е, -- сообщил прокурор. -- Иначе  при
проверке бросится в глаза. Это устоявшаяся величина.
     -- Не  бросится. Доведите  до пятнадцати. Тогда  шестьдесят процентов у
нас в кармане. Бюллетеней надо будет выпустить как  минимум вдвое больше, --
сказал Платьев и посмотрел на Альберта Смирного.
     -- Избирком заказал только норму, -- доложил начальник типографии.
     --  Мы  заказываем  еще столько же,  --  повелительным  тоном  произнес
Платьев  и,  обратившись к Мошнаку,  досказал  мысль: --  Капитон  Иванович,
оплатите недостающее.
     -- Учтем.
     -- Неплохо  бы  это сделать  завтра,  --  предложил  Платьев. --  Чтобы
товарищ Смирный не запел нам про бумагу да про краску перед самыми выборами.
     -- Как скажете.
     --  И еще: кто-то должен  подобрать  людей в комиссии на  местах. Чтобы
проставили по второму крестику. Да чтоб у каждого по набору ручек имелось. А
то работают одним цветом!  И не переусердствовать. По два-три надо  оставить
реальных, чтоб  демократично  получилось.  А то наблюдатели понаедут  --  не
открутишься.
     -- Люди подобраны по всем районам, -- доложил человек от органов.
     -- Я понимаю.  Чем лучше готовишься,  тем больше проколов. Кто займется
передислокацией? Попросите у новгородцев взаймы пять -- семь тысяч военных.
     --   Без  постановки  в   известность   Главнокомандующего  разрешается
передислокация не более трех тысяч, -- уточнил человек от органов.
     -- А вы договоритесь. Ввиду исключительности случая!
     -- Попробуем.
     -- А теперь решайте, -- обратился Платьев взглядом по очереди к каждому
из участников собрания, -- кто и что будет делать конкретно. Начнем с радио.
Товарищ Огурцов, прошу.
     Семенной огурец на каблуках задумался. К планерке он был не готов ввиду
абсолютного отсутствия идей. Он не умел организовывать передачи по-большому.
     -- Мы устроим дебаты, -- ляпнул он первое, что пришло в голову.
     -- Годится. Теперь газеты.
     -- У нас есть  план, --  всполошился Асбест Валерианович. --  Мы затеем
перепалку между "Cменой" и "Губернской правдой". Сделаем отвлекающий маневр.
Я  буду  нападать  на  "Лишенца",  --  сказал  Шимингуэй,  -- а Фаддей пусть
защищает его. Чтобы в споре родить истину следующего содержания: проходимцы,
ступившие на газетную тропу, должны маяться в КПЗ, а не дурью!
     Шутка несколько оживила сборище.
     -- Ясно. Ну, а  конкретно что будем делать с ними? -- обратился Платьев
к человеку от органов. -- Есть какие-нибудь предложения?
     -- Их надо на чем-то поймать, -- придумал тот, перелистывая  заведенную
на "Лишенца" папочку.
     --  Мы  пытались,  --  признался  Додекаэдр. -- Работают по закону,  не
подкопаешься. Их кто-то грамотно ведет. Они уже на пяти языках выходят.  Нам
удалось устроить прокол с  финнами,  а  вот китайцы,  несмотря на  все  наши
усилия, -- на подходе.
     Губернатор непонимающе посмотрел на мэра.
     -- Какие китайцы?
     -- Мы недавно побратались с Инкоу, -- виновато опустил глаза надомник.
     -- На кой ляд вам это нужно? -- удивился Платьев.
     -- Обещали гуманитарную помощь, -- оправдывался мэр.
     -- Вам что,  жрать нечего? Упали  вам эти города!  Какой от них  прок?!
Только информация растекается! Этот "Лишенец" проходит как сквозь пальцы!
     --  А  что  если  вырубить электричество  у  них  в  цехе? --  придумал
Додекаэдр.
     -- Они установили дизель-генератор, -- пояснил человек от органов.
     -- А если в "унитазе"?
     -- Пробовали, -- сказал мэр.
     -- Ну, а эти что? -- поинтересовался Платьев.
     -- Эти? Эти зажгли свечку и сели за шахматы.
     -- Н-да, оригинально. Долго играли?
     -- Трое суток. Энергию пришлось включить снова. "Унитаз" нельзя надолго
обесточивать, там в подвалах федеральные убежища на случай ядерной атаки.
     --  Тогда забейте  пенькой канализацию!  -- заорал губернатор. -- Пусть
пару недель посидят в говне!
     -- Что-нибудь придумаем, -- пообещал мэр.
     --  Отключите телефоны! Заведите уголовное дело, наконец! Но  надо же с
ними что-то делать!
     -- Может, лучше тормознуть распространение? -- присоветовал Огурцов.
     -- Они создали свою систему доставки, -- пожаловался Додекаэдр.
     -- Тогда хотя бы из "Союзпечати" выдавить...
     --  Они  развертывают  сеть своих  киосков,  --  сказал  Додекаэдр.  --
Тридцать точек.
     -- Упустили вы их, упустили, -- метал взгляд по присутствующим Платьев,
выискивая, кому бы конкретно адресовать негодование.
     Светлейший князь  Додекаэдр,  предложивший  себя в  качестве виновного,
встал и неловким движением потрогал место, где должна была висеть сабля.
     -- Что остается? -- бросил итоговый вопрос Платьев.
     -- Надо думать, -- сказал князь.
     --  Если из-под  кредита  вышибить  залог,  они  останутся  голыми,  --
рассудил Мошнак. -- Но есть одно "но "-- их могут профинансировать.
     -- Кто?
     -- "Самосад" и "Ойстрах".
     -- Вы же с ними беседовали! -- возмутился Платьев и осуждающе посмотрел
на человека от органов.
     -- И  тем  не  менее,  -- сказал Мошнак. -- Мне известно наверняка.  Но
запасных ходов по деньгам у них нет, я знаю.
     -- Зачем было вообще давать кредит? -- вопросил Платьев.
     -- Очень выгодный процент, -- оправдался банкир.
     -- Понятно, -- сказал Платьев. -- А что у них интересного по договору с
Шарлоттой Марковной?
     --  Я думаю, творческие  союзы не  имели права продавать  "унитаз"  без
нашего    ведома,   --   рассудил   заместитель   мэра   Гладков.   --   Они
балансодержатели, а собственник -- фонд имущества.
     -- А вы говорите, ничего интересного,  -- пристыдил горемык Платьев. --
Так, значит, сделка совершена незаконно?
     -- Очень даже может быть, -- пообещал прокурор.
     -- А счет я могу перекрыть хоть завтра, -- пообещал Мошнак. --  Но дело
в том, что они выставляют своего кандидата.
     -- Кого, если не секрет?
     -- Макарона.
     -- Кишка тонка. Он непроходной.
     -- А может, всю эту ботву в расход? -- спросил Авторитет.
     -- Ясный перец, в расход. Куда ж еще? -- дал добро Мошнак.

     Макарон  вернулся через несколько дней. Не с Лопатой, а с  черноплодным
мальчиком.  Макарон и раньше был знаменит тем, что вместо сказок читал детям
инструкции по дезактивации дезинтерийных очагов, от  которых молодая поросль
стихала в три секунды, но то, что Макарон зайдет в этом так далеко, никто не
ожидал.  Все  явились к  нему  и заняли очередь за  новостями. Макарон молча
рассматривал гостей.
     --  Ты  что,  решил  стать  ему посаженым  отцом?  --  cпросил  Орехов,
рассчитывая подурачиться.
     -- Поломались все паломники, -- произнес в ответ Макарон, и на его лице
дрогнул мускул.
     -- Что-что? -- не поняли его.
     -- Она так и сказала: поломались все паломники.
     -- Ну и что?
     -- Приехал я вероломно. И по обстановке понял, что к ней давно никто не
ходит. Она отфиксировала мои ходы и, чтоб я не мучался, прямо так и сказала:
поломались все паломники.
     -- Ну и забрал бы ее сюда, раз  никто не ходит!  -- не поняла сложности
момента Дебора.
     -- Интересная ты какая-то, -- все не мог перейти к главному Макарон. --
Как бы я забрал, если она не баба, а мужик?
     -- Как это понять -- мужик? -- всполошился Орехов.
     -- Да вот так! Операцию сделала!
     -- Ты что?!
     -- Я сначала не поверил, показывай, говорю! Она и  распахнула фалды  --
меня чуть не стошнило. Ну, я этого кудрявого в охапку -- и сюда!
     -- А его-то зачем?
     -- Как зачем? Я лишил ее материнства!  Какая из нее, на хрен,  мать? Вы
бы посмотрели -- это теперь такое создание, что и во сне не привидится!
     --  Отец-одиночка,  связанный  интернациональными  узами,  --   неплохо
звучит! А?  Макарон? -- восхитился Орехов. -- Пиарщики до такого и за деньги
не додумаются. Образ отца региона.
     --  Да  больше,  больше,  --  поощрил Артамонов.  --  Образ содружества
ущемленных. Должно сработать. Ну, а кем он тебе приходится, этот мальчик?
     -- Брючатым племянником!
     -- Тогда уж и познакомь, раз привез. Как его зовут?
     -- Дастин.
     -- Как, как? Дастин? -- оживился Орехов.
     -- Ну а что тут такого?
     -- Ничего. Просто наш словарь пополняется еще одним понятием: ДАСтин --
рожденный в ДАСе.
     После горячечных высказываний Макарон взял на  руки негритенка, поманил
Бека и отправился к тете Пане договариваться насчет присмотра за приемышем.

     Вскоре  "Лишенец"  получил  исковое  заявление.  Прокуратура  выступила
истцом  в защиту общественных интересов.  Чтобы обосновать дело, прокуратура
истребовала  десятки писем от известных танцоров, которым в связи с продажей
"унитаза" стало негде  выступать проездом на северо-запад. Не  в Путевом  же
дворце Екатерины Великой, в конце концов! И прокуратура как бы учла  просьбу
звезд. Пострадавшим выставили фонд имущества, а соответчиками -- "Лишенца" и
творческие  союзы во  главе с  Шарлоттой  Марковной,  за то,  что  заключили
ничтожную сделку.
     --  Неплохое  продолжение,  --  оценил  все это  паникадило  Артамонов,
дочитывая исковое заявление. -- Что будем делать?
     -- Я бы не стал тягаться с прокуратурой, -- сник Орехов.
     -- А  зачем  с ней  тягаться?  --  воодушевился Нидворай.  -- Пусть она
тягается с законами. Мы -- добросовестные покупатели, а  чье  было имущество
-- пусть разбираются меж собой. Мы заплатили -- до свиданья!
     -- Вот это разговор, -- поощрил Нидворая Макарон.
     -- Мне  кажется, рано  поднимать шум,  -- успокоил  всех  Нидворай.  --
Ничего особенного  не произошло.  Подумаешь, подали в суд!  Его еще выиграть
надо.
     -- И верно, -- согласился Макарон. -- "Лишенец" не закрыли, а это самое
главное. Все остальное -- больные придатки.
     -- Предлагаю на суды не ходить,  --  посоветовал  Нидворай. -- Чтобы не
позориться. Надо пустить дело на самотек -- куда выведет кривая.
     --  Я  не  понимаю  одного:  неужели  произвол  существует?  --  наивно
вопросила Дебора. -- Ведь мы оплатили как положено.
     --  Именно только он и существует, -- объяснил Макарон, -- а законность
-- это такая игра. Правила узнаешь по ходу.
     Первая  инстанция  в  иске  прокуратуре  отказала.  Сделку  по  продаже
"унитаза" признали действительной.
     -- Я же вам  говорил  --  суд  надо  еще  выиграть!  --  ходил  петухом
Нидворай.
     Прокуратура подала на апелляцию.  И снова получила отказ, но продолжала
трамбовать. Дело в"-- 1880, как литерный  поезд,  спешно прошло  инстанции и
поднялось до пленума Высшего арбитражного суда, который тоже в иске отказал.
Торжеству "лишенцев" не было предела!
     Но  прокурор  не  унимался.  По  его  просьбе  Генеральная  прокуратура
опротестовала решение пленума, и дело вернули на повторное рассмотрение.
     Дом  на Озерной, как дом Павлова  в Сталинграде, перереходил из  рук  в
руки.
     Для повторного рассмотрения не хватило судей, привлекать одних и тех же
не полагалось, ведь  новых обстоятельств по делу  за  время  его хождения по
инстанциям не возникло. В  запасе оставались только  трое неаттестованных --
Нофал, Хвирь и Отрыгин. Тот самый, с которым Орехов не пожелал срать в одном
правовом поле.
     Запасной  тройке,  как  по  закону  военного  времени,  быстро  вручили
аттестаты.   Отрыгина  назначили   старшим.   Вектор   состояния   судебного
разбирательства развернуло на сто восемьдесят.
     -- Дело принимает  серьезный оборот, -- сказал Артамонов  Нидвораю.  --
Иди на заседание и вникай. Теперь просто так не отвертеться.
     Жизнь опять свела Отрыгина и нездорового Нидворая.
     --  До сделки  "унитаз"  был не  объектом, а грудой стройматериалов, --
увещевал  суд  Николай Иванович,  покашливая  в  кулак.  --  Поэтому вернуть
стороны  в исходное положение не  представляется  возможным.  Статус объекта
строительные затраты обрели после сдачи Государственной комиссии. А сдавался
объект Ренгачом.
     Аргументы,  которые  приводил  Нидворай,  вызывали  у  Отрыгина  легкую
усмешку.
     --  Продавец  ущемил права  владельца,  -- одним  махом поверг Нидворая
Отрыгин. -- Он не согласовал продажу.
     Отрыгин  так  измудрился,  что  неожиданно  для  себя принял решение  о
частичном  возврате  сторон  в  исходное  положение  -- законному  владельцу
возвращались  только  отделанные этажи. А  остальными,  уважаемые ответчики,
владейте. Обживайте  их, чистите, приводите в порядок -- забирание состоится
позже. Такой  прыти от Отрыгина не ожидали даже коллеги.  Бывало, он брал за
работу  коробку  конфет,  но  чтоб  вот  так  замахнуться  на  квартиру  без
очереди...
     Дело в"--  1880  было опубликовано в  специальном  журнале  как образец
социального заказа.
     Через месяц Отрыгин переехал в новую квартиру.
     --  Говорил  я  вам,  давайте возьмем Отрыгина, -- метался  по кабинету
Артамонов. -- Он  был гораздо  перспективней  даже на вид. А вы  заладили  с
Артуром -- Нидворая, Нидворая! Он согласен за меньший оклад! Он потому и был
согласен, что квалификация низкая!
     --  Да при чем  здесь Нидворай! --  оправдывал провал  Орехов. -- Когда
наезжает государство, никакие правозащитники не помогут!
     -- Сами себе подложили свинью! -- не унимался Артамонов.
     --  Коллизия  законов,  --  сказал  Нидворай  и  написал  заявление  на
увольнение.
     -- Да будет вам, Николай  Иванович! --  успокоил  его Макарон  и порвал
бумагу.

     Виндикацию прокуратура провела успешно. Залог  из-под  кредита  вышибли
вчистую.   Ничего   не  оставалось,  как  ждать   выселения,   что  на  фоне
предвыборного коловращения было очень  некстати. Регион просто кипел.  Чтобы
замутить воду, избирательная комиссия сделала хет-трик -- совместила  выборы
губернатора  с выборами глав муниципальных  образований  и в Государственную
думу. Поэтому баллотировались все кому не лень и куда попало.
     "Лишенцы" оказывали желающим полный цикл услуг -- от написания листовок
до разноски  их  по  адресам  и  публичной читки вслух  в  местах  массового
оскопления людей. Клиенты завлекались заголовком "Депутат под ключ", который
оглавлял  следующее  содержание:  "Делаем  глав  муниципальных  образований,
губернаторов и депутатов Дум всех уровней из материала заказчика". Кандидаты
валили косяком, словно неподалеку открыли депутатское месторождение. На всех
обратившихся заводилось досье с фотороботами.
     --  Это  не выборы,  а какой-то  плебисцит  в  потолок!  --  возмущался
Макарон.
     Для обработки  электората устроили совмещенный санузел -- завязали кафе
"Папарацци" и  галерею  "Белый свет"  в единый  комплекс.  В галерее  велась
первичная  обработка,  а  в кафе производились  доводка и закаливание.  Один
процент интеллигенции выходил оттуда цельнотянутым и горячекатанным.
     --  С  помощью  инструмента выставок мы подтянем  под  себя  элиту,  --
потирал руки  Орехов. --  А элита хороша  тем,  что вокруг нее кучкуются. За
каждым интеллигентом идет сотня уличных зевак!
     Внушения  по  политическому  розливу инициировал Давликан. Он начинал с
того,  что "Белый свет" -- первая частная галерея, и если у избирателей есть
возможность  оказать содействие ее развитию, то милости  просим в кафе...  А
там уже Ренгач... На столах простая  русская еда -- соленый огурец,  вареная
картошка,  водка.  В разгаре  очередная "политическая среда".  За столами --
блок левых. В следующую среду за теми же столами -- блок правых, а еще через
неделю -- центристы. Приходилось лавировать. Чтобы вытащить из народа голос,
надо иметь с ним единое членство. Ренгач не выдерживал ежедневных метаний от
радикалов  к либералам, быстро  накидывал  себе полон рот  рюмок  и  начинал
буянить:
     -- А вот возьму и пойду по одному округу с Додекаэдром!
     Делая  зачистку, в  разговор  вступал  Макарон. Не тратясь  попусту, он
рассказывал всем по очереди одну и ту же историю:
     --  Давно это  было. Решило начальство забаллотировать  меня в  местное
болото.  Расклеили плакаты,  все, как  у взрослых.  Один бомж посочувствовал
мне. "За вас голосовал", -- бросил он мне мимоходом. И то приятно. Шли годы,
я  стал замечать,  что  бомж  является каждое утро и  -- по  имени-отчеству.
Откуда он  меня  так  близко знает? --  мучился я. Прошли  выборы Президента
СССР, бомж встречает меня и опять: "За вас голосовал, благодарствуйте". И --
по  имени-отчеству,  пытаясь всячески завязать светскую  беседу. Общесоюзный
референдум по Конституции прошел  -- он опять с почтением: за вас голосовал!
Оказалось, мой  плакат  был  присобачен на  недосягаемой  высоте аккурат над
окошком пункта приема стеклотары. И ни ветры  его не сдули, ни конкуренты не
сорвали.  Каждый  свой  день  бомж  начинал  одинаково:  выудит  бутылки  из
контейнера и -- сдавать.  А над окошком -- мой портрет со всеми реквизитами.
Он на меня перекрестится и -- к пивному ларьку, а  тут -- я навстречу. И все
пять  лет  ему ничего  не оставалось,  как  уважительно  произносить: за вас
голосовал! И по имени-отчеству.
     Подытоживая "политические среды", Макарон говорил:
     --  За  голосами надо идти не  в избирательные курии, а в сердце! Чтобы
навсегда имя-отчество запомнилось! Временщики  нынче не пройдут! Ситуация  в
стране не та! На халяву не проскочит никто! Ты избирателя сначала накорми да
напои, а уж потом требуй с него свободного выбора! -- В  заключение  Макарон
бросал поверх столов свой любимый лозунг: -- Задача власти -- не мешать жить
народу!
     Чтобы   придать   тусовкам  значимость   и   апеллировать   к   мировой
общественности   в   случае   выселения   из  "унитаза",   Давликан   созвал
Международный симпозиум художников по проекту Улицы породненных городов.
     -- Пусть мастера из побратимов наделают бесплатно  множество вариантов,
--  грамотно рассуждал директор картины. Общение  с  "лишенцами" повлияло на
него благоприятно, он научился делать большие дела без  особенных затрат. --
Мы выберем лучший и соберем деньги с инвесторов. А если судебные исполнители
активизируются  по  выселению  нас  отсюда,  в  обнимку  с   гостями  дольше
продержимся. Не станут же выгонять на улицу приличных людей.
     -- Очень перспективная мысль, -- наделил его даром провидца Макарон.
     Давликан  рьяно  взялся  за симпозиум.  Наехала  тьма  участников.  Под
горячую руку  Давликана попались немцы, французы и даже венгр Ласло Сабо  из
Капошвара.  На   вступительный  банкет   им  подали  вересковую  настойку  и
нарезанную толсто докторскую колбасу с  черным  хлебом. Ласло Сабо никак  не
мог въехать в происходящее. Кроме дынной паленки, он не умел пить ничего.
     -- Попробуй водки, -- предложил ему Давликан и поднес граненый стакан.
     Ласло  попробовал  и  закусил  колбасой.  А  когда  попадался  на глаза
Давликана  снова,  уже сам  аккуратно  подходил к  столу,  наливал  полный с
верхом,  методично выпивал  и  занюхивал  корочкой.  К  вечеру его лицо  уже
неугадывалось на фоне зеленой куртки, а утром надо было приступать к работе.
Ласло приволокся в галерею чуть живой и сел на пуфик.
     -- Не могу работать! -- сдался он на поруки организаторам.
     -- Не переживай, мы  твою голову мигом выправим, --  приветствовал  его
Давликан, --  айда  к нам! -- и  подтянул к ящику пива. До  обеда  Ласло был
твердо выставлен на обе ноги. Все последующие дни он  самостоятельно покупал
вересковую, а с утра обретал два добрых "Афанасия".
     Работа, которую он представил на суд жюри, потрясла умы. Выполненная из
бристольского  паспарту   мясная  лавка  в  виде  заштопанного  шатра  стала
апофеозом симпозиума. За внешностью Ласло Сабо угадывалась судьба  человека,
у которого от долгого общения с Давликаном произошел душевный надлом.

     Дом на Озерной превратился в большое торжище.  Таксисты заруливали туда
с  закрытыми глазами.  Земельный комитет  обнаружил расхождение по  границам
участка  и  принялся  перемещать бетонный  забор. Затеянная  волочная помера
вызывала бурю восторга, она зацепила станцию защиты раст