что в двенадцать банк закроется, а я
еще ничего не успел.
     -- Идем, скорей, мы  опаздываем, -- сказал я, и  мы поспешили к машине,
чтобы забросить туда свои приобретения.
     Пока  Мари-Ноэль раскладывала  их на  заднем сиденье,  я снова  вытащил
чековую книжку и посмотрел на адрес, стараясь его запомнить.
     --  Папа,  -- сказала  Мари-Ноэль, -- а как же мамины фигурки? Мы и  не
вспомнили о них.
     Взглянув  на  девочку, я увидел,  что  она  не  на  шутку  встревожена,
радостное оживление исчезло.
     -- Не беспокойся, -- сказал я, -- займемся этим попозже. Банк важнее.
     -- Но все магазины и мастерские закроются, -- настаивала она.
     -- Ничего не поделаешь, -- сказал я. -- Придется рискнуть.
     -- Интересно, не  чинят ли фарфор  в этом магазинчике  возле  городских
ворот? -- сказала Мари-Ноэль. -- Там, где в витрине стоят подсвечники.
     -- Не знаю, -- сказал я. -- Не  думаю. Послушай, ты не подождешь меня в
машине? В банке тебе будет скучно.
     -- Ну и пусть. Я лучше пойду с тобой.
     Но мне не  очень улыбалось, чтобы  ее чуткие ушки уловили, о чем я буду
говорить.
     -- Право, не  стоит, -- сказал я. -- Я могу там задержаться. И разговор
будет долгим. Куда лучше остаться здесь или пойти в парикмахерскую подождать
там тетю Рене.
     -- Ой,  нет, -- воскликнула девочка, -- это гораздо хуже банка... Папа,
а можно я  пойду  в тот магазинчик у городских  ворот, спрошу, чинят ли  они
фарфор, а потом приду, встречу тебя у банка?
     Она выжидательно  подняла на меня глаза, довольная этим новым решением.
Я заколебался.
     -- Напомни мне, где это, -- сказал я. -- Там сильное движение?
     -- Внутри  городских ворот, -- нетерпеливо ответила Мари-Ноэль.  -- Там
вообще никто не ездит. Ты не знаешь, это возле  магазина, где продают зонты.
Обратно я пойду мимо церкви прямо в банк. Это каких-то пять минут.
     Я обвел  глазами  аллею, где поставил машину. Над  деревьями возвышался
готический шпиль церкви. Куда бы девочка ни пошла, далеко она не уйдет.
     -- Хорошо, -- сказал я, -- вот пакет. Смотри, будь осторожней.
     Я дал ей в руки обломки, завернутые в целлофан и бумагу.
     -- Тебя там знают, в этом магазине? -- спросил я.
     -- Само собой, -- ответила она. -- Надо только сказать, что я -- де Ге.
     Я  подождал,  пока  Мари-Ноэль  перейдет через дорогу, а затем повернул
налево,  к рыночной площади,  --  стоявшее  на  углу  здание  было  по  всем
признакам банком. Я прошел в дверь и, доверившись мгновенной вспышке памяти,
попросил позвать господина Пеги.
     -- Очень  сожалею, господин граф, -- сказал клерк, --  но господин Пеги
все еще болен. Могу я быть вам чем-нибудь полезен?
     -- Да, -- ответил я, -- я хочу знать, сколько денег у меня на счету.
     -- На котором, господин граф?
     -- На всех, что есть.
     Женщина,  сидевшая  за  машинкой  позади   стойки,   подняла  голову  и
уставилась на меня.
     -- Простите,  господин граф, --  сказал клерк, -- вы имеете в виду, что
вам нужен чистый баланс, или хотели бы познакомиться со всеми цифрами?
     -- Я хочу видеть все, -- повторил я.
     Клерк  вышел,  а  я зажег  сигарету  и,  прислонившись к  стойке,  стал
слушать,  как  звонкое    машинки перемежается  более  медленными
ударами стенных часов. Было душно, как всегда  бывает в банках; сколько раз,
подумал  я,  я  получал  наличные  деньги по  туристскому  чеку  в  подобных
банковских  филиалах  по  всей  стране,  а теперь  --  чем не  гангстер?  --
собираюсь выведать тайну вклада в одном из них.
     Клерк вернулся со связкой бумаг в руке.
     -- Вы не  хотите присесть, господин граф? Внутри, в конторе? -- спросил
клерк и провел меня в небольшую комнату со стеклянной дверью.
     Он  оставил мне бумаги и вышел, и, переворачивая страницу за страницей,
я увидел, что так  же мало разбираюсь  в этих  колонках цифр, как в счетах и
ведомостях  стекольной фабрики.  Я просматривал один документ за другим,  но
понять, что к чему, не мог. Вскоре появился клерк, чтобы узнать, не нужны ли
мне еще какие- нибудь сведения.
     -- Это все? -- спросил я. -- У вас больше нет никаких моих бумаг?
     Он вопросительно взглянул на меня, на его лице отразилось недоумение.
     -- Нет,  господин граф,  если,  разумеется, вы не  желаете взглянуть на
бумаги, которые хранятся в вашем сейфе внизу, в подвалах.
     Перед моим  мысленным взором предстали  позвякивающие мешки с золотом в
массивном сейфе.
     -- В моем сейфе? -- спросил я. -- А что у меня в сейфе?
     --  Не   знаю,  господин  граф,  --  сказал  он  с  обиженным  видом  и
пробормотал, как, мол, неудачно, что господина Пеги нет в банке.
     -- А я успею заглянуть в сейф до того, как вы закроетесь на обед?
     --  Конечно,  -- ответил он; выйдя на  минуту, он вернулся  со  связкой
ключей, и я последовал за ним по длинной лестнице в цокольный этаж здания.
     Одним  из ключей  он открыл дверь, и  мы  очутились  в  огромной низкой
комнате,  по стенам которой стояли пронумерованные  сейфы. Клерк остановился
перед семнадцатым  сейфом, отделил от  связки еще один  ключ, вставил его  в
замок  и повернул.  Я ожидал, что дверь  раскроется,  но  клерк  вынул ключ,
отошел назад и выжидающе посмотрел на меня. Видя,  что я ничего не делаю, он
удивленно спросил:
     -- Господин граф забыл захватить ключи?
     Ругая  себя  за то, что, как последний  дурак, не догадался, чего он от
меня  ждет, я вытащил  из кармана связку ключей,  принадлежавшую Жану де Ге.
Один из них  --  больше  и тяжелее других --  показался  мне подходящим,  и,
сделав шаг вперед, с уверенным видом, несомненно, казавшимся ему так же, как
мне,  притворным,  я  всунул  ключ  в  замочную  скважину;  слава  Богу,  он
повернулся, и, когда я потянул за ручку, дверца сейфа распахнулась.
     Клерк, пробормотав,  что он не  станет  мешать  господину  графу искать
нужные ему бумаги,  вышел из  подвала, а я сунул  руку внутрь сейфа,  где не
оказалось  никаких  мешков  с  золотом,  зато  было  много  бумаг,   все  --
перевязанные тесьмой. Как это ни смешно, разочарованный, я вынул их и поднес
к  свету. Мои глаза  привлекло название одной из связок:  . Только я начал развязывать тесьму, как в  дверях появился
клерк.
     -- Там пришла ваша малышка, -- сказал  он. -- Она  просит передать, что
насчет фарфоровых фигурок  она  договорилась,  и спрашивает,  нельзя  ли  ей
вернуться домой в грузовике вместе с мадам Ив.
     --  Что-что?  --  нетерпеливо  переспросил  я:  мои мысли  были  заняты
бумагами, которые я держал в руке.
     Он сухо повторил данное ему  поручение. Я опять ничего не понял,  но не
хотел выяснять, кто такая мадам Ив и откуда  этот грузовик, так как, видимо,
я должен был это знать.
     -- Хорошо, хорошо,  -- сказал я, -- передайте, что я через минуту  буду
свободен.
     Не  успел я развязать тесьму и  раскрыть  папку, как напрочь забыл, что
нахожусь  в   подвале  провинциального  банка:   несмотря   на   юридическую
терминологию, вопрос, о котором шла речь, был мне достаточно  хорошо знаком,
я  не раз листал подобные бумаги в архивах Блуа, или  Тура, или в  читальном
зале      Британского      Музея.      \footnote{ \textit{(фр.)}} -- эти хитроумные пункты французского брачного
права всегда завораживали меня своей двусмысленностью, и теперь, позабыв про
время, я сел и стал читать контракт.
     Отец Франсуазы, некий господин  Робер Брюйер, был, по-видимому, богатый
человек, который  мало верил  в постоянство Жана  де  Ге  и  не имел особого
желания  служить подпорой беднеющему роду де Ге. Поэтому приданое Франсуазы,
составлявшее кругленькую сумму, было  завещано ее наследнику мужеского пола,
а доходы со всей этой -- вверенной  попечению родителей --  собственности до
совершеннолетия вышеуказанного наследника должны  были идти поровну в пользу
попечителей, то  есть его  матери  и отца. В случае  невыполнения Франсуазой
супружеского  долга и непоявления на свет сына и наследника  к тому моменту,
как Франсуазе  исполнится пятьдесят лет,  все оставленные ему  деньги должны
быть разделены между  нею и дочерьми от ее брака с Жаном де Ге или, если она
скончается  раньше своего  супруга, --  между ним и дочерьми. Соль контракта
заключалась  в  том,  что  получить  эти  деньги  родители  могли  только  и
исключительно  при  условии  рождения  сына-  наследника,  а если  этого  не
произойдет, никто не имел  права тронуть ни единого су до того  времени, как
Франсуаза достигнет пятидесяти лет,  --  если,  разумеется,  она доживет  до
этого возраста. В день свадьбы Жану  де Ге была  выделена крупная  сумма для
его  собственного  употребления,  но  она  составляла  менее четверти  всего
приданого.
     Я  прочитал  этот запутанный  документ раз  десять, если  не больше,  и
наконец-то понял намеки, оброненные  Франсуазой и некоторыми другими, насчет
того,  как  важно, чтобы у нее  родился  мальчик. Я спросил себя,  только ли
прихоть заставила ее отца  заморозить наследство и хотел ли,  женясь на ней,
Жан де  Ге просто воспользоваться своей долей приданого  или делал ставку на
сына? Бедняжке Мари- Ноэль, если у нее появится братец, не достанется ровным
счетом  ничего...  Что  до  самого  Жана де  Ге,  он получит в свое владение
половину основного капитала только в том случае, если  у него не будет сына,
а Франсуаза умрет до того, как достигнет пятидесяти лет.
     -- Прошу прощения, господин граф, вы еще надолго здесь задержитесь? Уже
начался перерыв. Я ухожу. Мы закрываемся в двенадцать, как господину  графу,
без сомнения, известно, а сейчас уже первый час.
     Возле  меня стоял клерк; на его лице было обиженное выражение человека,
у которого отняли несколько минут его собственного драгоценного времени. Я с
трудом вернулся к реальности. На какой-то миг  мне  было  показалось, что  я
вновь сижу в огромной башенной спальне, вновь слышу голос графини: .
Теперь ее слова мне  понятны,  хотя что означали ее тон  и  брошенный искоса
взгляд,  все еще оставалось загадкой. Я только смутно ощущал, что между нами
существуют крепкие, нерушимые узы, что мы,  мать и сын, живем в тайном мире,
куда нет доступа чужаку --  ни  жене, ни ребенку, ни сестре, -- что ряженый,
под  личиной которого  я скрывался, вот-вот приподнимет завесу над  манящей,
пусть и пугающей, тайной.
     -- Иду, -- сказал я, -- я не знал, что так поздно.
     Когда я  клал  документы  обратно  в сейф,  из них  выпала  бумага,  не
связанная тесьмой с остальными; похоже, ее сунули туда в спешке. Взглянув на
нее, я  увидел,  что  это письмо  от некоего Тальбера,  поверенного в делах,
написанное  недели  две-три   назад.  В  глаза  бросились  отдельные  слова:
...                   ...                  ...
...\footnote{...  ...  ...
,.. \textit{(фр.)}}  и,  подумав,  что здесь может крыться ключ к
решению  всей финансовой  головоломки, я  положил письмо в  карман. Повторив
ритуал с ключами, вышел вслед за клерком из ползала и поднялся по ступеням в
контору.
     Все  еще  погруженный  в  свои мысли,  занятые  подробностями  брачного
контракта, я рассеянно оглянулся вокруг и только тут вспомнил о Мари-Ноэль.
     -- Где девочка? -- спросил я.
     -- Уехала несколько минут назад, -- ответил клерк.
     -- Уехала? Куда?
     -- Господин  граф,  вы же сами  велели ей  передать,  что не возражаете
против ее просьбы поехать домой вместе с какой-то женщиной в грузовике.
     -- Ничего подобного.
     Ответ прозвучал  резко,  я был в ярости и на себя  и  на него, и клерк,
оскорбившись  еще больше, повторил  сказанные мною  слова,  придав им смысл,
который я и  не  собирался  в них  вкладывать.  Виной всему мое  собственное
нетерпение -- я хотел  поскорее вернуться к  чтению контракта и отвечал ему,
не подумав, лишь бы быстрей отделаться.
     -- Кто была эта женщина, о которой  вы упомянули? --  спросил я в ужасе
от  своей безответственности: перед  моим мысленным взором  возникли цыгане,
похитители детей, трупы девочек, убитых в лесу.
     -- Я  думаю, грузовик этот с  вашей  фабрики, господин граф, --  сказал
клерк. --  Кто-то из рабочих ездил на  станцию.  Девочка совершенно свободно
чувствовала себя с этими людьми. Она села в кабину рядом с женщиной.
     Что  я мог  сделать? Оставалось положиться на счастье. Будем надеяться,
что  Мари- Ноэль  не  погибнет в лесу и благополучно прибудет в  замок. Если
случится беда, виноват буду я и только я.
     Клерк провел  меня мимо пустынной  стойки,  где  больше не  раздавались
голоса клиентов, выпустил на улицу и  запер на засов дверь. Я свернул налево
и пересек площадь по направлению к церкви -- надо было хотя бы узнать судьбу
разбитых  фарфоровых статуэток. Мари-Ноэль говорила что-то  насчет городских
ворот. Где они находятся? Я вернулся к машине и двинулся в ту  сторону, куда
она пошла после того, как мы расстались.  Был я сердит  и встревожен, однако
не мог не залюбоваться городком.
     Меня поразили своеобразная прелесть  извилистых каналов, мирно  текущих
мимо старинных особняков, узкие пешеходные мостики, переброшенные к садам за
домами,  и желтые  от  старости, нависающие над стенами островерхие крыши...
Наконец я достиг  Porte de Ville\footnote{Городские ворота \textit{(фр.)}.}.
Это был бывший вход в город -- некогда крепость, -- откуда шел каменный мост
там, где раньше был подъемный. Пройдя под сводами башни, я очутился, судя по
всему,  на  главной торговой  улице городка и сразу увидел справа от себя то
место,  о котором  говорила  Мари-Ноэль:  небольшой  антикварный  магазин  с
серебряными  и фарфоровыми  вещицами на  витрине.  Но дверь  была заперта, а
рядом висело объявление, извещавшее, что с двенадцати до трех часов  магазин
закрыт.
     Я повернул обратно и тут заметил, что с противоположной стороны за мной
наблюдает человек, стоящий у одной из лавок.
     -- Bonjour, Monsieur le Comte, -- сказал он. -- Вы ищете мадам?
     По-видимому, меня здесь знали, но я не хотел ни во что впутываться.
     -- Да нет, -- сказал я. -- Зайду в другой раз.
     На его  лице  промелькнула улыбка.  Видимо,  мой  ответ  показался  ему
забавным.
     -- Это, конечно, не мое дело, -- сказал он, -- но когда парадная  дверь
заперта, внутри звонок не слышен. Лучше войти со стороны сада.
     Он продолжал  улыбаться, довольный тем, что смог мне услужить, однако я
не имел никакого намерения вторгаться с черного хода в  дом хозяйки магазина
и нарушать священные часы сиесты. Я поблагодарил его и прошел  обратно через
городские ворота.  Взглянув налево из смутного  любопытства,  я  увидел, что
лавки и жилые дома узкой торговой улицы  тыльной стороной примыкают к каналу
и  что  антикварный магазинчик  занимает лишь  переднее помещение небольшого
домика  восемнадцатого века с балконом  и узким садиком  и выходит на канал,
как миниатюрное палаццо где-  нибудь на окраине  Венеции. В  его распахнутые
окна лилось солнце, на балконе  стояла клетка с  полосатыми попугайчиками. С
дороги в  сад вел  узкий  дощатый мостик.  Один  из  тех уголков,  которые в
туристских проспектах называются  .  Интересно, сколько цветных
открыток с  его изображением  продается сейчас в городке?  Я приостановился,
чтобы закурить сигарету, и тут  на  балкон  вышла  какая-то женщина и  стала
кормить птиц;  я  сразу  узнал  блондинку  в  ярко-  синем  жакете,  которая
подсмеивалась  над  нами на  рыночной площади.  Она --  хозяйка антикварного
магазина? Если так,  я  с удовольствием  спрошу  ее, как они  договорились с
Мари-Ноэль насчет починки разбитых статуэток.
     Я   подошел  к   мостику,  хотя  подозревал,   что  преступаю   границы
дозволенного.
     --  Простите, мадам, -- окликнул я  женщину, --  я  пытался  попасть  в
магазин, но дверь оказалась заперта. Моя дочь заходила к вам сегодня утром?
     Вздрогнув  от неожиданности,  женщина  обернулась  и тут  же,  к  моему
крайнему удивлению, разразилась смехом.
     -- Идиот,  -- сказала она. -- Я  думала, ты  давно  уехал.  Что  ты тут
делаешь? Болтаешься на углу и валяешь дурака?
     Ее  непринужденный  тон  и  , принятое  лишь между близкими людьми,
совершенно  ошеломили меня.  Я  стоял, молча глядя на  нее  во  все глаза, и
судорожно пытался найти подходящий ответ.
     Женщина посмотрела направо, в сторону городских ворот и площади святого
Жюльена. Сиеста еще продолжалась, на улице не было ни души.
     -- Поблизости никого, -- сказала она. -- Входи.
     Судя  по всему, Жан  де Ге  пользовался в Вилларе довольно сомнительной
репутацией. Я был в нерешительности,  но  тут,  взглянув на  площадь, увидел
Рене. Это перевесило чашу весов в пользу приглашения. Я уже успел забыть про
свою  невестку,  а  она, давным-давно уйдя  из  парикмахерской, по-видимому,
исходила  весь городок в  поисках  меня. Я  вспомнил  также,  что Мари-Ноэль
исчезла  в неизвестном направлении, уехала из городка на грузовике, и теперь
мне придется возвращаться в Сен-Жиль наедине с Рене. Я попал в западню.
     Блондинка проследила за моим взглядом и поняла, какая передо мной стоит
дилемма.
     -- Быстрей, --  шепнула она. -- Твоя  родственница еще тебя не заметила
-- она смотрит в другую сторону.
     Я  кинулся по пешеходному  мостику  и  влетел  на  балкон;  по-прежнему
смеясь, хозяйка домика втащила меня в комнату.
     -- Повезло, -- сказала она. -- Еще секунда, и ты был бы пойман.
     Она закрыла высокое  окно и  с улыбкой  повернулась ко  мне; на ее лице
было то же радостное оживление, которое  я заметил -- и разделил с ней -- на
рыночной площади. Но сейчас ничто  не сдерживало и не  скрывало его, женщина
смотрела на меня открыто и свободно.
     -- Твоя дочка -- прелесть, -- сказала она, -- но нехорошо было посылать
ее сюда.  И, ради  всего  святого, зачем ты  завернул осколки в  целлофан  и
бумагу с  карточкой, адресованной мне? Девочка говорила что-то насчет ошибки
и  какого-то  знакомого  в Париже,  но скоро твои  шутки, мой  ангел, зайдут
слишком далеко.
     Она сунула  руку в карман жакета и вытащила кусок скомканного целлофана
и обрывок бечевки.
     -- Я займусь этими фигурками и всем, что ты сочтешь нужным прислать мне
из Сен-  Жиля, но не отряжай сюда  твою дочку, или жену, или сестру,  потому
что это ставит их в глупое положение, а я очень уважаю вашу семью.
     Она сунула руку во второй карман и  вынула смятую визитную карточку. На
ней  было  написано:  . Осколки  фарфоровых
животных  лежали  на  столе.  Единственным  недостающим  звеном был огромный
флакон духов под названием .

ГЛАВА 12
     Хотя Бела  закрыла  высокое  окно и задернула от чужих  глаз занавески,
комната была  полна света. От серо-голубого, холодного вроде бы оттенка стен
и диванных подушек она  казалась воздушной.  Принесенные с рынка  красные  и
золотые георгины, все  еще напоенные солнцем, с трудом умещались в стоящей в
углу вазе. Я увидел книжный шкаф, корзину с фруктами на столике, над камином
--  рисунок Мари Лоренсен. В одном из глубоких кресел  умывалась  персидская
кошка.  У  окна  стоял  низкий  стол  с  кисточками  и  плотной  бумагой  --
принадлежности художника. Пахло абрикосами.
     -- Что ты делаешь днем в Вилларе? -- спросила Бела.
     --  Заходил в банк,  --  сказал я, --  и позабыл о времени, а  я обещал
захватить  от  парикмахера одного из членов моей семьи на  обратном  пути  в
Сен-Жиль.
     -- Ты  слишком  надолго  это отложил,  -- сказала Бела. --  Думаешь, ей
доставляет удовольствие бродить по городу?
     Она  подошла к  угловому шкафчику  и вынула  бутылку    и  два
бокала.
     -- А где девочка?
     -- Не знаю. Исчезла. Уехала в грузовике с какими-то рабочими.
     --  Что  ж, у нее хороший вкус. Ты правильно ее  воспитываешь. Поешь со
мной? Все уже готово: ветчина, салат, сыр, фрукты и кофе.
     Она отодвинула заслонку  окошечка  между этой комнатой и  соседней, и я
увидел полный поднос с едой.
     -- Как я могу есть, когда моя невестка ждет меня на улице?
     Бела  подошла  к