усмехается Мишка. - Лидия Александровна, вы не мог-
ли бы...
   - Я не Александровна, а Викторовна.
   - Но вы же сестра Насти?..
   - Да. И тем не менее, я - Викторовна.
   - А она Александровна... - ничего не понимает Мишка.
   - Это у нас такое маленькое семейное хобби - каждому свое отчество, -
улыбается Лида.
   Когда Лида осторожно входит в совершенно темную квартиру, Нина Елиза-
ровна говорит ей со своего дивана сонным голосом:
   - Доченька... Там в кухне - все на столе. Покушай, детка.
   - Спасибо, мамуля.
   Лида тихо пробирается к Настиной раскладушке, опускается на  корточки
и трогает Настю за плечо:
   - Настюхочка... Там Мишка внизу. Просит тебя на секунду выйти.
   Настя открывает глаза, свешивается с раскладушки  и  заглядывает  под
стол, чтобы убедиться, спит мать на своем диване или нет.
   И тихо говорит Лиде:
   - Лидуня, если тебе нетрудно, спустись к нему и пошли его... -  Настя
берет Лиду за воротник, притягивает к себе вплотную и что-то  шепчет  ей
на ухо.
   - Что?! Что ты сказала?! - в ужасе отшатывается Лида.
   И тогда Настя достаточно громко повторяет:
   - Я сказала, чтобы он пошел...
   Нина Елизаровна на своем диване зажмуривается и зажимает уши руками.
   На светящемся будильнике два часа ночи. Не спит Нина Елизаровна. Утк-
нулась глазами в спинку дивана...
   Настя не спит на своей раскладушке. Смотрит в закрытую дверь бабушки-
ной комнаты, злобно вытирает взрослые слезы с детского лица.
   В маленькой комнате все ворочается и ворочается с боку на  бок  Лида.
Тоже никак не может уснуть...
   Да и Бабушка - неподвижная, немая, почти не дышащая, вонзила открытые
немигающие глаза в потолок, на котором вздрагивает отблеск уличного  фо-
наря.
   И всплывают в остатках бабушкиной  памяти  ее  постоянные  беззвучные
черно-белые видения...
   ...Тогда, в сорок девятом, она проснулась от звука подъехавших к дому
машин. Тихо выскользнула из широченной постели, где  на  второй  подушке
сладко посапывал Друг, метнулась к окну и увидела "эмку" и  "воронок"  у
подъезда...
   ...Потом трясущемуся, растерянному Другу его помощник предъявлял  ор-
дер на арест, а еще один подавал Бабушке уже заранее заготовленные листы
протоколов, и она, сидя за туалетным столиком в ночной рубашке, подписы-
вала их с одной и другой стороны. Друг увидел, что  Бабушка  подписывает
протоколы, закричал, забился в истерике, упал на колени, подполз к  ней,
стал целовать ей ноги, рыдая и умоляя не подписывать эти страшные листы.
   А Бабушка, боясь поднять на него глаза, поджимали босые ноги под бан-
кетку и ставила одну подпись за другой...
   Помощник дал знак увести Друга. И когда дверь за  ними  захлопнулась,
он подошел к бабушке, намотал ее длинные волосы на правую руку, а  левой
стал расстегивать ширинку своих форменных галифе...
   В день бабушкиного рождения утро, как всегда, началось с дикой  сума-
тохи: уже готовая к выходу из дома Лида мечется по квартире:
   - Где мои перчатки? Мама, ты не видела моих перчаток? Бабушка, с днем
рождения! Прости меня, миленькая... Голова кругом... Ну где же мои  пер-
чатки?!
   Нина Елизаровна вынимает Лидины вещи из шкафа, стопкой складывает  их
на диван:
   - Лидочка! Паспорт, билет на самолет и деньги будут лежать вот здесь.
Да! Бабушка подарила тебе к отпуску пятьдесят рублей!
   - Бабуленька, спасибо, родненькая... Господи, ну где же перчатки?!
   Настя в одних трусиках и короткой ночной рубашке убирает свою раскла-
душку.
   - Ты эту кофточку берешь с собой? - спрашивает Нина Елизаровна.
   - Мама, успеется с кофточкой! Я на работу опаздываю! Где мои  перчат-
ки?
   - Завтра в шесть утра тебе улетать! Когда ты думаешь  собирать  вещи?
Сегодня весь вечер у нас будет народ!
   - Боже мой, еще вчера перчатки лежали перед зеркалом в прихожей! Нас-
тя, где мои перчатки?
   - В машине - не можешь без перчаток? - спрашивает Настя.
   - Какая машина?! - орет Лида. - Он еще позавчера вечером  улетел!  Ну
где же мои перчатки?
   - Слушай, ты с этими перчатками уже всех в доме заколебала!  -  Настя
проходит в прихожую, вынимает Лидины перчатки из своей куртки. - На, по-
давись своими перчатками!
   - Мама, ты видишь?! Ты видишь, что это такое растет?! - кричит  Лида,
но в это время из бабушкиной комнаты раздается сильный удар  корабельной
рынды.
   Бом-м-м!!! - несется по всей квартире.
   - Судно! Судно забыли вынуть из-под бабушки! - кричит Лида.
   - Иди, иди уже со своими перчатками, - говорит ей Настя и проходит  в
комнату Бабушки: - Привет, бабуля! Ну что там у нас?
   Она довольно ловко вытаскивает судно из-под Бабушки, морщит нос и во-
пит на всю квартиру:
   - Ура! Бабушка покакала!
   На вытянутых руках, отвернув голову в сторону, она проносит судно ми-
мо сестры и матери в ванную:
   - Милости прошу! Вуаля! Какой цвет! А запах! Кристиан Диор!
   Она сливает судно и начинает его мыть щеткой.
   - Что ни говори, а в жизни всегда есть место подвигу! Да, Лида?
   - Дура малолетняя! Раз в жизни... И то умудрилась спектакль устроить!
- почему-то обижается Лида и выскакивает за дверь.
   Настя выходит с чистым судном из ванной и уже без ерничества, спокой-
но просит мать:
   - Мамуль, подмой бабушку сама. Мне, наверное, с этим не справиться.
   Нина Елизаровна берет Настю за уши, притягивает к себе и целует ее  в
нос...
   В теплой курточке, в джинсах, заправленных в резиновые сапожки,  и  в
спортивной шапочке Настя стоит в кухне и записывает все, что говорит Ни-
на Елизаровна:
   - Черный хлеб - целый. И два батона белого по  двадцать  две.  Виктор
Витальевич любит по двадцать две. И обязательно смотайся в "Прагу"!  Там
могут быть крутоны из ветчины. Помнишь, я к Новому году покупала? Так...
Нас - трое, Виктор Витальевич - четыре, папа - пять, Евгений Анатольевич
- шесть.
   - Что еще за Евгений Анатольевич?
   - Я тебе уже говорила. Возьмешь шесть штук. Ясно?
   - Да. А бабушка будет опять овсянку жрать?
   - Настя!.. А бабушке там же купишь две куриные котлетки. - Нина  Ели-
заровна лезет в шкафчик за деньгами и видит  несколько  трешек,  лежащих
отдельно. - А это что за деньги?
   - Степуху вчера получила.
   - Очень кстати. А почему так мало?
   - Елки-моталки! - вспоминает Настя, открывает холодильник  и  достает
из морозильной камеры смерзшийся пакет. - Я же к сегодняшнему дню  языки
достала! Шесть сорок за них отдала! Мамуля, их же нужно срочно  разморо-
зить!
   - Языки? Настя! Немедленно признавайся, где ты достала языки?
   - Мам, знаешь, есть такой анекдот: что такое "коммунизм?" Это когда у
каждого советского человека будет свой знакомый мясник в  магазине.  Вот
мы сегодня и заглянем в наше светлое будущее...
   - Это безнравственно, Настя! И отвратительно!
   - Зато вкусно! Давай деньги, я пошла, - Настя вынимает из рук  матери
деньги, берет сумку и уже в дверях говорит: - Ма, я  заскочу  на  рынок?
Папа очень любит киндзу. Куплю ему пучок?
   - Купи... - растерянно говорит Нина Елизаровна.
   Троллейбусная остановка точно напротив Лидиной работы.
   Лида выскакивает из троллейбуса, перебегает тротуар и плечом  толкает
старинную роскошную стеклянную дверь своего учреждения.
   И тут же, в тамбуре, перед второй, тоже прозрачной дверью, Лиду оста-
навливает молодая печальная женщина с пятилетним мальчиком.
   - Простите, пожалуйста. Вы - Лида?
   - Да. А собственно...
   - Я - Надя. Жена Андрея Павловича.
   Лида зажмуривается, нервно трет руками лицо.
   - Простите меня, Лидочка, - с трудом говорит Надя. -  Но  мне  сейчас
просто не к кому...
   - Что вы, что вы... Это вы меня простите... Это я... - сгорая от сты-
да, бормочет Лида.
   - Вы уже знаете? - горестно спрашивает Надя.
   - Что-нибудь с Андреем Павловичем?! - пугается Лида.
   Маленький мальчик крепко берет Лиду за руку, поджимает ноги и пробует
качаться, держась одной рукой за руку матери, а второй - за руку Лиды.
   - Они уехали вместе на юг. С вашей подругой. С Мариной...
   - Нет! Нет! Нет! - в отчаянии кричит Лида. - Это ошибка! Этого не мо-
жет быть!
   Все сильнее раскачивается мальчик.
   - Она вылетела вчера. Вслед за ним.
   - В Адлер? - зачем-то спрашивает Лида.
   - В Ялту. Он в последний момент поменял билет на Симферополь.
   Мальчик раскачивается все сильнее и сильнее. Обе женщины уже еле сто-
ят на ногах...
   - Лидочка... Вы не могли бы как-нибудь с ней связаться? Попросите  ее
не делать этого! Двое детей... Второму - десять месяцев. Он с моей мамой
сейчас... Костя! Отпусти тетину руку! Ты же видишь, как ей тяжело!
   - Ничего, ничего... Он легкий, - говорит Лида.
   - Если он от нас уйдет... У меня даже специальности никакой. Помогите
мне, Лидочка! Умоляю вас... - плачет Надя.
   За внутренней стеклянной дверью военизированная охранница с  булыжным
рылом проверяет пропуска у служебного люда... А за внешней - бежит,  то-
ропится, плетется, едет, мчится, тормозит  и  снова  срывается  с  места
осенняя утренняя Москва...
   После курсов Евгений Анатольевич прибегает в свой  гостиничный  номер
переодеться. В руках у него уже поздравительный тортик.
   Вместо пожилого туркмена с  "Панасониками"  соседом  его  оказывается
здоровенный молодой мужик в одних кальсонах.
   - О! У меня новый сосед? - радушно  говорит  Евгений  Анатольевич.  -
Здравствуйте, здравствуйте.
   Сосед внимательно смотрит на Евгения Анатольевича:
   - Слава богу! Я-то думал, придет сейчас какой-нибудь старый хрыч -  с
ним и каши не сваришь. Здоров! - он протягивает руку. -  Дмитрий  Ивано-
вич! Можно просто - Митя.
   - Евгений Анатольевич.
   - Порядок! Значит так... Тебе сколько, Жека?
   - Чего?
   - Лет.
   - А... Пятьдесят четыре.
   - Ладно. Скажем - сорок пять. Ты выглядишь - зашибись! Обьясняю: зак-
леил двух телок. Придут к пяти. У меня - две бутылки  самогона,  баночка
килек и... вот твой тортик. Одна, чернявенькая, тебе. Не то евреечка, не
то армянка. Они, знаешь, какие заводные? Только туда рукой, а ее уже всю
трясет! А вторая, беленькая, мне. Годится? После  захочешь  -  махнемся.
Они, по-моему, на что хошь подпишутся! И главное - потом не надо три дня
на конец заглядывать. Одна в судомойке, вторая на раздаче в каком-то пи-
щеблоке. А там, сам знаешь, осмотр за осмотром. Так что и тут порядок  в
танковых войсках! Учись!
   - Видите ли, Митя, дело в том, что я вряд ли смогу...
   - Главное, не тушуйся, Женька! Я ж с тобой! Сели, по стакану,  килеч-
ка-шмилечка, две-три дежурные хохмы, гасим свет и... понеслась по просе-
лочной!
   - Вы меня не поняли, Дмитрий Иванович. Я сегодня приглашен  в  гости.
На
   - Вот так уха из петуха! - растерянно чешет в затылке Митя. -  Что  ж
мне с двумя-то делать?..
   Евгений Анатольевич оглядывает здоровенного Митю и говорит:
   - Да вы и с двумя справитесь.
   - Я не за себя боюсь. Я и троих до мыльной пены загоню. Лишь  бы  они
из-за меня не перецарапались... Мне сейчас эта гласность совершенно ни к
чему.
   - А вы надолго? - вежливо спрашивает Евгений Анатольевич  и  начинает
переодеваться.
   - Да нет! Всего-то на пару дней. Специально на сутки раньше выехал  -
погулять...
   - Командировка?
   - На партактив вызвали, будь он неладен! Будто мы там у себя в горко-
ме все пальцем деланные! Да, Евгений, подвел ты меня. Сильно подвел!
   От холодного ветра Мишка прячется в телефонной будке, стоящей непода-
леку от Настиного дома, и неотрывно следит за  проездом,  откуда  должна
появиться Настя.
   Но вот и Настя. Тащит тяжеленную сумку.
   С перевязанной головой под "адидасовской" шапочкой Мишка выползает из
своего укрытия и неверными шагами идет Насте навстречу.
   Увидев Мишку, Настя останавливается у своего  подъезда,  улыбается  и
приветливо говорит ему:
   - А я уж думаю, куда ты подевался! Хорошо, что встретила...
   И тогда Мишка бежит к ней радостно и раскрепощенно.
   - Тихо, тихо, тихо, - останавливает его Настя. - Я тут для тебя  одну
любопытную книжечку достала. Как будущему юристу...
   Настя вытаскивает из накладного кармана продуктовой  сумки  небольшую
книжку с бумажной закладкой в середине.
   - Называется "Уголовный кодекс РСФСР". Вот слушай... - Настя открыва-
ет кодекс в месте закладки и начинает читать вслух: - "Статья сто девят-
надцатая. Половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, нака-
зывается лишением свободы до трех лет. Те  же  действия,  сопряженные  с
удовлетворением половой страсти в извращенных формах..." На это у  тебя,
слава богу, ума не хватило, так что, думаю, трех лет вполне  достаточно.
Держи!
   Она сует Мишке за пазуху кодекс и добавляет без всяких улыбок:
   - И учи это наизусть, сволочь. Если еще ко мне хоть один раз  прибли-
зишься - сидеть тебе от звонка до звонка! Понял, дерьмо собачье? И  вали
отсюда, чтобы я тебя больше никогда в жизни не видела! "Малыш"...
   И Настя входит в свой подъезд.
   Бабушка лежит под свежим пододеяльником.  На  ней  какой-то  пестрый,
праздничный халатик, головка тщательно причесана.
   В комнату входит Нина Елизаровна:
   - Мамочка, я хочу прикрыть к тебе дверь. Там на кухне  такое!  Настя,
дуреха, во все чеснок сует. Шурует - просто загляденье! Я ее,  по-моему,
такой еще в жизни не видела!
   Бабушка в упор, не мигая, смотрит в лицо дочери.
   - Тебе что-то нужно? - не понимает Нина Елизаровна.
   Но старуха отводит глаза, и Нина Елизаровна закрывает дверь.
   Теперь взгляд Бабушки скользит по стене с фотографиями и останавлива-
ется на старом снимке начала пятидесятых. Бабушка тех лет сидит на  гну-
том венском стуле, а сзади, обняв ее за  плечи,  стоит  двенадцатилетняя
Нина с ровненькой челочкой над бровями.
   Бабушка все вглядывается и вглядывается в эту фотографию, и лицо  до-
чери заполняет остатки ее сознания...
   ...Плохо и скудно одетая девочка Нина - самая старшая среди  полутора
десятка маленьких ребятишек, закутанных в какое-то немыслимое тряпье.
   Нина учит малышей играть в "классы", сама скачет с ними на одной  но-
ге, кого-то утешает, кому-то вытирает нос, помогает крутить скакалку...
   Вокруг ни деревца, ни кустика - только вытоптанный сотнями ног земля-
ной плац... А потом бабушкино сознание расширяется, и она уже  видит  за
плацем бараки, а впереди - высокий бетонный забор с металлическими штан-
гами, загнутыми внутрь зоны...
   И туго натянутую колючую проволоку между этими штангами...
   И вышки с часовыми по углам забора... Вот и сама Бабушка... Она стоит
в общем сером замершем строе женщин-зэков. А за спиной этого строя игра-
ют в "классы", прыгают, смеются и плачут их дети. Дети, живущие в лагере
со своими заключенными матерями...
   Но вот строй по команде поворачивается и становится колонной.
   Конвой берет оружие наизготовку. Распахиваются ворота зоны, и женскую
колонну уводят на работы за  пределы  лагеря.  Девочка  Нина,  с  челкой
из-под платка, смотрит вслед колонне - ждет, оглянется мать или нет...
   Оглянулась! Да еще и рукой помахала!.. И  счастливая  улыбка  озаряет
лицо голодной одиннадцатилетней Нины.
   Остаются на плацу только Нина да десятка полтора заключенных  ребяти-
шек - от трех до восьми лет...
   На Ленинградском проспекте, в аэровокзале, Лида протаптывается к кас-
совому окошку и робко спрашивает:
   - Вы знаете, у меня на завтра, шесть десять утра, билет "Москва - Ад-
лер"... Я не могла бы его поменять?
   - На что? - слегка раздраженно спрашивает кассирша.
   Лида вздыхает, проглатывает комок, собирается с силами и говорит:
   - На деньги...
   Она открывает дверь квартиры, когда Нина Елизаровна и Настя уже вовсю
готовят на кухне разную еду к бабушкиному дню рождения.
   - Ой, как здорово! - в восторге кричит Настя. - Лидуня пришла!
   - Тебя пораньше отпустили? - радуется Нина Елизаровна.
   - Да, мои родные! Да, мои хорошие! - Лида выгружает из сумки  бутылку
водки, бутылку коньяка, роскошную яркую бутылку "Чинзано". -  Оказывает-
ся, меня еще вчера отпустили и вообще заменили!
   Несмотря на то что последнюю фразу Лида произносит  с  очаровательной
ироничной непосредственностью, Настя и Нина Елизаровна успевают тревожно
переглянуться.
   - Откуда это, Лидочка? - осторожно спрашивает Нина Елизаровна.
   Но Лида пропускает вопрос матери мимо ушей и звонко, чуточку  излишне
нервно предлагает:
   - Девушки вы мои любимые! Давайте, пока никого нет, шлепнем по-разми-
ночному рюмашу просто так - друг за друга! Я - водку.
   - Я - коньяк, - говорит Нина Елизаровна.
   - Я - капельку этой штуки... - Настя показывает на "Чинзано".
   - Это "Чинзано", дурашка! - кричит Лида.- Италия! Напиток богов!
   Каждая открывает "свою" бутылку, наливает, чокаются, и Лида одним ма-
хом выпивает полную  рюмку  водки,  Нина  Елизаровна  -  половину  рюмки
коньяку, Настя отпивает самую малость.
   Она видит на бутылочных этикетках чернильные печати:
   - Ресторанные?
   - Сколько же это стоит?! - пугается Нина Елизаровна.
   - Девочки! Кисаньки вы мои! - в голосе Лиды  уже  появились  хмельные
интонации. - Плюньте! Какая разница - сколько? Откуда? Пусть наш дом бу-
дет полная чаша!
   Тут Лида не выдерживает нервно-веселого напряжения  и,  разрыдавшись,
падает на стул, обхватив руками голову.
   Нина Елизаровна и Настя бросаются к ней, но в эту  секунду  раздается
звонок в дверь.
   - Боже мой! Кого черт несет раньше времени?! - Нина Елизаровна  силой
поднимает Лиду, тащит ее в ванную: - Доченька... Любимая, успокойся, ма-
ленькая  моя...  Успокойся,  девочка...  Настя!!!  Открой  дверь!  Займи
как-нибудь...
   ...Без пиджака, в женском фартуке с оборочками,  Евгений  Анатольевич
сидит на кухне и чистит картошку.
   Настя нарезает хлеб, великосветски прихлебывает "Чинзано":
   - Ах, Евгений Анатольевич! Вы уж извините, что я вас так напрягаю, но
когда собираются, как сказала мама, т о л ь к о с в о и...
   - Что вы, Настенька! Наоборот, мне очень приятно...
   Шумит вода в ванной, доносятся до  кухни  всхлипы,  какое-то  неясное
бормотание. Настя осторожно прикрывает ногой застекленную дверь кухни  и
говорит с преувеличенной экзальтацией:
   - Обожаю "Чинзано"! Италия... Напиток богов! Правда, сейчас, когда  я
готовлюсь стать матерью...
   - Как? - улыбается Евгений Анатольевич.
   - Я говорю, приходится ограничивать себя перед родами.
   - А-а! - Евгений Анатольевич весело смеется и тут же включается в иг-
ру: - И когда же это должно произойти?
   - Месяцев через семь, через семь с половиной...
   Шум воды прекращается, и слышен голос Нины Елизаровны:
   - Настюша, у нас кто-нибудь есть?
   - Все нормально, мамуля! Только с в о и.
   - Иди, Лидочка, одевайся, я пол подотру, - слышится голос Нины Елиза-
ровны.
   Дверь ванной распахивается, и оттуда с мокрой головой,  почти  голая,
выходит зареванная Лида.
   Увидев незнакомого мужчину в фартуке с оборочками, Лида  взвизгивает,
прикрывает грудь руками и скрывается в комнате с криком:
   - Идиотка малолетняя!!!
   Настя спокойно приканчивает рюмку с "Чинзано" и спрашивает у  смущен-
ного и растерянного Евгения Анатольевича:
   -  Как,  по-вашему,  Евгений  Анатольевич,   Бермудский   треугольник
действительно существует или это так - трепотня, чушь собачья?..
   Намазанные, приодетые и причесанные Нина Елизаровна, Лида и Настя,  а
также Евгений Анатольевич, в фартуке с оборочками, заканчивают накрывать
праздничный стол в большой комнате.
   - Ты почему в джинсах? - шипит Нина Елизаровна на Настю.
   - Мне так удобнее, мам. Евгений Анатольевич, будьте добры, принесите,
пожалуйста, блюдо с языком. Оно в кухне на подоконнике.
   - Один момент! - и Евгений Анатольевич с удовольствием бежит в кухню.
   - Какой еще язык? Откуда у нас язык? - удивлена Лида.
   - Анастасия - добытчица. Волчица! - отвечает Нина Елизаровна.
   - Ох, как я не люблю этого! Все эти дела торгашеские...
   - А жрать любишь? - в упор спрашивает Настя.
   - Очень. Но...
   - Вот и заткнись, - говорит ей Настя.
   - Девочки! - Нина Елизаровна показывает глазами на входящего с блюдом
Евгения