Вокруг  бойня, а синхронист  с  экрана  соловьиные  трели
разводит: "Салям алейкум, Гитлер!" -- "Малейкум ассалам!" -- Салям алейкум!"
-- "Малейкум ассалам!".
     -- Да вы что?! -- не поверила Макарону торговка.
     -- Артамонов не даст соврать.
     -- Не дам, -- сказал Артамонов.
     -- Вот  так и ты, Любаша. Швейцарцы пытаются объявить нам индульт, а ты
с ними: "Салям алейкум! Салям алейкум!"
     -- Они же мне деньги платят.
     --  Ну,  и  чтобы в  нашем разговоре  про WIFAG прекратить  все алалы и
поставить  точку,  --  подпер  бока  руками  Макарон  и  повел  стрельбу  на
поражение:  --  Спроси,  Любочка,  у  господина Маругга,  как  они со своими
ножиками  чувствуют  себя под нашими установками "Град". Ответ переводить не
нужно.
     Маругг  понял все без  перевода. У него  в глазах образовалось  рисское
обледенение, и он сразу заспешил угостить всех обедом.
     -- И давай, Любаша, сделаем ему последний намек, --  предложил Макарон.
--  Переведи, пожалуйста, что мы желаем откушать  в  кабаке у Чертова моста,
где  Суворов  переходил  через Альпы.  Там  есть  табличка,  на  которой все
написано.
     Любочка перевела.
     --  Туда  не поедем, --  уклонился от прямого  столкновения Маругг.  --
Далеко. Мы  пообедаем в традиционном швейцарском стиле. -- И заказал места в
морском ресторане, где подали мойву в сиропе.
     -- Давненько  к нам не  заезжали  русские,  которые пьют красное,  а не
водку, -- заметил Маругг, нахваливая недозрелую швейцарскую лозу.
     -- А ты спроси, Любаша, знают  ли они этимологию русских слов "швейцар"
и "вестибюль".
     -- Сам спроси, -- заартачилась уличная торговка.
     -- Нет,  Люба, ты  уж спроси. И, пожалуйста, при переводе  не сглаживай
углы. У нас со  швейцарцами официальный разговор, и если мы решили  опустить
их на миллион франков, то обязательно опустим!
     -- Хорошо, я постараюсь.
     -- Постарайся, Любаша, исход сделки зависит от тебя. И переведи, что мы
устали таскаться по горам, как бараны.
     -- Может быть,  нам, наконец, покажут печатную машину?!  -- не выдержал
Орехов. -- Cоздается впечатление, что нам крутят мозги!
     -- Прямо так и переводить? -- переспросила Шейкина.
     -- Так и переводи.
     -- Нам  бы хотелось  изучить технику,  чтобы  не впарили  какого-нибудь
дерибаса, -- придал себя беседе Толкачев,  демонстрируя, что он  остается на
посту, хотя и перебрал немного с Ореховым.
     -- Прямо так и переводить? -- не преминула переспросить Любаша.
     -- Так и переводи, -- осмелел Толкачев.
     --  Видите ли, -- начал оправдываться Маругг,  -- все другие покупатели
из России, как  только приезжали --  сразу в горы на лыжах. И оттуда к  теме
покупки уже не возвращались.
     -- Понятно. Тогда извиняем, -- сказал Макарон. -- А  мы, дурни,  бьемся
над вопросом: спасти Россию или продать? И  если спасти,  то  зачем,  а если
продать -- то за сколько.
     -- Здесь и раздумывать нечего, -- сказал херр Маругг.
     -- Вот именно.
     Осмотр тела машины занял  тьму времени. Станок был настолько  огромным,
что  не  хватало  разреза  глаз.  Орехов  делал вид, что вносит в  компьютер
технические данные. Толкачев тщательно снимал на видеокамеру узлы и детали.
     -- Чтоб не подменили, сволочи! -- объяснил он свою пристальность.
     --  А  на прощание  я устрою херру  Маруггу  русский  обед!  --  сказал
Макарон,  умудрившийся прихватить  в  поездку корзину прелестей --  волжскую
рыбу, мед, грибы, икру  и пару флаконов клюквенной. Действо было намечено на
последний вечер пребывания  в доме у Маругга. Чисто  русский обед.  Ко  всем
перечисленным  разносолам Макарон намеревался подать плов, винегрет и блины.
Обед по расписанию был в шесть.  В три Макарон начал  кухарить.  Херр Маругг
нарезал  круги вокруг кухни, с  которой  доносились такие запахи, что у него
заворачивался пиджак  цвета  "соль с перцем"!  Привыкший  к зыбким форелям и
обезжиренному  сыру,  он  долго   пускал  слюну,  наблюдая  за  размашистыми
действиями Макарона. В конце  концов,  когда столы были накрыты и в столовую
внесли плов в огромном, обернутом полотенцем казане, херр Маругг не выдержал
и упал без чувств.
     -- Ну вот, -- сказал Макарон, -- насчет миллиона договорились.
     -- Так и переводить? -- спросила Любаша.
     -- Так и переводи.
     Из  командировки,  окрыленная  удачей,  компания  летела  на  трофейном
микроавтобусе. Артамонов  сидел  за  рулем, Толкачев просматривал  на визоре
отснятую пленку, Макарон массировал Нидвораю шейные позвонки и двигался  над
ним  так,  будто  искал блох. Орехов по накатанной  схеме сочинял переметные
письма президенту Украины Кравчуку.
     -- Уважаемый Леонид  Макарович! Вы  можете спросить: а  какое  мы имеем
воздушное право вступать  с Вами в переписку и,  тем  более, -- в перепопку?
Отвечаю Вам со всей развязностью развалившегося  на трех сиденьях пассажира:
без взаимной индуктивности продвигаться в будущее невозможно. Мы соскучились
по славянскому говору и, дорвавшись до Вас как до  первого, кто может понять
нас без Шейкиной, сообщаем: фактов вербовки не наблюдалось... Неожиданно для
себя  мы совершили косвенную агрессию -- под бизнес-план с плавающим  сроком
окупаемости мы взяли в лизинг без  предоплаты и без всякой гарантии печатную
машину фирмы WIFAG, что сравнимо с  угоном самолета  или захватом судна  под
швейцарским  флагом.  А  они  в  качестве жеста доброй воли передали  нам  в
пользование  "Chrysler Grand  Voyager". Чтобы мы  не спрыгнули со сделки.  И
вправду говорят,  что половину жизни надо  вкладывать  в имя, чтобы потом --
вынимать оттуда. Если  ради рыбинского  станка мы  пожертвовали "Fordoм", то
при покупке  WIFAG нас  самих  одаривают мини-вэнами! Это  и  есть  та самая
дельта.  Обкатывая подарок, мы собрали корзину валют от реализации "Лишенца"
в Бергамо, Оснабрюке и Безансоне. Продажи идут неплохо -- что значит реклама
на  подводных  лодках!  Международные  каналы  надо  тоже время  от  времени
прочищать.  Уважаемый  Леонид Макарович! Предлагаем  Вам  разместить логотип
"Лишенца"  на   судах  Черноморского  флота.  И  я   скажу  почему  --   его
водоизмещение очень почитаемо  в Безансоне, Бергамо  и Оснабрюке. Прекрасные
города! От побратимства с  Тверью они  только  выигрывают.  Но плохо одно --
российские   подзаконные  акты   вынуждают  нас  работать  за   рубежом  без
образования... -- я так  и подумал, что Вы нас неправильно поймете... -- без
образования юридического лица. Представьте на миг  нашу козлобратию с мешком
черного нала, и Вам  все станет ясно!  Жаль, что Варшавский оказался мудаком
-- придется отдать мешок Мошнаку.  А купи Артур технику, не было бы проблем.
Техника перешла бы к  "СКиТу", и  Мошнак сдал  бы ее нам в аренду, поскольку
сам  работать не  умеет. Вот. К  сожалению, Галке  удалось  почикать  нашего
Варшавского по принципу варанчика. Она с ним обошлась чисто рефлекторно, как
с тем  ротаном на  мелководье -- зажевала и глазом  не  моргнула.  --  Здесь
Орехов проделал короткий эллипсис в потоке высказываний и плавно  продолжил:
--  Но,  признаться, это  семейство двудольных  нам  уже осточертело!  Пусть
эмигрируют. Что  ни делается -- все к лучшему. Истинная причина нашего к Вам
обращения крайне  актуальна, хотя  и лежит несколько в  стороне. Мы  обязаны
сообщить  о   беспределе,   который   сохранился   в  подведомственных   Вам
территориях.  Проезжая Полтаву, мы решили заскочить в Диканьку и пройтись по
гоголевским  местам. Как водится,  мы  заблудились. Тишина, лето,  цветы. На
краю  поля  табличка с надписью: "Осторожно, кошки!". Пока меняли проколотое
колесо, под машиной прошел строем выводок зайцев -- Давликана  бы  на них! В
станице пришлось потревожить  двух  Ваших поддавших подданных. "Как проехать
на Диканьку?" -- спрашиваем.  "Налево по мосту через  Демьяниху!"  -- махнул
рукой первый  и упал,  как учили на гражданской  обороне --  лицом в сторону
направления   взрыва.  "Через   Усопки  поезжайте!"  --  указал   другой   в
противоположную сторону,  но  на ногах устоял.  "Понятно", --  сказали мы  и
заехали в  тупик под разобранный мост. Прямо чертовщина какая-то!  Очередной
прокол колеса вынудил нас  заночевать в глуши.  Вот так завернули к  Гоголю!
Наутро,  пытаясь  отыскать трассу, мы вновь  наткнулись на тех же подданных.
Они были увлечены вчерашним спором. Один, приняв упор лежа, толковал: "Какая
Калиниха?! Через Синетье  надо!" Второй аргументированно возражал с  колена:
"Синетье вообще  не  в  Полтавской  области!"  Милые  гоголевские  персонажи
продолжали свое шествие по земле.
     Уважаемый Леонид Макарович! Когда-то путем переписки  мы вычислили, что
нет никакого Леха Валенсы. Сейчас мы подозреваем, что нет  и никогда не было
никакой Диканьки. Это простое с  виду умозаключение влечет за собой страшную
догадку  --  что нет и никогда  не было  Гоголя! А в прикладном смысле  наше
открытие  еще более поучительно -- сдается нам, не  было никакой  сортировки
алмазов  и  тем  более  -- прибора. Просто  Варшавский положил на  нас свой.
Оффшорная зона, куда ушли деньги, была, но алмазами там и не пахло!
     Закончив письмо, Орехов принялся насвистывать мелодию из "Зонтиков".
     --  Что рассвистелся, как свищ бубонный? -- сказал Артамонов.  -- Денег
не будет. А впереди таможня!
     -- Ничего, расплатимся рублями.
     Вскоре херр Маругг приехал осмотреть помещение под монтаж.
     -- Очень грязный и неподготовленный цех, -- сделал он заключение.
     -- Где ж ему быть чистым, если тут хранили торф? -- Артамонов терпеливо
переносил привередливость Маругга.
     -- Здесь вряд  ли можно установить машину. Полы вскрыты, крыша дырявая,
да и ток у вас какой-то непеременный!
     --  Обижаете,  херр Маругг. В войну оборудование запускали под открытым
небом.
     -- Так это в войну,  а сейчас вы не успеете отремонтировать цех. Мы так
не  привыкли.  Надо все  делать по плану, заранее. Первая пятилетка, вторая,
третья...
     --  Что вы  заладили:  не успеете  да не  успеете?!  --  тормознул  его
Макарон. -- Успеем. Вы там у себя  в Европе сколько лет свой Кельнский собор
возводили? Четыреста?  И то не достроили. А Лужков  храм Христа Спасителя за
два года  на ноги поставил. Понимаете?! Главное  -- схватить идею за кумпол.
Высылайте машину,  у нас  выборы на  носу!  Цех мы  обработаем пескоструйным
агрегатом  и  смоем грязь пожарными машинами --  вот и вся недолга! А  крышу
возведем по ходу.
     Херр Маругг сдался и впервые в своей жизни пошел на поводу у бардака.
     Не прошло и месяца, как семнадцать транспортов -- по числу мгновений --
с  печатной машиной WIFAG на бортy перекрыли  движение по "площади кошмаров"
--  так  население  величало площадь Капошвара. Пересечь этот нерегулируемый
перекресток  было  невозможно  и в  одиночку,  а тут --  колонна. Транспорты
одолели препятствие за неделю, а потом еще неделю кружили в поиске моста без
ограничений  по  весу  и  путепровода  с  нестандартной  высотой  прохода --
настолько негабаритным был груз.
     --  Из упаковки мы  построим  свои дома!  --  обрадовался Артамонов. --
Отборный брус!
     --  Знал  бы  кто-нибудь, для  чего на  самом деле  покупаются печатные
машины! -- деланно вздохнул Макарон. -- Чтобы использовать тару!
     Пока  фуры вставали под  разгрузку, Макарон рассказал ответственному за
цех Ренгачу поучительную историю.
     --  Было это до перестройки, -- начал он  издалека,  -- на  дворе стоял
полусухой закон.
     -- Как это -- полусухой? -- спросил Ренгач.
     -- А так  -- выпить никто не против, но выпивки не достать. И прибыли к
нам  немцы на  монтаж камеры сжигания  скота. Меня приставили костоправом. В
дивизионном  ларьке,  кроме консервов,  ничего.  Немцы посмотрели и сказали:
"Без  питья работать не будем!" И пригнали им вертолет бутылок. Подружился я
с  Бурхардом:  то сала  ему  подкину, то тушенки. А он все  записывал. "Мы с
тобой обедали,  -- говорит, -- я тебе должен". --"Да  брось! -- я ему, -- не
дури, у нас с этим просто!"  -- "Нет,  -- уперся немец, -- я должен угостить
тебя на такую же сумму!" Затравил менталитетом. Ну, и не хватило мне  как-то
со старшиной, хотя  спирта со  склада взяли норму.  Беру я  чемодан, клею на
него красный крест -- и к Бурхарду. Возле вагончика целая свора кагэбэшников
-- переводчица, охрана, валютный контроль -- тогда за это сажали без суда. И
меня, хоп -- не пускают. Я и так, и сяк --  два часа  объяснял, что, если не
окажу  помощь,  график  рухнет!  Не  пустили.  И  отправился   я   восвояси.
Оборачиваюсь -- догоняет  меня  Бурхард, распахивает полы, а там  -- коньяк.
Именно три  бутылки --  настолько проникся  человек. Я --  к  нему  на шею с
чемоданом. "Ну,  брат, -- говорю,  --  спас ты  нас!  Был  должен, а  теперь
рассчитался".  --  "Нет,  --  говорит,   --  я   брал  десять  банок  и  три
презерватива".  -- "Ну, и как нам  разойтись?" -- спрашиваю.  "Буду с  тобой
выпивать", -- отвечает. "Ну и сука ты дотошная! -- сказал я ему.-- Чтоб твою
машину вычислительную  в башке заклинило! Нет у вас, гады, ни души, ни хрена
внутри! Одна алгебра!" -- "Я взял с собой мензурку, -- добил он меня. -- Все
измерим". Понял, какие гниды?! Так что с Маруггом будь осторожнее -- он тебя
вмиг закалькулирует!
     -- Это очень правильный рассказ, -- сказал Ренгач. -- Русский человек в
жилетке проездом  на  Селигер должен  проверить, как ведет  монтаж  трудящий
швейцар. Ведь было же так когда-то. И есть у меня ощущение, что будет снова.
     -- Такая у тебя, значит, национальная идея?
     -- Надо же страну поднимать.

Глава 11. ВЫБОРЫ ГУБЕРНАТОРА

     Комбатанты   "Лишенца"   в   ознаменование   запуска   машины   "WIFAG"
организовали вылазку на озера. Пользуя заброшенную турбазу, они возлежали на
дресве,  парились в  бане  по-черному и тешили себя шахматами в человеческий
рост.
     --  Для  Варшавского  эти  фигуры  были  бы  неудобными, согласись,  --
вспомнил Артамонов о делах минувших, снимая пешку на проходе.
     -- Почему? -- спросил Орехов, с трудом передвигая гипсового ферзя.
     -- Руки бы оторвались по сто раз перехаживать, -- сказал Артамонов.
     -- Что верно,  то верно, -- рассудил Орехов и засмеялся, вообразив, как
сам-Артур гоняет из конца в конец увесистую ладью.
     Из-под тесового, изъеденного шашелем навеса открывался удивительный вид
на  противоположный  берег  -- Нилова пустынь  в  лучах  заходящего  солнца.
Невдалеке от  преисподней  бани высилась  огромная  металлическая  пирамида.
Поговаривали, что  она  закрывает  пуп  земли,  или,  говоря  научно  --  ее
геомагнитный  центр.  Через  пирамиду пролегали  все окрестные туристические
маршруты. Квелые туристы прислонялись животами к ее теплым граням и получали
энергию  напрямую  из космоса. Никому не  приходило в голову  узнать,  кто и
зачем построил  пирамиду.  Коренное население  кивало то на  военных, то  на
синоптиков,  а то  и  на  Академию  наук.  Очевидно было  одно  --  пирамида
вписывалась в ландшафт как природный объект.
     -- Эти озера -- самые чистые на земле, -- сказал Артамонов.
     -- Даже электричество ощущается, -- согласился с ним Макарон.
     --  Но  почему  эти умники  хотят  пустить  магистраль именно здесь? --
воспалился Орехов. -- Как будто для прогресса нет другого места!
     -- Дураки! -- признал аксакал.
     И  посыпались в озеро, сотрясая криками бескрайний аэрарий. Брызгались,
развлекая Дебору, катающую  туда-сюда  детскую  коляску, и кувыркались перед
самым носом  Ульки, понуждавшей Бека  вынимать из воды брошенную палку. Если
снаряд улетал далеко, то доставать его приходилось Макарону, потому  что Бек
в  гробу  видал  заплывать  за   буй.  Глупым  упражнениям  Бек  предпочитал
заначенный под кустами батон.
     Выполнив в  очередной раз команду  апорт, Макарон отряхнулся  от воды и
ткнул пальцем в  небо,  указуя  на  объект  голубого  света.  Подавая  знаки
сидевшим  там существам, он удивлялся, почему никто не видит столь отчетливо
различимую точку.
     --  Да  вот  же, прямо  над  нами! Эх, вы, куриная  слепота! -- Макарон
переживал, что больше никто не  может разделить с ним радость созерцания. --
Я их шкурой чувствую! -- метался он по берегу. -- Все эти объекты появляются
сразу, как только их хоть как-то поминают в разговоре. Вот видите, не успели
мы обсудить  пирамиду, как они тут же нарисовались. Они нас слышат. Меня, по
крайней  мере,  точно. Эти товарищи, -- Макарон ткнул изгрызанной  палкой  в
синеву, -- однажды чуть не похитили  меня. Тоже случай  наполз -- сдавали мы
зачеты  по воздухоплаванию на шаре.  Ну  вот, надули  материю,  сели  в этот
гондон...
     -- В гондолу, -- поправила Дебора, словно работница обллита.
     --  Так вот, -- продолжал аксакал, согласившись  с правкой, --  втащили
поклажу,  недельный  запас  спирта  взяли  --  вдруг не  вернемся.  И  стали
взлетать. Неожиданно --хоп -- рывок,  и все посыпалось. Ну, думаем,  влипли,
не успели ощутить  полета --  и сразу в могилу. А это сержант забыл  веревку
отвязать. И болтаемся  мы на одной отметке,  а нагреватель ревет, шар рвется
вверх -- того и гляди этот гондон разлетится на куски.
     -- Эта гондола, -- поправила Дебора.
     -- Ну да,  разлетится на куски.  Не перебивай,  а  то канву  упущу,  --
отстранил он Дебору и  продолжил: -- Руби веревку,  а то этот  оторвется! --
кричу  я сержанту, а он не слышит ни хрена! Но, слава Богу, в  конце  концов
допетрил,  отвязал.  Нас  как  кинет  в небо!  Прямо  за  облака! Словно  из
катапульты.  И  понесло!  Вдруг  конфорка --  хлоп  --  и  погасла! Я  кричу
напарнику: "Скидывай лишнее!" А  он  орет: у нас,  мол,  кроме  тебя, ничего
лишнего,  --  и к краю меня подталкивает! Тут нас потащило вниз, по отвесной
глиссаде прямо на нефтяные вышки! Никогда таких страшных вышек не видывал...
Не успел я глаза закрыть -- и со всего размаха мы  как трахнемся  этим... --
посмотрел Макарон на Дебору.
     -- Этой гондолой, -- упредила Дебора.
     -- Ну да, этим... как трахнемся прямо об отроги! А концовку не помню --
отшибло. Наутро подобрали нас, вытащили из-под этого...
     -- Из-под этой... -- опять успела Дебора.
     -- Ну да, из-под этого... Мы ни живы, ни мертвы. Но напарник не сдался,
заплел прутьями этот свой...  и  через месяц  снова позвал  меня в  полет. И
знаете, что я ему сказал?
     -- Знаем! -- запричитали Улька с Деборой, затыкая уши.
     -- Ну, а в какой же момент тебя чуть не похитили?
     --  Откуда  я  знаю?  Я  без  сознания  был!   Моим  коллегам  пришлось
конвульсиум собирать, настолько мы были сложны в болезнях после этой падучей
истории.
     По уверению Макарона,  одинокий  летающий объект всю ночь  провисел над
пирамидой, почти касаясь вершины. Длинным луженым  шлангом он припадал к ней
как  к   роднику.   Возможно,   соображал   Макарон,  пирамида   установлена
инопланетянами и играет роль зарядного устройства.
     В  предрассветной  мгле  Орехов  отправился на рыбалку. Что  поделаешь,
любил он, насаживая по дороге червя, на ощупь подойти  к берегу и с дрожью в
руках приступить к зорьке. Добрался Орехов до  акватории, а воды нет -- один
глей. Откуда он мог знать, что Фоминатово ведомство затеяло  спуск озера под
установку опор магистрали именно в эту ночь. Долго шлепал Орехов в потемках,
останавливался,  щупал  грязь -- воды  и близко  не  было. И в горячке,  сев
передохнуть,  напоролся копчиком на  кованый  сундук.  Взломал его  -- а там
дюжина бутылок.  Неожиданная  удача  развеселила  его.  Он  откупорил  одну,
попробовал, открыл еще. Вино оказалось на редкость съедобным.
     Отсутствие Орехова  было обнаружено,  когда  уже совсем рассвело. Улька
засекла   его  согбенную  фигуру   посреди  пустынной   абиссали  с  помощью
дальнобойного  объектива. Сквозь оптику хорошо просматривалось,  как Орехов,
словно грабарь,  с увлечением  копался  в  земле.  За  ним  была  отправлена
экспедиция во главе с Беком. Когда спасатели приблизились,