Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
я случай оказать мне услугу, он ее окажет. "Вы не поэт сами?" -
бормотал он, заваливаясь на постель. Я сказал, что нет. "Мне очень жаль!" -
заявил он, и слезы от виски показались на его глазах. Если бы вы были поэт,
я бы многое для вас сделал, я бы стал рекламировать вас даром!" Я оставил
его храпеть и больше не видал. Но я думаю, что он узнает меня, я пойду к
нему сам. Клянусь всеми богами, если бы он только знал, кто держал его между
жизнью и смертью на Mauvais Pas.
Я смотрел в недоумении.
- Но он же знал. Ведь вы обменялись карточками.
- Так, но это было потом! (И Лючио засмеялся.) Могу вас уверить, мой
друг, что мы "уладим" с Мэквином!
Я чрезвычайно заинтересовался рассказанной историей, тем более, что он
обладал большим драматическим талантом говорить и с помощью жестов ясно
воспроизводил всю сцену перед моими глазами, как картину; я невольно
высказал свои мысли.
- Вы были бы, без сомнения, великолепным актером, Лючио!
- Как вы знаете, что я не актер? - спросил он с пылающим взором, затем
быстро прибавил: "Нет, не стоит красить лицо и ломаться на подмостках, как
нанятый шут, чтобы сделаться исторически известным! Лучший актер - тот, кто
превосходно играет комедию в жизни, как я стремлюсь это делать. Ходить
хорошо, говорить хорошо, улыбаться хорошо, плакать хорошо, стонать хорошо,
смеяться хорошо и умереть хорошо! Все это чистейшая комедия, потому что в
каждом человеке живет немой, страшный, бессмертный дух, который
действителен, который не может притворяться, который есть и который выражает
бесконечный, хотя безмолвный протест против лжи тела!"
Я ничего не сказал в ответ на этот взрыв, я начинал привыкать к его
переменчивому настроению и странной манере излагать свои мысли. Они
увеличивали таинственное влечение, какое я чувствовал к нему, и делали его
характер вечной загадкой для меня, не лишенной утонченной прелести. По
временам я сознавал с робким чувством самоунижения, что я был совершенно под
его властью, что моя жизнь была всецело под его контролем и влиянием, и я
старался убедить самого себя, что, несомненно, так хорошо, потому что он
имеет гораздо более меня опытности и знания.
В этот вечер мы обедали вместе, что случалось довольно часто, и наш
разговор вертелся исключительно на материальных и деловых вопросах. По
совету Лючио, я сделал несколько крупных денежных операций, что и дало нам
обширную тему для обсуждения.
Был ясный морозный вечер, приятный для прогулки, и около одиннадцати
часов мы вышли; нашей целью был частный игорный клуб, куда мой товарищ
захотел представить меня в качестве гостя. Дом, где помещался этот клуб,
находился на таинственной маленькой задней улице, недалеко от границы
Пэл-мэл, и снаружи имел довольно скромный вид, но внутри отличался
роскошной, хотя безвкусной отделкой. Среди блестящих огней великолепной
англо-японской гостиной нас встретила женщина с подведенными глазами и
накрашенными волосами. Ее вид и манеры свидетельствовали, что она
принадлежит к дамам полусвета самого распространенного типа, была одним из
тех "чистых" созданий с "прошлым", изображаемых как мученицы человеческих
пороков! Лючио что-то ей сказал, она бросила на меня выражающий уважение
взгляд и улыбнулась, потом позвонила. Появился скромного и выдержанного вида
лакей во фраке и, по едва заметному знаку своей хозяйки, поклонившейся мне,
когда я проходил мимо, провел нас наверх. Мы шли по ковру из мягчайшего
войлока, и я заметил, что в этом учреждении все усилия были приложены, чтобы
все сделать бесшумным; самые двери, обитые толстой байкой, двигались на
немых петлях. На верхней площадке слуга осторожно постучал в боковую дверь;
ключ повернулся в замке, и мы вошли в длинную комнату, ярко освещенную
электрическими лампами и наполненную людьми, играющими к красное и черное и
баккара. Некоторые посмотрели на Лючио, когда он вошел, и кивнули с улыбкой,
другие уставились с любопытством на меня, но, в общем, наше появление было
мало замечено.
Лючио сел, чтобы следить за игрой; я последовал его примеру и сейчас же
почувствовал себя зараженным тем чрезмерным возбуждением, царившим в
комнате, которое походило на безмолвную напряженность воздуха перед грозой.
Я узнал лица многих хорошо известных общественных деятелей - людей,
знаменитых в политике, которых бы никто не заподозрил, что они способны
поддерживать игорный дом своим присутствием и авторитетом. Но я постарался
не обнаружить ни одного знака удивления и спокойно наблюдал за игрой и
игроками почти с таким же бесстрастием, как и мой товарищ. Я был приготовлен
играть и проигрывать, но я не был приготовлен к странной сцене, вскоре
разыгравшейся, в которой мне силой обстоятельств пришлось принять участие.
"X"
Как только игра, за которой мы следили, окончилась, игроки встали и
приветствовали Лючио с большим рвением и излиянием своих чувств. Я
инстинктивно угадал по их обращению, что они смотрели на него как на
влиятельного члена клуба - на лицо, могущее дать им взаймы и всячески помочь
им в финансовом отношении. Он представил меня всем им, и мне нетрудно было
заметить, какой эффект произвело мое имя на большинство из них. Меня
попросили присоединиться к игре в баккара, и я тотчас согласился. Ставки
были разорительно высоки, но меня это ничуть не пугало. Один из игроков
около меня был светловолосый молодой человек, красивый и аристократического
рода. Его мне представили как виконта Линтона. Я обратил на него особенное
внимание из-за его беспечной манеры удваивать свои ставки, по-видимому,
только ради бравады, и когда он проигрывал, что случалось чаще всего, он
шумно хохотал, как если б он был пьян или в бреду. Сначала я был совершенно
равнодушен к результатам игры и ничуть не заботился, буду ли я в выигрыше
или проигрыше. Лючио не присоединился к нам, но сидел поодаль, спокойно
наблюдая и, как мне казалось, следя более за мной, чем за другими. По
счастливой случайности, мне везло, и я постоянно выигрывал. И чем больше я
выигрывал, тем больше я становился возбужденным, пока вдруг мое настроение
не изменилось, и меня охватило причудливое желание проиграть. Я думаю, что
это был толчок лучшего побуждения в моей натуре, заставляющий меня этого
желать ради молодого виконта, так как он казался буквально обезумевшим от
моих постоянных выигрышей и продолжал свою отчаянную игру. Его лицо
вытянулось и похудело, и его глаза лихорадочно блестели. Другие игроки, хотя
разделявшие его несчастную полосу, по-видимому, спокойнее это переносили,
или, может быть, они искуснее скрывали свои чувства. Как бы то ни было, но я
от души желал, чтобы мое дьявольское везение перешло на сторону молодого
Линтона. Но мое желание было напрасно: опять и опять я забирал все куши,
пока, наконец, игроки встали, и виконт Линтон с ними.
- Дочиста проигрался! - сказал он с насильственным громким смехом. - Вы
должны завтра дать мне реванш, м-р Темпест!
Я поклонился.
- С удовольствием!
Он позвал человека и велел принести себе коньяку и содовой воды, а тем
временем меня окружили остальные, горяча настаивая на необходимости
вернуться мне на следующий вечер в клуб и дать им возможность отыграть то,
что сегодня они потеряли. Я тотчас согласился, и в то время, когда мы были в
разгаре разговора, Лючио вдруг обратился к молодому Линтону:
- Не хотите ли сыграть со мной? Я заложу банк вот этим. - И он положил
на стол два скрученных банковых билета по пятьсот фунтов каждый.
Один момент все молчали.
Виконт жадно пил коньяк с содовой водой и взглянул на билеты через край
высокого стакана алчными, налитыми кровью глазами, котом равнодушно пожал
плечами.
- Я ничего не могу поставить, я уже сказал вам, что я дочиста
проигрался, я не могу больше играть.
- Садитесь, садитесь, Линтон! - настаивал один господин, стоявший
вблизи него. - Займите у меня и играйте.
- Благодарю, - возразил тот, слегка вспыхнув, - я и так уж слишком
много вам должен. Во всяком случае, это очень хорошо с вашей стороны. Вы
продолжайте, господа, а я посмотрю.
- Позвольте мне уговорить вас, виконт, - промолвил Лючио, глядя на него
со своей загадочной улыбкой, - только для удовольствия! Если вы не можете
поставить денег, поставьте какой-нибудь пустяк, что-нибудь номинальное
только для того, чтоб увидеть, повернется ли к вам счастие. - И он достал
марку.
- Это часто изображает пятьдесят фунтов; пусть она изобразит на этот
раз нечто более ценное, чем деньги, - вашу душу, например!
Раздался взрыв хохота.
Лючио смеялся вместе со всеми.
- Я надеюсь, что мы все настолько просвещены современными науками, что
не признаем существования такой вещи, как душа, - продолжал он, - поэтому,
предложив ее, как ставку, я, в сущности, предложил меньше, чем один волосок
из вашей головы, потому что волосок есть нечто, а душа есть ничто! Хотите
рискнуть этой несуществующей величиной на удачу выиграть тысячу фунтов?
Виконт выпил коньяк до последней капли и повернулся к нам. Его глаза
горели насмешливо и вызывающе.
- Ладно! - воскликнул он.
Между тем компания уселась. Игра была коротка и в своей быстроте
ажитации почти безжизненна. Достаточно было шести-семи минут, и Лючио встал
победителем. Он улыбнулся, указывая на манку, изображающую последнюю ставку
виконта Линтона.
- Я выиграл! - сказал он спокойно. - Но вы мне ничего не должны,
дорогой виконт, так как вы рисковали "ничем"! Мы играли только для
удовольствия. Если б душа существовала, я бы, конечно, потребовал вашу;
между прочим, сомневаюсь, что бы я с ней делал!
И он засмеялся.
- Что за глупости, не правда ли! И как мы должны быть благодарны, что
живем в передовые дни, когда подобные глупые суеверия дали место прогрессу и
чистому разуму! Покойной ночи! Завтра Темпест и я дадим вам полный реванш, -
безусловно, счастие переменится, и вы, наверное, одержите победу. Еще раз,
покойной ночи!
Он протянул свою руку; трогательная нежность светилась в его темных
глазах; в его манере была поразительная кротость. Что-то, я не мог
определить - что, держало нас всех с минуту точно очарованными. Многие
игроки на других столах услышали об эксцентричной ставке и теперь смотрели
на нас издали с любопытством. Между тем виконт Линтон по наружному виду был
чрезмерно весел и горячо пожал протянутую руку Лючио.
- Вы удивительно хороший человек, - сказал он, говоря немного часто и
торопливо. - И уверяю вас серьезно, что, если бы у меня была душа, я бы с
удовольствием отдал ее за тысячу фунтов в настоящий момент. Душа была бы для
меня бесполезна, а тысяча фунтов мне бы очень пригодилась. Но я убежден, что
выиграю завтра!
- И я в этом уверен, - ласково проговорил Лючио. - Тем временем вы не
найдете моего друга, Джеффри Темпеста тяжелым кредитором - он может ждать.
Но, что касается проигранной души, - здесь он остановился, пристально глядя
в глаза молодого человека, - то, конечно, я не могу ждать!
Виконт неопределенно улыбнулся на эту шутку и почти немедленно вслед
затем оставил клуб.
Как только дверь за ним закрылась, многие из игроков обменялись
многозначительными взглядами и кивками.
- Разорен! - сказал один из них вполголоса.
- Его карточные долги превышают сумму, какую он в состоянии заплатить,
- прибавил другой, - и я слышал, что он потерял пятьдесят тысяч на скачках.
Эти замечание были сделаны так равнодушно, как будто бы говорили о
погоде. Каждый игрок был до мозга костей себялюбив, и пока я наблюдал их
черствые лица, дрожь благородного негодования пробежала по мне, негодования
смешанного со стыдом. Я не был еще совершенно притупленным и жестокосердным,
хотя, оглядываясь на те дни, которые теперь мне кажутся скорее похожими на
странный призрак, чем на действительность, я сознаю, что с каждым прожитым
часом я делался все более и более грубым эгоистом. Но я еще был так далек от
явной подлости, что внутренне я решил написать виконту Линтону в тот же
вечер, что я отказываюсь требовать его долг. Когда эта мысль пронеслась в
моем мозгу, я невольно посмотрел на Лючио и встретил его пристальный
испытующий взгляд. Он улыбнулся и тотчас сделал мне знак следовать за ним.
Через несколько минут мы вышли из клуба и очутились на холодном ночном
воздухе, под небом, где ледяной холодностью сверкали звезды. Мой товарищ
положил свою руку мне на плечо.
- Темпест, если вы намерены быть добросердечным и сочувствовать
негодяям, я разойдусь с вами! - сказал он со странным смешением иронии и
серьезности в голосе. - Я вижу по выражению вашего лица, что вы замышляете
какой-нибудь бескорыстный поступок чистого великодушия. Вы хотите освободить
Линтона от его долга - вы напрасно беспокоитесь. Он родился негодяем и
никогда не стремился сделаться чем-нибудь другим. Почему вы должны
сочувствовать ему? С первых же дней по выходе из коллегиума до сей поры он
ничего не делал, как только жил беспутной чувственной жизнью; он -
недостойный развратник и заслуживает меньше уважения, чем честный пес!
- Все же, я полагаю, кто-нибудь любит его! - сказал я.
- Кто-нибудь любит его! - повторил Лючио с неподражаемым презрением. -
Ба! Три балерины живут за его счет, если вы это хотели сказать. Его мать
любила его, но она умерла: он разбил ее сердце. Он негодный, говорю вам;
пусть он сполна заплатит свой долг, включая и душу, которую он так легко
поставил на карту. Если б я был дьяволом и выиграл эту оригинальную душу, я
думаю, что, согласно с традициями священников, я бы с ликованием разложил
огонь для Линтона, но, будучи тем, что есть, я говорю: пусть человек сам
готовит себе судьбу, пусть все идет своим течением, и как он рискнул всем,
пусть всем и заплатит.
В это время мы медленно шли по Пэл-мэл; я только собирался ответить,
как на противоположной стороне заметил человеческую фигуру, недалеко от
Marlborough Club. Я не мог удержаться от невольного восклицания.
- Он там! Виконт Линтон там!
Рука Лючио крепко держала мою.
- Само собой разумеется, вы не будете с ним теперь разговаривать!
- Нет. Но мне бы хотелось знать, куда он направляется. Он идет не
совсем твердо.
- Пьян, вероятно!
И лицо Лючио приняло то самое неумолимое выражение презрения, которое я
часто видел и дивился ему. Мы на секунду остановились, следя за виконтом,
который бесцельно бродил взад вперед перед клубом, пока, по-видимому, не
пришел к внезапному решению и, остановившись, крикнул: "Кэб!"
Изящный экипаж на бесшумных колесах немедленно подкатил. Он прыгнул в
него, дав приказание кучеру. Кэб быстро приближался по нашему направлению;
едва он проехал мимо нас, как громкий пистолетный выстрел раздался среди
тишины.
- Господи! - воскликнул я, пошатнувшись, - он застрелился!
Кэб остановился. Кучер спрыгнул с козел; клубные швейцары, лакеи,
полицейские и множество народа, появившегося, Бог ведает - откуда, в один
момент, уже толпились там. Я бросился вперед, чтобы присоединиться к быстро
собравшейся толпе, но прежде, чем я мог это сделать, сильная рука Лючио
обвилась вокруг меня, и он оттащил меня изо всей силы назад.
- Будьте хладнокровны, Джеффри! - сказал он, - вы хотите предать клуб и
всех его членов? Обуздайте свои безумные порывы, мой друг: они приведут вас
к бесконечным неприятностям. Если человек умер - он умер, и всему конец.
- Лючио, у вас нет сердца! - воскликнул я, с отчаянием отбиваясь, чтоб
вырваться из его рук. - Как можете вы рассуждать в подобном случае!
Подумайте! Я - причина всего этого зла! Мое проклятое счастие в баккара было
последним ударом в судьбе несчастного молодого человека. Я убежден в этом! Я
никогда себе не прощу.
- Честное слово, Джеффри, ваша совесть слишком мягка! - сказал он,
держа мою руку еще крепче и торопясь увести меня против моей воли. - Вы
должны постараться укрепить ее, если хотите иметь успех в жизни. Вы думаете,
что ваше "проклятое счастие" причинило смерть Линтону? Во-первых, называть
счастие "проклятым" - противоречие в терминах; во-вторых, виконт не нуждался
в этой последней игре в баккара для своего окончательного разорения. Вас не
в чем винить. И ради клуба, если не ради чего другого, я не намерен
впутывать ни вас, ни себя в историю самоубийства. Коронер всегда оповещает
подобные случаи в двух словах: "Временное умопомешательство".
Я вздрогнул; моя душа болела от мысли, что в нескольких шагах от нас
лежало окровавленное тело человека, с которым так недавно я еще
разговаривал, и, несмотря на слова Лючио, я признавал себя его убийцей.
- "Временное умопомешательство", - повторил Лючио, как бы говоря сам с
собой. - Угрызения совести, отчаяние, поруганная честь, разрушенная любовь,
вместе с современной научной теорией о разумной ничтожности: жизнь - ничто,
Бог - ничто, когда все это заставляет обезумевшую человеческую единицу
сделать из себя также ничто; "временное умопомешательство" извиняет его
погружение в бесконечность. Верно сказал Шекспир, что свет - сумасшедший!
Я ничего не отвечал. Я был охвачен своими собственными горестными
ощущениями. Я шел почти бессознательно, и когда я взглянул на звезды, они
прыгали и кружились перед моими глазами. Вдруг слабая надежда озарила меня.
- Может быть, - сказал я, - он, в сущности не убил себя? Это могла быть
лишь попытка?
- Он считался первоклассным стрелком, - возразил Лючио спокойно. - Это
было его единственное качество. У него не было принципов, но стрелял он
метко. Я не могу себе представить, чтоб он не попал в цель.
- Это ужасно! Час тому назад жить... а теперь... говорю вам, Лючио, это
ужасно!
- Что? Смерть? Она и наполовину не так ужасна, как жизнь, ложно
прожитая, - ответил он с серьезностью, которая произвела на меня сильное
впечатление, несмотря на мое душевное волнение и возбужденность. - Поверьте
мне, что нравственная боль и стыд преднамеренно бесчестного существования
много хуже мук изображаемого священниками ада. Пойдемте, пойдемте, Джеффри,
вы принимаете слишком близко к сердцу эту историю, вас винить не в чем. Если
Линтон "счастливо покончил" с собой, это - лучшее, что он мог сделать. Он
был для всех бесполезен. Положительно с вашей стороны большая слабость
придавать большое значение такому пустяку. Вы только в начале вашей карьеры.
- И надеюсь, что эта карьера не приведет меня более к подобным
трагедиям, как сегодняшняя, - страстно проговорил я. - Если же это случится,
это будет совершенно против моей воли!
Лючио пытливо посмотрел на меня.
- Ничего не может случиться против вашей воли. Мне кажется, что вы
хотите меня обвинить в том, что я привел вас в клуб? Мой друг, вы бы не
пошли туда, если б сами не хотели! Разве я вас тащил туда связанным? Вы
взволнованы и нервны, пойдемте ко мне и выпейте стакан вина. Вам это придаст
больше твердости.
Между тем мы дошли до отеля, и я беспрекословно пошел за ним,
беспрекословно выпил то, что он мне дал и стоял со стаканом в руке, следя за
ним с болезненном очарованием, пока он сбрасывал свое подбитое мехом пальто.
Затем он остановился передо мной; его бедное прекрасное лицо было сурово, и
темные глаза блестели, как холодная