бытое почтение. Техтиек поговорил с отшельником, посадил его на коня и тот
привел к этой пещере. "Это не простая дыра в горе! - уверял  старик. - Это -
дыра, через которую ушла в землю чудь белоглазая, напуганная приходом в горы
Чагань-хана из северных снегов и белыми стволами берез, появившимися вдруг и
сразу!"*

     * Чудь - полумифическое  племя мастеров, населявшее  когда-то  Алтай до
прихода русских (Белого Царя - Чагань-хана), таинственно исчезнувшее, хотя и
оставившее многочисленные следы.

     Техтиек тогда  посмеялся  над  словами  старика,  зарубленного  по  его
приказу парнями Козуйта. Но первый же осмотр пещеры показал, что не такую уж
и ерунду говорил отшельник. В глубине пещеры попадались многочисленные ниши,
вырубленные   руками   человека,   встречалась  каменная  кладка,  сделанная
мастерами высокого класса. Казалось, что люди трудились в брюхе горы не один
год, а потом бросили все и ушли...

     Неровный   перебор   копыт   на   повороте  тропы   заставил   Техтиека
насторожиться и он, сделав знак сопровождающим его кезерам, отступил конем в
заросли кустарника. Дорога в этих горах была наезженная, и встретиться можно
было не только с пастухом или охотником, но и русскими полицейскими, которые
нередко стреляли без предупреждения. Но всадников было двое, и одного из них
Техтиек узнал сразу - тот самый упрямый орус, что все-таки пришелся бурханам
по душе... Не рано ли он  возвращается? Мог бы подождать Техтиека и у своего
брата кама! Техтиек выехал на тропу и поднял руку с нагайкой:

     - Стой, Ыныбас!

     Техтиек  подъехал  почти  вплотную,  бегло   окинул  взглядом  старика,
съежившегося в седле, перевел взгляд на ярлыкчи:

     - Ты был у Анчи? Передал ему мой приказ?

     - Да. Я привез брата Оинчы. Можешь поговорить с ним.

     - Мне кам не нужен, - криво усмехнулся Техтиек, - мне нужно его золото!

     -  Золото  у   брата  в  тайниках.  Мы  не   могли  рисковать.  Техтиек
удовлетворенно  кивнул. Он любил, когда его  люди поступали осмотрительно  и
разумно.

     - Хорошо, я возьму его золото сам. Ты знаешь тайники?

     - Да, Оинчы показал их.

     - Ты  поедешь  со мной,  ярлыкчи.  А  твоего брата  мои парни отвезут к
бурханам!

     - Я бы хотел это сделать сам. Техтиек нахмурился:

     - Ты знаешь, как я отношусь к людям, не понимающим
     приказ?

     - Я выполняю приказ бурхана Бабыя.

     Техтиек вздохнул и уступил Ыныбасу с братом дорогу.

     Техтиек был по натуре воин и верил только в силу мускулов и оружия, ума
и  воли.  И  когда  бурханы говорили  о  завоевании  Алтая с помощью  воинов
Шамбалы,  он  их  понимал. Когда  же они начинали рассуждать  о  силе слова,
знаний  и  доброты, веры и  мысли, он  только посмеивался. Меч всегда был  и
всегда будет сильнее книги!

     Когда-то  лишь  чашка  с  похлебкой  была  предметом мечтаний  молодого
Техтиека. У  него, бродяги, не было даже этой чашки, в которую можно было бы
налить густой бульон с жирным бараньим мясом. В лучшем  случае ему перепадал
теертпек,  выгнувшийся  от  старости, да  кусок  курута,  не уступающего  по
твердости красному камню кремнию. В худшем он,  как и сотни его сверстников,
питался по весне кореньями, вылитыми из нор сурками да травой.

     Вторым желанием молодого Техтиека было жилье, где он мог бы сидеть выше
огня и  распоряжаться женой. Тогда он  спал среди овец в жердяном загоне или
на  куче  полусгнившего  тряпья  в каком-нибудь  заброшенном  аиле,  который
хозяева поленились разобрать.

     Третья душевная  тоска молодого  Техтиека  -  кыс с черными,  как ночь,
глазами и черной змеей косы до самой земли, усыпанной серебряными монетами и
кроваво-красными камнями, у  которой гибкий  стан, атласная  кожа  и  жаркие
руки!.. А  досталась ему старая подслеповатая жена старшего  брата  с  тремя
малышами у подола...

     Прошло много лет, и  сейчас Техтиек  легко мог бы  осуществить  все эти
желания, но они уже  ушли босыми ногами по тропам детства и юности, и нет им
пути назад,  как нет обратной  дороги у  жизни!  Если раньше  он любое  свое
желание мог  высказать,  ссылаясь  только  на сон,  то сейчас  может сказать
прямо: дай мне это, потому что оно мне нравится  и нужно! И на всем Алтае не
нашлось бы человека, который посмел ему отказать!

     - Звездный конь вокруг прикола обежал, хан Ойрот,- сказал Ыныбас глухо,
чуть ли не шепотом, - светать скоро будет...

     Техтиек взглянул  на небо.  Кончается его время  -  время хозяина ночи.
Света солнца Техтиек не  любил и  боялся  его.  Особенно,  когда  этот  свет
заставал его на опасной дороге...

     Через  час-другой надо  будет искать  место для дневки.  Сейчас,  когда
Техтиека  за  неудачный налет на золотой прииск  в Байголе особенно усиленно
ищут, болтаться днем в горах - смертельно опасно.  Тем более, в  этом месте,
где горные стражники хорошо освоились и не плутают на тропах!

     А все испортили парни Козуйта, напоровшиеся на стражников и затеявшие с
ними бестолковую  перестрелку. Самое скверное, что одного из них  стражникам
удалось поймать и передать полиции, где кезер признался, что  люди, напавшие
на  прииск,  посланы  известным  в  горах  бандитом   Техтиеком.  Совсем  не
исключено, что он и подсказал удобное место для засады! Знать бы - где...

     Сейчас  Техтиек  бродил  по  Теректинским  горам,  под  самым  носом  у
полицейских, и вряд  ли кому пришло бы в голову искать  его именно здесь! Но
осторожность -  всегда выгодна  и сотни раз выручала Техтиека  из неминуемой
беды... Да и ярлыкчи  Ыныбас, хорошо знающий русские порядки, настаивал  все
время именно на осторожности, хотя у него могли  быть и свои причины на это.
Главное, что он прав.

     Конечно, сам Техтиек  мог бы  и не ехать в  этот опасный ночной  рейд -
золото из тайников Оинчы  и  самую Чейне доставил бы и  ярлыкчи, да и к Анчи
можно  было послать другого человека -  мало ли их  под рукой, ждущих только
знака или слова! Но он сам настоял на этой поездке перед бурханами:

     - Я заставлю их шевелиться  всех! А то  попрятались по горам и долинам,
нос высунуть боятся! Хватит с меня неудачи Козуйта...

     Пунцаг  кивнул  головой, соглашаясь  с доводами хана  Ойрота,  а  Чочуш
решительно воспротивился:

     - Всегда лучше переждать беду, чем идти  ей навстречу!  Нет  нужды хану
Ойроту везде и всюду быть самому! Да и зачем?

     Но и эти слова отвел Техтиек:

     - Здесь,  на слиянии Чуй  и Катуни, мне  сейчас оставаться опаснее, чем
там, в Теректинских горах! Там полицейские не будут меня искать... Кто я для
них?  Грабитель  и  вор!  Я  могу быть  только на дорогах,  по  которым идут
караваны купцов-чуйцев...

     Подумав, Чочуш  согласился  с Техтиеком.  Он  тоже неплохо знал русских
полицейских! У  них вся надежда на кулак в  перчатке:  сжатым - морды  бить,
распрямленным - честь отдавать...

     - Пусть едет!

     Техтиек  родился там,  где  пять речек  Громотух  вытекали  из  горного
гребня, носившего название  "Пять братьев". До  десяти  лет Техтиек переплыл
все пять Громотух и  побывал на заколдованном гранитном гребне, но не  нашел
там  пяти  потоков  воды и понял, что  не  всему надо верить, что  считается
очевидным. Услышав про гору Уженю, что внутри ее стоит чугунная юрта Эрлика,
он  съездил к ней,  но  никаких  железных дверей не нашел  и хозяина горы не
встретил - ни в образе зверя, ни в виде духа или человека. Уженю была просто
гора, как все,  - такая же серая, голая  и  неуютная, на  ее камнях  грелись
ящерицы,  а  между  камнями  рос  зеленый  мох  и  разводистый  сине-розовый
чебрец...  И  второй вывод сделал для  себя  Техтиек: легенды, как  и цветы,
существуют  только  для  того,  чтобы  развлекать  ими  людей.  Легендами  -
взрослых, цветами - детей!..

     Занималась  заря  за  спинами  всадников,  отсвечивая на  вершинах  гор
червонным  золотом.  Техтиек  обернулся  к спутникам, дал знак поторопиться:
версты  через  три  будет   заброшенная  старательская  избушка,  где  можно
пересидеть  долгий августовский день, выспаться, поесть и все приготовить  к
очередному ночному переходу.

     Над  избушкой вился  дымок. Приложив ладонь козырьком к глазам, Техтиек
долго  разглядывал стоянку  старателей-золотодобытчиков,  но  ни  коней,  ни
других примет, что в  избушке  расположился отряд полиции или горной стражи,
не обнаружил. И все-таки идти вниз  было опасно. Ыныбас осторожно дотронулся
до плеча Техтиека и показал пальцем влево  от домика. Там кривлялся  в танце
босой оборванный человек, размахивая содранной с головы
     шапкой. Техтиек усмехнулся: такие пляски он уже видел не раз.

     - Золото нашел. Фарт, - сказал он по-русски.

     -  Что же нам делать  теперь? -  Ыныбас не скрывал тревоги. - Сам-то он
уже отсюда не уйдет!

     - А я  его и не  отпущу!  - криво  усмехнулся  Техтиек и  ловко сбросил
винтовочный ремень с плеча.

     Ыныбас даже  не  успел  сообразить, что собирается делать  Техтиек, как
грохнул винтовочный выстрел, утонув в горах, как в тюке с  шерстью. Пляшущий
человек  замер на  мгновение  и  тотчас  рухнул на  каменистый  берег  реки,
раскинув руки.

     - Зачем ты его убил, хан Ойрот? - спросил Ыныбас недоуменно.

     Техтиек  спокойно  передернул затвор,  выбрасывая  дымящуюся  гильзу  и
досылая второй патрон:

     - Счастливчика всегда убивают, ярлыкчи. Или убивает он.

     Ыныбас молча опустил голову. Он сам был среди золотоискателей и знал их
нравы. Пожалуй, Техтиек прав.  Этот счастливчик им всем  бы горло  перегрыз,
чтобы отстоять свой фарт!

     Осмотрев  домик  и загасив никому не  нужную печь-каменку, растопленную
старателем  для  того  только,  чтобы  вскипятить  воду и  простирнуть  свои
пожитки, Техтиек и Ыныбас подъехали к трупу. Счастливчик выплясывал зря:
     на  золотую жилу он не наткнулся, а в  руке сжимал небольшой самородок,
принесенный Ануем  с  далеких отсюда гор  - самородок  был хорошо  обкатан и
давным-давно потерял свою первоначальную форму. Но золото  всегда  ослепляет
человека, и этот  бедолага  не покинул бы счастливого места до тех пор, пока
не перерыл весь песок на берегу и не уморил себя голодом.

     - Похоронить надо, - обронил Техтиек. - Я не люблю оставлять следы... -
Он сделал знак своим кезерам и искренне вздохнул: - Жаль дурака!

     Ыныбас кивнул, не отрывая взгляда от лица  покойного. Ему казалось, что
где-то он уже  видел этот шрам на левой щеке и эти серые глаза, но  так и не
мог вспомнить.

     Чейне  ойкнула,  увидев  Ыныбаса,  и всем  телом  прижалась к нему,  не
обращая внимания на Техтиека и его воинов.

     -  Ты приехал!  - ворковала она. - Я знала, что ты  приедешь  ко мне! Я
видела  сон! Я просила Ульгеня, чтобы он  прислал тебя, и добрый бог меня не
обманул! Ты за  мной приехал,  да? Ты  теперь отвезешь меня в свой большой и
новый аил, да?

     Ыныбас осторожно  высвободился  из ее объятий и повернулся  к Техтиеку,
сказал смущенно:

     - Это и  есть Чейне, которая  нужна бурханам. Тот кивнул и, спешившись,
сам  подвел коня к аилу,  но привязывать его не стал,  давая понять хозяйке,
что гостить он здесь не собирается и со всеми сборами придется поторопиться.

     -  Собери самые необходимые вещи в арчмак2, - сказал Ыныбас озабоченно,
- мы должны уехать до рассвета.

     - Ты не хочешь поговорить с моим отцом? - удивилась Чейне и сделала шаг
назад.

     - Мне не о чем говорить с твоим отцом!

     - Как? Разве ты не берешь меня в жены?

     - Когда  я  буду брать  тебя  замуж,  я буду  говорить  с  твоим мужем!
Собирайся, меня ждут люди.
     Неожиданно Чейне заупрямилась

     - Муж меня вернул моему отцу, и я теперь живу в его а иле!

     К ним подошел Техтиек, кашлянул в кулак:

     - Вот что, ярлыкчи. Уговаривать эту  козу тебе придется долго,  а мы не
можем  ждать. Возьми  Идам, а мы едем к Анчи!  Когда вернемся, вы оба должны
быть  готовы  в дорогу!  С ней  или без нее  -  все  равно... Ты меня понял?
Красивую  молодую  женщину, нужную бурханам, мы  найдем  в любом аиле.. - Он
вложил в ладонь Ыныбаса колючий брусок и сел в седло. - Помни: с ней или без
нее!

     - Куда же вы, гости? - всполошилась Чейне. - У нас с отцом есть арака и
мясо!

     - В другой раз! - буркнул Техтиек и взмахнул плетью.

     Ыныбас влепил Чейне пощечину и взял повод:

     - С тобой не в куклы играют! Чейне упала лицом в ладони:

     - Прости меня, я совсем потеряла голову от счастья...

     - Я подожду, когда ты ее найдешь! - зло бросил Ыныбас.

     Он  не терпел  упрямства  и  капризов. Особенно - женских. Уступи Чейне
сейчас - завтра она заставит его сесть в седло ынырчак*!

     * Деревянное седло особой  формы для перевозки незначительных грузов, в
том числе и забитых на обед овец Сидеть в нем считалось унизительным

     - Догони их! Верни!

     - Я ухожу с ними.

     Ыныбас занес уже ногу в стремя, когда Чейне подскочила к нему, повисла,
из  ее  глаз полились слезы. Еще мгновение - и  она  завоет в  голос. Ыныбас
резко повернулся, схватил ее за узкие плечи, сильно встряхнул.

     - Мне  не нужна похотливая и глупая  жена! Иди к отцу, и  пусть он ищет
тебе такого мужа, который нужен одной тебе!

     - Ты мне нужен! Ты!

     Услышав  крики  и разговоры,  из аила, не  выдержав, вышел Кедуб. Вынул
трубку изо рта, кашлянул:

     - К нам гости, Чейне? Почему ты не ведешь их к очагу? Ыныбасу ничего не
оставалось, как бросить повод Чейне и пойти на голос старика.

     - Здравствуй, Кедуб. Это я, Ыныбас.

     - Здравствуй, - насмешливо отозвался тот. - Разве столько шуму наделали
только вы двое? А мне показалось, что к нам приехало много горластых гостей!

     - Они только проводили меня до твоего аила, Кедуб.

     - Тогда входи.

     В аиле стало наряднее -  появились новые ковры, блестела лунными шарами
на  спинке  высокая железная  кровать, попыхивали  бронзовыми  и серебряными
заклепками  сундуки,  составленные горкой,  венчал  которую  пузатый  медный
самовар. Старик выжидательно взглянул на гостя:
     что скажет этот орус? Не хуже, чем в русской избе, теперь у них с Чейне
в   аиле!  Но,  видимо,  особой  гордостью  старика  Кедуба   было  зеркало,
подвешенное над кроватью, в которое он поминутно смотрелся, чмокая губами от
восторга.

     Ыныбас сел  выше огня, взял  протянутую ему  пиалу с чегенем, выжидающе
поглядывая  на вход.  Когда  же  его  откроет  рука  Чейне,  чтобы  он  смог
посмотреть в ее глупое и заплаканное лицо при свете хорошего огня в очаге?

     - Какие новости в горах? - спросил Кедуб, явно огорченный, что гость не
вскинул восхищенно  при  виде  его  богатств  руки и  не  покачал  изумленно
головой.

     - Много  новостей! Хан Ойрот вернулся,  сейчас народ  собирает под свою
руку. Белый Бурхан несет людям слово правды и меч возмездия его врагам...

     Кедуб охнул, едва не выронив трубку:

     - Зачем пугаешь старика? Зачем так зло говоришь?

     - Боишься, что хан Ойрот спросит с тебя за измену горам?

     - Я не ты! Я не изменял своим горам, не обрезал свою косичку!

     Ыныбас сдержанно рассмеялся:

     -  Ты считаешь, что, сохранив косичку на  затылке, ты остался верным  и
преданным сыном Алтая? Почему тогда дочь продал за деньги старику?

     Кедуб смутился, забегал глазами, не зная, чем и как возразить  гостю. В
эту  трудную для старика  минуту  вошла Чейне, смущенно улыбаясь и  виновато
поглядывая на Ыныбаса.  Она  была  в новом сиреневом чегедеке, перехваченном
гарусным поясом, в пушистой беличьей шапочке с шелковой  кисточкой, в ладных
китайских сапожках, расшитых бисером.

     Судя по  новому  убранству аила  и по  роскошному наряду  Чейне, добрая
половина  золотых  и   серебряных  монет,  оставленных   жене  Оинчы,  мигом
перекочевала  в карманы  чуйцев!  Кедуб  ездил за покупками,  сама  Чейне?..
Теперь  понятно,  почему  это  она  почувствовала вдруг  какую-то ценность и
значимость    собственной    персоны!   Богатство    дает    людям   чувство
самоутверждения,  оно же рождает гордыню... Она уже имела  все, о чем только
может мечтать молодая женщина, теперь захотела получить готовеньким любящего
и любимого мужчину!

     - Завтра Чейне уедет со мной, Кедуб.

     - Оинчы разрешил тебе забрать ее у меня?

     - Мне не нужно его согласие. Твоего, Кедуб, тоже.

     - Но Оинчы - ее муж!

     В голосе  старика  чувствовался страх.  Ведь  по  закону гор  и  людей,
живущих  в  этих  горах, жена,  переходящая от  старшего  брата к  младшему,
переходит вместе со  всем его имуществом  и детьми! Детей у Чейне нет,  но у
нее есть имущество и деньги,  к которым старик уже привык и  в  глубине души
считал своими...

     Вместо ответа Кедубу Ыныбас взял Чейне за косы и, посадив рядом, грозно
свел брови:

     - Корми, жена! Я не чегенем сюда наливаться приехал!

     И снова Кедуб едва не выронил трубку изо рта:

     - Э-э, парень... Или Оинчы уже умер?

     -  Ты много говоришь лишнего, Кедуб! Почему бы тебе  и не дать мне свою
трубку покурить? Кедуб развел руки:

     - Ты не гость, а родственник... Кури свою трубку3! Чейне  рассмеялась и
сдернула крышку  с котла,  выбирая для Ыныбаса самый крупный  и жирный кусок
баранины, обходя очередностью отца. Кедуб цепко загреб большую желтую шубу и
направился к выходу из аила:

     - Душно стало спать у очага... Грудь болит.

     Ыныбас скупо улыбнулся и подмигнул Чейне.
     Техтиек вел своих людей  по Журавлиной дороге*, которая к  утру  должна
остановить их у стойбища Анчи. Серебряная пыль неба, щедро  рассыпанная  над
их головами уходящим летом, и на четвертую ночь пути не стала скупее. Сотрет
ее только осень, что  уже дышала  с ледяных вершин  недалекой отсюда  Черги.
Такой же вот  серебристой пылью рассыпалась и душа Техтиека, когда он увидел
смущение всегда серьезного Ыныбаса и искренность женщины, встретившей своего
любимого,  пахнула неожиданным жаром  в его остывшее сердце. И эта  минутная
слабость сурового и не знающего  жалости человека подарила им несколько дней
и  ночей счастья... Да и какой убыток от этого, нельзя же все  время держать
себя и других в кулаке!

     * Журавлиной дорогой южные алтайцы называли Млечный Путь.

     Он  и  сам  не   знал  еще,  как  поступит  с  Анчи,  пренебрегшим  его
наставлениями, что граничило с  нарушением приказа.  Пастухом был Анчи, им и
остался: воинов не  учит, а пасет, откармливая  у чужих  котлов! Вряд ли это
могло ойти  парням  на пользу  -  обленились и отупели,  загороженные  чужой
спиной от  всех  забот,  бед  и  невзгод... Все хорошо в меру!  Людей  легко
распустить,  а собрать  их в кулак, выжав лишний жир и пот, трудно - и время
для этого нужно, и силы...

     Да и хватит Техтиеку  Козуйта с его  щенками! Повторись такая история с
прииском у кезеров  Анчи - сама собой полезет голова  Техтиека в петлю! Ведь
если его сейчас схватят, то уже не стальные браслеты наденут на ноги и руки,
а  пеньковую веревку на  шею... За ним столько числится  даже по полицейским
бумагам, что и  суда не  будет, а только приказ генерал-губернатора  о казни
преступника, не требующий высочайшего утверждения!

     Начался пологий  спуск  в долину. Где-то там, в середине  ее, на берегу
небольшого озерка с ручьем, полном рыбы, стоял аил Анчи. Место хозяин выбрал
удачное: со всех  сторон горы, а он - между ними, как  в пригоршне. Хоть  на
брюхе ползи,  а  незаметно  не  подберешься... Но то, что  хорошо для самого
Анчи, то было плохо сейчас для Техтиека и его людей.

     При свете луны вся поляна казалась перламутровой и безлюдной, лишними и
ненужными были на ней черный треугольник аила и трепещущая малиновая искорка
костра возле него.

     Техтиек подозвал одного из парней:

     - Проверь, Борлай!

     Парень  осторожно  сдвинул  коня, и  тот, неслышно  перебирая по  земле
копытами, не пошел рысью, а поплы