представлены, когда  покончились излияния
приветствий графа.
     -  Шарлотта,  мои  друзья:  князь Лючио  Риманец,  м-р Джеффри Темпест.
Господа, моя belle-soeur <Свояченица (фр.).>, мисс Шарлотта Фитцрой.
     Мы   поклонились;  дама  с   достоинством  нагнула   голову.  Она  была
внушительного вида  старая дева, и  черты ее лица  имели странное выражение,
какое трудно было определить. Оно было набожно и натянуто, и вызывало мысль,
что, должно быть, она видела раз в жизни нечто чрезвычайно неприличное, чего
она не в состоянии никогда забыть. Сжатые  губы, круглые, бесцветные глаза и
застывший вид оскорбленной  добродетели, который, казалось,  обхватывал ее с
головы до ног, усиливал это впечатление. Нельзя было  долго смотреть на мисс
Шарлотту  без  того,  чтоб  не начать  дивиться, что  такое было в  ее давно
прошедшей молодости, оскорбившее так ее чистоту, что до сих пор оставался на
ее лице  неизгладимый след. Но с  того времени мне пришлось встречать многих
англичанок, выглядящих совершенно так же, особенно между "благовоспитанными"
старыми и некрасивыми из "верхних десяти".
     Совсем в другом роде  было  задорное, хорошенькое  личико младшей дамы,
которой  затем  нас  представили, и которая, слегка приподнявшись из  своего
удобного положения, улыбнулась нам с ободряющей фамильярностью.
     - Мисс Дайана Чесней, - сказал граф  бегло, - вы, может быть, знаете ее
отца,  князь, -  во  всяком  случае, вы о  нем слышали:  знаменитый  Никодим
Чесней, один из великих железнодорожных королей.
     - Безусловно, я  знаю его, - ответил Лючио тепло. - Кто его не знает! Я
часто встречал  его:  прекрасный  человек, одаренный удивительным  юмором  и
жизнерадостностью. Я отлично его помню. Мы нередко встречались в Вашингтоне.
     -  В самом деле!  - сказала  мисс Чесней как-то  равнодушно. - По моему
мнению, он большой чудак; скорее что-то среднее между билетным контролером и
таможенным  офицером.  Я  не  могу  на  него  смотреть  без того,  чтобы  не
чувствовать, что я должна отправиться  в путь:  все железные дороги  кажутся
написанными на его лице.  Я ему  это  говорю. Я  говорю: "Если б ты не носил
железнодорожных  следов  на  лице, ты  бы  лучше выглядел!" И  вы нашли  его
смешным?
     Смеясь  этой  новой  и  свободной   манере,  с  которой  молодая  особа
критиковала своего родителя, Лючио протестовал.
     - Я не нахожу этого,  - призналась мисс  Чесней, - но  это, может быть,
потому, что я  слышала его все  истории  бесконечное число раз, и кроме того
многие из них читала  в книгах, так что для меня они не  имеют большой цены.
Некоторые он рассказывает принцу Уэльскому при всяком удобном случае, но мне
он больше не пробует рассказывать.  Он также очень ловкий человек, он скорее
других составил  себе  состояние. И  вы совершенно  правы  относительно  его
жизнерадостности: один его смех стоит в ваших ушах до следующей недели.
     Сияющими весельем глазами она оглядывала наши улыбающиеся лица.
     - Вы думаете, что я непочтительна, не правда ли? - продолжала она, - но
знаете  ли вы, он совсем  не  похож на  "сценического родителя", украшенного
великолепными седыми кудрями и  благословениями; он сам бы хотел, чтоб перед
ним  не   благоговели.  Садитесь,  господа!  -  и  кокетливо  повернув  свою
хорошенькую головку к графу, сказала:
     -  Посадите  их, лорд  Эльтон; я  ненавижу, когда мужчины стоят. Высший
пол, знаете ли?  Кроме того, вы так  высоки, - прибавила она,  бросив взгляд
нескрываемого восхищения на красивое  лицо и фигуру Лючио, - смотреть на вас
все равно, что яблоне смотреть на луну!
     Лючио от души рассмеялся и  сел около  нее,  я  последовал его примеру.
Старый граф не изменил своего положения, стоя перед камином,  расставив ноги
и  сияя  благосклонностью  на  всех  нас.  Безусловно,  Дайана  Чесней  была
очаровательным  существом, одною из  тех искусных американок, которые кружат
головы мужчинам, не пробуждая их страсти.
     -  Итак,  вы  знаменитый  м-р  Темпест?  -  спросила  она,  смерив меня
критическим взглядом, - да ведь  это чудесно, не правда ли! Я всегда говорю,
что  только  в  молодости стоит иметь  кучу  денег.  Если  же  вы стары,  вы
наполняете ими лишь карманы доктора  за  его  старания  починить ваше бедное
расслабленное тело. Я знала одну старушку, получившую наследство в сто тысяч
фунтов  стерлингов, когда ей было девяносто пять лет. Бедная, она плакала! У
нее было  достаточно разума понять, как бы она могла хорошо пожить  на  них.
Она  не  покидала  постели,  и ее единственной  роскошью  была полукопеечная
лепешка, размоченная в молоке к чаю. Это было все, чего она желала.
     -  Сто тысяч фунтов  хватило  бы очень долго  на лепешки!  -  сказал я,
улыбаясь.
     Хорошенькая Дайана засмеялась.
     - Но я думаю, вы  захотите  чего-нибудь большего, м-р Темпест! Во цвете
лет есть смысл иметь богатство! Вы сейчас один из самых богатых людей, да?
     Она  задала вопрос с прелестной наивностью и, казалось, не сознавала  в
нем неподобающего любопытства.
     - Я мог бы быть одним из самых богатых, - ответил я, и в ту же минуту у
меня промелькнула мысль,  как недавно еще  я был одним из самых беднейших, -
но мой друг, князь, много богаче меня.
     - Неужели?
     И  она  уставилась  прямо  на  Лючио, который  встретил  ее  взгляд  со
снисходительной полунасмешливой улыбкой.
     - Хорошо! После  этого  отец не больше,  чем нищий! Что же! Весь свет у
ваших ног!
     - Почти что так, -  ответил Лючио  серьезно, - но, дорогая мисс Чесней,
свет так легко привести к своим ногам. Без сомнения, вы знаете это?
     И он подчеркнул слова выразительным взглядом своих неотразимых глаз.
     - Я угадываю комплимент.  Как правило, я не люблю их,  но на этот раз я
вам прощаю.
     -  Пожалуйста!  - проговорил он с  ослепительной улыбкой,  так  что она
прервав  свою  болтовню,  смотрела  на  него,  как  очарованная,  с оттенком
удивления и потом продолжала:
     - И вы одних лет с мистером Темпестом?
     - Простите, я на много лет старше!
     - В самом деле?! -  воскликнул лорд Эльтон, - вам нельзя этого дать! Не
правда ли, Шарлотта?
     Призванная  в  свидетели,  мисс  Фитцрой  подняла  к глазам  элегантный
черепаховый лорнет и стала критически разглядывать нас обоих.
     - Я бы сказала, что князь немного старше  мистера  Темпеста, - заметила
она тоном изысканной благовоспитанности, - но только очень немного.
     -  Во  всяком случае, - настаивала мисс  Чесней, - вы достаточно молоды
для того, чтобы наслаждаться своим богатством, не так ли?
     - Достаточно молод  или  достаточно стар,  как вам нравится,  -  сказал
Лючио, беспечно пожав плечами. - Но, увы, я не наслаждаюсь им!
     Теперь мисс Чесней всей особой выражала живейшее удивление.
     -  Что  делают  для  вас  деньги?  -  продолжал  Лючио,  и  его  глаза,
расширившись, приняли  то странное и задумчивое выражение, которое так часто
возбуждало мое любопытство. - Свет, может быть, будет у ваших  ног, но какой
свет! Что за мишурная глыба из грубого вещества!  Богатство лишь играет роль
зеркала,  чтобы  показать человеческую  натуру  в ее  наихудшем  виде.  Люди
низкопоклонничают  и  льстят  перед  вами,  и   лгут,  чтобы  снискать  вашу
благосклонность для  собственной выгоды; принцы крови  охотно унижают себя и
свое положение,  беря у вас взаймы. Внутреннее достоинство (если у вас такое
есть) не принимается в расчет; вы можете говорить, как  дурак, смеяться, как
гиена, выглядеть, как павиан,  но лишь бы был звон вашего золота  достаточно
громок.  Наоборот,  если  вы  действительно  велики,  отважны,  терпеливы  и
обладаете  искрой того огня, который укрепляет жизнь и  делает ее  достойной
жизни;  если  у  вас   роятся  мысли,   создающие  образы,   которые  должны
существовать,  пока  царства не  будут  сметены, как пыль ветром, и если при
этом  вы  бедны,  -  что же, все  на  свете  будут  презирать  вас.  Богатый
крахмальщик и  Крез,  живущий  патентованными пилюлями,  станет ругать  вас.
Купец,  у  которого  вы покупаете  кухонные  продукты, может смотреть на вас
свысока  и  с пренебрежением,  так как не по праву  ли только  одного своего
богатства   вы   будете  править   четверкой  и  болтать   свободно,   почти
покровительственно  с  принцем Уэльским?  Богатые, но  вульгарные  граждане,
старающиеся подражать  высшему  обществу,  находят удовольствие  в помыкании
избранными и природными дворянами.
     - Но, предположим, - быстро сказала мисс Чесней, - вам самому случилось
быть избранным дворянином и  кроме того  еще  с преимуществом богатства. Без
сомнения, вы должны сознаться, что это скорее хорошо, не так ли?
     Лючио слегка засмеялся.
     - Я отвечу вам вашими же словами и скажу: "Я  угадываю комплимент". Тем
не  менее я предполагаю, что даже,  если богатство выпадет на долю одному из
этих  дворян, то  не из-за своего  врожденного  благородства он  приобретает
общественный почет, а просто  потому, что он богач. Вот что оскорбляет меня.
Я, например,  имею бесчисленное количество друзей, которые  - не столько мои
друзья, как друзья моих доходов. Они не дают себе труда спросить теня о моей
прежней  жизни, кто я такой или  откуда я, -  для них это не имеет важности.
Они не интересуются, ни  как  я живу, ни что я делаю. Болен ли я или здоров,
счастлив или  несчастлив - для них решительно все  равно.  Если  б они знали
больше обо  мне - может быть,  это  было бы лучше для  них;  но они этого не
хотят знать,  их цели просты  и ясны: они хотят от  знакомства со мной взять
сколько возможно  больше для  своей  выгоды. И  я  даю  им в  изобилии;  они
получают то, что хотят, и даже более!
     Его мелодичный голос на последнем слове  замер в странной меланхолии, и
в  это  время не  только  мисс Чесней, но и мы  все  глядели на него,  точно
притягиваемые   неопределенными   магнетическими   чарами,   и   на  секунду
царствовало немое молчание.
     - Мало кто имеет настоящих друзей, - сказал, наконец лорд Эльтон, - и в
этом отношении, я думаю, никто из нас не счастливее  Сократа, который держал
в доме  только два стула:  один для себя,  а  другой - для  друга,  когда он
найдется. Но вы всеобщий любимец, Лючио, самый популярный человек.
     В  этот  момент  послышались  приближающиеся  шаги  к   открытой  двери
гостиной,  и тонкий слух  мисс Чесней поймал звук; она  моментально оставила
свою свободную позу и выпрямилась.
     -  Это  Сибилла!  -  Сказала  она  с  полусмеющимся,   полуизвиняющимся
выражением своих карих искрящихся глаз. -  Я  никогда не могу  разваливаться
при Сибилле!
     Мое сердце учащенно билось, когда вошла женщина, которую поэты могли бы
назвать богиней своих грез,  но на которую я теперь смотрел, как на красивый
предмет,  предназначенный в продажу на законном основании.  Она была одета в
простое белое  платье без всяких украшений,  кроме  золотого кушака античной
работы, и букет фиалок красовался среди  кружев  на ее груди.  Она выглядела
еще прелестнее, чем тогда в театре, когда я увидел ее в первый раз. Ее глаза
светились глубже, и румянец  вспыхивал ярче на ее щеках, а ее улыбка,  когда
она  здоровалась  с   нами,  была   просто  умопомрачительна.  Что-то  в  ее
присутствии, движениях и манерах возбуждало во мне такой прилив страсти, что
голова моя  закружилась и  мысли спутались, и, несмотря на  холодный расчет,
дававший  мне уверенность,  что  она  будет  непременно  моей  женой,  в  ее
достоинстве и безукоризненности было столько  очарования, что я почувствовал
себя пристыженным и склонным усомниться в том,  может ли даже сила богатства
нарушить покой этой  восхитительной девственной лилии.  Ах, как мы, мужчины,
безумны! Как мало  мы думаем об язве в сердцах  тех женщин-лилий, выглядящих
столь чистыми и полными грации!
     - Ты опоздала, Сибилла, - строго проговорила ее тетка.
     - Опоздала? - равнодушно проговорила она. - Очень сожалею!
     - Папа, разве вы импровизированный экран?
     Лорд Эльтон поспешно отошел в сторону, вдруг осознав свою эгоистическую
монополию на пламя.
     -  Вам  не  холодно,  мисс  Чесней? -  продолжала  леди  Сибилла  тоном
заученной любезности, - не хотите ли ближе придвинуться к огню?
     - Благодарю вас! - пробормотала она, скромно опуская глаза.
     - Сегодня утром  мы услыхали ужасную новость, мистер Темпест, - сказала
леди Сибилла, смотря скорее  на Лючио, чем  на меня, - без  сомнения, вы  ее
прочли в газетах: один из наших знакомых, виконт Линтон застрелился  прошлой
ночью.
     Я  не  мог удержаться от  легкого  содрогания.  Лючио  бросил  на  меня
предупреждающий взгляд и сам ответил.
     - Да, я прочел об этом краткое извещение. Ужасно, в самом деле! Я также
немного знал его.
     - Да?  Он  был помолвлен с  одной  моей подругой. Я подумала,  что  она
счастливо спаслась,  потому что хотя он и был приятный человек для общества,
но он был также большой игрок и мот и быстро спустил бы ее состояние. Но она
не хочет видеть это в таком свете, она очень потрясена. Она, во что бы то ни
стало, хотела сделаться виконтессой.
     - Я вижу, -  сказала мисс Чесней, и ее глаза лукаво блеснули,  - что не
одни только американки гонятся за титулами.  С тех пор, как я здесь, я  знаю
несколько, в  сущности, хороших  девушек,  вышедших замуж исключительно  для
того,  чтоб называться "миледи" или "ваше сиятельство".  Я сама очень  люблю
титул, но также люблю и человека, связанного с ним.
     Граф подавил прерывистый смех. Леди Сибилла задумчиво смотрела на огонь
и продолжала, как будто бы она ничего не слыхала.
     -  Конечно,  моей подруге  представятся  и  другие партии: она молода и
хороша,  но  я  думаю,  не  с  точки зрения общества, что  она была  немного
влюблена в виконта.
     -  Глупости!  Глупости! -  сказал отец как-то раздраженно. - У  тебя  в
голове  какие-то  романтические  бредни,  Сибилла;  один "сезон" должен тебя
вылечить от сентиментальности... ха... ха... ха... Она отлично знала, что он
был распутный негодяй, и выходила за него замуж с открытыми глазами. Когда я
прочел  в газетах,  что он  пустил себе пулю в лоб в кэбе, я сказал: "Дурной
вкус! Испортить экипаж бедному извозчику  для удовлетворения своей причуды!"
Ха-ха! Но  тут же подумал,  что он это вовремя сделал,  иначе он бы испортил
жизнь женщины.
     - Несомненно! Проговорила рассеянно леди Сибилла. - Но  все-таки иногда
бывает что-то вроде любви.
     Она подняла свои красивые, ясные глаза на Лючио, но он  не смотрел в ее
сторону, и ее смелый взгляд встретился с моим.
     Что выражал мой взгляд - я не знаю, но я увидел, что кровь прилила к ее
щекам, и, казалось, дрожь пробежала по ее телу. Затем она сильно побледнела.
В этот момент один из великолепных лакеев появился у дверей.
     - Обед подан, милорд!
     - Хорошо!
     И граф приступил к установлению нас по парам.
     - Князь, предложите руку мисс Фитцрой. М-р Темпест, прошу вас вести мою
дочь, я последую за вами с мисс Чесней.
     Мы спустились с лестницы в этом порядке, и  я, идя сзади Лючио под руку
с  леди  Сибиллой,   не  мог  не  улыбнуться  на   чрезвычайную  важность  и
серьезность, с которой он рассуждал о церковный вопросах с мисс Шарлоттой, и
на неожиданный энтузиазм, по-видимому, охвативший достойную  старую деву  от
некоторых  его   замечаний   относительно   духовенства:   они   были  самой
почтительной  и ревностной похвалой,  составляя полнейшую  противоположность
идеям,   высказываемым   мне.   Очевидно,   ему   хотелось  посмеяться   над
благовоспитанной   дамой,   и   я  наблюдал   его  поведение   с  внутренним
удовольствием.
     - Значит, вы знаете милейшего Капона? - сказала мисс Шарлотта.
     - Очень хорошо! - с  одушевлением ответил  Лючио. - И уверяю  вас,  что
горжусь этим знакомством. Поистине прекраснейший человек! Почти святой, если
не совершенно!
     - Такого чистого ума! - вздохнула старая дева.
     - И  так  далек от тени  лицемерия! - подтвердил Лючио  с неподражаемой
серьезностью. - Ах, да! Да, конечно! И так...
     Тут  они  вошли  в столовую,  и  я  больше  ничего  не  мог  слышать. Я
последовал  за ними с моей  прекрасной дамой, и  через минуту мы  сидели  за
столом.

        "XII"

     Обед  прошел в том  порядке,  как большинство обедов в  больших  домах;
сначала  с  церемонностью и натянуто,  к  середине слегка  согрелся и достиг
полной  приятной  теплоты  взаимного  понимания,  когда  мороженое  и десерт
возвестили об его наступающем конце.  Сперва разговор, то и дело, обрывался,
но потом, под руководством Лючио, сделался  оживленным и веселым. Я прилагал
все  старания  занимать  леди  Сибиллу,  но нашел ее,  подобно  большинству,
немного  рассеянной  слушательницей.  Она  была  холодна  и  неразговорчива;
впрочем, я скоро  решил,  что  она  не  была особенно сведущей  и  ничем  не
интересовалась; у  нее,  как  и  у многих из ее  класса,  была  раздражающая
привычка  мысленно  отвлекаться от  вас и погружаться  в задумчивость,  ясно
показывающую,  как  мало  ее  интересует  то,  что  вы или кто-то другой  ей
говорит, хотя  ее многие сделанные  наудачу замечания  показывали, что в ее,
по-видимому, нежной  натуре скрывалась жилка цинизма и некоторое презрение к
людям, и не раз ее слова кололи мое самолюбие почти до обидчивости и в то же
время укрепляли силу моего  решения завладеть ею и поработить ее гордый дух,
сделав ее покорной, что приличествует  жене миллионера и гения. Гения? Да, я
себя считал им.  Мое высокомерие было двоякое: оно происходило не  только от
того,  что,  как  я  соображал,  было  свойством моего  мозга, но  также  от
сознания, что могло сделать мое  богатство.  Я был убежден, что могу  купить
славу, купить ее  так же легко, как покупают цветок  на базаре, и еще больше
был убежден в возможности купить любовь. И, чтоб доказать правдивость этого,
я вдруг обратился к графу.
     - Кажется, я  не ошибаюсь, граф, вы жили в Варвикшейре  в Виллосмирском
замке?
     Лорд Эльтон побагровел и поспешно глотнул шампанского.
     -  Да-а,  да. Я имел это  поместье  некоторое  время... Скорее  обуза -
поддерживать его: требуется целая армия слуг.
     - Именно  так, - кивнул я  в знак  согласия  головой. - Я полагаю,  что
понадобится значительный штат прислуги. Я покупаю его.
     Холодность леди Сибиллы  наконец исчезла;  она  заволновалась,  а глаза
графа, казалось, вот-вот вылезут изо лба.
     - Вы? Вы покупаете Виллосмир? - воскликнул он.
     - Да, я  распорядился,  чтобы  мои поверенные  устроили  дело как можно
скорее.
     И я бросил взгляд на Лючио, стальные глаза которого были  устремлены на
графа с напряженным вниманием.
     - Я люблю Варвикшейр  и так как рассчитываю много  принимать,  то,  мне
думается, это место подойдет мне.
     На момент воцарилось общее молчание. Мисс Шарлотта глубоко вздохнула, и
кружевной бант на ее строго причесанных волосах видимо дрожал. Дайана Чесней
смотрела на всех любопытными глазами, слегка улыбаясь.
     -  Сибилла  родилась  в  Виллосмире, -  сказал  граф  каким-то  хриплым
голосом.
     -  Это  прибавляет  новую  прелесть  к обладанию им,  - проговорил  я с
любезным  поклоном  в  сторону  леди  Сибиллы.  -  У  вас,  наверное,  много
воспоминаний о нем?
     - Действительно много! - ответила она, и ее голос вибрировал страстными
нотами.  - Нет ни одного уголка на свете, который бы я так любила! Как часто
я играла на газоне, под старыми дубами и собирала фиалки и буквицы на берегу
Авона!  И когда боярышник был в  полном  цвету, я воображала парк  волшебным
царством и себя сказочной царицей.
     - Вы ею были, ею и остались! - вдруг вставил Лючио.
     Она улыбнулась, и ее глаза заблестели, затем она спокойно продолжала:
     - Я  любила Виллосмир и еще теперь люблю его. Я часто видела в поле, на
другом, не принадлежащем к имению, берегу  реки маленькую девочку с длинными
светлыми  волосами  и  с  нежным  лицом.  Я хотела  познакомиться