакете оказалась  толстая архивная папка, а в ней -- тот самый первый
экземпляр докторской диссертации, когда-то изъятый в милиции.
     Отпечатано  на  не  совсем  свежей  пишущей машинке,  некоторые буковки
подпрыгивают,  допустимые на  одну  страницу  исправления тщательно замазаны
белым штрихом -- наверное,  теперь все  делают на компьютере, а  тогда  было
столько мучений, машинистка ревела и бешеным деньгам по сорок копеек за лист
была не рада...
     --  Спасибо,  --  искренне  сказал  Космач.  --  Извините,  отвлекся...
Ностальгия!
     -- З-значит, д-давай так. -- Данила вкушал дымок. -- В-в таком  виде не
п-пойдет. Сегодня же отдам д-девкам  в  управлении,  д-дня за два н-наберут.
Сканировать н-невозможно, текст слепой...
     -- Зачем?
     -- Что -- з-зачем, олух?
     -- Набирать зачем?
     -- Т-ты же  упразднил ЦИДИК! Б-будешь защищаться, п-пока он не воскрес.
А где -- я найду. Хоть за бугром. Будут тебе и рецензенты, и оппоненты...
     Космач вспомнил письмо профессору Желтякову, лежащее вместе с паспортом
в кармане, взвесил в руке пухлый том и положил на столик.
     -- Не знаю, что в мире  творится?.. Может, звездный час подступает? Два
предложения в  течение одной ночи! С двух отрицающих  друг друга сторон.  Не
сон ли мне снится?
     Данила лишь покачал головой.
     -- Значит,  ты Цидикад-до  печенок достал. Открой секрет, как? М-может,
он  посвятил тебя  в  масоны?  М-может, ты  у нас  уже мастер?  Или  повыше,
какой-нибудь гроссм-мейстер?
     -- А у меня ощущение: и вы тащите меня в какую-то ложу.
     -- Правильное ощущение. Пора и н-нам сбиваться в стаю и жить по законам
стаи.  Жестоким,  но справедливым.  Т-ты  вот здесь  пишешь --  смена  элит.
Согласен. М-мы должны создать свою. А  чтоб  она стала жизнеспособной,  н-на
миру хоть глотки грызите друг другу, но внутри, в т-тайне от чужих глаз,  --
истинные б-братские отношения. -- Он постучал пальцем по диссертации. -- Это
не мои идеи -- т-твои. Хочешь, процитирую?
     -- Не надо, я все это забыл и вспоминать не хочу.
     --  Нет  ты  послушай!  Старая  боярская  элита ушла,  чтобы  сохранить
исконные  русские  традиции  государственности. Ушла,  чтобы  вернуться!  --
Данила  окончательно успокоился  и перестал заикаться. -- И ты  здесь  очень
хорошо сказал, почему  не вернулась, -- ее раскололи изнутри. Вот в чем наша
древняя беда -- нет внутренней защиты.  Внешней хоть отбавляй, если что, так
наши казаки в Берлине. А  внутри уязвимы! Или по чужому наущению  собираемся
скопом и тятьку бьем, или друг друга. А хочешь, скажу почему? Опять же читая
бессмертные  строки   сего  опуса!..   --   Он   полистал   диссертацию.  --
"Христианство  для изгнанной боярской элиты оказалось  слабым  цементирующим
раствором,   чтобы   сохранить   единство,   ибо   изначально  возникло  как
раскольническое течение в иудаизме. Тысячелетний  путь от первых христиан до
Вселенского  собора  1056 года претерпел множество расколов, с выделением из
единой абстрактной конфессии  сотен мелких групп, сект  и  школ,  которые, в
свою  очередь,  раскалывались  на  еще  более  мелкие.  В  результате  этого
бесконечного и  хаотичного деления возникли  абсолютно  несовместимые формы,
напоминающие  сближенные до  опасного  расстояния ядерные массы.  Поклоняясь
одному и тому же Богу,  они выражали крайнее  неприятие друг  друга, и более
крупные  всегда стремились  огнем и мечом истребить или подчинить себе более
слабых, поступая не по закону и заповедям,  а с  точки зрения  примитивной и
привычной силы, ибо внутренне чувствовали себя не защищенными этими законами
и заповедями. Ужасающая жестокость религиозных  войн, европейской инквизиции
и русской  охоты за  раскольниками была  продиктована  этой незащищенностью,
которая и утверждала  принцип _несоразмерности  наказания_ как  единственную
гарантию  собственной внутренней безопасности". Выделено не мной. И написано
тоже не мной!
     --  Это написано  сонорецкими старцами  двести  лет  назад, -- объяснил
Космач. -- Я у них передрал.
     --  А  как про сегодняшний  день! -- всплеснул руками  Данила. -- Таким
выводам  хочется  верить... Но ты не обольщайся!  Защититься я тебе помогу в
любом  случае,  не  исправляя  ни одной строчки  и  почти без  скандала.  Но
запомни:  ты  будешь всегда  неугоден  и  левым,  и  правым, и  атеистам,  и
верующим, и новаторам, и консерваторам. Потому что  ты не принадлежишь ни  к
какой  элите.  Должно  быть, ты сам это  понял,  иначе  бы  не  почувствовал
конфликта со средой обитания. И не уединился в своей деревеньке.
     -- Никогда  не  предполагал,  что в элиту  принимают,  как в партию. --
Космач глянул на часы -- половина девятого, на  улице солнце, и стена  замка
почернела от талого снега.
     --  Ладно тебе прикидываться-то!..  Не принимают, а приватно приглашают
достойных.  Видел, кто возле  Цидика вертелся? Сроду не подумаешь,  какой-то
технарь  Желтяков  оказывается  настолько близким к  нему,  что ходит  через
черный ход.
     -- А он что, технарь, Желтяков?
     -- Кто же еще? Преподает в Технологическом и подвизается в оборонке.
     Что-то  удержало  сказать о  письме  Цидика,  адресованном  профессору,
махнул рукой.
     -- Веселые дела...
     -- Так вот, Космач, я приглашаю тебя в нашу стаю.
     -- Спасибо, но что я должен делать?
     --  Пока  ничего особенного.  Для  начала  пойдешь  работать  к  нам  в
управление. В качестве вассала.
     -- А что за такое хитрое управление?
     --  Главное управление  ревизии  архивов, --  с  удовольствием объяснил
Василий  Васильевич,  --  Сокращенно  ГУРА.  Почти  учитель   в  переводе  с
тибетского.
     -- И что за работа в этой ГУРе?
     Данила порылся в шкатулке с трубками, извлек  совсем  маленькую,  набил
сладковатым  на   запах  табаком  и  стал  просто  посасывать  мундштук.  На
ироничность он не обращал внимания.
     -- В общем-то, по  нашему профилю...  За  последние полтораста  лет  во
всяких  закрытых...  да  и  не  совсем  закрытых  архивах скопилось огромное
количество  исторических  ценностей  и  документов.  Самых  разных...  В эти
хранилища нога  историка  не  ступала,  в  основном  топталась  жандармерия,
полиция, милиция,  КГБ,  ну  и прочие карательные  организации...  У кого-то
изымали частные  коллекции, наворованное или  контрабанду... Что-то вывозили
из побежденных стран  в качестве контрибуции или просто как  добытый трофей,
но  по  каким-то  причинам прятали.  В  музеи это не  попадало...  Документы
терялись... Сам знаешь, сколько  за эти полтора  века  сменилось  властей. И
элит!..  А  три   последних  войны  внесли   полный   сумбур.  Эвакуировали,
возвращали,  потом снова  эвакуировали... Что-то  по дороге  теряли,  что-то
находили...  Короче,  сейчас никто толком не знает, чем набиты  многие сотни
ящиков.  Стоят с послевоенного  времени. Конечно,  советская  элита  кое-что
пошерстила...  Но по  мелочам  и  лишь  в  Москве  и  Питере.  Например, всю
позапрошлую неделю работали в Рязани... В пятидесятых милиция сняла с поезда
бесхозный  багаж  --  шесть  металлических  контейнеров.  Глянули сверху  --
черепки, косточки,  ржавые  железки,  короче,  материалы  с  археологических
раскопок.  Кто послал, откуда?.. Опечатали,  присвоили инвентарные номера  и
сдали  на  склад...  Через пятьдесят  лет  кто-то о  них  запнулся,  собрали
комиссию,   вскрыли  один  контейнер,   не  поленились  и  развязали  каждый
мешочек...  Мы  потом  насчитали  пятьсот  пятьдесят  шесть  только  золотых
изделий. Скорее всего, из раскопок скифских курганов в Сибири... Ты помнишь,
кто в шестидесятых копал курганы в Сибири?
     -- Вроде академик Окладников, -- отозвался Космач.
     -- Вроде... Не вроде, а он!.. Но если  он, почему материалы очутились в
Рязани? А может,  не один академик копал? -- Данила вдохновился. -- Есть еще
и  почище!  В прошлом  году  выезжали в  Пермь.  Там  городской  организации
ветеранов отдали полуподвальное помещение. Раньше был вещевой склад воинской
части...  Стали делать ремонт  и  за  перегородкой  в  полкирпича обнаружили
залежи  холодного  оружия  семнадцатого  --  восемнадцатого   веков.  Да  не
простого! Есть драгоценные экземпляры восточной работы, в золоте и сапфирах.
И в хорошей сохранности... Кто собирал? Кто замуровал?.. В общем, сейчас  мы
разработали  специальную  программу, правительство денег на это не жалеет...
Конечно,  есть и  неприятные моменты. Самые  лучшие образцы оружия продали с
аукционов на Западе. Надо же чем-то пополнять бюджет, казна пустая... Но это
дело  временное и поправимое.  С  жильем  вопросов  не  будет. Видишь, какой
домик? Из конфискованных, три года работаю и нынче уже рассчитался...
     -- Понял вас, Василий  Васильевич. -- Космач принес  телефонную трубку.
--  Спасибо  за предложение.  Правда, очень  интересное, даже  в душе что-то
ворохнулось...
     -- Слушай, К-космач... Я отказов  н-не принимаю! Если т-тебе д-делается
предложение, значит, все ппродумано и сог-гласовано. М-можно сказать, ты уже
в штате. Сам Ровда двумя руками за тебя!
     Упоминание   о  бывшем  декане  всколыхнуло   их  последний  неприятный
разговор.
     -- А что, и этот шахтер с вами архивы копает?
     -- Да он же заместитель начальника ГУРА! Мозговой центр!
     -- И он -- за меня?
     -- Такие дифирамбы тебе поет -- заслушаешься. Телефон справочной службы
был занят.
     --   Понятно...  Только  одно   не   ясно...  Почему  такое  заманчивое
предложение прозвучало сейчас,  когда я приехал  в Москву?  Совпадение?  Или
увидели и вдруг вспомнили? Или есть еще какие-то особые причины?
     --  Ч-чего ты придираешься? Т-тебя  берут п-под  новую п-программу. Нам
нужен  хороший  эксперт, к-которому  можно доверять и к-который  знает дело.
Н-ну, если так важно, спроси сам у Ровды.
     -- Ладно, выпадет случай, спрошу... В общем,  я отказываюсь.  Знаю, что
делаю глупость, но...
     -- Об-бъясни причину.
     -- С этим шахтером не хочу добывать уголек в одном забое.
     --  Юрка,  только  н-не  ври  и  н-не  выкручивайся!  Начнешь  мне  тут
сочинять... Говори правду!
     --  Есть понятие  --  непреодолимые силы природы.  -- Космач  постоянно
набирал номер  справочной. -- Мороз,  например, жара в  пустыне,  извержение
вулкана...  Короче, то, что человек не может остановить или как-то изменить.
Я столкнулся с этим... только в другом смысле. Конфликт со  средой  обитания
такая же непреодолимая сила. Может, самая непреодолимая...
     -- К-красиво сказал, молодец. Н-но я тебя быстро помирю со средой.
     -- Каким же образом?
     -- Н-надо ее поменять!
     -- Научите, как?.. Это же не квартира, не соседи и не жена...
     --  Т-ты  дурью-то  не  майся,  Космач.  И  не   ври  мне  тут!  Сам-то
п-понимаешь, что говоришь? П-про  конфликты девушкам  рассказывай, им головы
морочь!
     Надо было бы ему ответить резко и определенно,  может, даже послать, но
Космач  до сих пор не мог преодолеть комплекс студента: кем бы ни был Данила
--  навсегда оставался преподавателем, человеком довлеющим и оценивающим.  А
поскольку над ним исподтишка посмеивались, передразнивали,  иногда грубовато
шутили в его присутствии, распевая на экзаменах, то было еще и жаль его, как
жаль немощного, выживающего из ума родителя.
     И сейчас он показался обиженным и жалким...
     -- Вы не сердитесь, Василий Васильевич... Но я  не хочу что-то менять в
жизни. Сижу в  глуши, работаю в свое  удовольствие. Кое-что скоро опубликую,
есть предложение... Почти нет конфликтных ситуаций, и мне хорошо.
     Данила неожиданно закурил  трубку и  сделал несколько торопливых жадных
затяжек.
     -- Знаю, почему не хочешь. Что ты мне про силы природы? Какую философию
подверстал!.. Знаю я эти силы. К тебе же на днях... девица пришла, из скита.
Боярышня Углицкая. -- Он подождал реакции, засмеялся натянуто, неприятно. --
Уж не собрался  ли  ты с ней в  скит убежать?.. Если ты на княжне  женишься,
сам-то князь  будешь  или  так холопом и  останешься?  Как  там  у  них,  по
традиции?..
     Космач  отложил телефонную трубку и сжал кулаки.  Бывший феодал заметил
его состояние, оборвал смех, сказал деловито, но мягко:
     --  Ты вот что. Звони  своей  боярышне. Телефон в деревне  у  вас есть,
пусть позовут. И  скажи ей, чтоб  летела сюда к тебе. Паспорта нет -- вопрос
решим, человека найдем, чтоб сопроводил в Москву. С ней ничего не случится.
     И сунул трубку  в руки. Говорить ему что-либо, тем более  отрицать было
бессмысленно. А Данила перешел в наступление.
     -- Зачем  к тебе пришла? Только  чтоб  замуж пойти?.. Не исключаю, даже
верю.  На  другой  женщине  ты  жениться  и не мог...  Но ведь она еще весть
принесла. Хочешь, скажу, какую?.. Чужак в скит пришел, от твоего  имени. Так
что ты уже работаешь.
     Он подождал реакции -- не дождался.
     --  Наверное, подумал, это человек Цидика?  Потому  легко согласился  в
Москву поехать... А он из нашего  управления. Временно была потеряна  связь.
Ты же знаешь, куда его посадили? В коптилку! Рубленый колодец в четыре метра
высотой,  и  на конус  --  не  выбраться.  Нет,  я  восхищаюсь  --  истинные
средневековые нравы!..  Сейчас  связь восстановлена. Так что звони боярышне,
Юрий Николаевич.
     Космач еще раз набрал телефон  аэропорта  --  занято.  Положил  трубку,
встал и надел шубу.
     --  Мне  пора, учитель.  Спасибо,  что  с  дерева  сняли,  стоя  писать
научили... Ну и за всю прочую науку.
     -- Юра, не дури. Звони своей страннице. Здесь и свадьбу твою сыграем.
     -- Был очень рад встрече... Но -- время! Пока поймаю такси...
     -- Ну что же... Коль спешишь -- поезжай, -- вдруг согласился Данила. --
Но  мой  дом  всегда для  тебя  открыт.  А насчет такси не беспокойся.  Тебя
доставят к месту назначения.
     Космач  глянул  на  пакет с диссертацией,  но  брать его  не стал, чтоб
оставить свободными руки: мысль о побеге уже вызрела. Иначе не отвязаться...
     Он перехватил взгляд.
     -- И правильно, оставляй. Сегодня же отдам, пусть набирают.
     Василий  Васильевич  вышел провожать в халате и тапочках.  Руку  пожал,
посмотрел по-отечески ободряюще.
     -- Ну, будь здоров, не поминай лихом! Скоро свидимся.
     Машина теперь была другая, впрочем, как и вся ее команда, состоявшая из
трех хорошо одетых  и воспитанных  мужчин. Один  из них  оглядел  громоздкую
фигуру Космача, однако сесть на переднее сиденье, где было  бы свободней, не
предложил, открыл заднюю дверцу и посадил в середину. Подперли боками с двух
сторон, водитель выставил на крышу маячок и поехали. Надежд, что в аэропорт,
уже не было никаких, и оставалось, не  показывая вида, запоминать дорогу  да
мысленно готовиться к защите.
     Пожалуй,  теперь начиналось  самое главное  -- можно сказать, дружеская
беседа с Данилой отходила на второй план. Уговаривать или допрашивать станут
другие, чужие люди,  ничем не связанные, и потому особенно рассусоливать  не
будут.
     Но и ему будет легче...
     * * *
     За свою судьбу Космач не волновался, одна  боль  и тревога преследовала
-- боярышня, оставленная в Холомницах. Когда он ушел к сонорецким старцам и,
естественно, в  Полурады  не  попал ни к началу успенского поста, ни к зиме,
она  прождала его ровно год и, по рассказам  Клести-малого, высохла в щепку,
если бы  не успели отнести ее на Сон-реку к старцам, наверное, умерла бы. Но
даже после  излечения все  равно  каждый год ждала  его к  началу успенского
поста, по сорок дней сидя на жданках.
     В то время он  не знал  об этом,  но сейчас прекрасно представлял,  что
задержись он на день -- снова начнется пост...
     А более всего в голове зудела мысль о внезапном и откровенном признании
Коменданта. Почему он сделал  его накануне  событий? Случайно получилось или
так замыслили в этом управлении, узнав, что боярышня идет к Космачу?
     Покаявшемуся старику будет больше доверия...
     Оставалось надеяться  и утешать себя природной кержацкой прозорливостью
Вавилы, ее детским  умением уходить от опасности. Когда он пришел в Полурады
с ассистенткой, долго никак не мог  встретиться с боярышней с глазу на глаз.
Наблюдал за ней,  много  раз пытался  перехватить, когда Вавила по  какой-то
надобности уходила в лес или носила воду с озера, и даже устраивал засады --
бесполезно! Она будто чуяла  преследование и невероятным образом  уходила от
него.  Наконец,  изучив  ее  каждодневные маршруты  и занятия, он  установил
закономерность:  по понедельникам с утра боярышня стирала  белье на  озере в
километре от скита. Брала две  корзины  на коромысле, самодельное, неприятно
пахнущее жидкое мыло, валек и, несмотря на погоду, почти в один и тот же час
шла в  свою прачечную:  жизнь  в скиту была размеренной и  ритмичной.  Лучше
места  для  встречи  было  не  сыскать, можно подойти  незаметно  и  так  же
исчезнуть, если появится кто-то еще. Но стоило Космачу прийти на озеро  чуть
раньше и  затаиться где-нибудь  на берегу, стирка или вовсе  отменялась, или
вместо Вавилы приходила ее мать.
     Тогда он устроил засаду у намеленного настоятелем сонорецкого монастыря
Амвросием  камня  в березовом лесу,  куда  боярышня тайком  бегала молиться.
Приходил  сюда и  рано утром,  и днем, и даже ночью, часами сидел  и слушал,
надеясь  уловить хотя бы ее шаги -- все бесполезно. И,  отчаявшись,  однажды
вышел из укрытия, встал на камень, поднял руки, взмолился:
     -- Господи! Услышь меня! Приведи ее сюда!
     Может  быть, мгновение  прошло, не  больше, а  Вавила  неожиданно вышла
из-за берез, показалась и  тут же скрылась. Космач вскочил с  колен, побежал
следом, но только мелькающее среди деревьев ярко-синее платье увидел.
     Так  бы  и  не встретился,  если б  по какой-то непредсказуемой,  дикой
случайности не столкнулся в лесу, когда  она  шла с ведрами сотового меда на
коромысле. А потом возле угольных ям сама подошла...
     На  московской  кольцевой повернули  направо и минут  двадцать ехали на
хорошей скорости, после чего выскочили на новенькую развязку, выписали  круг
и полетели в сторону области. Сопровождающие сидели с  каменными лицами и за
всю  дорогу   даже   словом   не   перебросились.   Только  однажды  пискнул
радиотелефон,  и  водитель  обронил  некую   контрольную  фразу   --  то  ли
начальству, то ли жене:
     -- Я завтракал сегодня, на аппетит не жалуюсь.
     На   тридцать  втором   километре  свернули  влево,   на   заснеженную,
обледеневшую дорогу, въехали в лес и скоро очутились перед воротами воинской
части. Из будки выскочил офицер и успел распахнуть  створки, так  что машина
даже не останавливалась. Вид  у  территории  был  нежилой, несколько  солдат
ковыряли лопатами  тающий снег у  казармы, вдали  ползал одинокий грейдер, и
больше ни души. За каменными постройками и  березовой  лесополосой оказались
склады -- огромные ангары, выстроенные колоннами, тянулись вглубь и исчезали
в  белизне  сугробов.  А между ними  все пространство вкривь  и  вкось  было
заставлено танками, укрытыми  снегом до самых башен,  так что они  выступали
над  поверхностью, будто могильные холмики, и потому торчащие  наружу стволы
орудий напоминали  кресты, поваленные  бурей  или чьей-то злой волей. И