ной Северной Двины. Большая река была усыпана солнечными
отблесками. Легкая дымка, гонимая южным ветерком, плыла над далекими
песчаными островками.

По реке скользили катера и лодки. Вдали, в стороне Соломбалы, показался
идущий с моря большой пароход.

- С полным грузом идет! - заметил Николай Иванович торжествующе. -
Действует наш советский флот! Добро!

На углу мы распрощались с механиком и отправились в Соломбалу. Вдруг Костя
хлопнул себя по лбу и сказал весело:

- "Меркурий" отойдет от Левого берега в восемь часов. Вот здорово! Мы еще
проводим и увидим Илько!

- Опять в город поедем?

- Зачем в город! Я кое-что поинтереснее придумал. Когда Костя рассказал,
что он придумал, я с восторгом одобрил его план.

Вечером мы пошли к Грише Осокину, но и на этот раз дома его не застали.

- Опять, наверно, уехал рыбу ловить, - сказала Гришина мать. - Вот
вернется, я ему задам баню!

Мы позвали с собой Аркашку Кузнецова и его маленького братишку Борю.

Спустя полчаса из речки Соломбалки на Северную Двину выплыла наша старая
шлюпка "Молния". Нам пришлось грести изо всех сил, потому что "Меркурий"
уже был близко, а наша "Молния" двигалась со скоростью черепахи. Однако мы
успели вовремя.

Когда мы подплыли к идущему "Меркурию" на самое короткое расстояние, Костя
скомандовал:

- Суши весла! В стойку!

Мы подняли весла "в стойку". Это был торжественный морской салют.

- Ура-а! - закричали мы в один голос.

Капитан заметил наше приветствие и ответил продолжительным гудком. Мы были
горды! Старый, опытный капитан большого морского парохода, словно равным,
отвечал мальчишкам, плывущим на дряхлой шлюпке. Я изо всех сил старался
разглядеть на палубе Илько, но не видел его.

Неожиданно на "Меркурии" возникла легкая суматоха. Послышался звон
телеграфа, и судно замедлило ход.

Мы никак не могли сообразить, что произошло на пароходе. Прошло минут пять.
"Меркурий", машина которого не работала, остановился. Наконец с мостика
крикнули:

- На шлюпке! Подойдите к борту!

"Молния" подошла к борту "Меркурия" вплотную. Сверху опустили штормтрап.

И тут все мы ахнули от удивления. Два матроса очень бережно подняли над
бортом и поставили на привальный брус мальчишку. Мы сразу же узнали его,
даже не глядя на лицо. Это был Гриша Осокин.

- Ну, слезай! - крикнул матрос. - Да осторожнее, не оборвись. Вот батька
теперь даст тебе перцу!

- На шлюпке! - насмешливо сказал штурман, перегнувшись через борт. - Знаете
такого мореплавателя?

- Знаем, - ответил Костя смущенно.

- Скажите-ка его родителям, чтобы угостили березовой кашей этого Христофора
Колумба. Вперед наука будет!

Сопутствуемый насмешками матросов и штурмана, Гриша спускался по штормтрапу
медленно и, видимо, с большой неохотой.

В шлюпке он сел на банку и опустил голову, чтобы не видеть нас. Видимо, он
тоже был крайне удивлен тем, что его замысел побега закончился такой
неожиданной встречей.

- Эй, на шлюпке! - послышалось с "Меркурия". - Спросите-ка этого великого
путешественника, не было ли с ним еще какого-нибудь Робинзона. А то, если в
море обнаружится, придется и в самом деле на необитаемый остров высаживать.

- Я был один, - угрюмо, не поднимая головы, ответил Гриша.

Штормтрап убрали. Снова на мостике зазвенел телеграф. Под кормой у винта
"Меркурия" вода вскипела, и желтоватая ажурная пена поплыла по реке.
Пароход снова двинулся вперед.

Только теперь мы увидели Илько. Должно быть, он вышел на палубу, желая
узнать, что случилось. Тогда мы снова подняли весла "в стойку" и закричали
"ура". Илько узнал нас и в ответ помахал нам рукой.

"Меркурий", ускоряя ход, дал продолжительный гудок.

- Дурной ты, Гришка! - укоризненно сказал Костя. - И чего ты выдумал бежать!

- Да-а-а... раз в морскую школу не приняли, - плаксиво ответил Гришка. -
Говорят, лет мало, а вон у Димки дед с десяти лет зуйком на шхуне пошел.

- Сравнил тоже! В то время и морских школ не было. А ведь тебя все равно бы
ссадили с "Меркурия". Раз нельзя - значит нельзя, дубовая твоя голова!

Гриша молчал.

- Вот теперь тебе достанется от матери!

- А вы не говорите ей.

Костя резко развернул "Молнию" и скомандовал!

- Полный вперед!

- Не говорите, - жалобно попросил Гриша.

- Ладно, не скажем, - согласился Костя. - Только, брат, теперь не старые
времена, чтобы из дому убегать. Запомни это! Да бери-ка весло и греби - у
нас судно не пассажирское!

Гриша взял весло и принялся старательно грести.

- Самый полный вперед! - подал команду Костя.

"Молния" поползла по реке чуть-чуть быстрее.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
НАВОДНЕНИЕ

Осенью возвратился товарищ Климов и привез нам от Илько письмо. Самого
Климова мы не видели. Он пробыл в Архангельске всего три дня и уехал в
Москву. Мы, конечно, понимали, что его в Москве очень ждут. Ведь Климов
должен был доложить Ленину о том, как живут ненцы в далекой тундре.

Мы знали, что ненцы-бедняки жили до Советской власти очень плохо. Их
обворовывали русские торговцы - скупщики пушнины, притесняли и угнетали
богатые кулаки-оленеводы, обманывали шаманы. И некому было заступиться за
бедняков.

В письме, которое взял у Климова Николай Иванович, Ичько писал нам, что уже
повидал многих своих земляков и что до весны он решил остаться в тундре.
Живет он с русскими на базе, где устроились жить еще несколько ненецких
мальчиков. Он помогает своим товарищам учиться говорить, читать и писать
по-русски. Сам он тоже учится у русских и подумывает, нельзя ли и ему на
будущий год тоже поступить в морскую школу, потому что на пароходе
"Меркурий" ему очень понравилось. Он подружился с моряками, осматривал весь
пароход и решил, что русские ребята Костя и Дима не напрасно хотят
поступить в морскую школу. "Узнайте, - писал Илько, - может быть, и мне
можно будет учиться вместе с вами".

- Он же хотел быть художником! - сказал я. - Неужели раздумал? Он так
здорово рисует!

- Одно другому не мешает, - ответил Костя спокойно и авторитетно. - Очень
даже хорошо быть моряком и художником.

Далее в письме Илько спрашивал, нашли ли мы кочегара Матвеева, и просил
передать поклон Григорию.

Мы очень сокрушались, что не могли ответить Илько. Пароходы на Печору уже
больше не шли. Начались заморозки, и вскоре Северная Двина покрылась
сплошным льдом. А между тем Матвеева мы разыскали. Произошло это очень
просто.

Еще в тот вечер, когда мы проводили Илько и когда так неожиданно смешно
закончилась попытка побега Гриши Осокина, я зашел домой к Косте Чижову.

В это же время вернулся с работы отец Кости. Теперь он, как объяснил мой
приятель, работал председателем комитета профсоюза водников.

- Папка, - обратился Костя, - ты не знаешь ли такого человека? - Он показал
портрет Матвеева.

- Что-то знакомое, - сказал Чижов, рассматривая портрет. - Подожди,
подожди, кто же это такой?..

- Фамилия его Матвеев, он кочегаром плавал на пароходе "Владимир", -
подсказал Костя.

- Правильно, Матвеев. Это же наш, соломбальский парень. А кто его так
нарисовал? Очень похож. И нос, и глаза... Здорово! Он и сейчас плавает...

- А где он живет? Нам его нужно увидеть!

- Вот где живет - не скажу. Но узнать можно. С ним плавал боцман Пушкарев,
тот должен знать. А Пушкарев на Малой Никольской живет. Да зачем вам этот
Матвеев понадобился?

Костя рассказал о том, как Матвеев помог Илько бежать с парохода.

- Да, "Владимира" у нас теперь нет, - сказал Чижов. Увели его интервенты. А
Матвеев здесь, видел я его, плавает парень...

На другой день мы пошли к боцману Пушкареву, но не застали его - он был в
рейсе. Впрочем, жена Пушкарева объяснила нам, как найти Матвеева. Не теряя
времени, мы отправились по указанному адресу. Но и Матвеева нам увидеть в
тот день не пришлось. Он тоже был в море, в рейсе.

Встретились мы с Матвеевым только через неделю. Пришли к нему на квартиру
вторично и сразу же узнали его. Как будто мы видели Матвеева уже много раз
- так он был похож на рисунке у Илько.

- Здравствуйте, товарищ Матвеев! - сказал Костя и вытащил портрет. -
Узнаете?

- Откуда он у вас? - недоуменно глядя то на портрет, то на нас, спросил
кочегар. - Это меня один мальчонка изобразил. Вон на стенке тоже его рук
дело...

На стене в рамке действительно висел точно такой же портрет Матвеева.

- Откуда он у вас? - уже встревоженно снова спросил кочегар. - Неужели
пропал бедняга, этот мальчонка? А это что же... вы нашли?

- Нет, товарищ Матвеев, - ответил Костя. - Илько жив и здоров, и портрет
этот он нам дал, чтобы мы вас разыскали.

Мы рассказали Матвееву о том, как встретились с Илько и как проводили его
на Печору. Матвеев очень просил нас известить его, когда Илько вернется.

Однажды, уже по льду, пешком с Юроса к нам приходил Григорий. Он справился,
не было ли от Илько каких-нибудь известий. Я прочитал письмо, в котором
Илько передавал ему поклон.

- Привык к мальчонке, - сказал лесник деду Максимычу, - и вот тоскую теперь
без него. Такой он душевный и смирный, такой понятливый... Теперь уж,
значит, до лета, до пароходов не бывать ему здесь.

Лета мы ожидали с нетерпением. Собственно, мы ждали даже не лета, а осени,
когда должны были поступить в морскую школу.

А зима тянулась удивительно медленно.

После школы мы катались на лыжах и на коньках, а однажды даже ходили в
далекий поход - по реке Кузнечихе до Юроса, к леснику Григорию.

Избушку лесника почти по крышу занесло снегом. Только узкая тропка
спускалась от избушки на реку к проруби.

Оказывается, Григорий ловил рыбу и зимой. Маленькой пешней он прорубал во
льду отверстия и опускал в них донницы. Почти каждое утро он приносил домой
богатый улов.

- Я без свежей рыбы не живу, - говорил лесник, потчуя нас жареными
подъязками. - А хотите, зайчиком угощу. Вчера косого подстрелил.

Мы изрядно проголодались и с аппетитом съели рыбу, да еще попробовали и
зайчатины.

- Значит, Илько моряком хочет быть? - спросил Григорий.

- Хочет учиться вместе с нами, - подтвердил я.

- Ну что ж, пусть будет моряком. Это дело хорошее. Я моряков люблю, боевой
народ...

Когда мы отправлялись домой, Григорий сунул в мою сумку полдесятка крупных
мороженых подъязков.

- Это Максимычу снесешь. Соскучился, поди, старик по рыбке свежей. Ну,
скоро весна, пусть опять на Юрос рыбачить приезжает. Очень толковый старик,
он мне по душе...

А кто был не по душе одинокому леснику! Мы никогда не слыхали, чтобы
Григорий кого-нибудь ругал. Хотя он и казался замкнутым и подолгу жил в
полном одиночестве, но я чувствовал, что он любит людей. Это кто-то наврал
Косте, будто Григорий злой и нелюдимый человек.

Вот английских и американских офицеров он ненавидел. Ненавидел за
издевательство над Илько, за бесчинства, которые они творили на Юросе,
глуша гранатами рыбу, за убийство на глазах у Григория двух крестьян из
ближайшей деревни. Даже человек, живший вдали от селений, в глуши, и тот
видел и пережил злодейства чужеземных захватчиков.

Весна в этом году пришла рано. Апрельские теплые ветры и солнце изморили на
Северной Двине лед. В верховьях начались подвижки льда. И вот на мачте
полуэкипажа взвились новые сигнальные флаги: "Лед ломает против города и
выше. Подъем воды 8 футов".

Обдирая деревянные причалы, сметая пристани и сваи, дробя в щепы не
убранные вовремя лодки, Двина буйно сбрасывала в море свои ледяные путы.

Казалось, что реки быстро очистятся ото льда. Но дед Максимыч не верил
ранней весне.

- Погодите еще ликовать, - сказал он вечером, когда стало известно, что
уровень воды уже упал на один фут. - Погодите. Вот что еще утро покажет.

Утром меня разбудил Костя:

- Димка, смотри, что делается. Вода прибывает! Затор льда во всех устьях!

Я вскочил и выглянул в окно. Весь наш двор был заполнен водой. По двору
плавали доски, поленья и множество всевозможного мусора. У крыльца,
привязанная к перильцам, покачивалась наша старая "Молния". Оказывался,
Костя почти всю ночь не спал, и, когда вода хлынула на Соломбалу, он успел
привести "Молнию" с берега речки в улицу. На нашей улице творилось что-то
похожее на корабельный аврал. Спешно укреплялись деревянные
мосточки-тротуары, вылавливались уносимые стихией дрова, в квартирах
поднимали повыше все, что могла испортить вода. В низеньком домике у
Кузнецовых вода уже зашла в комнаты и на четверть аршина залила пол.

Гриша Осокин приплыл в наш двор на плотике, который он соорудил еще два дня
назад. Вчера, узнав, что вода спадает, он даже приуныл - обидно было не
испробовать на воде такой великолепный, конечно, по его словам, и
устойчивый плот. Приплыв к нам во двор, Гриша тут же с азартом начал
рассказывать о том, как он, рискуя жизнью и одеждой (мать могла задать ему
трепку за мокрые штаны и рубаху), только что спас кошку. Эта кошка будто бы
сидела на каком-то столбе, спасаясь от подступающей к ней воды.

Мы с Костей незаметно переглянулись и сделали вид, что поверили Грише,
однако никакого восхищения не проявили.

Костя даже сказал:

- Подумаешь, кошка! Она бы и без тебя сама спаслась.

- А ты подожди, не перебивай! - разошелся Гриша, уже почувствовав себя
героем. - Если бы не я, то кошка бы уже давно лежала на дне. Но это еще что!

И Гриша, забыв обо всем на свете и даже сам веря себе, принялся
рассказывать, как он спасал маленькую девочку.

- Ладно, - остановил его Костя, - скажи лучше, что ты все это еще вчера
дома выдумал. Хочешь с нами на "Молнии" по Соломбале прокатиться?

- Сам ты выдумал! - обиделся Гриша.

Было видно, что ему очень хотелось, чтобы его выдумка оказалась правдой. В
душе он, конечно, ругал глупых маленьких девчонок, которые не хотели падать
в воду и потому не давали возможности Грише показать свою отвагу.

- Ладно, садись да поехали, - дружелюбно сказал Костя.

Но Гриша отказался:

- Была нужда мне на таком корыте плавать! "Молния"! На вашей "Молнии" чем
сильнее грести, тем ее быстрее назад тянет. Черепаха!

- Не хочешь? - решительно спросил Костя. - Пожалеешь!

Отталкиваясь веслами от стен дома, мы вывели "Молнию" к воротам.

- Мой крейсер "Непобедимый" не вашей "Молнии" чета! - кричал нам Гриша,
пытаясь угнаться за шлюпкой. Крейсером "Непобедимым" он называл свой плотик.

Однако "Непобедимый" явно отставал. Гриша изо всех сил действовал своим
шестиком, но тщетно - плотик налетел на ограду садика и застрял.

- Полный. Полный вперед! - командовал Гриша.

Он уперся шестом в землю, пытаясь освободить свой "крейсер". Что-то
треснуло, плотик резко качнулся и рванулся в сторону. А его капитан,
потеряв равновесие, беспомощно взмахнул руками и со всего размаху шлепнулся
в воду под дружный хохот всех, кто видел эту неожиданную аварию.

Мы поспешили к Грише на помощь, но он успел вплавь добраться до ближайшего
крыльца. Разумеется, он мог и не плыть, а идти на ногах, потому что воды
было не более чем по пояс. Но все равно одежда уже намокла, а плыть было
куда интереснее, нежели идти.

- Ну как, поедешь на "Молнии"? - спросил насмешливо Костя.

- Сначала высушиться нужно, - ответил Гриша, скручивая рубаху в жгут и
ничуть не унывая. - Подождите, тогда поеду.

Но ждать мы не стали.

Не часто, даже не каждый год, удается иметь такое удовольствие - кататься
по улицам на лодке. Пока ждешь, вода уйдет.

- Ты иди к нам, - сказал я Грише. - Обсушишься, а мы потом приедем и
возьмем тебя.

Не спеша мы выехали на набережную речки Соломбалки. Впрочем, теперь тут
нельзя было разобрать, где речка и где ее берега.

Посередине, на быстрине, неслись одинокие синеватые льдины. Навстречу
"Молнии" плыли другие лодки. Взрослые соломбальцы выезжали на лодках на
работу.

Из растворенных окон домов выглядывали старики, женщины, детишки. Ребята
бросали из окон в воду бумажных голубей, спичечные коробки, палки,
плевались.

На своей "Молнии" мы перевезли из одного дома в другой каких-то двух
старушек, потом доставили к острову Мосееву, откуда отходил в город
ледокол, несколько моряков.

На обратном пути мы проезжали тихой улочкой около большого двухэтажного
дома. В одном из окон нижнего этажа мы увидели человека в форменной
фуражке, в очках. Я тотчас узнал его. Это был начальник морской школы
Алексей Павлович Смольников.

- Ребята! - крикнул Алексей Павлович, - хотите почитать интересную книжку?

- Хотим, - ответил Костя. - Какую?

- О, чудесная книжка! Я ее вам дам, а за это вы перевезете меня в школу.
Тут недалеко.

- Мы и так вас перевезем. Димка, загребай сильнее.

"Молния" подошла к окну, из которого уже свесил ноги Алексей Павлович.

Вначале он подал нам толстопузый портфель, потом книжку и, наконец, сам
спрыгнул в лодку.

Тут пришло время показать, на что мы с Костей способны. Нельзя было ударить
в грязь лицом будущим морякам перед своим будущим начальником.

Костя подавал команды, и мы оба усиленно гребли, стараясь отличиться. И
хотя не молниеносно, но довольно быстро наша "Молния" оказалась у морской
школы.

- Спасибо вам, ребятки! - сказал Алексей Павлович, передавая Косте книжку.
- Со шлюпкой вы управляетесь, как заправские моряки. Вот почитайте...
"Морские рассказы" Станюковича. Был такой...

Алексей Павлович не договорил, остановив внимательный взгляд на Косте.

- Постой, где же я тебя видел? - Алексей Павлович посмотрел и на меня. - Да
и тебя тоже видел... Ага, это вы приходили жаловаться, что вас не приняли в
школу. Помню, помню. Ну, а в этом году будете поступать?

- Как же, - ответил я.

- Обязательно будем! - сказал Костя. - Теперь нам уже по четырнадцать...
скоро исполнится.

- Тогда до скорой встречи!

Возвратившись на свою улицу, мы встретили Гришу Осокнна, снова плывущего на
плотике.

- Садись, - предложил Костя, тормозя веслами ход "Молнии".

Одежда Гриши уже высохла. Он гордо стоял на плоту, словно на капитанском
мостике.

- Очень нужна мне ваша гнилая лохань! - пренебрежительно заявил Гриша,
выталкивая плотик на середину улицы. - Полный вперед! Освободите фарватер,
"Непобедимый" сейчас разовьет самый форсированный ход!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
КОЧЕГАР МАТВЕЕВ. МЫ ГОТОВИМСЯ

Илько приехал!

Не прошло и десяти минут, как эта весть пронеслась по улице. Илько ожидали
все ребята, потому что о его приезде мы разговаривали очень часто. В нашу
комнату собралось почти все несовершеннолетнее население улицы.

- Здравствуй, Илько!

- Белых медведей видел?

- А ты оленя с собой не привез?

- А на собаках у вас ездят?

- Что теперь делают шаманы?

- Хочешь, я дам тебе складной ножик?

- Пойдем лучше к нам играть! У нас щенок есть. Илько сидел, смущенно
улыбаясь, и не успевал отвечать на вопросы ребят.

- Да подождите вы, неугомонные, - сказала мама, - дайте человеку
передохнуть с дороги!

Всегда привыкшая о ком-нибудь заботиться, мама сразу же принялась хлопотать
об ужине для Илько.

У Илько был новый костюм, который он сам заработал, промышляя в тундре
песцов, и которым он, как видно, очень гордился. У нас таких костюмов еще
не бывало. Представители базы Пушторга подарили ему кожаную фуражку и
сапоги. Фуражка хотя и была новенькая, блестящая, но меня она не прельщала
- моряки таких фуражек не носят.

От тундрового Совета у Илько имелась бумага. В ней была изложена просьба -
принять Илько учиться на моряка. Оказалось, что с Илько из тундры приехали
еще два мальчика, у которых не было родителей. Они тоже хотели учиться.

И Илько и его друзья из тундры должны были жить в Архангельском детском
доме.

- Мы уже говорили начальнику морской школы, - сообщил Костя. - Он сказал,
что тебя примут. Только нужно тебя подготовить по математике и по русскому
языку. Мы дадим тебе учебники, Алексей Павлович обещал, и будем тебе
помогать. Хочешь?

- Хочу, - согласился Илько. - Я всю зиму учился и прочитал у русских много
книг. А твою книжку "Родник" я прочитал много раз. Помнишь, "как
архангельский мужик"?

Илько ночевал у нас. Утром мы пошли в морскую школу, к Алексею Павловичу.
Илько написал заявление. Почерк у него был красивый, крупный, уверенный.
Такому почерк