ал ножом сигнальные шнуры. Собираясь уходить в дальний путь, он
ничего не брал с собой, зная по опыту, что в дороге и лишняя пуговица - груз
немалый.  Теперь он ждал  только  Хертека, открыв  для  него  одного верхний
лаз...

     Белый Бурхан  свое дело сделал,  выполнив задание таши-ламы. Жрец Бонпо
Куулар  Сарыг-оол  свое  клятвенное обещание  Агни Йоге и другим своим богам
тоже сдержал, оставляя на  их жертвеннике никому  не нужных  теперь нелепого
мудреца-недоучку Бабыя  и  глупого монастырского бонзу  Жамца -  в  их Храме
Идама, который теперь тоже никому из бурханов не нужен, а Техтиеку, ставшему
ханом Ойротом, тем более!

     Вопросов  Хертека Куулар  не боялся, да тот и не будет их  задавать. Он
знает свои обязанности и дальше их пойти не посмеет. От  него можно  ожидать
лишь одну просьбу -  оставить его здесь, с новыми  друзьями и выпестованными
им кезерами.

     Куулар Сарыг-оол понимал, что Шамбала, провозглашенная им в заброшенной
и глухой долине Алтая,-сооружение иллюзорное  и непрочное. Но люди, на плечи
которых он возложил ее, выдержат все, в  том числе  и военный разгром. Белый
всадник  обрел  бессмертие, и эти горы,  как и многие другие, еще много  раз
увидят его, если и не наяву, то в воображении! Всякое действо, затрагивающее
глубины человеческой души,-всегда легенда, обладающая способностью шириться,
расти  и  крепнуть.  И  в  этом  глазная  сила  и поистине  исполинская мощь
соединенных в знаке Идама земных и небесных энергий!..

     Сверху посыпались мелкие камешки, отверстие лаза перекрыла человеческая
фигура,  скользнула  по  веревкам вниз. Склонившись на  одно  колено, Хертек
поднял лицо и встретился глазами с хозяином каменной кельи.

     - Ты пришел один, Хертек?

     -  Нет,  я  пришел  с  воинами.  Охрана   Белого  Бурхана  должна  быть
надежной!.. На рассвете мы будем на переправе, а вечером у Чибита. Мои парни
хорошо знают эту дорогу.

     - До Чибита ты пойдешь со  мной один. Твои воины проводят нас только до
переправы через Катунь. Пойдем, Хертек!

     Он цепко ухватился за веревку, кошкой влез наверх,  исчез в  дыре лаза.
Хертек поднялся следом.

     Звездная ночь разлеглась  на  горах  величественно и  безмятежно.  Было
начало новолуния, и темнота скрывала все. Но зоркие глаза Куулара Сарыг-оола
уже пересчитали воинов, а рука поднялась для повелительного жеста:

     - Надо закрыть лаз вот тем обломком скалы! Хертек покачал головой:

     - Его не сдвинуть руками, Белый Бурхан... - Он тут же снова скользнул к
лазу,  исчез   в   дыре,  выбросил  наверх  связку  веревок,  вылез  сам.  -
Привязывайте к коням!

     Скоро  скальный обломок со скрежетом  сдвинулся с места, наполз на дыру
лаза, плотно закрыл ее.

     Куулар Сарыг-оол усмехнулся, подошел к своему белому коню, похлопал его
по крутой и упругой шее, повернулся к Хертеку:

     - Он слишком приметен. Дай мне другого коня!
     Техтиек вывернул  на  седловину перевала и натянул  повод. Далеко внизу
лежала долина, где бурханы завершали свое последнее действо. Он был доволен,
что прошел свободно, что кезеры Хертека  и сам Хертек не задержали его. Лишь
у входа, ведущего на скалу Орктой, ему навстречу поднялись два воина и молча
склонились головами.

     - Почему  снята охрана перевала?-спросил Техтиек строго. - Ведь бурханы
и ярлыкчи еще не покинули долину!

     -  Охрану снял дарга Хертек. Он сказал, что  бурханы  уходят в  горы  и
охранять долину больше не надо.

     - А вы здесь зачем?

     - Мы ждем бурханов, ярлыкчи и семью пророка.

     -  Идите вниз,  здесь вам больше  нечего  делать!  Перевалы  займет моя
армия!

     - Это приказ дарги Хертека, хан Ойрот?

     - Это мой приказ!

     - Мы  будем  ждать  приказа дарги  Хертека.  Техтиек сверкнул глазами и
сдвинул коня. Воины расступились.

     Долина уже  заметно  опустела, но народу  в ней было  еще много. Сейчас
бурханы раздают золото оставшимся. Его золото!

     И вдруг  долина взорвалась  криками  -  его увидели и  узнали!  Техтиек
приосанился, поднял руку:

     - Воины Шамбалы! Кто получил золото, идите на перевал!

     Очевидно, бурханы подтвердили его  слова  -  у всех трех ям шла  теперь
выдача идамов, люди цепочкой шли к перевалу, ведя  коней  в поводу. Надо  их
встретить на седловине, пока не ушли вниз, где их уже не остановишь!

     Он их опередил. Первые, кто уже поднялись, обнажили головы:

     - Ты звал нас, хан Ойрот? Веди! Ухмылка тронула губы Техтиека и застыла
на них. Бурханы  оказались  глупы  и  неосторожны,  передав  ему одному  всю
полноту и мощь власти над Алтаем. Они не знают, что людьми правят не слово и
вера, а золото и  страх!  Золото у  них  есть теперь, а за страхом  дело  не
станет...

     - Подтянуться!  Встать по три в ряд! За мной! Техтиек развернул  коня и
пошел вниз, чувствуя  по равномерному и осторожному перебору копыт у себя за
спиной, что никто не осмелился ослушаться его первого приказа.

     Он решил увести свою золотоносную  армию в Чергинские урманы,  где были
базы со всем необходимым и даже лишним, где  еще  бродили  его люди, которым
удалось  бежать из каменного мешка Аркыта, когда Хертек железной рукой начал
наводить  свой  порядок, отличный от  разбойной  вольницы, к  которой  легко
привыкнуть, но трудно отвыкать.

     Дождавшись, когда  люди угомонятся и усядутся на первом привале в круг,
Техтиек  медленно  обошел  их,  вглядываясь   в  лица  и  давая  возможность
присмотреться  к нему. У него была цель выбрать во временные командиры групп
тех, кому можно довериться. Человек пять для начала... Вот этот  подойдет. И
этот тоже.  Эти двое  смотрятся крепкими  и сильными,  в глазах  не  угасший
восторг... Еще один... Теперь хватит. Подал знак, подзывая к себе.

     - Вас назначаю полководцами  Шамбалы! Подберите себе  людей и поставьте
их вместе  с конями там! - Техтиек  показал  концом нагайки в сторону тропы,
ведущей к первому таежному складу. - В каждый свой отряд подбирайте не более
ста человек! И только тех, кто согласен взять на себя нелегкий труд создания
нового Алтая!

     Потом  вернулся  к  оставшимся на привале.  Заговорил спокойно,  четко,
громко:

     -  Воины!  Выбранные мной  люди  -  ваши  командиры!  Их приказ  -  мой
приказ!.. А  сейчас я должен объявить вам, что  мне нужны настоящие алыпы  и
кезеры. Кто не чувствует в себе силы для большого дела, которое мы начинаем,
может вернуться к своим семьям, отдав полученное от бурханов золото, оставив
себе  по одной монете. Идам  возместит все ваши расходы и потери! Полководцы
Шамбалы! Принять золото у тех, кто уходит!

     Техтиек  был уверен, что  его приказ будет  выполнен  и он избавится от
людей, которые лишние сейчас, а  скоро будут просто мешать  и  путаться  под
ногами. Но случилось неожиданное - послышались голоса протеста:

     - Нам это золото дали боги, а не ты, хан Ойрот!

     - Ты не имеешь права отнимать дар неба!

     - Разреши нам уйти с нашим золотом, хан Ойрот! Техтиек взметнул голову,
положил  ладонь на рукоять меча.  По  твердым губам  его поползла  злорадная
усмешка, за которой обычно следовала гримаса озлобленности:

     - Дар неба? Подарок богов? Идамы предназначены для воинов  Шамбалы! Для
тех, кто будет строить новый Алтай! Посмотрите,  какой знак  стоит на каждой
монете! Знак Идама! А  знак Идама  -  герб  и  символ Шамбалы!  Ваши  деньги
действительны только в Шамбале, которую надо еще завоевать!

     Разочарование  прошло волной по лицам людей, заставляя их прятать глаза
от  жгущего взора хана Ойрота. Еще немного - и созреет мысль уйти  от него с
золотом бурханов  в свои сеоки и  нищие аилы,  к  голодным семьям и гаснущим
очагам... Но ведь еще утром все они были искренни и хотели обрести в  борьбе
свою свободу, а вместе с ней и счастье для всех людей гор!

     - Золото неба - не милостыня и не праздничный дар богов! - гневно и зло
заговорил Техтиек. - Золото неба должно и  будет служить новому Алтаю, вашим
детям и внукам! Это Белый Бурхан и назвал Шамбалой! Служить всем людям, а не
брюху  каждого из вас  в отдельности! И  оно  остается  золотом, пока служит
Шамбале! В грязных и жадных руках оно превратится в простые черепки...

     Люди молчали, поглядывая на него злобно и недоверчиво.

     Будь сейчас рядом с ним  хотя  бы один  человек, что  проверен огнем  и
кровью!  Они  бы нашли способ,  как  совладать  с этой безмолвной  толпой  и
заставить ее повиноваться...

     Еще немного, и эти стиснутые кулаки начнут шарить под ногами, отыскивая
палку  или  камень, а  подрагивающие  ноги бросят тела вперед, на острие его
меча, пока еще не обнаженного...

     - Я жду! - сказал Техтиек спокойно и сделал шаг вперед.

         Глава двенадцатая
     ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

     Три отряда встретились у Ябоганского перевала.

     Первыми пришли монахи отца  Никандра,  потом  иереи Улалы  и  Чемала со
всяким городским сбродом  и, наконец, откуда-то  со  стороны Тураты притопал
разношерстный  отряд из кержаков,  вооруженных чем попало,  включая  дубины,
вилы-тройчатки, косы и топоры. Не решаясь приблизиться к  скопищу монахов  и
попов, кержаки остановились чуть поодаль.

     Из  всех  трех   групп   хорошо  вооружены  были  только  чулышманцы  и
полицейские, пришедшие с отцом  Ипполитом  и  отцом Софронием. Что  касается
чиновников, лабазников и кучеров, то одни из них надеялись на кнуты и палки,
а другие на свои голые руки.

     Увидев отца  Никандра,  иерей  Ипполит крупно  шагнул ему  навстречу  и
забасил, отвалив цыганскую бороду:

     - Эк ты их экипировал, игумен! Поди, и пушка есть у кого под рясой?
     Отец Никандр отмахнулся:

     - Хватит для орды и дробовиков!

     Отец  Ипполит заторопился  к своим, развернувшись  на  половине второго
шага,  а  отец Софроний  затеял бестолковый и несвоевременный  спор с чинами
полиции о том, кому первыми идти  на перевал, круто беря сторону чемальского
иерея:

     - Чины полиции пусть пробивают нам дорогу! По
     службе!

     - Вас  больше,  вы  и  лезьте  на  тот  перевал!-отмахнулся длинноногий
урядник. - Не мочало жевать пришли!

     Игумен хмыкнул: то ли  один перевал и ведет в долину? Хорошо  поискать,
так десять дорог сыщется в Терен-Кообы!..  Он  подошел  к  кержакам, вежливо
поклонился:

     - Храни вас бог, мужики! Не из местных будете?

     -  Разные мы! - загудели голоса.-По путю сколотились...  Топчемся, вот,
из-за их... Надо было б раньше их прийти!

     Игумен поджал губы, сдерживая усмешку:

     -  Их спор  пережидать - вовек  в долине не  бывать! Есть  у вас кто за
старшего, мужики?

     Отозвался угрюмый, ободранный до голого тела детина:

     - Берестянский  я. А энтих,  вота, всех по дороге насбирал... С бору по
сосенке,  язви  их совсем!  Ровно  цыцошные,  кажный  рот -  настежь,  ровно
ворота!.. Бить надо орду!

     - На  бой людей ведешь, а лаешь!  -  покачал головой игумен. -  Злой-то
почему?

     - Лапердин я, Серапион! Братьев моих  бурханы те порешили, в  однове  я
остался...  Вота  и горит  душа!  Зараз  надо кой-кому ребрышки помять! - он
потряс увесистой дубиной. - Токмо с перевала их не возьмешь тута без боевого
ружья, зазря попы галдят...

     - Сам знаешь, видел? - нахмурился игумен. - Обходные тропы знаешь?

     - Сыщу. Не все позасыпаны!

     - Проведешь моих иноков?

     Серапион угрюмо, из-под насупленных бровей, тяжело глянул  в глаза отца
Никандра:

     - Ружье с патронами дашь?

     - Тебе одному дам.

     - Тогда с богом!

     Но  бог  не заспешил  на помощь отцу  Никандру с братией. Не  успели  и
версту обратно  оттоптать, как махнул Серапион направо, полез ящерицей между
камнями, цепляясь то за  кусты, то за ветки. А здесь не то что  тропы, но  и
намека на нее  не было!  Отец Никандр только покрутил  головой,  торопясь за
кержаком и не сдерживая крепкого на бранное слово Ничипора, пыхтящего сзади.

     От камня к кусту, от куста к дереву, от дерева - между камней по осыпи,
летящей из-под ног на головы тех, кто в самом низу застрял...

     "Заведет  окаянный  кержак  к  самому Макару, который  тут где-то своих
телят  пасет!  -  уже  с  тревогой  и  досадой  думал игумен, перетаскиваясь
непослушным телом  через очередной камнелом, рухнувший с высокого  скального
карниза,  что  и сейчас своими останками  висел над головой, закрывая добрую
половину неба. - Его-то, окаянного, злость  ведет, он и по облакам  грозовым
полезет!"

     Теперь  отцу Никандру и та закрученная по  горам  тропа, на которой  их
бросили охотники-проводники, "показалась райской дорогой.

     Все выше путь,  все глуше место. Уж не собрался ли этот кержак прямиком
перевалить через сами горы?

     Тяжелыми  паровиками   пыхтели  за  спиной   игумена  монахи,   открыто
постанывая  и  поругиваясь  и  тут  же  торопливо  крестя  рты:  в  таком-то
богопротивном месте и самого Сатану в утробу запустить не мудрено будет!

     Кончился, как  оборвался,  обрубленный скалами,  лес-урман,  что шел за
ними   по  левую  руку.  Отдельные   кедры  отплясали  кривыми  ногами  свою
непостижимую для  человека  радость на  голых камнях, потом  и кустарниковая
мелочь сошла на нет, мхи и лишайники слиняли пятнами один за другим, поплыла
перед глазами песчано-каменная осыпь, будто  бреднем ловя ноги, голые  камни
пошли с острыми бритвенными краями, рвущими одежду и ранящими тело.

     Осторожно  глянул  через левое плечо игумен и обомлел  - такой скальный
срыв  вниз падал, что на душе стало тошно, и по спине не мурашки, а тараканы
поползли...

     Круче и круче голый камень, раскаленный, как  сковорода. Хоть брюхом на
него ложись и глаза пяль: одно небо перед носом  без конца и края, а внизу -
желтизна съеденной скотом до земли долины с людским муравейником, вползающим
тоненьким  ручейком на  Ябоганский перевал  и  катящимся отдельными клубками
людей  я  лошадей  к  Ян-Озеку...  Вывел-таки  кержак,  не   соврал!  Теперь
пришла-подкатилась забота не легче - на" дно долины сойти.

     Пригляделся  отец  Никандр - та же тошнота, что  и за спиной  осталась!
Рядом лежит на камне Серапион Лапердин, поводя боками, как загнанная лошадь.
Поди, и  в долине самой  слыхать  теперь  тот  его запаленный дых!..  Башкой
мотает,  слово пояснительное не может  на бороду уронить, только рукой тычет
куда-то влево.

     Да, там настоящая пологая  тропа,  по которой они  все скатятся легко и
привычно. Чего тогда ждать?

     -  Вота, - выдавил наконец Серапион,  - все тут, как  на ладошке... Ух.
мать их, и покуражусь жа!..

     Чегат  плакал,  закрыв лицо руками.  Он  ничего не успел. Возвращаясь с
пастбища, увидел, как какие-то люди вышли из его аила с горящими головнями в
руках, сунули огонь под  скаты  жилища,  подождали, когда  займется  хорошее
пламя,  не спеша двинулись к тропе, ведущей к  юрте Яшканчи  и аилу Чалпана,
гогоча и помахивая дымящимися в их руках головнями.

     - Собачьи  зады!-заорал  Чегат  и  во  весь  опор полетел  на  людей  с
факелами, раскручивая  до  свиста нагайку  над головой.  -  Что  вы делаете,
вонючие барсуки? Разве вас этому учил Ак-Бурхан?

     Один из  факельщиков снял с плеча винтовку, выстрелил, убив под Чегатом
лошадь. Она грянулась прямо на камни, подмяв всадника под себя, вывернув ему
ногу до хруста в кости.  Чегат  закричат от лютой боли и потерял сознание. А
когда очнулся и  пришел  в себя, аил уже догорал, и из  него не слышалось ни
криков, ни стонов, только потрескивала лиственничная кора,  раскалываясь  от
нестерпимого жара.

     Чегат схватился за голову, и тотчас руки прилипли, а когда он отнял  их
и поднес  к лицу, то увидел, что  это кровь. Он попробовал встать, выпростав
здоровую  ногу,  но  невыносимая  боль  снова  заставила   его  забыться   в
беспамятстве.

     Раскрыв  глаза  во  второй  раз, он  увидел  только  пепелище,  посреди
которого  лежал  вспухший  и черный труп его жены, а чуть  подальше от него,
рядом со сгоревшим и рассыпавшимся орыном, два обезображенных трупика детей.
Чегат пополз к дымящимся останкам своего дома, своей семьи и своей жизни, но
снова упал головой на камни без мыслей, чувств...

     Слезы пришли, когда он очнулся в  третий раз. Это не были слезы  горя и
отчаяния, это были слезы бессилия и презрения к  самому себе - самые горькие
слезы на свете...

     Он  нащупал нож на  опояске, достал  его и изо  всей силы вонзил себе в
горло.

     Сегодня Ыныбас, Кураган и Чейне должны были проводить Адымаш и Кайонока
из долины, помочь им выйти на  тропу к Куюсу, где  пасет  свои стада и отары
Сабалдай.
     Семью Яшканчи старый пастух в беде не оставит, поможет. А там...

     Ыныбас поднял пиалу, коротко взглянул на Чейне:

     - Дай Адымаш немного золота!
     Жена Яшканчи покачала головой:

     - Нет, Ыныбас, я не  возьму  этого золота. Даже  ту монету, что  принес
Яшканчи,  я  отдала Чегату... Бурханы отняли у меня  все, я у  них ничего не
хочу и не буду брать!

     Кураган  не  вмешивался в  разговор  старших.  Его дело -  отвечать  на
вопросы, если спросят. Да  и мысли его  были  о другом - о Шине, которую  он
видел мельком в долине с ее отцом, но не решился подъехать: ссора не  ссора,
а какая-то змея проползла между ними... Конечно, он сейчас легко может стать
богатым - стоит только взять несколько этих больших золотых монет, которых у
Ыныбаса и  Чейне целая груда...  Но ведь он не старик, чтобы  покупать  себе
жену за серебро и золото!

     А  тетю Адымаш он сам отвезет в аил отца. И Кайонок. вырастет  вместе с
племянником Курагана, сыном Орузака, будет мальчугану старшим братом... Ну а
если  отделится Орузак, то  и  в одном аиле с  отцом и  матерью  им не будет
тесно!

     Неожиданно  в  глубине  долины захлопали  выстрелы,  послышались крики,
стоны и ругань, какой-то дикий вой и рев многих глоток. Мужчины выскочили из
юрты и сразу же попали в мешанину людей и коней, через которую черным клином
шла вооруженная группа бородатых и  волосатых  людей, все крушащая  на своем
пути. В левом дальнем углу долины полыхал аил Чегата,  факельщики  рвались к
дому  Чета  Чалпана, защищенного  парнями  Кара Таина и  Уйбалы. Они  еще не
стреляли, а только  теснили винтовками с примкнутыми к ним штыками  какую-то
рвань, размахивающую топорами и палками

     Из-за юрты выскочила группа  всадников во главе с Дельмеком и пустила в
ход  плети, но  вместо  разогнанных  бродяг  наплыли  хорошо  вооруженные  и
организованные монахи,  впереди которых шел "черный поп", высоко  подняв над
головой  серебряный крест.  Неожиданно  они остановились,  упали  на колени,
взметнув стволы ружей.  Раздался не совсем  дружный  залп, и  парни Дельмека
посыпались с коней, упали несколько телохранителей Чета Чалпана.  Факельщики
было снова кинулись к аилу, но их остановил властный голос отца Никандра:

     - Именем Христа! Не смейте трогать это жилище!
     "Хотят взять пророка живым,-подумал Ыныбас и
     нырнул в юрту, отыскивая взглядом ружье Яшканчи. -Да
     где же оно? Кураган взял?.."

     - Где ружье, Адымаш? Оно висело здесь, на мужской половине!

     Чейне побледнела, отшатнулась к очагу:

     - Ты будешь стрелять в русских, Ыныбас?

     - Я буду стрелять в бешеных собак! Ружье, Адымаш!

     Жена  Яшканчи подняла край  постели, достала длинный сверток, торопливо
размотала его. Потом подала мешочек с патронами.

     Уходя к двери, Ыныбас заметил, как Кайонок со всех ног бросился к Чейне
и сунулся головой ей в колени:

     - Я боюсь русских!

     Услышав  выстрелы и крики  в  долине, Пунцаг понял,  что какой-то отряд
русских  обошел  охраняемый  кезерами  Хертека опасный Ян-Озекский перевал -
широкий  и низкий.  Но как могли эти люди пройти через горы, когда все тропы
Хертеком были взорваны заранее и старики из местных в один голос утверждали,
что теперь в  долину Терен-Кообы нельзя попа