.  Она сочинила  концепцию  не  для
одного  десятка газет  и ни разу  не повторилась. Ее приглашали  на работу в
серьезные издания. Как  человек  податливый, она всем обещала, но  никуда не
шла.

     Лопаты не  оказалось  в  комнате и  в этот  раз. На  посиделки  в  фойе
отправились без нее. С  некоторым сожалением, потому что Лопата привносила в
компанию толику разнообразия. Орехов и Макарон сливали в ее сторону все свои
остроты и пошлости.
     -- Я  ее  приволоку,  --  додумался  отправиться  на поиски  в одиночку
Макарон.
     -- Идемте все вместе, -- не захотела никого отпускать Улька.
     И  поплелись  по этажам,  тяготея к  верхним.  Допив наличность, решили
выбраться  наружу  и вытекли на лестничную площадку. В подъехавшем лифте  на
корточках с бутылкой шампанского и песцовой шубой в руках сидела Лопата.
     -- А  мы к тебе, -- сказал Макарон. -- Идешь  с нами? У  нас прощание с
галстуком.
     Внятного ответа не последовало.
     -- Да она никакая, -- вычислил Артамонов.
     Лопата  была  более  чем навеселе. Глаза  поднимались только  до колен,
длинные волосы затягивало  сквозняком  в лифтовую щель, обтянутая  марлевкой
грудь  сиротливо просвечивала  сквозь  кисею.  Горсть  настрелянных  сигарет
торчала меж пальцев. Лопата попыталась продолжить стрельбу.
     -- О! Кво я вжу! У вс не найдеса сигретки, чтобы  покурить? -- выползло
из нее.
     -- Найдется. Без фильтра будешь? -- вошел в положение Орехов.
     -- Бду.
     Орехов оторвал фильтр и подал Лопате сигарету.
     -- Сибо! -- мотнула она головой.
     -- Не за что.
     -- Это кой корпус? -- спросила она из последних сил.
     -- Второй.
     --  А мне в первый! -- сообщила она и потянулась к кнопкам.  Достала до
нижней. Падающую, лифт понес ее в подвальные помещения и через минуту вернул
обратно.  Лопата опять  нажала,  куда  пришлось.  Макарон сунул  ногу  между
дверей.
     -- Слышишь,  Свет, у меня  плащ-палатка  есть,  с  иголочки. Муха,  так
сказать, не сидела.  Может, договоримся?  Я  помогу  тебе  снять симптом.  А
потом, как человек честный, женюсь.
     -- Птом, Карон, птом.
     -- Ты мне уже два года мозги крутишь.
     -- Я ж сзала, птом, -- повторила она и обратилась к Ульке: -- Хошь, ди.
Там пховик стался.
     -- Да зачем мне пуховик? -- пожала плечами Улька.
     -- Тгда я сма забру попзже.
     --  Ну так  что, я зайду завтра? -- не мог  угомониться Макарон.  -- А,
Свет?
     -- Да оставь ты ее  в покое! -- посоветовала Улька. -- Не видишь, у нее
гормональный синдром. Она же таблетки принимает, чтобы не противно было.
     Отношение  Макарона к Свете  было странным. Он переносил на ногах любые
по вирулентности чувства, а перед Лопатой становился просто неузнаваемым.
     -- Как это -- оставь в покое?! -- возмущался он бездействию  друзей. --
Может, ей помощь требуется!
     На  прощанье  Света  пробормотала,  что  скоро она завяжет  с  мужиками
настолько радикальным способом, что останется только ахнуть.
     -- Набралась и несет всякий вздор, -- не поверила Улька.
     Однако ахнуть-таки пришлось, и не одной только Ульке.
     В отличие от боливийцев, нации с запущенными музыкальными культурами --
эфиопы  и  конголезцы  --  ничего  не  пели.  Они сбывали  последние  партии
привезенного с  зимних каникул товара. По  причине не сезона на  рынке услуг
царил  демпинг.  Цены  были  настолько бросовыми,  что очередная  дипломница
заныривала к черномазым славянофилам всего на часок, а выпархивала назад уже
с  коробкой  замшевых сапог. Бартер осуществлялся  круглосуточно,  поскольку
спрос со стороны черного континента превышал предложение.

     Компания выползла из ДАСа  и устроилась  на парапете  в ожидании такси.
Аксакал курса, испуская дух товарищества, надувал воздушные шары. Трагедия и
совесть курса бросали в них стекляшки  и внимательно вслушивались в разрывы.
Аксакал безмятежно надувал новые шары и подавал их в массы.
     --  Артур  курса! -- построил  Варшавского  Орехов.  --  Видишь,  тачка
сворачивает? Держу пари: бутылку водки нам везет тот самый водитель!
     -- Сам Артур! -- огрызнулся Варшавский.
     -- Ну и ладно,  --  не стал наседать Орехов. --  Придется самому. -- На
просторе, взалкав  алкоголя, Орехов мог  на спор  догнать любого  лося, даже
если от погони тот уходил бы в гору.
     Независимо от того,  что компания часто собиралась  вместе за  пузырем,
каждый принимал на грудь  свой отдельный  напиток и по своей особой причине.
Орехов пил генетически, Улька -- как взрослое животное, Лопата -- притупляла
ощущения от случайных связей,  Артамонов -- за компанию,  а Макарон -- чтобы
чаще  попадать в нештатные ситуации, в которых  он, будучи экстравертом, мог
проявить себя  двояковыпукло. Дебора  вообще  не  пила,  ее организм не умел
вырабатывать ферменты,  разлагающие алкоголь  на кетоны и ацетоны. Точно так
же, как ее психика не могла вырабатывать сыворотку против наглости.
     В холлах  ДАСа закончился просмотр  матча чемпионата  мира  по футболу.
Наша сборная выиграла у венгров 6:0. Бурные аплодисменты  поначалу держались
внутри  здания, а  потом  перешли в  овации  и стали просачиваться на улицу.
Наконец  заскандировало и  завибрировало телом все,  что  могло  шевелиться.
Обитатели  ДАСа высовывались  из  окон,  выползали на  балконы и лоджии.  Да
здравствует Советский Союз!  "Спартак" -- чемпион только на заборах!!! Долой
царя! Долой самодержавие! Бей мадьяр, спасай Россию!  Да здравствует Сталин!
Да  здравствует  Беланов!  Свободу товарищу Протасову! Потом, как в  тюрьме,
забарабанили  ложками по посуде и  настолько вошли в раж, что в течение двух
часов не могли остановиться. Лозунги взяли крен в  сторону социалистического
реализма. Ректора к ногтю! Коменданта на мыло!
     Вахтерам пришлось  вызвать коменданта, благо,  жившего неподалеку.  Тот
прибыл и,  проходя  к подъезду, едва  успел  уклониться от  пролетавшей мимо
тумбочки. Наметанным глазом он засек нужную комнату  -- и сразу туда. Пятеро
венгерских  болельщиков  с  двумя  сочувствующими  кампучийцами  мужественно
раздирали на части трехстворчатый шкаф.
     -- Вы зачем это делаете?! -- заорал на них комендант.
     -- В окно не пролезает.
     Позже комендант  объяснил, что, ответь они честно, их бы просто сдали в
вытрезвитель.  А поскольку  они  соврали,  пришлось завести уголовные дела и
отправить на родину вербальные ноты.
     Сумасшествие  не  стихло  ни  к  утру,  ни  к  вечеру  следующего  дня.
Коменданту, блюдя дружбу народов,  пришлось выйти  на  силовые  структуры. В
результате заграноперации  в  следующем туре наши слили бельгийцам 3:4. Лишь
после этого ДАС стих, и бал выпускников стал постепенно сходить на нет.








Глава 2. ИНСТРУКТАЖ В ЗАВИДОВЕ

     На сессиях Варшавский умолял Артамонова не заниматься дзен-буддизмом --
не  будить  его  по  московскому  времени.  Сегодня внять  полярным  мольбам
Варшавского  было кстати  --  на  двоих  последняя  бутылка пива  "Афанасий"
делилась  гораздо   проще.  В  протоколе  ее  распития   зафиксировали,  что
присутствовавшие  при  этом   Артамонов   и  Орехов   поручают   спящему  по
уважительной причине Артуру сдать бутылки, вновь сервировать мебель и  ждать
возвращения. В случае, если новобранцы  не вернутся  и безвестное отсутствие
протянется дольше недели, сообщить родственникам, что мобилизованные пропали
без вести уже дипломированными. А в случае если соня Варшавский  не дождется
призывников и улетит  домой,  пусть оставит в тумбочке хоть  немного  денег,
свинья!
     Подперев глаза спичками,  Артур  прочитал записку и решил не  умничать:
выполнил  поручения сообразно протоколу -- запасся  на  вечер  провиантом и,
скромно неся свои мирские повинности, расставил шахматы.
     Воротясь  вечером,  рабочая  спайка  Орехова  с  Артамоновым  бросилась
наперебой рассказывать  о  ландшафтах Завидова. Ужин  грозился  разрастись в
авторский вечер  писателей-почвенников. На  первых порах  цивильный Артур не
мог ничего понять -- настолько навороченным получался рассказ.
     -- Вы не могли бы короче и по  делу? --  высказал пожелание Варшавский.
-- Я же -- не бойскаут, выслушивать ваши пейзажные воздыхания!
     Спайка  вняла просьбе. К ночи текст упорядочился, и Варшавский начал по
глоточку  въезжать  в  повествование.  Рефлекторно он  даже пытался согласно
кивать головой,  но ему не давал  упертый в ноздрю мизинец.  Наконец картина
призыва обрела очертания и во весь рост встала перед глазами Варшавского.
     Выводя  на  бумаге  в  порядке  очередности  все,  что  было  набросано
рассказчиками как  попало, мы можем получить полную распечатку произошедшего
на сборах в Завидове. Вот она.
     До  станции  назначения Орехов с Артамоновым  добрались на электричке и
пешком  тронулись через  деревню в  секретную войсковую часть,  расположение
которой по первой просьбе выдали местные жители.
     --  Вон  там,  слева  за лесом,  у  зенитной  батареи,  будет арка,  --
объясняли  они  дорогу,  --  потом  направо  мимо танкового полигона.  Перед
вертолетной площадкой и  стрельбищем  дорога  пойдет как  бы  вниз.  Минуете
собачий питомник и увидите КПП.
     -- А что значит -- пойдет как бы вниз? --  переспросил Артамонов. -- Не
означает ли это, часом, что дорога пойдет как раз вверх?
     --  Ну,  не то чтобы совсем вверх. Будет такой крутой взлобок, а дальше
пологость и загиб в уклон, -- пояснили местные.
     --  Но, по крайней  мере, не как с обрыва? -- Орехов уточнял маршрут до
последней запятой. В компании он отвечал за пространство.
     -- Ну нет, нет! -- не обиделись местные.
     Подсказчики работали в секретной части кто дворником, кто егерем и всем
своим видом давали понять, что никаких тайн из должностей и места работы они
не делают.
     Призывники  тронулись  в  указанном  направлении.   Асфальт  потихоньку
иссякал. Когда кончилась и грунтовка, из кустов выехал "уазик".
     -- Ваши фамилии? -- строго спросил офицер.
     -- Артамонов.
     -- Орехов.
     Офицер пробежал глазами список.
     -- Садитесь! -- открыл он дверцу.
     Через тоннель "уазик" въехал на территорию части. Кругом просматривался
порядок, как на старом католическом кладбище.
     -- Умеют, когда хотят, -- отметил Орехов.
     -- Разговорчики! -- поправил его офицер. -- Вот ваша комната, -- указал
он кончиком  сапога на дверь  с номером из одиннадцати  цифр.  -- Сбор в два
часа  в  соседнем здании, --  кивнул он  тульей в нужном  направлении. Из-за
огромности  фуражки и  небольшого размера головы тулья  начиналась прямо  от
бровей офицера.
     -- Есть, -- сказал Артамонов, не отдавая чести.
     -- Не понял.
     -- Когда есть будем, спрашиваю?
     -- Отставить!
     В  охраняемый  двор въехали еще  три машины, потом  еще и еще.  Из  них
выходили ополченцы. Мелькнуло  несколько знакомых и полузнакомых лиц с ФАКа.
Офицеры спешно  разводили прибывающих  по отдельным комнатам.  Переброситься
приветствиями  и  обменяться соображениями  по  поводу  странностей текущего
момента не было  никакой возможности  -- настолько все происходило быстро  и
спланированно.  Удавалось  разве  что  пожимать  плечами,  выражая  всеобщее
недоумение.
     Помещение,  которому  принадлежали  комнаты,  представляло  собой нечто
среднее между казармой и  кемпингом. А комната  походила  бы на кабинет,  не
будь в ней двухъярусной детской кровати. Орехов с Артамоновым присели на эти
игрушечные нары.
     -- Вполне рабочая обстановка, -- заключил Орехов.
     За окном прошагал взвод солдат.
     -- Мать -- два! Мать -- два! -- командовал сержант.
     -- В два так в два,  -- сказал Артамонов и достал из-за  пазухи коробку
мини-шахмат.
     -- Где взял? -- удивился Орехов.
     -- Где взял, где взял! -- передразнил его Артамонов. -- На КПП!
     -- Под трибунал пойдем, -- дернулся Орехов.
     -- Не бойся, на них нет инвентарного номера.
     -- Походных в нашу коллекцию еще не попадало.
     При шахматах коротать время было гораздо удобнее. В компании они играли
мажоритарную  роль. Сессия не  начиналась, пока чья-либо коробка с фигурками
не перекочевывала в комнату к Артамонову и Орехову. Если не добыты  шахматы,
не полагалось  приступать даже к  поиску  напарниц.  Учеба проходила как  бы
между партиями. Если играли без интереса, выигрывал Орехов, а когда на флягу
армянского -- Артамонов делил с ним первое-второе место. Сам-Артур при любом
раскладе  был  третьим. После  сессии доска с  фигурами независимо  от  воли
хозяина  покидала  ДАС в  чемодане  Артамонова  или  Орехова -- такова  была
традиция. Коробку забирал тот, чья наступала очередь.
     Вскоре явился офицер и велел двигаться к месту  сбора. Соседнее здание,
куда  вел  тротуар,  походило  на  Дворец  съездов.  За ним  сквозь  деревья
виднелась  президентская  резиденция.  Все  постройки  вокруг  походили   на
свежерубленные, декорации к историческому фильму.
     Наглые ручные  белки  валились  с деревьев и вырывали из  рук последние
крохи. Порхали и садились на плечи  домашние коршуны и пустельги. Без задней
мысли путались  под  ногами  косули и  рыси. Стриженые деревья и кустарники,
обрамлявшие  дорожки,  были  нетипичными  для средней полосы. Они росли не в
земле, а в зарытых туда бадьях.
     --  Хорошо,  что  не в Африке живем, -- сказал Артамонов. -- Представь,
сейчас бы здесь гуляли гиены.
     -- Неспроста нас  сюда  затащили,  пятачок. Зуб даю,  неспроста.  Очень
похоже, что  на корм  для всего  этого  пригульного  скота!  --  предположил
Орехов.
     Умозрительный  зал, куда  всех  завели, был рассчитан  на тысячу мест и
выполнен в  виде полусферы. Столы, уставленные  провизией,  располагались по
окружности. В  центре возвышался  подиум.  Часть  столов была уже занята, за
другие усаживались входящие. На  каждом столе имелась табличка с фамилиями и
номером. Номер  на столе  совпадал  с  номером  на  комнате  --  все  те  же
одиннадцать цифр.
     Возможности  перекинуться парой слов со знакомыми по-прежнему  не  было
никакой.  Плотность офицеров доходила  до трех товарищей на квадратный метр.
Все рангом не ниже капитана.  Подсказывая, как пройти к  месту, или  помогая
усесться, военные  не давали  ни  секунды продыху.  Они не  упускали  из-под
контроля  ни  пяди  пространства, сводя на  нет  любые попытки  общения,  не
запланированного организаторами схода.
     Зал заполнился целиком.  Офицер подвел Артамонова и Орехова к их столу,
но откланиваться, как и другие провожатые, не торопился.
     -- Сначала нас  нафаршируют,  потом поведут в баню. А потом -- на корм,
-- шепнул Орехов, отстаивая свои подозрения. -- Как в сказке.
     -- Меня интересует,  почему нет  ни одной дамы, --  поделился ответными
подозрениями Артамонов.
     -- Желательно не разговаривать, -- тормознул болтунов офицер.
     Появился ведущий.  Он  сообщил,  что  к  закускам  можно приступать,  а
президиум   выйдет  позже.   Упрашивать  никого  не   пришлось,   аппетит  у
приглашенных был нагулян.
     Президиум появился не из-за кулис,  а на  лифте из подземного бункера и
стал рассаживаться за большой круглый прилавок.
     В зале зашуршали шепоты:
     -- Президент!
     -- Глоба!
     -- Министр печати!
     -- Министр обороны!
     -- Лонго!
     -- Наш декан!
     -- Какие лбы! Какие черепа!
     -- Ничего себе компания!
     И  действительно,  перед призывниками предстало  все высшее руководство
страны  --  действующий  Президент,  Кандидат  на  его пост,  правительство,
начальник "Останкино",  редакторы  основных  газет,  ректоры соответствующих
вузов, известные специалисты из родственных журналистике областей, политики,
ведущие телепрограмм, обозреватели и чревовещатели.
     Сцена включилась и  потихоньку завращалась. Получалось очень удобно  --
члены президиума  периодически  проплывали мимо приглашенных,  совсем  как в
ресторане на телебашне. В президиуме,  по прикидке Артамонова, насчитывалось
человек сто. Одна половина явно охраняла другую.
     Встал управляющий всеми этими делами и сказал в микрофон:
     --  Как вы уже  догадались, мы пригласили вас не только для того, чтобы
угостить чрезвычайным обедом...
     -- Я же говорил -- на мясо, -- не унимался Орехов, делая ход конем.
     -- У нас к вам есть и соответствующее чрезвычайное предложение, которое
вы воспримете  как приказ, -- продолжил ведущий. -- Чуть позже товарищ Глоба
введет  вас  в его  астральный курс,  а  сейчас несколько  слов  устроителям
встречи. Доверительно  говоря,  инициаторам и идеологам. Пожалуйста, товарищ
Президент, -- ведущий проделал в сторону центрального кресла ужимку, похожую
на книксен.
     --  Уважаемые журналисты,  друзья!  -- начал Президент. -- Прежде всего
хотелось бы определиться, где находимся... да... и поздравить вас с успешным
завершением учебы. Хотелось  бы...  но  жизнь, как вы знаете, штука сложная.
Приходится  работать.  Нагорный Карабах,  Зебражан.  Как  говорится,  назрел
вопрос.  Отсюда   возникает   предложение.   Журналистское,   так   сказать,
расследование, исследование, как  хотите. Я  сам  учился и  помню.  Вся  эта
филология, пятая  колонна,  четвертая  власть.  Другими  словами,  разрешите
поздравить, поскольку хотелось бы, не теряя времени, приступить к работе.
     В   завершение  речи,   выражая  полнейшую   уверенность  в  сказанном,
Президент, словно сорвавшись  с цепи,  ударил  по  столу ладонью,  описав ею
настолько характерную дугу заядлого доминошника, что для полного натурализма
оставалось только крикнуть: "Рыба!"
     -- Заметил? -- Орехов толкнул локтем Артамонова. -- Этот без пятна.
     -- Просто лампа отсвечивает. Ходи.
     -- Никакая не лампа! У них полно двойников! Шах.
     -- Может, замазал чем? Или срезали? Сейчас врачи что угодно отрежут.
     -- А может, пятно -- это для имиджа?
     -- Ты мне не оставляешь никаких пешек к существованию.
     -- Сдаешься, что ли?
     -- Полчаса продержусь. Но если нас сюда затащили не на мясо, то зачем?
     -- Похоже, именно это нам сейчас и расскажут. Шах.
     -- Предлагаю отложить партию до лучших времен.
     -- Сейчас партия сама отложит тебя до лучших времен.
     -- Хорошо, слил. Общий счет по двум.
     Следующее слово было  предоставлено  Кандидату  в Президенты.  В смысле
доклада он был еще короче.
     --  Товарищи, -- сказал  он без  бумажки, -- или,  как  теперь  принято
говорить, господа, понимаешь!
     -- Не по шпаргалке шпарит, значит -- настоящий! -- сказал Артамонов.
     -- Да, на экране он благовидней.
     -- Накачивают наркотиками.
     -- Разговоры! -- ткнул Орехова под ребро офицер.
     --  Мы собрались,  чтобы,  некоторым образом,  обсудить  положение,  --
добрым голосом продолжал Кандидат. --  Почему здесь?  Вернее, почему с вами?
По нашему  мнению,  вы как раз  и есть тот  самый передовой отряд  молодежи,
чтэ-э...  раньше  приписывалось совсем не тем. Мы  отобрали для  дела  самых
нестандартных,  то  есть,  наиболее образованных и  в совершенстве владеющих
профессией.   Людей   с  нелогичным   поведением,   со  смелыми   жизненными
воззрениями. То есть людей броских, бросающихся в глаза не только обывателю,
но и  органам, которые, так  сказать, обеспечивают нашу кадровую политику. С
вами здесь поработают конкретные  люди. Вы получили  повестки,  но здесь  не
армия.  Почему  здесь?  Здесь  у нас  центр.  Центр  подготовки. Лучшие  умы
лаборатории, понимаешь...
     --  На  котлеты нас  привезли, чувствую шкурой.  И главное --  никакого
шанса сдернуть, -- нагонял тоску Орехов. -- Я пошел ладьей.
     -- Да  заткнись ты,  -- пнул его ногой под столом  Артамонов. -- Ставлю
ферзя.
     -- Мы хотели  бы доверить вам  все информационное пространство, -- гнул
дальше  Кандидат,  --  по  двое на  каждый регион. Это даст  нам заключение.
Политический момент очень  сложный, богатства страны ничьи и неуправляемы. И
даже не наши. При том, чтэ-э... мы здесь. Поздравления наши примите и будьте
г