что  ее  недуги  вскоре  стали
сказываться на ее душевном состоянии. Кого нельзя наставить через  рассудок,
на тех приходится воздействовать с помощью  силы;  эту  же  девочку,  кругом
обездоленную, такой  способ  воздействия  вскоре  поставил  бы  в  положение
животного или даже хуже, - а ведь  и  животное  погибает,  если  вовремя  не
подоспеет помощь.
     "Тут я, по счастью, услышал об этой девочке и тотчас поспешил к  ней  в
Ганновер. Я увидел правильно сложенного ребенка, с  крупной,  хорошей  формы
головой;  девочка  была  совершенно  здорова,  если  не  считать  повышенной
нервозности, сказывавшейся в излишней веселости и суетливости. Родителей без
особого труда удалось уговорить отпустить ее в Бостон, и вот 4 октября  1837
года ее привезли в Институт, Первое время она растерялась; две недели решено
было ее не трогать и дать ей возможность ознакомиться с новым  окружением  и
попривыкнуть к воспитанникам, а уже  затем  показать  ей  знаки,  с  помощью
которых она сможет обмениваться своими мыслями с другими людьми.
     Тут можно было идти двумя путями: либо  создать  язык  знаков  на  базе
обычного языка, на котором она в свое время начинала говорить, либо  научить
ее широкораспространенному  специальному  языку.  Иначе  говоря:  либо  дать
особое обозначение для каждого предмета в отдельности, либо научить  ее  при
помощи  букв  выражать  свое  мироощущение  и   отношение   к   условиям   и
обстоятельствам существования других живых созданий. Первый способ  -  более
легкий, но менее результативный; второй - более трудный, но в  случае  удачи
он приводит к большим результатам. А потому я решил избрать второй.
     Для начала мы взяли предметы, которыми человек пользуется каждый  день,
как например, - ножи, вилки, ложки, ключи и т. п. и наклеили на них  ярлычки
с их названиями,  отпечатанными  выпуклыми  буквами.  Девочка  тщательно  их
ощупывала  и,  естественно,   вскоре   заметила,   что   извилистые   линии,
обозначающие "ложку" так же мало похожи на линию  "ключа",  как  сама  ложка
мало похожа на ключ.
     Затем  ей  стали  давать  ярлычки  уже  без  предметов,  и  она  вскоре
сообразила, что на них оттиснуты те же знаки, что и на ярлычках,  наклеенных
на предметы. Желая показать, что она уловила сходство, она положила  ярлычок
со словом "ключ" на ключ, а ярлычок со словом "ложка" - на ложку. За это  ее
в знак поощрения погладили по голове.
     Так было проделано со всеми предметами, которые она могла взять в руки,
и девочка очень скоро научилась находить нужный предмет  и  класть  на  него
ярлычок с соответствующим названием. Однако ясно было, что это  пока  только
упражнение памяти и стремление к подражанию. Она  помнила,  что  бумажку  со
словом "книга" надо класть  на  книгу,  и  проделывала  это,  во-первых,  из
подражания, а во-вторых, по памяти, желая получить  одобрение,  но  явно  не
понимая, какая существует связь между предметом и бумажкой.
     Через некоторое время ей стали давать уже не ярлычки с целым словом,  а
отдельные  буквы,  напечатанные  на  разных  кусочках  бумаги.  Кусочки  эти
раскладывались таким образом, чтобы  получалось  слово  "книга",  ."ключ"  и
т.п.; потом их сгребали в кучу, и девочке знаком давали понять, что она сама
должна сложить из них слова "книга", "ключ" и т. п. И она это выполняла.
     До сих пор процесс был чисто механическим, - так умную  собаку  обучают
разным фокусам. Несчастная девочка, совершенно ошарашенная, терпеливо, вслед
за педагогом, повторяла все, что тот делал. Но  теперь  она  начала  кое-что
понимать; интеллект ее заработал. Она сообразила, что,  следуя  этим  путем,
она сможет выразить знаком то или иное представление, возникшее в ее  мозгу,
и  сообщить  это  другому  уму;  и  лицо  ее  сразу   приобрело   нормальное
человеческое выражение. Это уже  не  была  собачка  или  попугай,  -  в  ней
пробудился   бессмертный   дух,   жадно   ухватившийся   за   новое   звено,
устанавливавшее связь между нею и другими носителями  этого  духа!  Я  почти
точно  могу  сказать,  когда  девочку  озарил  свет  истины.  Я  понял,  что
величайшее препятствие осталось  позади  и  теперь  нужны  лишь  терпение  и
упорство, обычные, простые усилия.
     О достигнутых нами результатах недолго  и  нетрудно  поведать,  но  сам
процесс был  далеко  не  так  прост:  прошло  немало  недель,  казалось  бы,
напрасного труда, прежде чем эти результаты стали заметны.
     Мы говорили выше, что девочке "давали знаком  понять,  что  она  должна
сложить слово"; это значит, что педагог складывал слова, а она, касаясь  его
рук, повторяла за ним движения.
     Следующей ступенью был металлический  шрифт:  на  концах  металлических
палочек были выбиты буквы, и палочки  эти  вставлялись  в  толстую  доску  с
квадратными отверстиями, так что над поверхностью выделялись лишь буквы.
     Затем девочке давали какой-нибудь предмет - карандаш или, скажем, часы,
- она подбирала соответствующие буквы, втыкала палочки в отверстия на  доске
и с явным удовольствием "читала", что получалось.
     Так ее обучали несколько недель, пока словарь  ее  не  стал  достаточно
обширным; тогда перешли  к  следующему  важному  шагу:  отставив  громоздкий
аппарат - доску с металлическими палочками, - девочку стали учить изображать
буквы тем или иным положением пальцев. Она довольно быстро и  легко  усвоила
это, так как на помощь педагогу  пришел  ум  девочки,  и  она  стала  делать
большие успехи.
     Вот тогда-то, после трех месяцев обучения, и был сделан первый отчет  о
ее состоянии - отчет, в котором говорилось, что  "девочка  выучилась  азбуке
глухонемых  и  пользуется  ею  на  редкость  быстро,  правильно  и  с  таким
удовольствием, что приятно смотреть. Педагог дает ей какой-нибудь незнакомый
предмет, например - карандаш; сначала она его ощупывает, затем ей объясняют,
для чего  он  служит,  и  педагог  на  пальцах  показывает,  как  по  буквам
складывается его название. Девочка при этом держит  учительницу  за  руку  и
узнает на ощупь, как у той движутся пальцы, составляя буквы,  -  она  слегка
наклоняет головку набок, точно к чему-то прислушивается, губы ее приоткрыты,
она затаила дыхание; но вот на ее напряженном личике появляется улыбка: урок
понят. Тогда она уже на своих пальчиках составляет слово; потом берет  шрифт
и выкладывает его из букв, и уж чтоб быть  окончательно  уверенной,  что  не
ошиблась, - вынимает шрифт и кладет на соответствующий предмет - скажем,  на
карандаш, либо подле него".
     Весь последующий год прошел в удовлетворении  ее  жадных  расспросов  о
том, как называются разные предметы,  которые  попадались  ей  под  руку;  в
развитии ее умения пользоваться азбукой на пальцах; во всемерном  расширении
ее познаний о взаимосвязи предметов и в укреплении ее здоровья".
     В конце года был  составлен  отчет  о  ходе  ее  болезни,  из  которого
приведем следующую выдержку: "Теперь уже со всею достоверностью установлено,
что девочка совершенно ничего не видит, не слышит  ни  звука  и  никогда  не
пользуется обонянием, из чего можно заключить, что этого чувства у нее  тоже
нет. Следовательно, разум ее пребывает в покое и мраке могильного  склепа  в
полуночный час. Она понятия не имеет о красоте, о нежных звуках  и  приятных
запахах, и тем не менее она счастлива  и  резва,  как  птичка  или  ягненок;
всякая  возможность  выказать  свою  смекалку  или  постичь   что-то   новое
доставляют ей живейшее удовольствие, тотчас отражающееся на ее выразительном
лице. Она никогда ни на что не жалуется, - напротив, весела и жизнерадостна,
как все дети. Она любит посмеяться и пошалить; играя с другими  детьми,  она
громче всех заливчато смеется.
     Но и в одиночестве она чувствует себя не менее счастливой  -  дайте  ей
что-нибудь вязать или шить, и она часами будет сидеть за работой; если же ей
нечем заняться, она затевает разговор с  воображаемым  собеседником,  что-то
вспоминает, считает на пальцах или с помощью  азбуки  глухонемых  составляет
недавно узнанные названия предметов. Во время таких молчаливых диалогов она,
видимо, рассуждает, раздумывает, спорит сама с собой;  составив  неправильно
слово на пальцах правой руки, она тотчас ударяет  по  ней  левой  -  в  знак
порицания, как это  делает  учительница;  составив  же  слово  правильно,  с
довольным видом гладит себя по голове.  Иной  раз  она  нарочно  неправильно
составит слово на пальцах левой руки, скорчит хитрую рожицу и рассмеется,  а
потом правой рукой как ударит левую - точно в наказание!
     За этот год она настолько усвоила азбуку  глухонемых  и  научилась  так
умело и быстро составлять знакомые  ей  слова  и  фразы,  что  только  люди,
привычные к языку жеста, способны улавливать проворные движения ее пальцев.
     Но как ни  удивительна  быстрота,  с  какою  она  передает  свои  мысли
жестами, еще более удивительны легкость и  точность,  с  какими  она  читает
слова, написанные таким же способом другими людьми: держа своего собеседника
за руку, она ощущает каждое движение его пальцев и, по буквам слагая  слова,
постигает его мысль. Так она беседует со своими слепыми товарками, и вряд ли
можно  найти  более  убедительный  пример  способности   человеческого   ума
использовать материю для своих целей, чем эти беседы. Если двум мимам  нужны
немалый талант и мастерство, чтобы передать свои мысли и чувства посредством
телодвижений и ужимок, то насколько же это труднее,  когда  и  лицо  и  тело
обоих собеседников погружены во мрак, а один из  них  еще  и  не  слышит  ни
звука.
     По коридору Лора ходит, вытянув вперед руки; она  тотчас  узнает  всех,
кто попадается ей навстречу, и здоровается  кивком  головы,  -  и  если  это
девочка ее возраста или одна из ее любимых подружек, на лице Лоры появляется
улыбка, подружки берутся под руку,  пальчики  их  переплетаются  и  начинают
быстро жестикулировать, передавая мысли и чувства одного мыслящего  существа
другому. Они задают друг другу вопросы и отвечают  на  них,  рассказывают  о
своих радостях и горестях, целуются при встречах и расставаниях,  -  словом,
ведут себя как обычные дети, обладающие всеми пятью чувствами.
     В середине года - через шесть месяцев после того  как  Лора  уехала  из
Дому - ее навестила мать; встреча их проходила очень интересно.
     Мать  некоторое  время  стояла  неподвижно  и  глазами,  полными  слез,
смотрела на несчастную девочку, которая, и не подозревая о  ее  присутствии,
продолжала играть. Но вот Лора на бегу наскочила на мать и  тотчас  схватила
ее за руки, принялась ощупывать платье, желая узнать, кто же это, но  так  и
не узнав, отошла  в  сторону,  словно  перед  ней  был  кто-то  чужой,  -  а
несчастная женщина совсем сникла, видя, что любимое дитя не узнает ее.
     Тогда она достала бусы, которые Лора носила дома, и дала их девочке; та
сразу узнала их и, радостно надев на шею, поспешила сообщить  мне,  что  эти
бусы - из дому.
     Мать попыталась приласкать  девочку,  но  бедная  Лора  оттолкнула  ее,
предпочитая общаться со знакомыми людьми.
     Тут мать дала ей еще какую-то вещичку, привезенную из дому,  -  девочка
насторожилась и, тщательно обследовав  незнакомку,  поведала  мне,  что  эта
женщина из Ганновера; она даже позволила приласкать себя, но достаточно было
кому-то поманить ее, и она тотчас равнодушно отошла от матери. А на ту  было
просто больно смотреть: хоть она и опасалась, что дочка может ее не  узнать,
однако тягостная правда - полное  безразличие  со  стороны  горячо  любимого
ребенка -оказалась выше женских сил.
     Когда мать, некоторое время спустя,  снова  завладела  Лорой,  в  мозгу
девочки, казалось, мелькнула смутная догадка, что эта женщина, должно  быть,
ей не чужая; девочка с величайшим интересом стала лихорадочно  ощупывать  ее
руки; она  очень  побледнела,  потом  вдруг  покраснела,  казалось,  надежда
борется в ней с сомнением и тревогой, - никогда  еще  борьба  противоречивых
чувств не отражалась так  явственно  на  человеческом  лице.  В  эту  минуту
мучительной неуверенности мать привлекла Лору к себе и нежно  поцеловала,  -
девочка поняла все: недоверие  и  тревога  исчезли  с  ее  лица,  сменившись
несказанным счастьем, и она бросилась на грудь к матери, в ее объятия.
     Забыты были бусы; ей предлагали игрушки,  -  она  не  обращала  на  них
внимания; подруги,  ради  которых  минуту  назад  она  с  радостью  покидала
незнакомую женщину, теперь тщетно пытались оторвать ее  от  матери,  и  хотя
она, как всегда, по первому же знаку покорно следовала за мной, ей это  явно
стоило больших усилии. Она цеплялась за меня, точно чему-то дивилась и в  то
же время страшилась, а когда я через некоторое время подвел ее к матери, она
прыгнула к ней на колени и радостно прижалась к ее груди.
     При расставании Лора по-своему, по-детски, выказала и любовь, и  ум,  и
волю.
     Крепко  обняв  мать,  Лора  проводила  ее  до  дверей;  но  здесь   она
остановилась,   пытаясь   нащупать,   кто   стоит   рядом.   Узнав   главную
надзирательницу, которую она очень  любит,  девочка  схватила  ее  за  руку,
другой рукой продолжая судорожно цепляться  за  мать;  так  она  постояла  с
минуту,  потом  выпустила  руку  матери,  поднесла  платок   к   глазам   и,
повернувшись, с рыданиями приникла  к  надзирательнице,  а  мать,  не  менее
расстроенная и взволнованная, поспешила уйти. . . . . . . . . . . . . . .  .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     В предыдущих отчетах мы уже отмечали,  что  Лора  чувствует  разницу  в
умственном развитии окружающих, и если заметит, что поступившая  в  Институт
новенькая  недостаточно  сообразительна,  через  несколько   дней   начинает
относиться к ней чуть  ли  не  с  презрением.  Эта  неприятная  черта  стала
особенно заметна в ее характере за последний год.
     Она выбирает себе подружек и товарок из числа наиболее умных  детей,  с
которыми ей интереснее разговаривать, и явно  не  любит  проводить  время  с
теми, кто не отличается умом, - если только они  не  могут  быть  ей  чем-то
полезны, ибо она склонна использовать людей в своих целях. Она распоряжается
ими как хочет и заставляет служить ей, то  есть  делать  то,  чего,  как  ей
известно, она не может потребовать от других, - словом,  ее  англосаксонская
кровь дает о себе знать.
     Она радуется, когда педагоги  или  те,  к  кому  она  питает  уважение,
замечают и ласкают других детей, но не слишком, -  иначе  она  ревнует.  Она
хочет получать свою долю ласки, - если  не  львиную,  то  во  всяком  случае
немалую, и когда ей этой доли не уделяют, то  говорит:  "Мамочка  приласкает
меня".
     В ней настолько развито подражательство, что оно толкает  ее  порой  на
действия, совершенно ей непонятные и нужные лишь  постольку,  поскольку  они
удовлетворяют какой-то ее внутренней потребности. Так, не раз замечали,  что
она может просидеть целых полчаса, держа перед  незрячими  глазами  книгу  и
шевеля губами, как по ее наблюдениям это делают зрячие люди, когда читают.
     А однажды она выдумала, будто у нее заболела кукла: перенимая  движения
взрослых, стала ухаживать за ней, давать ей лекарства; потом бережно уложила
в постель и, заливаясь веселым смехом,  пристроила  ей  к  ногам  бутылку  с
горячей водой. Когда я пришел,  она  настояла,  чтобы  я  осмотрел  куклу  и
пощупал у нее пульс; когда же я велел положить кукле на спину горчичник, она
пришла в полный восторг и чуть не завизжала от радости.
     Она общительна и очень привязчива к  людям:  сидя  за  работой  или  за
уроком рядом  с  кем-нибудь  из  своих  маленьких  друзей,  она  то  и  дело
отвлекается и начинает обнимать их и целовать так искренне и пылко,  что  на
нее нельзя смотреть без умиления.
     Но и оставшись одна, Лора умеет занять себя и развлечь и кажется вполне
довольной; и так, видимо, сильна естественная тяга мысли облечься  в  одежды
языка, что она рассуждает  сама  с  собой  на  пальцах,  хотя  это  довольно
медленный и утомительный процесс. Спокойна Лора  бывает,  только  когда  она
одна; стоит же ей почувствовать, что рядом кто-то  есть,  как  она  начинает
волноваться: ей хочется сесть поближе, взять человека за руку, беседовать  с
ним при помощи знаков.
     В ее интеллектуальном облике приятно поражает ненасытная жажда знаний и
сообразительность,  позволяющая  девочке  быстро  схватывать   связь   между
предметами и явлениями. А  в  облике  моральном  истинно  радует  неизменная
веселость, жизнерадостность, любовь ко всем окружающим, полная доверчивость,
сочувствие чужому страданию, добросовестность, правдивость и оптимизм".
     Я привел несколько отрывков из простой,  но  чрезвычайно  интересной  и
поучительной истории Лоры Бриджмен. Имя ее  великого  благодетеля  и  друга,
автора этих страниц, - доктор Хови*. Я верю и  надеюсь,  что,  прочитав  их,
лишь немногие останутся безразличны к этому имени.
     После  отчета,  часть  которого  я  тут   процитировал,   доктор   Хови
опубликовал новые данные о состоянии своей подопечной. Он  описывает,  каких
больших успехов она достигла  в  своем  умственном  развитии  и  навыках  за
истекшие  двенадцать  месяцев,  и  доводит  повествование  до  конца   года.
Примечательно, что если все мы видим сны со  словами  и  ведем  воображаемые
беседы, в которых говорим за себя и за тех, кто нам снится,  -  то  Лора  за
неимением слов пользуется во сне азбукой на пальцах. Установлено, что, когда
сон ее некрепок и полон тревожных видений, она  беспорядочно  и  бессистемно
шевелит пальцами, стремясь  выразить  мысль,  -  тогда  как  мы  в  подобных
обстоятельствах шепчем и бормочем что-то нечленораздельное.
     Я перелистал ее дневник: записи в нем  сделаны  вполне  четким,  ровным
почерком, мысли выражены понятно, так что не требуется никаких объяснений. Я
сказал, что мне хотелось бы посмотреть, как она пишет, и сидевшая подле  нее
учительница на условном языке попросила девочку написать  на  листке  бумаги
два или три раза свою фамилию. Писала Лора, касаясь левой  рукою  правой,  в
которой, конечно, было перо, и чувствуя все ее движения. Буквы она  выводила
свободно и ровно, без помощи линейки или чего-либо ее заменяющего.
     До сих пор она и не подозревала о присутствии посторонних, но когда  ее
руку вложили в руку сопровождавшего меня джентльмена,  она  тотчас  написала
его имя на ладони  своей  учительницы.  Чувство  осязания  у  нее  настолько
развито, что, однажды встретив человека,  она  узнает  его,  сколько  бы  ни
прошло времени с их последней встречи. А мне известно, что  этот  джентльмен
очень редко посещал ее и в последний раз видел несколько месяцев тому назад.
Мою же руку она сразу выпустила, так она ведет себя  со  всеми  незнакомыми.
Зато руку моей жены она с явным удовольствием задержала в своей,  поцеловала
ее и со свойственными каждой  девочке  любопытством  и  интересом  принялась
ощупывать ее платье.
     Шаловливая и веселая, она  с  наивной  игривостью  держалась  со  своей
учительницей. А до чего приятно было видеть ее  радость,  когда  она  узнала
свою любимую товарку и подружку - тоже слепую девочку, которая молча села  с
нею рядом, радуясь не меньше ее готовящемуся сюрпризу. Лора издала  странный
звук, резанувший мое ухо, - за время моего посещения она издала его еще раза
два иди три по каким-то пустячным поводам. Но учительница дотронулась до  ее
губ, и девочка тотчас умолкла, рассмеялась и нежно обняла ее.
     До этого я заходил в другую комнату,  где  несколько  слепых  мальчиков
подтягивались на кольцах, лазали по шесту и выполняли всякие  гимнастические
упражнения.  Как  только  мы  вошли,  они  стали  наперебой  звать  младшего
инструктора, сопровождавшего нас: "Взгляните на меня, мистер  Харт!",  "Нет,
на меня, пожалуйста!" - проявляя, как мне показалось, даже в  этом  присущее
слепым желание, чтобы кто-то видел их ловкость. Среди них  был  маленький  -
смешливый паренек, который, стоя нес