щие внимания. Вашингтон, сам крайне педантичный  и  строгий  в  вопросах
этикета, несомненно уже в те времена  угадывал  в  американцах  тяготение  к
такому недочету и делал все возможное, чтобы это исправить.
     Я никак не могу утверждать вместе с другими  авторами,  что  наличие  в
Америке всевозможных  религиозных  сект  в  какой-то  мере  можно  объяснить
отсутствием государственной церкви, - я, напротив того,  считаю,  что,  если
она будет установлена, народ - в силу самого своего характера  -  отвернется
от нее, хотя бы уже потому, что это установленная церковь. Но допустим,  что
она существует, - я беру под сомнение ее способность успешно объединить всех
разбредшихся овец в одно большое стадо, хотя бы потому, что в стране  бытует
слишком много верований; и еще потому, что я не вижу в Америке  такой  формы
религии, с какой мы не были бы знакомы в Европе - или даже у себя в  Англии.
Сектанты здесь развивают бурную деятельность, как и все прочие люди,  просто
потому, что это страна деятельных людей; они создают свои поселения, так как
здесь легко купить землю, и возводят деревни и города там,  где  не  ступала
нога человека. Ведь даже шекеры и те эмигрировали  из  Англии;  наша  страна
достаточно известна и Джозефу Смиту, апостолу мормонов, и его невежественным
последователям; я сам видывал в иных наших больших городах такие религиозные
радения, какие едва  ли  могут  превзойти  на  своих  сборищах  американские
сектанты  в  лесной  глуши;  и  я  далеко  не  уверен,  что  всякий   обман,
использующий суеверие, с одной  стороны,  и  всякое  доверчивое  безудержное
суеверие - с другой, ведут начало из Соединенных Штатов и что  мы  не  можем
сопоставить  их  с  такими  явлениями,  как  миссис  Сауткот,  Мэри   Тофтс,
Занимавшаяся разведением кроликов, или даже  мистер  Том  из  Кентербери  *,
который подвизался в просвещенную  эпоху,  когда  времена  мракобесия  давно
миновали.
     Республиканский   строй   несомненно   укрепляет   в   народе   чувство
собственного достоинства и равенства; но  в  Америке  путешественник  должен
всегда напоминать себе о его существовании, чтобы не возмущаться то  и  дело
близостью той категории людей, с  которой  ему  на  родине  не  пришлось  бы
сталкиваться. Фамильярность в обращении, когда к ней не примешивалась глупая
спесь и когда она не мешала добросовестному выполнению обязанностей, никогда
не оскорбляла меня; и мне почти не  пришлось  познакомиться  на  собственном
опыте с ее грубым или неприятным проявлением. Раз или два это было  довольно
комично, как, например, в описанном ниже происшествии, -  но  это  был  лишь
забавный случай, а не правило.
     В одном городе мне понадобилась пара башмаков, так как  мне  не  в  чем
было ехать дальше; я взял с собою только  знаменитые  башмаки  на  пробковой
подошве, но в них было слишком жарко на  огнедышащих  палубах  пакетбота.  А
посему  я  отправил  одному  артисту  сапожного  дела  записку,  в   которой
приветствовал его и сообщал, что буду рад его видеть, если он не  откажет  в
любезности навестить меня. Он очень мило  попросил  передать  в  ответ,  что
"заглянет" в шесть часов вечера.
     Примерно в указанное время я лежал на диване, читая книгу  и  потягивая
вино из бокала, когда дверь  отворилась  и  в  комнату  вошел  джентльмен  в
стоячем воротничке, в шляпе и перчатках, на вид лет тридцати или около того;
он подошел к зеркалу, поправил прическу, снял перчатки: не  торопясь  извлек
мерку из самых недр кармана своего сюртука и томным  голосом  попросил  меня
отстегнуть штрипки. Я повиновался, но с  некоторым  удивлением  поглядел  на
шляпу, которая все еще оставалась у него на  голове.  Возможно,  поэтому,  а
возможно, из-за жары - он снял ее. Затем  он  сел  на  стул  напротив  меня;
уперся локтями в колени; потом, низко нагнувшись, с большим усилием поднял с
полу образчик лондонского мастерства, который я только что снял, - при  этом
он что-то мило насвистывал. Он без конца вертел башмак;  разглядывал  его  с
таким презрением, какого словами не выразишь, и, наконец, спросил,  хочу  ли
я, чтобы он "справил" мне точно такой башмак? Я любезно  ответил,  что  меня
интересует только одно - чтобы башмаки не жали, а  остальное  пусть  он  сам
решает; если это удобно и практически осуществимо, то я не возражал бы, чтоб
они в какой-то мере походили на стоящую перед ним модель, но я во всем готов
следовать его советам и оставляю все на его усмотрение.
     - Так вы, значит, не очень настаиваете на этой впадине в  пятке,  а?  -
говорит он. - Мы тут такого не делаем.
     Я повторил свои последние слова. Он снова посмотрел на себя в  зеркало;
подошел поближе, чтобы вынуть из уголка глаза соринку; поправил галстук. Все
это время моя нога висела в воздухе.
     - Вы как будто готовы, сэр? - спросил я.
     - Д-да, почти, - сказал он. - Не шевелитесь.  Я  прилагал  все  усилия,
чтобы не дать шевельнуться ни ноге, ни мускулам лица, - а он  тем  временем,
вынув из глаза соринку, извлек свой  футляр  с  карандашами,  снял  мерку  и
сделал соответствующие записи. Покончив с этим, он принял  прежнюю  позу  и,
снова взяв башмак, некоторое время задумчиво разглядывал его.
     - Так это, значит, английский башмак, да? - сказал он, наконец.  -  Это
лондонский башмак?
     - Да, сэр, - ответил я, - это лондонский башмак. Он еще некоторое время
размышлял над ним, словно Гамлет над черепом Йорика *, затем кивнул головой,
будто говоря: "Могу лишь пожалеть о государственном строе, который привел  к
появлению таких башмаков"; встал; спрятал футляр с карандашами, свои записи,
бумагу, - все это время не переставая смотреться в зеркало, -  надел  шляпу;
медленно натянул перчатки и, наконец, вышел. Прошла минута после его  ухода,
как вдруг дверь отворилась и опять показались его шляпа  и  его  голова.  Он
оглядел комнату, потом посмотрел еще раз на  башмак,  все  еще  лежавший  на
полу, с минуту, видимо, подумал и сказал: - Ну-с, всего хорошего.
     - Всего хорошего, сэр, - сказал я.
     И на этом наша встреча кончилась.
     Я хотел бы сказать несколько слов еще  по  одному  вопросу  о  народном
здравоохранении. В такой обширной стране, где еще не заселены и не расчищены
миллионы акров земли и где ежегодно на каждом ее  клочке  идет  перегнивание
растений, в стране, где так много больших рек и такое разнообразие климатов,
в известное время года неминуемо возникает множество болезней. Я беседовал с
рядом представителей врачебной профессии в Америке, и, смею  заявить,  я  не
одинок  в  своем  убеждении,  что  можно  было   бы   избежать   большинства
распространенных в Америке  заболеваний,  если  бы  соблюдались  в  обществе
некоторые меры предосторожности. В  этих  целях  необходимо  усилить  личную
гигиену; необходимо изменить  порядок,  когда  люди  трижды  в  день  наспех
проглатывают в  большом  количестве  животную  пищу,  и  тут  же  после  еды
возвращаются к своим сидячим  занятиям;  слабый  пол  должен  более  разумно
одеваться  и  больше  заниматься  полезными   физическими   упражнениями   -
последнему совету должны последовать и мужчины. Но прежде  всего  необходимо
тщательно перестроить систему вентиляции, канализации и удаления нечистот во
всех общественных учреждениях и  вообще  в  каждом  городе  и  городишке.  В
Америке каждый  местный  законодательный  орган  мог  бы  извлечь  для  себя
огромную пользу, если бы  хорошенько  ознакомился  с  превосходным  докладом
мистера Чедуика о санитарных условиях, в каких живут трудовые классы у нас.

     Итак,  я   подошел   к   концу   своей   книги.   Судя   по   некоторым
предостережениям, которые  я  получил,  уже  вернувшись  в  Англию,  мне  не
приходится ждать, что книга  будет  дружелюбно  или  благосклонно  встречена
американским народом; и так как я  написал  правду  об  основной  массе  тех
людей, которые определяют суждения народа и выражают его мнения, вы увидите,
что я не жажду какими бы  то  ни  было  побочными  средствами  снискать  его
аплодисменты.
     С меня довольно сознания, что из-за написанного на этих страницах я  не
потеряю по ту  сторону  Атлантики  ни  одного  друга,  который  хоть  чем-то
заслуживает этого имени.  Что  же  касается  остальных,  то  я  бесхитростно
положусь на общий дух, в каком задуманы и написаны мои заметки, и буду ждать
благоприятного приговора.
     Я ни словом ни  коснулся  оказанного  мне  приема  и  не  позволил  ему
повлиять на то, что я написал, в любом случае это явилось бы - по  сравнению
с тем, что я ношу в своем сердце, - лишь  очень  скупой  благодарностью  тем
благосклонным читателям моих предыдущих книг, которые за  океаном  встретили
меня с раскрытыми объятиями, а не держа руку на взведенном курке.

     Конец


ПOCЛЕСЛОВИЕ

     Выступая на обеде, который устроили в мою честь в  субботу,  18  апреля
1868 года, в городе Нью-Йорке двести представителей американской  печати,  я
сказал, между прочим, следующее: "Последнее время в вашей стране  так  часто
звучал мой голос, что я мог бы удовольствоваться этим  и  не  утруждать  вас
больше своими разглагольствованиями, если бы не считал своим  долгом  отныне
не только здесь, но и по всякому  удобному  случаю,  выражать  мою  глубокую
признательность и благодарность за тот прием, который  был  мне  оказан  при
моем  вторичном  посещении  Америки,  и  воздать  со  всею  честностью  дань
благородству и великодушию этой нации. Мне хотелось бы  также  сказать,  как
поразили меня те удивительные перемены, на которые я наталкивался повсюду, -
перемены  в  плане  моральном,  перемены  в  плане  физическом,  перемены  в
количестве отвоеванной у природы и заселенной земли,  перемены  в  появлении
больших  новых  городов,  перемены  в  неузнаваемом  росте  старых  городов,
перемены в удовольствиях и прелестях жизни, перемены в  нравах  печати,  без
прогрессивных изменений коих не может быть прогресса ни в чем.  К  тому  же,
поверьте, я не столь дерзок, чтобы считать, будто за двадцать  пять  лет  во
мне самом не произошло никаких перемен, что я ничему не научился и  что  мне
не пришлось пересмотреть некоторые крайние взгляды, которые сложились у меня
при моем  первом  посещении  вашей  страны.  И  тут  мы  подходим  к  одному
обстоятельству,  относительно  которого,  с  тех  пор  как  я  высадился   в
Соединенных Штатах в ноябре прошлого года, я, несмотря  ни  на  что,  хранил
упорное молчание, а сейчас, с вашего позволения, намерен поведать вам о нем.
Даже пресса, поскольку работают в ней люди, может порой ошибаться  или  быть
неправильно информированной, и я  склонен  считать,  что  в  двух  или  трех
случаях сведения, публиковавшиеся обо мне, были не  вполне  точны.  В  самом
деле, за всю свою жизнь я не читал ничего более удивительного, чем  то,  что
время от времени появлялось в печати обо мне.  Так,  например,  меня  немало
поразили та энергия и упорство,  с  какими  я  вот  уже  несколько  месяцев,
оказывается, собираю материал и работаю над новой книгой  об  Америке,  хотя
все это время моим издателям по ту и по эту сторону Атлантики было известно,
что никакие силы на свете неспособны заставить меня написать такую книгу. Но
я намерен и решил (это и есть то самое обстоятельство, о котором я хочу  вам
сообщить) по возвращении в Англию выступить в своем журнале  и  в  интересах
моих соотечественников  самому  поведать  им  о  тех  гигантских  переменах,
которые произошли в вашей стране и про которые я  здесь  упоминал.  А  кроме
того, мне хотелось бы рассказать им о том, что, где бы я ни был - в  больших
городах  или  самых  маленьких  местечках,  -   всюду   меня   принимали   с
непревзойденной  вежливостью,  деликатностью,  мягкостью,   гостеприимством,
вниманием и непревзойденным уважением к характеру моей поездки  и  состоянию
моего здоровья, постоянно требовавшим уединения. Это мое свидетельство, пока
я жив и пока будут живы те, кто унаследует авторское  право  на  мои  книги,
будет помещаться в качестве приложения ко всем экземплярам двух моих книг, в
которых я говорю об Америке. Я буду и велю это делать не только из  любви  и
благодарности, но и потому, что считаю справедливым и честным".
     Я произнес эти слова со всею искренностью, какую мог в них  вложить,  и
со всею искренностью повторяю их  сейчас.  И  пока  будет  существовать  эта
книга, я надеюсь, они будут входить в нее, как  нечто  неотделимое  от  моих
наблюдений и впечатлений от Америки.

ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС
     Май 1868 года

КОММЕНТАРИИ

     Два томика "Американских заметок"  были  опубликованы  в  октябре  1842
года. Материалом для "Заметок" послужили дневники и записные книжки.  Работа
над  книгой  протекала  в  течение  нескольких  месяцев  непосредственно  по
возвращении на родину. Поездка в США глубоко разочаровала Диккенса. Об  Этом
он говорит в письмах к друзьям (см., например, письмо  к  известному  актеру
Макреди,  собиравшемуся  одно  время  переселиться  в  США).  Этим  чувством
проникнута и сама книга, вышедшая с посвящением: "...тем из  моих  друзей  в
Америке... кому любовь к родине не мешает  выслушивать  истину..."  Предвидя
обвинения критики в предвзятом изображении общественных институтов США и,  в
особенности, ненавистного  ему  рабства,  Диккенс  хотел  предпослать  своим
очеркам специальную разъясняющую главу, которая и была  им  написана,  но  в
окончательной редакции исключена. В этой главе Диккенс  прямо  заявлял,  что
нашел государственный строй США отнюдь не  заслуживающим  подражания.  Глава
эта  была  напечатана  впервые  в  книге  друга  Диккенса  и  его  биографа,
известного литературоведа Дж. Форстера, "Жизнь Диккенса" (1872-1874).
     В  прессе  "Американские  заметки"  были   встречены   с   возмущением.
Американская критика ждала от Диккенса восторженного панегирика и, не  найдя
его, обвинила писателя в клевете. Английская критика была смущена новыми для
Диккенса   нотами   политической   сатиры   и   тоже   отнеслась   к   книге
неблагожелательно.
     На  русский  язык  "Американские  заметки"  переводились  неоднократно.
Первый сокращенный перевод, озаглавленный "Записки об Америке", появился уже
в 1843 году  в  журнале  "Библиотека  для  чтения".  Полное  издание  текста
выходило дважды, в 1882 и 1889 годах. Настоящий перевод сделан с  публикации
текста Полного собрания сочинений Диккенса, изд. Чэпмена и Холла.

     ...с грузом почты ее величества... - т. е. с грузом  Министерства  почт
Великобритании. По  исторически  сложившейся  традиции  названия  английских
государственных учреждений и должностных лиц всегда  сопровождаются  словами
"его (или ее) величества".

     ...Чарльза Диккенса, эсквайра... - В середине века эсквайрами  называли
оруженосцев рыцарей. Со временем слово изменило свое значение, и  так  стали
именовать людей, не имеющих  дворянского  звания,  но  привилегированных  по
своему общественному  положению,  как  то:  чиновников,  адвокатов,  врачей,
писателей и просто зажиточных буржуа.  В  настоящее  время  слово  "эсквайр"
почти вышло из употребления.

     ...обставленную, как  сказал  бы  мистер  Робинс,  со  сверх  восточным
великолепием...-  Мистер  Робинс  -  известный  в  Лондоне   40-50-х   годов
аукционист, выпускавший каталоги с рекламным описанием продававшихся вещей.

     ...напоминал моей спутнице милые родные края. -  Семья  жены  Диккенса,
урожденной Хогарт, происходила из Шотландии.

     ...моего непогрешимого друга мистера Редли из отеля "Аделфи". -  Мистер
Редли - владелец первоклассного ливерпульского отеля, в котором Диккенс имел
обыкновение останавливаться.

     Юстон сквер-площадь в Лондоне,  на  которую  выходит  первый  в  городе
железнодорожный вокзал Лондонской Северо-западной дороги, выстроенной в 1838
году.

     Лорд Бэрли (1520-1598) - известный английский государственный  деятель,
был государственным казначеем в Эпоху королевы Елизаветы.

     ...чувствовал себя в точности  так,  как  мистер  Уиллет-старший  после
того, как погромщики посетили его пивную в Чигуэлле.  -  Диккенс  вспоминает
эпизод из своего романа "Барнеби Радж" (1841). Чигуэлл-предместье Лондона.

     Ричмонд - юго-западное  предместье  Лондона  на  правом  берегу  Темзы;
любимое место загородных прогулок лондонцев.

     Галифакс - крупный порт и  главный  город  Новой  Шотландии,  одной  из
провинций Канады, являвшейся во времена Диккенса британской колонией.

     Вестминстер - юго-западный район Лондона, в котором расположено  здание
английского парламента.

     Тронная речь  -  речь  при  открытии  сессии  парламента,  составляемая
лидером правящей партии и содержащая правительственную программу.

     ...в какой-нибудь мелодраме у Астли. - Имется в виду конный цирк  Астли
- одно из самых популярных увеселительных заведений Лондона первой  половины
XIX века; на его арене давались мелодрамы, в которых  по  ходу  действий  на
сцену выводились дрессированные лошади; в Париже был филиал этого цирка.

     Кук Томас П. Кук (1786-1864) - известный английский комический актер.

     Чэннинг, Уильям  Эллери  Чэннинг  (1780-1842)-  известный  американский
общественный деятель, священник, возглавивший в 1825 году американскую секту
унитариев; в своих проповедях и печатных трудах выступал за отмену рабства.

     Панталоне,  Арлекин,  Коломбина  -  популярные  персонажи   итальянской
comedia del arte - "комедия масок" (возникла в Италии  в  XVI  в.),  ставшие
героями ярмарочных кукольных представлений.

     ...правительство штата. -  Согласно  американской  конституции,  каждый
штат США имеет свои законодательные органы, над которыми  стоят  федеральные
органы власти, находящиеся в Вашингтоне.

     Докторс-Коммонс.  -  Диккенс  имеет  в  виду  особый   суд   по   делам
наследственного  права,   входивший   в   систему   судов   Докторс-Коммонс,
охватывавшую, кроме того, суды по делам церкви и делам адмиралтейства.

     Институт Перкинса - назван так в честь богатого бостонского коммерсанта
Т. X. Перкинса (1764-1854), известного своей благотворительностью.

     Доктор Хови-Хот С. Г.  (1801-1876)  -  известный  американский  врач  и
прогрессивный общественный деятель.
     Выступал против рабства, принимал участие в реформе американских тюрем,
возглавлял Институт  для  слепых  в  Бостоне,  изобрел  азбуку  слепых.  Его
пациентка,  Лора  Бриджмен  (1829-  1889),  известна  как  первая  слепая  и
глухонемая, получившая систематическое образование с помощью азбуки слепых.

     ...приюте  для  бедных  в  Хэнуелле...  -  Хэнуелл-западное  предместье
Лондона, в котором находится известный дом  для  умалишенных,  основанный  в
1830 году.

     Мейдж Уайлдфайр - иначе Мейдж Мердоксон,  безумная  цыганка  из  романа
Вальтера Скотта "Эдинбургская темница" (1818).

     ...ведет себя с ними точно сам лорд Честерфилд - то есть точно так, как
предписывают "Письма  лорда  Честерфилда  своему  сыну",  свод  житейских  и
моральных правил английской аристократии XVIII века.

     ...члены   нашей   Комиссии    по    законодательству    о    призрении
бедных...Диккенс имеет в виду закон о бедных 1834 года, результатом которого
явилось создание "работных домов" (более подробно  см.  комментарий  к  3-му
тому наст. изд.). Члены комиссии по проведению в  жизнь  этого  закона  были
назначены  из  числа  виднейших  чиновников  "Сомерсет-Хаус",  известного  в
Лондоне здания, в котором сосредоточены правительственные учреждения.

     Глазу  англичанина,  привыкшему  к  Вестминстер-Холлу  со   всеми   его
аксессуарами...- Речь  идет  о  главном  зале  заседаний  английского  суда,
находящемся в  Вестминстере  и  являющемся  одним  из  старейших  памятников
английской готики (XI). В этом зале  слушались  все  важнейшие  исторические
процессы. Внутреннее убранство его, равно как и специальное одеяние судей  и
адвокатов - средневековые мантии и парики - призваны  создавать  впечатление
о