морда без усов - те-
лохранители хозяина. Кроме всего, "морды" открывали занавес перед выпус-
ком артистов на арену.
   - Ежели что себе позволите... - сказал один Феде.
   - Голову оторвем! - сказал другой Васе.
   Слегка раздвинулся занавес и  между  "мордами"  показалось  ласковое,
доброе и улыбающееся лицо хозяина цирка.
   - Готовы? - мягко спросил он Васю и Федю.
   Вася кивнул головой.
   Хозяин скрылся за занавесом и тут же раздался его красивый голос:
   - Чудо воздуха! Шедевр полетов! Всемирно известные воздушные гимнасты
из Паижа - Жорж и Антуан!
   Оркестрик грянул положенную музыку, морды распахнули занавес и  "все-
мирно известные" вышли на арену.
   Проходя мимо хозяина, они слегка поклонились  ему,  и  хозяин  сделал
благодушный круглый приглашающий жест рукой.
   Из-под купола уже свисали две веревочные лестницы. Вася и Федя  вышли
на середину арены и, улыбаясь, поклонились зрителям. Зрители зааплодиро-
вали.
   Вася и Федя взялись за свои лестницы и быстро полезли наверх.
   Они так красиво и ловко поднимались к куполу, что зрители  продолжали
аплодировать. И под аплодисменты, не прекращая движения, Вася сказал Фе-
де:
   - Все помнишь?
   - Все...
   - Левое слуховое окно. Не перепутай!
   - Пропадем, Васька...
   - Держи хвост морковкой!
   Пятнадцать метров высоты. Узенькая дощечка - "мостик".
   На этот мостик встал Вася. Напротив него в нескольких метрах - "лови-
торка". В нее сел Федя и сразу стал раскачиваться.
   Вася натер руки магнезией, взялся за трапецию и спрыгнул  с  мостика.
Веревочные лестницы униформисты оттянули ко второму ярусу. Вася раскачи-
вался на трапеции. Уже висел вниз головой в "ловиторке" Федя.
   Внизу соломенное канотье поглаживает колено дамы, перепачканной в шо-
коладке, и страстно пожимает руку второй своей  приятельницы.  Все  трое
смотрят вверх, следя за раскачивающимися гимнастами.
   - Алле... - негромко говорит Вася.
   - Ап! - командует Федя.
   И Вася перелетает с трапеции в руки Феди.
   - Ах! - вскрикивают дамы и цирк разражается аплодисментами.
   Трюк следует за трюком, сальто-мортале за сальтомортале...
   Все задрали головы к куполу, на "всемирно известных Жоржа и Антуана",
и только их превосходительства, отделенные друг  от  друга  собственными
женами и детьми, получили, наконец, возможность пересчитать деньги,  ле-
жащие у них в карманах.
   Одно превосходительство приятно удивлен суммой и, не в силах сдержать
себя, бормочет:
   - Великолепно! - и начинает аплодировать.
   Другому превосходительству кажется, что денег могло быть и больше,  и
поэтому кисло соглашается:
   - Ничего, - и дважды вяло хлопает в ладоши.
   Усевшись в "ловиторке", Федя тоже делает "комплимент" публике.
   У занавеса стоит "рыжий". Он единственный из артистов труппы, которо-
му разрешено находиться на манеже во время исполнения чужого номера.
   Вася улыбается публике и глазами показывает Феде  на  левое  слуховое
окно в куполе. Оно находится как раз на уровне мостика, ловиторки и тра-
пеции.
   Под куполом жарко. Окно открыто для притока свежего воздуха и в  него
видна южная черно-синяя ночь, усыпанная звездами.
   Федя раскачивается в ловиторке, Вася на трапеции. Оба они не открыва-
ют глаз от окна. Оно то приближается к ним почти вплотную, то удаляется.
   - Алле! - командует Вася.
   Теперь они смотрят только друг на друга.
   - Ап! - кричит Федя.
   Вася отрывается от трапеции, делает два с половиной сальто-мортале, и
Федя ловит его за ноги.
   - Может быть не стоит, Васька? - задыхаясь от напряжения, шепчет  Фе-
дя. - Может, потерпим, а?
   - Швунгуй меня на курбет! Я тебя плохо слышу, -  вися  вниз  головой,
хрипит Вася.
   На каче вперед Федя резко перебрасывает Васю и  ловит  его  за  кисти
рук. Теперь их лица почти рядом.
   Качается под ними арена...
   Качаются под ними зрители...
   Тревожно смотрит на них невеселый, измотанный "рыжий".
   - Возьми себя в руки! - говорит Вася. - Алле!
   И перелетает на трапецию, а с трапеции на мостик.
   - Да, не могут у нас так, не могут! Не дано нашему мужику  такое.  Не
дано! - сокрушенно говорит приличный господин своему соседу - пьяновато-
му офицеру.
   Офицер осоловело смотрит наверх, поднимает воображаемое ружье  и  це-
лится в раскачивающегося Васю.
   - Жаканом его... В лет... И - нету.
   Приличный господин добродушно замечает:
   - Ну кто же в лет бьет жаканом? Бекасинчиком. От силы четвертым,  пя-
тым номером. И кучность хорошая, а по такому расстоянию и  сила  убойная
достаточная... А вы - "жаканом"!
   - Внимание! - провозгласил хозяин цирка и поправил бутоньерку в  пет-
лице.
   Цирк замер. Оркестрик смолк.
   - Атансион! - повторил хозяин специально для "Жоржа" и "Антуана".
   Вася поклонился. Дескать - "понял вас".
   - Рекордное достижение! Гранд-пассаж из-под купола цирка!  Единствен-
ные исполнители в мире Жорж и Антуан!
   По тросам, удерживающим мостик, Вася забрался на "штамберт" -  метал-
лическую перекладину под самым куполом.
   - Тишина! - крикнул  хозяин  цирка  и  повторил  для  "французов".  -
Сильянс!
   Тихой тревожной дробью раскатился в оркестре барабан.
   И тогда Вася, стоя под самым куполом, вдруг произнес:
   - Господа!
   У хозяина цирка от удивления сам по себе открылся рот.
   Испуганно уставились вверх униформисты.
   Прекратила жевать шоколадные конфеты одна из дам нашего знакомого.  А
другая удивленно посмотрела на своего обожателя.
   - Господа! - повторил Вася.
   Цирк был поражен.
   "Рыжий" вскочил с барьера.
   На какую-то секунду в оркестре сбился барабан, начал  дробь  снова  и
все никак не мог от волнения войти в нужный ритм.
   Под его захлебывающиеся нервные удары Вася сказал:
   - Господа! Вот уже полтора месяца мы работаем в этом цирке, а  хозяин
до сих пор не выплатил нам ни копейки...
   "Рыжий" ахнул и вдруг одиноко зааплодировал. На мгновение занавес  за
ним распахнулся и четыре громадные руки втянули "рыжего" за кулисы.
   - Мы голодаем. Мы работаем из последних сил. Я не знаю, слышат ли ме-
ня первые ряды и ложи - мы слишком далеки друг от друга...
   Вася улыбнулся первым рядам и даже слегка поклонился. Потом посмотрел
на галерку и последние ряды и продолжил:
   - ... но вы, сидящие почти на одном уровне со мной, должны меня  слы-
шать!
   Последние ряды и галерка были забиты мастеровыми, прислугой, солдата-
ми и рыбаками.
   - Я прошу хозяина здесь, в вашем присутствии, выплатить  заработанные
нами деньги, - обратился Вася к галерке.
   Галерка закричала, затопала и засвистела:
   - Деньги!
   - Плати людям!
   - Несите деньги!
   - Заплатит французам!
   - Давай расчет!
   Его превосходительство господин  полицмейстер  уже  отдавал  какие-то
распоряжения, а его превосходительство городской голова стучал  кулачком
по барьеру ложи и что-то кричал.
   Капризная дамочка обиженно сказала своему кавалеру:
   - Вы могли бы сегодня меня ему представить - он очень недурно говорит
по-русски. Вы злой и нехороший ревнивец, вы это знали и поэтому...
   - Ничего я не знал! Я его вообще не знаю! -  истерически  рявкнул  ее
кавалер и испуганно покосился на пробегающего мимо него городового.
   Пьяный офицер говорил своему соседу - приличному господину:
   - Жаканом его... Из обоих стволов. Бац! И нету.
   Хозяин цирка метался по арене, стараясь успокоить публику.
   - Господа! Милостивые государи! Я прошу господина Жоржа спуститься на
арену и получить жалованье!
   Телохранители хозяина вышли из-за кулис и в ожидании остановились  за
униформистами.
   - Пусть господин Жорж спустится! - еще раз крикнул хозяин и цирк  за-
тих.
   - Подать лестницы! - негромко приказал хозяин.
   Усатая морда и морда без усов мигом взлетели на второй этаж, отвязали
лестницы и спустились с ними на арену.
   Наверху, под куполом, Вася и Федя, как по команде, сняли  лестницы  с
крючков.
   - Ап! - сказал Федя и лестницы полетели вниз на головы громил.
   - Мне не хотелось бы прерывать номер, - сказал Вася.
   Он вынул моточек шпагата из-за выреза трико и спустил один  конец  на
арену.
   - Привяжите деньги, и я подниму их. Так спокойнее...
   Хозяин насмешливо посмотрел на валяющиеся веревочные лестницы и, улы-
баясь публике, негромко сказал усатой морде:
   - Полные идиоты! Теперь они никуда не денутся.
   Он был очень умен и находчив - этот хозяин цирка. Он сделал вид,  что
ему нравится шутка. Он вынул из кармана деньги, отсчитал нужную сумму  и
почти весело привязал деньги к шпагату. Он улыбнулся и поклонился публи-
ке:
   - Вуаля!
   А усатой морде тихо сказал:
   - За кулисы. Ждать!
   Вася поднял деньги наверх, отвязал их и пересчитал:
   - Не хватает пятнадцати рублей, - сказал он и спрятал деньги за пазу-
ху.
   Цирк зашумел было, но хозяин поднял руку.
   - Господа! У нас тоже существует система штрафов.
   Чей-то одинокий девичий голос с галерки охнул и сказал на  весь  при-
тихший цирк:
   - Ну то же самое! Что у них, то у нас!
   И цирк захохотал.
   Верхние ряды и галерка хохотали и аплодировали этой девчонке, а внизу
стояла гробовая тишина. Но галерке было на это наплевать. Цирк  круглый,
и верхние ряды амфитеатра всегда вмещают гораздо больше народа, чем ниж-
ние. Не говоря уже о галерке.
   - Итак, -  сказал  Вася,  -  как  объявил  господин  директор  цирка:
гранд-пассаж.
   Барабанщик в оркестре, наконец, справился с ритмом.
   Все сильнее и сильнее раскачивался в ловиторке Федя.
   Из всех четырех проходов смотрели наверх артисты программы: в  гриме,
в халатах, в костюмах с блестками.
   - Внимание! - строго сказал Вася.
   - Есть внимание! - ответил ему Федя.
   Барабанная дробь слилась в единый тревожный гул.
   - Алле!
   - Ап!
   Оттолкнувшись ногами от штамберта, Вася прыгнул вперед - вниз и поле-
тел навстречу фединым рукам.
   - Есть! - крикнул Федя и поймал партнера.
   Оркестр гремел марш, а цирк вопил от восхищения.
   - Заплатил, сволочь! - счастливо хохотал Вася.
   - Тише ты, социалист хренов! - прохрипел Федя. - Уроню ведь...
   - Ни в коем случае! Швунгуй меня сильней и сам за мной!
   - Понял! Пошел!
   На каче вперед Федя выпустил Васю, и тот перелетел прямо к  открытому
в куполе слуховому окну. Федя мгновенно сел, затем вспрыгнул  ногами  на
ловиторку и на следующем каче тоже перепрыгнул в проем окна.
   И тут хозяин цирка, уже не заботясь о впечатлении, которое он  произ-
ведет на почтеннейшую публику, завизжал от злости на весь манеж.
   - Ушли! Упустили! Упустили!!!
   За цирком был темный пустырь.
   На этом пустыре по кругу испанским шагом ходила  цирковая  лошадь,  с
нерасседланным панно и султаном на голове. Через шею лошади были переки-
нуты свертки с вещами Васи и  Феди,  а  на  ее  широченной  спине  сидел
мальчишка и, видимо, уже в сотый раз говорил:
   - Ты что, сдурела, животина проклятая? Шоб ты сказилась! Шоб  у  тебя
повылазило! Нашла время для танцев... А ну, кому  я  говорю!  Шансонетка
чертова, певичка!
   Мальчишка ругал лошадь и с тоской вглядывался в темный  купол  цирка.
Оттуда неслись хохот, крики, аплодисменты.
   Потом что-то затрещало, послышались два  глухих  удара  об  землю,  и
мальчишка увидел бегущих у нему Васю и Федю.
   - И где вы ходите, дяинька Жорж? - недовольно спросил мальчишка. -  А
если бы зима? Я же закоченел бы...
   Вася и Федя увидели лошадь и остановились, как вкопанные.
   - Хозяйская, - простонал Федя.
   - Где ты ее взял?! - рявкнул Вася.
   Но мальчишка невозмутимо ответил:
   - Сидайте, сидайте, а то и этой скоро хватятся.
   - А, черт! - Вася вспрыгнул на спину лошади и крикнул Феде. - Алле!
   Федя сел сзади Васи и спросил у мальчишки:
   - Вещи здесь?
   - Аптека, - ответил мальчишка и вонзил свои пятки в лошадиные бока.
   Лошадь поскакала по кругу коротким цирковым курп-галопом.
   - Вы меня простите, дяинька Жорж, - крикнул мальчишка. - Но это же не
лошадь, а просто ади[cedilla]тка! Мало она мне без вас крови попортила!
   Вася подхватил поводья и направил лошадь в темноту.
   Так они втроем скакали, скакали, пока городок  со  своей  набережной,
лавками, кофейнями и цирком не остался далеко позади.
   Когда же лунная дорога пошла у самого моря, они пустили лошадь  шагом
и ехали на ней, освещенные голубым ночным светом - странные  причудливые
фигуры в голубых трико. И маленький оборванный голубой мальчишка.
   Их везла странная голубая лошадь с султаном на голове. Она устало от-
фыркивала голубую пену и только время от времени вдруг сбивалась и начи-
нала идти испанским шагом. И это было очень красиво - луна, пыль,  доро-
га, море и немножко нелепый испанский шаг усталой лошади.
   Потом они стояли у какого-то рыбацкого причала. Уже вставало  солнце.
Не было трико и блесток. Были те костюмы, в которых мы увидели "Жоржа" и
"Антуана" вчера на набережной. Только лошадь и  мальчишка  оставались  в
том же виде, что и ночью.
   - А с вами мне никак нельзя? - без всякой надежды спросил мальчишка.
   - Спасибо тебе, - ответил ему Вася. - Ты нам очень помог.
   - Жаль, что мне с вами нельзя... - понял мальчишка, - но вы не горюй-
те, если бы мне можно было с вами, ведь вы бы меня взяли, правда?
   - Правда.
   - Ну, я пошел? - спросил мальчишка и не двинулся с места.
   - Иди. Ты тоже не горюй. Держи хвост морковкой...
   Мальчишка улыбнулся, взял коня под уздцы и пошел в ту сторону, откуда
они втроем скакали всю ночь.
   Федя мрачно и грустно смотрел вслед мальчишке. Глаза его были  напол-
нены слезами - так ему было жалко этого мальчишку.
   Двое сильных, здоровых парней стояли с непокрытыми головами,  держали
в руках по тощему узелку, и с нескрываемой печалью смотрели в удаляющую-
ся худенькую спину своего случайного маленького партнера.
   А потом Федя надел котелок на голову и тронул Васю за плечо:
   - Алле!
   Вася вздохнул, повернулся к Феде и, глядя ему прямо в глаза, сказал:
   - Если когда-нибудь у меня будет сын...
   Ранним-ранним летним утром по спящей улице вели очень похожий на сло-
на аэростат заграждения. Или, как называли его тогда - "колбаса".
   Толстый серый аэростат заграждения вели  за  веревки  четыре  солдата
войск ПВО.
   Измученные бессонницей солдаты шли посреди  улицы  медленно,  изредка
погромыхивая подковами сапог по мостовой. А слоноподобная "колбаса" тихо
плыла между ними.
   Она плыла мимо заклеенных бумажными крестами окон домов, мимо  закры-
того кинотеатра "Прогресс", мимо выставленных в витринах магазинов "окон
ТАСС", мимо сельскохозяйственного техникума, мимо каких-то военных  при-
казов, наклееных прямо на стены домов. Ни одна живая душа не встретилась
четверым солдатам и аэростату заграждения.
   Только у калитки в низеньком заборчике, из-за которого  торчали  нес-
колько стволов зенитных орудий, стоял усталый мальчишка лет семнадцати в
военной форме, с автоматом через плечо.
   Он внимательно посмотрел на плывущую мимо него  "колбасу"  и  зевнул,
стыдливо прикрыв рот рукой.
   А солдаты довели аэростат до перекрестка и остановились около  чугун-
ной водопроводной колонки.
   Один, тот, который шел впереди, снял пилотку, нажал на рычаг и, когда
вода полилась из крана, нагнулся и напился воды.
   Он вытер рот и лицо пилоткой, надел ее на голову, и все четверо снова
двинулись по спящей улице. А между ними плыл аэростат заграждения - уди-
вительно похожий на большого серого слона.
   МОЙ ОТЕЦ
   По весенней фронтовой дороге ехал грузовичок с фургоном.
   Это была одна из тех чистеньких, обсаженных тополями, коротких немец-
ких дорог, которые покрывали добротной и точной сетью всю Германию, сое-
диняли между собой близко стоящие городишки со звонкими названиями.
   Но сейчас дорога была искалечена волной стремительных жестоких  боев.
Сейчас это была истинно фронтовая дорога сорок пятого года.
   За рулем грузовика сидел белобрысый сержант лет  двадцати  двух.  Как
две капли воды он был похож на "всемирно известного воздушного гимнаста"
Васю, с которым мы только что расстались на утренней пыльной  прибрежной
тропе одна тысяча девятьсот тринадцатого года.
   "Больше всех я знаю песен, Лучше всех даю я пар. Я собою интересен  -
И не стар. И не стар..."
   - пел сержант и внимательно поглядывал по сторонам.
   "Каждой девушке известен - Кочегар, Кочегар."
   Сержант мельком глянул на себя в зеркальце и придвинул поближе  авто-
мат, лежавший на сиденьи.
   Наверное, белобрысый сержант больше ни одного куплета из  этой  песни
не знал, так как объезжая воронку от снаряда, он продолжал  насвистывать
этот популярный мотивчик из довоенного фильма "Аринка".
   А из-за придорожного ельника за ним следили немцы. Немцы весны  сорок
пятого года, оторванные от своих частей, одетые в истрепанную форму раз-
ных родов войск.
   Такие разрозненные отряды то и дело случайно оказывались тогда в  на-
ших, еще не укрепленных тылах. Несколько оборванных, изможденных  офице-
ров следили за движущимся фургоном.
   - Продовольствие... - сказал один и сделал движение вперед.
   Второй, наверное, старший по званию, внимательно вгляделся в то,  как
подпрыгивая и переваливаясь на воронках, бежит машина, сказал:
   - Она пустая. В ней ничего нет.
   - Что же делать? - сказал первый. - Еще сутки и мы просто  не  сможем
сдвинуться с места.
   - Подождем немного, - сказал второй.
   Через некоторое время сержант въехал в расположение своего полка.
   Он подогнал фургон к штабу, вылез из машины и несколько  раз  присел,
разминая затекшие ноги.
   Затем снова встал на подножку кабины, вытащил из-за сидения котелок с
ложкой и выпрямился. Посмотрел в одну сторону, в другую,  убедился,  что
вокруг никого нет, никто его не видит, и...
   ... держа в одной руке ложку, а в другой - котелок, вдруг взял и сде-
лал прямо с подножки своей машины боковое "арабское" сальто и  опустился
на землю. И пошел.  Будто  ничегошеньки  не  произошло,  будто  никакого
сальто и не было, будто никто с подножки ЗИСа в воздухе и не переворачи-
вался.
   А шел он прямо к кухне. По дороге он кокетливо вставил ложку в карман
гимнастерки и пощелкивал по ней  пальцами,  словно  расправлял  примятую
хризантему в петлице чего-то очень штатского.
   Был апрель сорок пятого. Было тепло и сухо.
   В кирхе заканчивался концерт артистов фронтовой бригады.  Из  высоких
готических окон, похожих на бойницы, неслась заключительная песня.
   Сержант протиснулся к кирхе, прокладывая себе путь котелком.
   Кончаем программу мы песней знакомой, Ее от души на прощанье поем мы.
Так будьте здоровы! Покончив с врагами, Победу мы  вместе  отпразнуем  с
вами. Так будьте здоровы! Желаем вам счастья! А мы  уезжаем  в  соседние
части."
   Спели артисты последний куплет и полк бешено зааплодировал.
   - Хороший концерт был? - спросил сержант у стоявшего рядом солдата.
   Солдат поднял большой палец и ответил:
   - Во, концертик! Так давали! Умрешь!
   Все повалили из кирхи. Поток подхватил сержанта и солдата и выплеснул
их на весеннее солнце.
   - Акробаты были? - спросил сержант.
   - Нет, - ответил солдат. - Только пели и представляли. Но я тебе ска-
жу, как пели! Умрешь!
   - Ясно, - сказал сержант и пошел на кухню.
   - Гутен морген, гутен таг! - сказал сержант повару. - Расход  остави-
ли?
   - А как же? - ответил повар. - Что ж мы - совсем бездушные? Давай ко-
телок.
   Сержант протянул повару котелок и устало присел на ящик из-под амери-
канских консервов.
   Повар оглянулся и негромко спросил сержанта:
   - Шнапс тринкать будешь? Я тут у одной фрау такой шнапсик за сгущенку
выменял!
   Сержант на секунду задумался и ответил:
   - Да нет. Спасибо. Мне еще в дивизию ехать.
   Повар навалил сержанту полный котелок каши с мясом и сказал:
   - Не хочешь, как хочешь - ходи голодный!
   И повар оглушительно захохотал. Правда, он тут же оборвал хохот, под-
мигнул сержанту, сказал:
   - Вась, а Вась... Я чего спросить тебя хотел...
   - Валяй, - ответил сержант, запихивая в рот ложку с изрядной  порцией
каши