.
   Повар зыркнул глазами по сторонам, понизил голос и как  "свой-своего"
спросил:
   - Васька, это верно писаря болтают, что ты раньше в цирке работал?
   Рот у сержанта был набит кашей и поэтому он не  смог  сразу  ответить
повару. А когда, наконец, проглотил, то посмотрел  на  повара  честными,
прямо-таки святыми глазами и сказал:
   - Врут, черти. Делать нечего, вот они со скуки и врут.
   И сержант снова запихнул огромную ложку каши в рот.
   Окруженные офицерами артисты выходили из кирхи. Вокруг стояли солдаты
и разглядывали артистов так, как всегда разглядывают артистов.
   Четверо мужчин и шесть женщин в штатских москвошвеевских  костюмах  и
платьях выходили из немецкой кирхи в окружении двухсот пропотевших, про-
пыленных солдатских гимнастерок.
   Был конец войны, и каждая гимнастерка бренчала  медалями  на  грязных
потертых ленточках.
   У старой певицы на длинном пиджаке с огромными  ватными  плечами  был
орден "Знак почета".
   Тощий подполковник слегка отстал от группы и поманил к себе  младшего
лейтенанта.
   - Ну-ка, начпрода сюда.
   Младший лейтенант метнулся в толпу  и  позвал  толстенького  старшего
лейтенанта, показывая на подполковника.
   Старший лейтенант подскочил, откозырял.
   - Надо бы банкетик артистам соорудить, - сказал  подполковник.  -  По
баночке тушенки на брата, сахару подбрось, спиртику по  сто  граммчиков.
Что там еще у тебя есть?
   - Так, товариш подполковник, я уже предлагал ихней  руководительнице,
- зашептал на ходу старший лейтенант и показал на старую  певицу.  -  Но
они говорят, что им некогда. Им, вроде бы, через два часа  уже  в  штабе
дивизии быть нужно. У них там обратно концерт.
   - Ну,  сухим  пайком  выдай.  Прояви  инициативу.  Еще  раз  предложи
культурненько... Что за тебя замполит должен думать?  -  и  подполковник
сердито ускорил шаг.
   - Слушаюсь!
   Старший лейтенант обогнал всю группу, взял под козырек перед команди-
ром полка и спросил:
   - Товарищ полковник! Разрешите обратиться к товарищу артистке  насчет
банкета?
   - Обращайтесь, - сказал полковник и вся группа остановилась.
   - Я, конечно, извиняюсь, товарищ заслуженная  артистка,  -  культурно
обратился старший лейтенант. - Но вы банкетик здесь кушать будете или  с
собой возьмете?
   Полковник вздохнул и в отчаянии отвел глаза в сторону.
   Старая певица ласково посмотрела на старшего лейтенанта и, взяв успо-
коительно полковника под руку, сказала начпроду:
   - С собой, голубчик, с собой, если можно.
   - Слушаюсь! - сказал начпрод и победно посмотрел на молодых  офицеров
- дескать, "и мы не лыком шиты!"
   - А машина уже за нами пришла? - спросила заслуженная артистка у пол-
ковника.
   Полковник улыбнулся, сделал жест рукой, говорящий о том, что "сию се-
кунду все будет выяснено", и что-то тихо спросил у замполита.
   Замполит кивнул и вопросительно посмотрел на  начальника  штаба.  На-
чальник штаба пожал плечами и поманил к себе какого-то лейтенантика.
   Лейтенантик козырнул, метнулся в толпу солдат, на какое-то время  ис-
чез в ней, а потом вынырнул уже за спинами толпы...
   ... таща за ремень какого-то солдатика.
   Самым грозным образом лейтенант отдал приказ солдату, и солдат, изоб-
ражая поспешность, потрусил к расположению полка.
   Повар курил сигару, с удивлением разглядывал ее  после  каждой  новой
затяжки и по-мальчишески длинно сплевывал.
   Сержант сворачивал цигарку.
   - У тебя что, махра? - спросил повар и сплюнул.
   - Ага.
   - Кременчугская, моршанская?
   - Моршанская.
   - Тьфу! Это же не махорка, а "смерть немецким оккупантам!" Дать  тебе
сигару? У меня еще одна есть.
   - Не хочу, спасибо.
   - Интеллигент! - рассмеялся повар. - "Не хочу, спасибо!"
   Еле волоча ноги подошел солдатик, которого  лейтенант  послал  узнать
про машину.
   - Оставь покурить, - сказал он сержанту и присел рядом.
   Сержант два раза затянулся поглубже и передал окурок солдату.
   - Есть будешь? - спросил повар у солдата.
   - А чего там у тебя?
   - Каша с мясом.
   - Ну ее... - отмахнулся солдат и повернулся к сержанту. -  Ты  не  за
артистами приехал?
   - Нет, я на склад боепитания, за излишками.
   - А-а-а. А за артистами никто не приезжал?
   - Понятия не имею, - ответил сержант.
   Солдат докурил, зевнул, потянулся и встал:
   - Спасибо за компанию. Поб[cedilla]г.
   И неспеша двинулся в сторону кирхи.
   Потом он, непонятно каким образом, запыхавшийся и  взъерошенный,  то-
ропливо докладывал лейтенанту.
   Лейтенант похлопал по плечу и убежал. Солдат посмотрел  вслед  лейте-
нанту и лениво стрельнул у кого-то покурить.
   А лейтенант уже докладывал начальнику штаба, и тот кивал головой...
   Потом начальник штаба что-то шептал замполиту...
   Потом замполит отвел командира полка в сторону  от  артистов  и  тоже
что-то пошептал...
   А потом наш сержант стоял перед начальником штаба и тот ему говорил:
   - Погрузишь артистов и в дивизию.
   - А ящики с боеприпасами куда? Их там штук сорок.
   - Мы тебе прицеп дадим. Твоя коломбина потянет?
   - Потянет-то потянет... - с сомнением проговорил сержант.
   - В дивизии посадишь артистов и сдашь груз.
   - Слушаюсь.
   - Артистов не пугай. Скажи, мол, консервы нужно перебросить.
   - Слушаюсь.
   - И вообще там... Поглядывай.
   - Разрешите идти?
   - Двигай.
   За добротной каменной ригой, где помещался склад  боеприпасов,  стоял
лихой младший сержант. Коротенькая гимнастерочка,  сапожки  в  гармошку,
примятая фуражечка - все как положено старому фронтовику.
   Рядом с ним стояла беременная девушка с погонами  старшины-инструкто-
ра. Между ними на земле лежал вещмешок  и  большая  уродливая  трофейная
дамская сумка.
   Девушка плакала. Плакала и прижималась мокрым от слез лицом к  лейте-
нантской гимнастерке. А он стоял, словно вырезанный из фанеры,  тоскливо
смотрел поверх ее головы и время от времени повторял:
   - Ну, чего ты? Чего ты, в самом деле? Ну ладно тебе, Катюш! Ну,  хва-
тит... Смотрят же...
   И сам шмыгал носом.
   А девушка плакала еще сильней, и плечи  ее  вздрагивали,  и  она  еще
глубже зарывалась лицом в ордена и медали своего лейтенанта.
   Но вот лейтенант совладал с собой и, ткнув пальцем в  живот  девушки,
строго сказал:
   - Ты только ему это хуже делаешь! Будет потом у нас  нервным,  психо-
ванным каким-нибудь. И все из-за тебя!
   Девушка подняла залитые слезами глаза на лейтенанта и засмеялась.
   - Господи! - сказала она, смеясь и плача. - Ты у меня еще такой  глу-
пый!
   К складу боепитания подкатил фургон. Из глубины ЗИСа  выпрыгнул  сер-
жант Вася.
   Младший лейтенант, увидев сержанта, торопливо сказал:
   - Подожди, я сейчас с Васькой договорюсь.
   И заорал:
   - Вася! Василь Васильевич!
   Но тут же спохватился и испуганно посмотрел на живот девушки.
   Девушка опять рассмеялась, а младший сержант молча  поманил  сержанта
рукой.
   - Сейчас! Только под прицеп развернусь!
   Сержант снова сел за руль, развернулся, подогнал свой фургон к прице-
пу и крикнул кому-то из солдат:
   - Хорошо?
   - Порядок! - ответил солдат и накинул тягу прицепа на крюк ЗИСа.
   Сержант выключил двигатель, выпрыгнул из кабины и подошел к  младшему
лейтенанту.
   - Слушаю, ваше благородие!
   "Его благородие" был младше сержанта года на два и  под  конец  войны
можно было позволить себе такое обращение.
   - Ты в дивизию?
   - Так точно.
   - Возьми Катюшку... - попросил младший лейтенант и  погладил  девушку
по плечу. - Ей там документы на демобилизацию получать. Сам видишь...
   - О чем разговор? Тащи ее шмотки в кабину.
   Младший лейтенант подхватил вещмешок и сумку и понес их к машине.
   - Ты тоже иди, садись в кабину, - сказал сержант девушке. - Тебе сей-
час стоять много вредно.
   - Ничего, - сказала девушка и пошла к машине.
   - Скоро вы? - крикнул сержант солдатам.
   - Еще три минутки!
   - Петро! - крикнул сержант младшему лейтенанту. - Иди сюда!  Покурить
успеем.
   - Устраивайся поудобнее, - говорил младший лейтенант своей девушке. -
На колени ничего не клади, не дай бог тряхнет...
   Он глазами показал на живот девушки и стал запихивать вещмешок и сум-
ку за сиденье.
   - Иди, иди, покури, - улыбнулась девушка. - Ты за меня не беспокойся.
   А в это время заведующий складом боепитания  -  хитроглазый  старшина
лет двадцати семи, стоял в проеме дверей склада и говорил сержанту.
   - Как же! Держи карман шире! Женится он на ней! На каждой жениться  -
жизни не хватит. А у него ее и не было...
   - Чего? - не понял сержант.
   - Жизни. Что он видел-то? С шестнадцати лет до двадцати - четыре года
от Москвы вот до сюда топал. Передовая  да  санбаты...  Вот  и  вся  его
жизнь. А теперь она за свои же прегрешения...
   - За какие еще прегрешения? - удивился сержант.
   - "За какие, за какие"! - захохотал старшина. - Что ты думаешь, он  у
нее один был?
   Сержант сгреб старшину за гимнастерку и тихо сказал:
   - Ну-ка, иди сюда... Я тебе кое-что объясню...
   И сержант неторопливо стал втягивать старшину в темноту склада боепи-
тания.
   - Пусти, кому говорят! - послышался оттуда полузадушенный хриплый го-
лос старшины.
   Затем раздался звук удара обо что-то мягкое, и сразу же за ним грохот
каких-то падающих предметов, звон стекла и металлический лязг.
   Из ворот темного склада, как ни в чем ни бывало,  вышел  сержант.  Он
вышел как раз в тот момент, когда к складу уже подходил  младший  лейте-
нант, доставая на ходу из кармана пачку "Беломора".
   Из склада, прихрамывая, появился старшина. Верхняя губа у него  взду-
лась, а на гимнастерке не хватало двух пуговиц.
   - Это где тебя так угораздило, Сазоныч? - удивился младший лейтенант.
   Старшина осторожно потрогал губу и, не отвечая, стал отряхивать  шта-
ны.
   Сержант беспечно рассмеялся и легко сказал:
   - Я ему сколько раз говорил: "Проведи ты свет на свой склад, а то там
в темноте и убиться недолго".
   Он прикурил у младшего лейтенанта и отвернулся от старшины.
   - Ладно, поговорим еще... - мрачно сказал старшина.
   - Обязательно! - улыбнулся сержант.
   Он повернулся к младшему лейтенанту и спросил:
   - На свадьбу-то позовешь?
   - Тебя хоть куда позову,  -  сказал  младший  лейтенант.  -  Хоть  на
свадьбу, хоть на именины, хоть на праздник престольный!
   - То-то...
   - Катюшку повезешь - не гони. Потихонечку, - озабоченно сказал  млад-
ший лейтенант.
   - Ладно, ваше благородие, держите хвост морковкой! Это вам  не  "ура"
кричать - тут дело тонкое. Пошли, глава семейства!
   И они оба направились к фургону, а старшина посмотрел им вслед и сно-
ва осторожно потрогал свою распухшую верхнюю губу.
   Провожали артистов. Руки им пожимали. Дарили на память трофейные без-
делушки. Подсаживали в фургон.
   - Передайте наш фронтовой привет всему многонациональному  советскому
государству! - надсадно прокричал толстенький начпрод.
   В кабине ЗИСа неподвижно сидела беременная девушка, а печальный млад-
ший лейтенант стоял на подножке и держал ее за руку.
   Ни о чем они не говорили и даже не смотрели друг на друга. Потому что
вокруг фургона стояла веселая суматоха и девушка стеснялась  плакать,  а
младший лейтенант пребывал в растерянности и смятении.
   К машине шли командир полка и замполит.
   Они вели заслуженную артистку, желая ее устроить поудобнее - в  каби-
не. Но замполит первым увидел, что кабина занята, и незаметно подтолкнул
командира полка.
   Полковник тоже увидел в кабине девушку-старшину и, не останавливаясь,
провел заслуженную артистку к задней двери фургона.
   Замполит подошел к кабине и смущенно спросил:
   - Значит, покидаешь нас, Катя...
   - Покидаю, - деревянно ответила девушка.
   - Так, значит... - сказал замполит.
   Девушка кивнула.
   - Ну, не забывай, значит... Скоро вся петрушка кончится, мы твоего  в
первую очередь демобилизуем.
   - Спасибо, - сказала девушка.
   - Вот так, значит, - сказал замполит. - В штаб дивизии приедешь, ска-
жи, чтоб тебя с комсомольского учета сняли и личное дело на руки выдали.
Скажешь, что я разрешил...
   - Слушаюсь.
   - Ну,  прошай,  Катя.  Будь  здорова.  Рожай  парня!  Чтобы,  значит,
мальчишка был!
   - Можно ехать? - спросил сержант.
   - Давайте! - ответил замполит.
   Младший лейтенант спрыгнул с подножки.
   Они впервые посмотрели с девушкой друг на друга.
   - Петенька! - шепотом прокричала девушка и в  ужасе  зажала  рот  ла-
донью.
   Сержант перевесил автомат поближе к себе и тихонько тронул с места.
   И снова сквозь тополя под колеса катилась дорога.
   В фургоне сидели уставшие артисты,  и  каждый  по-своему  кушал  свой
"банкетик". Только старая певица, накинув ватник на плечи и надев совсем
старушечьи очки на нос, пыталась читать книгу.
   В кабине сержант смотрел на дорогу, на обочины и назад - в  зеркальце
на крыле. Руки его почти неподвижно лежали на руле.
   - Конечно, - говорила девушка-санинструктор, - без наговоров все  это
не обойдется... Пойдут шушукаться по дворам! У нас  бабы  злые.  В  мир-
ное-то время злые были, а уж сейчас-то, наверное, и вовсе... Так и слышу
их! Господи! Хоть бы Петенька скорей приехал...
   Сержант внимательно огляделся по сторонам, остановил машину.
   - Посиди секунду, - сказал он девушке, взял автомат и вылез из  каби-
ны.
   Он подошел у задней двери кабины и заглянул внутрь:
   - Простите, пожалуйста. Если кому-нибудь нужно выйти... Вы понимаете,
о чем я говорю? То лучше это сделать сейчас, потому что больше  останав-
ливаться не будем. Для справки: ехать нам минут сорок.
   - Мы потерпим, - сказал немолодой артист. - Как дамы?
   - Дамы всю жизнь во всех отношениях были в десять раз терпеливее муж-
чин, - не забыв снять очки, кокетливо улыбнулась сержанту старая певица.
   - Прекрасно, - сказал сержант.
   Он легко запрыгнул в прицеп и, повернувшись спиной к  открытой  двери
фургона, открыл один ящик и достал оттуда осколочную гранату.
   Сунув гранату в карман, сержант спрыгнул с прицепа,  заглянул  внутрь
фургона и небрежно, словно о нестоящем внимания пустяке, сказал:
   - Да, кстати, если вы вдруг услышите какую-нибудь стрельбу,  ложитесь
все рядком и лежите спокойненько. Ладно? И вообще, держите хвост морков-
кой.
   Артисты посерьезнели, закивали головами, а пожилой артист сказал пыш-
ным голосом:
   - "Стократ священен союз меча и лиры..."
   - Правильно! - сказал сержант. - "Единый лавр  их  дружно  обвивает".
Поехали?
   Тяжело фургону тащить за собой груженый прицеп. Хорошо еще, что доро-
га прямая.
   - Парни все за войну избаловались, - говорила девушка, - домой  прие-
дут - подавай им должность. Конечно, он  на  фронте,  может,  ротой  или
взводом, как Петя, командовал, и на гражданке идти куда-нибудь в  подчи-
нение ему будет очень прискорбно. Но думаю, что я смогу Петьку устроить.
В конце концов может в школе кружок военного дела вести. Или  в  райкоме
комсомола будет работать. Правда ведь?
   Сержант отрвал глаза от дороги и посмотрел на ожившую девушку.
   - Пусть уж лучше кружок ведет...
   Но девушка не слышала сержанта. Она слегка охнула, замерла,  глаза  у
нее широко раскрылись и невидяще остановились на лице сержанта.
   - Ты что? - тревожно спросил сержант.
   Девушка глубоко вздохнула, улыбнулась и как-то очень по-женски прого-
ворила слабым голосом:
   - Толкнулся.
   - Кто?!
   - Он, - она показала на свой живот и счастливо прошептала. -  Он  так
шевелится! Васька, он так шевелится!
   И в это время раздалась пулеметная очередь, сразу же вспоровшая капот
ЗИСа. Наверное, двигатель задет не был, потому что сержант резко  приба-
вил газу, погнал машину вперед.
   - Пригнись! - крикнул сержант девушке.
   А пулемет бил по машине, и осколки дорожного бетона взлетали  фонтан-
чиками из-под колес.
   Сержант посмотрел в зеркальце и увидел, что горит прицеп.
   Прицеп, в котором лежали несколько  десятков  ящиков  с  гранатами  и
взрывателями, полыхал на ветру.
   - А, черт! - сержант еще увеличил скорость.
   - Вот теперь он загружен! - торжествующе кричал старший по званию не-
мецкий офицер. - Вот теперь в нем есть все!
   Он сам лежал у пулемета и старательно ловил в прицел мчащийся фургон.
   - Вперед! Догнать его! Догнать!..
   Из ельника выскочили три мотоциклиста с пулеметами на колясках и  по-
неслись за нелепым русским фургоном, отягощенным горящим прицепом.
   Сержант еще раз посмотрел в зеркало заднего вида. Горел прицеп. Дого-
няли мотоциклисты.
   Сержант вытянул кнопку ручного  газа,  установил  постоянные  обороты
двигателя и снял ногу с педали.
   - Катька! Рулить сможешь?
   - Смогу.
   - Держи баранку. И только прямо!
   Сержант открыл дверь кабины, передал руль девушке.
   - Ты куда?!
   - Прицеп горит. Сбросить надо!
   - Убьют, Васька! - закричала девушка.
   - Не убьют! Держи хвост морковкой!
   Наверное, это мог сделать только "цирковой". Сержант встал на поднож-
ку кабины, ухватился за что-то, подтянулся и впрыгнул на крышу фургона.
   Мчался ЗИС, горел прицеп, совсем близко были немцы, а сержант по кры-
ше фургона пробежал в полный рост и спустился в проем задней двери.  Ар-
тисты лежали на полу кузова.
   - "Единый лавр..." - пробормотал сержант  и  попытался  снять  сцепку
прицепа с крюка.
   Гудел и терщал огонь на прицепе, каждую секунду мог раздаться  взрыв,
а сцепка все никак не снималась с крюка.
   Неловко изогнувшись, сидя  на  пассажирском  сиденьи,  девушка  Катя,
старшина медицинской службы, демобилизованная по  причине  беременности,
вела грузовик.
   На сержанте уже тлела гимнастерка. Лицо его  было  обожжено,  руки  в
крови.
   Одной ногой он стоял на борту прицепа, другой на ступеньке фургона, а
внизу под ним неслась серая лента бетонной дороги. Сержант  ждал,  чтобы
машину тряхнуло на выбоине и тогда сцепка ослабнет.
   Переднее колесо на полном ходу скользнуло по краю воронки  и  сержант
мгновенно сбросил сцепку с крюка. Он еле успел ухватиться за косяк  фур-
гонной двери. Машина, освободившаяся от прицепа, помчалась по шоссе.
   Горящий прицеп стал отставать, и немцы поняли, что остановить автомо-
биль им не удастся. Тогда они открыли ураганный огонь.
   Они видели, как сержант снова оказался на крыше фургона. Сержант  вы-
нул из кармана гранату, выдернул чеку и сильно бросил гранату в  удаляю-
щийся полыхающий прицеп.
   Машина чудом проскочила глубокую воронку, прицеп взорвался,  и  высы-
павшие на дорогу немцы были сметены с лица земли.
   Сержант быстро спустился с крыши фургона на подножку  кабины,  просу-
нулся в дверцу и увидел простреленное  ветровое  стекло;  девушку  Катю,
сбоку держащуюся за руль; и кровь, заливающую  катину  гимнастерку,  ши-
нель, юбку...
   Еще сержант увидел глаза Кати - залитые слезами и устремленные непод-
вижно на дорогу. Вперед, только вперед...
   Сержант перехватил руль, поставил ногу на педаль, убрал ручной газ  и
осторожно привалил Катю к спинке сиденья.
   - Катя! Катюша! Ты что?! Ты потерпи немножечко, - бормотал сержант  и
гнал, гнал машину вперед.
   Лицо Кати было неподвижно, и только слезы тихо сползали с ресниц.
   - Убили нас, Васенька, - вдруг сказала Катя. - Невовремя нас убили...
   - Что ты! Что ты?! - закричал сержант. -  Катюшенька,  что  ты  гово-
ришь?! Ты живая! Ты даже очень живая! И он  живой!  Он  тоже  живой!  Ты
только потерпи немножечко! Мы сейчас. Мы мигом!
   Фургон мчался по шоссе с невиданной  скоростью.  Сержант  остервенело
крутил баранку, смотрел вперед и не видел, как рядом с ним умерла Катя.
   - Ты не волнуйся, ты держи хвост морковкой! - кричал он ей, не  отры-
вая глаз от дороги. - Приедет Петька. Поженитесь. Ты не смотри,  что  он
молодой! Он же четыре года от Москвы до Германии топал!  Он  и  жизни-то
человеческой совсем не видел! Передовая да санбаты!  Пацана  воспитывать
будете. Я к вам в гости приеду. У вас цирк в городе  есть?  А,  Катюшка?
Может, ты пить хочешь, Катенька?.. Сейчас! Ты думаешь, у  меня  нету?  У
меня все есть!
   Сер