а.- Осторожней, Евгений Ана-
тольевич! Он все приемы знает.
   - Ну да авось... - и Евгений Анатольевич направляется к двери.
   Полумертвый, высохший бабушкин мозг заполняется страшным стуком.  Че-
люсть отвалилась, рот кривится в беззвучном вопле, стекает слюна на под-
бородок, в широко открытых глазах дикий ужас...
   - Настя-а-а!.. - кричит Мишка и молотит в квартиру.
   Но тут дверь неожиданно распахивается, и Мишка видит перед собой  Ев-
гения Анатольевича, который говорит ему:
   - Михаил, ты бы вел себя поприличнее.  А  то  ты  этим  только  Настю
расстраиваешь. А в ее положении сейчас, сам понимаешь, огорчаться нельзя
ни в коем случае.
   - Ах ты ж, козел старый! Я счас из тебя, курва, такую макаку сделаю -
по чертежам не соберут, падла!.. - орет Мишка.
   - Ну что же ты так нервничаешь? Приди завтра,  трезвенький,  поговори
как человек. А то соседи сейчас выйдут и отправят тебя куда следует.
   - Как же! Выйдут! Никто носа не высунет! Ну, иди, иди сюда, бздила!
   - Тьфу ты, боже мой... Ну как с тобой разговаривать, Миша?
   - Да кому ты нужен, сука, со своими разговорами?!
   - Вот это верно, - опечаленно говорит Евгений Анатольевич. -  Видать,
разговорами не обойтись.
   Не успевает Мишка принять боевую стойку каратиста, как  Евгений  Ана-
тольевич дважды резко бьет его в солнечное сплетение - слева и справа.
   Он подхватывает падающего, теряющего сознание Мишку, заботливо усажи-
вает его на ступеньки, садится рядом и обнимает его за плечи:
   - Ну, все... Все. Успокойся, сынок. Сейчас  пройдет...  Это  ненадол-
го...
   Часам к двенадцати ночи обессиленные Нина Елизаровна, Настя  и  Лида,
уже переодетые в старенькое, домашнее, с измученными  лицами,  сидят  за
опустевшим столом с грязной посудой, остатками еды и пустыми бутылками.
   Бабушкина комната прикрыта.
   Лида выливает себе в рюмку остатки коньяка.
   Нина Елизаровна нервно трет виски - мучается головной болью.
   Настя достает пачку "Пегаса".
   - О ребенке подумай, - негромко говорит Лида.
   Настя благодарно ей улыбается, комкает пачку и бросает в кучу грязной
посуды. И видит на комодике отцовский кларнет. - Папа опять кларнет  за-
был...
   - Ах, молодец Маринка! - потягивает коньяк Лида. - Ах, хваткая девка!
Мощнейшая провинциальная закваска! А ведь какой серенькой мышкой приеха-
ла к нам на первый курс!
   - Что же делать с квартирой? Надо что-то с квартирой решать,  -  трет
виски Нина Елизаровна. - Появится маленький...
   - Маленькая, - поправляет ее Настя.
   - Деньги, деньги... - говорит Лида. - Сейчас за деньги...
   - Ма, давай красное дерево толкнем - на него жуткие  цены  сейчас!  -
оживляется Настя.
   - А на что не жуткие? - усмехается Лида.
   - Единственное, что от дедушки осталось, - грустно говорит Нина  Ели-
заровна. - Да и не купит никто в таком виде. Реставрировать надо.  Опять
деньги! Господи-и-и! Да когда же мы жить-то начнем  по-человечески?!  Ну
сколько можно? Ну смешно же прямо! Говорят, говорят, говорят!  Уши  ведь
уже вянут!
   Не спит Бабушка - внимательно слушает. С тоской оглядывает свою широ-
ченную кровать красного дерева...
   - Ладно тебе, мамуль... - Настя прижимается щекой к руке Нины  Елиза-
ровны. - И так разместимся как-нибудь.
   - Мам, у нас выпить нечего? - спрашивает Лида.
   - После Александра Наумовича? Ты с ума сошла.
   - Спокуха,  девочки!  -  и  Настя  достает  из-за  дивана  бутылку  с
итальянским вермутом. - Когда я увидела, что папа уже в мажоре, я тут же
заныкала это.
   На дне бутылки плещется граммов сто, не больше. Настя разливает "Чин-
зано" по двум рюмкам - сестре и матери:
   - Вуаля! Кто - добытчик? Кто - волчица?!
   - А себе, волчица?
   - В глухой завязке. Или дети, или поддача!
   - Мамуля, давай треснем за Настюху и... Пей, пей, мама! И будем исхо-
дить из реальных возможностей... Нам надеяться не на кого.
   - Будь счастлива, дочура, - смахивает слезу Нина Елизаровна.
   - Настюхочка! Будь здорова, киска! Вперед! - Лида выпивает свою  рюм-
ку: - Внимание! Только следите за мыслью. Если шкаф поставить вот так...
А мамин диван вот сюда...
   - Правильно! - кричит Настя. - То здесь встанет кроватка! Да?
   - Оф корс, май систер! Стеллаж запихивается в нашу комнату...
   - А комодик? - спрашивает Нина Елизаровна.
   - На помойку! Тогда Настина раскладушка  совершенно  свободно  встает
рядом с кроваткой и...
   - Ну, правильно, - прерывает Лиду Нина Елизаровна. - И судно с бабуш-
киными делами можно будет выносить только мимо маленького.
   - Ма-лень-кой!.. Сколько раз тебе говорить!
   - Какая разница, если ребенок будет постоянно дышать миазмами?!
   - Чем? - Настя впервые слышит это слово.
   - Ну, что в судне бывает из-под бабушки.
   - А-а-а... Но не вечно же это будет? Когда-то же придет и конец. -  И
тут, судя по тому, как одновременно замолчали мать и сестра, Настя пони-
мает, что этого говорить не следовало. - То есть я хотела сказать...
   - Ну что ты за сучка, Настя! - зло говорит Лида. - Как  у  тебя  язык
повернулся?!
   - Это же твоя б а б у ш к а... - тихо говорит Нина Елизаровна.
   - Сами же говорили: "исходя из реальных возможностей"...  -  виновато
бормочет Настя.
   В своей комнате Бабушка слышит Настин приговор и в  панике  поднимает
трясущуюся правую руку. Цепляется скрюченными пальцами за веревку от ко-
локола и резко дергает...
   Но привычного "Бом-м-м!!!" не раздается. Тяжелый  медный  язык  кора-
бельной рынды отрывается и падает Бабушке точно на голову.
   По истощенному, парализованному тельцу Бабушки пробегает предсмертная
судорога, а в угасающем мозгу молниями несутся обрывки видений...
   ...Окровавленный Дедушка отшвыривает ее от своих ног...
   ...Подписывает, подписывает Бабушка протоколы!  Друг  ползет  к  ней,
плачет, умоляет...
   ...Наматывает волосы Бабушки на руку помощник Друга, расстегивает ши-
ринку форменных галифе...
   ...Вышки с часовыми... Строй заключенных женщин... Конвой... 3а стро-
ем одиннадцатилетняя Нина играет с маленькими заключенными детьми...
   И все! И кажется - умерла Бабушка...
   Но Бабушка открывает глаза! Оглядывает комнату, фотографии...  Подни-
мает правую руку, очень осмысленно рассматривает ее. Потом поднимает ле-
вую! И, наконец, встряхивает своей маленькой птичьей головкой с  жидкими
седыми волосенками...
   Мало того - она пытается приподняться на локте, и это ей удается.
   Она садится, осторожно спускает тоненькие подагрические ноги  на  пол
и, придерживаясь за столик, встает в полный рост!..
   Удрученные концом разговора, Нина Елизаровна, Настя и Лида молча  си-
дят за столом напротив двери в бабушкину комнату.
   Скрипнула дверь... Все трое переглядываются, прислушиваются  и  вдруг
видят, как эта дверь начинает медленно открываться!
   От страха и неожиданности они застывают и немеют. Только глаза у всех
троих становятся все больше и больше!
   Распахивается дверь, и в ее проеме, словно в картинной раме,  появля-
ется Бабушка - седая, патлатая, в несвежей ночной рубахе с потеками...
   Чтобы не закричать благим матом, Нина Елизаровна зажимает  рот  рука-
ми...
   Лида в кошмаре хватается за голову...
   Настя сидит, не в силах оторвать глаз  от  этого  невероятного  явле-
ния!..
   Бабушка стоит в проеме двери с фингалом под глазом, и вид у нее, пря-
мо скажем, мерзкий. И наглый. И наступательный. И жалкий...
   - Вот теперь, когда Бог наконец надо мной смилостивился, - произносит
Бабушка скрипучим от долгого молчания голосом, - я на вас всех такое на-
пишу... в эНКаВэДэ!..
   Сидят неподвижно три парализованные кошмаром женщины - сорока  девяти
лет, двадцати шести и пятнадцати...
   И только самая младшая, Настя, постепенно приходит в себя и, не отры-
вая от Бабушки глаз, негромко говорит:
   - Черт побери... Неужели это опять может повториться? Исходя  из  ре-
альных возможностей...