нца  стал  доходить  смысл  долетавших  обрывочных  фраз
рыцаря, и  он  похолодел.  Господи  Иисусе  и  Пресвятая  Дева,  нашел  кому
растрепать! Все, теперь старый монах немедля побежит в ближайший  монастырь,
а то и к  епископу  с  жалобой  на  неизвестного  иноземца,  толковавшего  с
дьяволом! И инквизиция появится на сотню лет раньше. Специально  для  Джонни
де Райхерта... Интересно, на костре умираешь сразу от удушья,  или  все-таки
придется поджариться живьем? Ничего, скоро выяснится...
   Гунтер напряженно ждал  реакции  отшельника  на  повесть  сэра  Мишеля  -
краткую и скупую на детали, но все ясе четко проясняющую суть произошедшего.
Святой отец хмурился, качал головой, вздыхал украдкой, несколько раз  бросал
на оруженосца сэра Мишеля многозначительные взгляды, в которых, впрочем,  не
сквозила враждебность, и пока молчал. Уже когда до ворот Фармера  оставалось
не больше пятидесяти шагов, отец Колумбан вдруг протянул руку, взял  Гунтера
за плечо (тот аж вздрогнул) и, приостановившись, раздельно и тихо произнес:
   - Боишься?
   - Чего? - округлил глаза Гунтер. Он и вправду боялся.
   - Тебе совершенно не следует  беспокоиться.  Я  никому  не  скажу.  А  ты
приходи как-нибудь вечерком - поговорим, побеседуем. Приходите вдвоем.
   Гунтер внимательно посмотрел в глаза старого священника. Одна  доброта  и
ничего  больше.  Еще,  может  быть,  сострадание.  Нет,  отец  Колумбан   не
продаст... Костер пока отменяется.
   - Придем, - кивнул Тунтер. - сэр Мишель-то дорогу знает?
   - Зна-ает, - махнул рукой отшельник. - Да тут у  любого  спроси  -  сразу
укажут.
   Отец Колумбан наклонился к уху германца, неожиданно  подмигнул  и  хрипло
прошептал:
   - Ты первым делом одежку-то поменяй. А то вырядился не по-нашему  совсем.
Меньше замечать будут.
   Отшельник потрепал Гунтера по плечу, ухмыльнулся в бороду и, крепко  взяв
за локоть настороженно-мрачного сэра Мишеля, повел  его  по  огибающей  холм
дороге к южной части замка, к воротам. Гунтер, вздохнув, поплелся  вслед.  У
него осталось странное впечатление, что отец Колумбан не слишком-то удивился
и ужаснулся рассказу сэра Мишеля о явлении Лорда и беседе  с  ним.  Впрочем,
если судить по поведению рыцаря, то и он не слишком растерян - за все  утро,
начиная от купания в лесном овражке, рыцарь ни словом не обмолвился о ночном
госте, хотя Гунтер предполагал, что насквозь пропитанное суеверием  сознание
человека из двенадцатого столетия должно быть серьезно травмировано подобным
событием. Или сэр Мишель просто предпочитает  не  поминать  всуе  имя  Князя
Ночи?
   Гунтер по себе знал, что неприятные, а то и попросту страшные мысли легче
отогнать, заместить их другими, избежать. Наверняка ведь сэр Мишель  до  сих
пор насмерть перепуган.
   Но вот старый священник...  Подозрение  о  том,  что  отец  Колумбан  или
немного знает о случившемся вчера Событии, или догадывается, что  Гунтер  не
просто "нездешний", а вообще не должен существовать, германца не  оставляло.
Шестое, так сказать, чувство...
   Гунтер тотчас поймал себя на мысли, что был не прав, сравнив замок Фармер
с  фобом.  Да,  мрачноват,  да,  тяжел  -   впечатление   тяжести   особенно
усиливалось, когда проходили  возле  каменистого  откоса  холма,  из  гребня
которого вырастали темные серо-коричневые стены, - нависла над тобой  эдакая
громадина, и мнится, будто камень  вот-вот  обрушится,  покатится  с  обрыва
неостановимой лавиной, придавит трех беззащитных перед такой мощью людей.  А
замок-то на самом деле совсем небольшой: Гунтер на глаз прикинул  размеры  и
счел, что каждая сторона квадратной стены не  больше  семидесяти  метров,  а
единственная башня, встроенная в северную стену, поднимается от основания до
оконечья крыши всего метров на пятнадцать. Архитектурных излишеств, конечно,
никаких. Все просто, грубовато,  но  добротно  и  крепко.  Очень  напоминает
квадратную  шляпную  картонку,  разве  что  очень  большую  и  сделанную  из
булыжников. Вот интересно, внутри там каково? Посмотрим, посмотрим...  Если,
правда, барон де Фармер не прикажет тотчас гнать нежданных гостей в шею.
   Дорога резко повернула налево и  начала  подниматься  на  холм.  На  этой
стороне склона деревья были  когда-то  вырублены,  и  образовалась  довольно
обширная лужайка. Сейчас здесь бродило полтора  десятка  овец,  за  которыми
никто не присматривал, кроме, разве что, громадного серого пса с обрезанными
ушами, возлежавшего в позе сфинкса у самого края колеи, в запыленной  траве.
Пес проводил прохожих серьезным взглядом, чуть пригнув шею к  траве,  но  не
шелохнулся - люди вели себя тихо,  на  овец  не  покушались.  Однако  Гунтер
расслышал, как в необъятной груди  волкодава  родился  и  моментально  затих
низкий грозный рык. Связываться с собачкой точно не стоило...
   "Если  папенька  моего  рыцаря  прикажет  спустить  на  нас  свору  таких
мопсиков,  -  мелькнула  идиотская  мысль,  -  пожалуй,  даже  автоматом  не
отобьешься".
   Но сэр Мишель, видимо, поняв - чему быть того не миновать, с вызывающим и
одновременно смущенным выражением лица  топал  к  воротам  вслед  за  святым
отцом. Холщовая ряса отшельника развевалась под ветерком, а  сам  он  лукаво
улыбался, надо полагать, в предвкушении беседы с бароном Александром.
   Сперва Гунтер решил, что ворота  не  охраняются.  Одна  из  створок  была
закрыта, вторая же лишь слегка отворена, но проход был достаточно широк  для
того, чтобы человек  мог  войти  внутрь.  Ворота  были  невысоки,  так,  что
всаднику следовало бы пригибать голову, чтобы не расшибиться о камень  арки.
Гунтер со знанием дела отметил, что держать оборону ворот в случае нападения
будет непросто. Ни тебе бойниц рядом со створками,  ни  надвратных  башенок,
удобных для лучников  и  стрельбы  из  арбалета.  Просто  стена  с  корявыми
неровными зубцами.
   Когда подошли совсем близко, стало видно,  что  над  самой  аркой  прибит
потускневший от времени, ветра и дождей деревянный раскрашенный щит с гербом
барона - красно-сине-желтыми косыми полосами. Больше никаких изображений  на
щите не было. Гунтер хотел  было  спросить  рыцаря,  отчего  герб  настолько
прост,  но  отец  Колумбан  уже  стукнул  пару  раз  кулаком   в   окованную
проржавелыми железными полосами створку и громко воззвал:
   - Рах vobiscam3! Есть ли кто живой,  чтобы  встретить  мирного  служителя
Господа и его благородных спутников?
   Сэр Мишель насупился, а Гунтер неизвестно  зачем  перебросил  автомат  на
грудь. Как ни странно, но ощущение холодного железа под  пальцами  придавало
ему больше уверенности.
   Некоторое время за воротами слышалась возня, потом в щель  меж  створками
выскочила грязно-белая курица, и сразу раздался хриплый мужской голос:
   - И тебе мир, святой отец, рад тебя видеть! А хозяин и  подавно  счастлив
будет.
   Ворота приоткрылись чуть шире, и  наружу  вышел  невысокий  светловолосый
человек  лет  тридцати  пяти,  чем-то  похожий  на  сэра  Мишеля.  Только  у
привратника волосы были коротко обрезаны, а густейшим  желтоватым  усам  мог
позавидовать самый отпетый щеголь. Кольчуги и прочих  военных  атрибутов  на
нем не было, одежда проста, кожаная и потертая,  лишь  у  пояса  здоровенный
тесак  в  ножнах.  Светлые  глаза   стража   смотрели   серьезно,   но   без
настороженности  -  отшельника  в  Фармере  знали  все,  лишь  когда  взгляд
скользнул по сэру Мишелю и его спутнику, привратник слегка нахмурился, но не
позволил себе выказать удивление или недовольство.
   - Здравствуй, Эрик, - сказал сэр Мишель, - поди доложи  батюшке  о  нашем
приходе.
   Страж по имени Эрик сдвинул брови еще сильнее, так,  что  они  сошлись  в
единую дугу над переносицей, и вопросительно посмотрел на отца Колумбана.
   - Иди, иди! - ободрил его отшельник., махнув рукой.  Эрик  не  говоря  ни
слова развернулся и исчез за воротами.
   -  Хам  какой,  -  пробормотал  сэр  Мишель,  -  даже  не   поздоровался.
Распустились тут без меня...
   - Нам пока подождать? - с надеждой спросил Гунтер у  отца  Колумбана,  но
отшельник помотал головой и категорично произнес:
   - Еще чего! Чтобы мне, старому человеку, вместе со старшим сыном  барона,
которому принадлежит этот дом, ждать под  дверью,  подобно  нищим  бродягам,
выпрашивающим милостыню? Идемте, дорогие мои.
   Сэр Мишель издал невнятный звук, который  Гунтер  расценил  как  стон,  и
шагнул вслед за отцом Колумбаном.
   Германец счел, что ему сейчас лучше прикрывать тылы, и оттого держался за
спиной рыцаря. Видение оскаленных  пастей  сторожевых  псов  барона  Фармера
по-прежнему не оставляло его.
   Это было сильное место. Наверняка сами обитатели замка Фармер не замечали
того, что живут они в таком замечательной точке. Лишь снаружи замок  казался
враждебным, угрюмо склоняющимся над непрошеными гостями, как бы спрашивая их
- уверены ли они, что здесь их ждут, и стоит ли им входить за стены?  Так  и
некоторые люди: мрачны, неприветливы с виду, охраняя сокровища своей души от
бесцеремонных вторжений, но, поверив в чистоту твоих  намерений,  сбрасывают
хмурую маску, приглашая тебя в свой мир.
   Гунтеру казалось, что замок пристально изучает  его  -  зачем  пришел,  с
какими помыслами, и мысленно проговаривал про себя: я не причиню тебе зла, я
просто гость и ничего больше.
   В стенах замка Фармер было светло и просторно.  Казалось,  целая  деревня
расположилась под защитой башни,  стоявшей  на  северной  стороне,  согласно
старому поверью норманнов, говорившему о том,  что  зло  всегда  приходит  с
севера. Ко мшистым стенам донжона прилепилось множество пристроек  -  кухня,
откуда  доносились  мучительные  запахи,   какие-то   кладовки,   "подсобные
помещения", как окрестил их Гунтер. В противоположном конце  двора  лепилось
несколько домиков, где жила прислуга,  с  крошечными  огородиками,  сараями,
курятниками. Вдоль стены тянулись конюшни, рядом с ними -  кузня.  Посредине
двора был виден огромный колодец, выложенный грубо отесанным камнем. Ближе к
воротам располагалась псарня, там слышалось ленивое  басовитое  потявкивание
каких-то огромных, судя по голосу, собак. Рядом торчал  еще  один  маленький
домик - кречатня.
   Жизнь в замке кипела. Из кузницы сквозь щели в дверях просачивался  сизый
дым и слышен был  перезвон  молотков,  возле  колодца  толпились  женщины  с
кожаными ведрами, повсюду расхаживали куры, бегали дворовые собаки вместе  с
румяными грязными детишками в холщовых  рубашонках,  мычали  коровы,  блеяли
овцы - деревня деревней... Все  необходимое  для  нормального  существования
обитателей замка было заключено в его стенах и жило  слаженной,  непрерывной
жизнью, как организм человека. Гунтер мог  только  восхищаться.  Вот  оно  -
натуральное хозяйство в расцвете, прямо как в учебнике истории. Правда,  там
еще  говорилось  что-то  о  грубых  и  заносчивых  феодалах  и  забитых  ими
крестьянах.
   Отец Колумбан бодро направился к башне, приветливо здороваясь едва ли  не
с каждой курицей, сопровождаемый мрачным сэром Мишелем и  Гунтером,  который
вертел головой во все стороны и даже пару раз споткнулся,  вызвав  хихиканье
каких-то девиц, неотступно следовавших за ними на почтенном расстоянии. Хоть
и старались они щебетать между  собой  вполголоса.  Гунтер  все-таки  уловил
неоднократно промелькнувшее в их болтовне имя сэра Мишеля. "Подружки детства
скорее всего, - решил он и, усмехнувшись, добавил: - И юности... Весело  ему
тут жилось!"
   Они вошли в небольшую пристройку через низкую полукруглую дверь, миновали
темный  узкий  коридор,  в  котором  пахло   сушеными   травами,   сеном   и
свежевыделанной кожей, и оказались в  широком  круглом  зале  внутри  башни.
Гунтер  поднял  голову,  оглядел  сильно  закопченный  деревянный   потолок,
державшийся на косых балках, покрытых бугристым  налетом  сажи.  Под  самыми
досками в камне были проделаны круглые отверстия  -  отдушины,  выходящие  в
целях обороны только во двор, сквозь них пробивались полосы солнечных лучей,
в которых густо клубилась пыль.
   Чей-то влажный  холодный  нос  коснулся  ладони  германца,  и  он  увидел
несколько мохнатых поджарых  гончих,  крутящихся  у  ног  сэра  Мишеля  и  с
восторгом заглядывающих ему в лицо. Собаки явно были несказанно рады встрече
с ним, да и сам сэр  Мишель  немного  повеселел  оттого,  что  первым  делом
встретился со своими старыми верными друзьями,  которые  не  забыли  его  и,
вопреки остальным домочадцам, довольны, что он вернулся.
   Земляной пол зала был посыпан сеном, наполнявшим воздух терпким  запахом,
кроме того, ощущался легкий дух то ли сырости, то ли псины. Впереди виднелся
огромный очаг, напоминавший камин, который был в поместье Райхерт, разве что
был он намного  больше  и  попроще  да  похуже  устроен  -  в  зале  изрядно
попахивало дымом, но это лишь добавляло колорита.
   Через весь зал тянулся длинный широкий  стол  в  виде  буквы  "т".  Часть
стола, расположенная поперек зала, была покрыта протершейся на углах красной
скатертью, остальная - некогда остругана, а  потом  за  многие  годы  гладко
отполирована локтями. По обе стороны тянулись деревянные скамьи, застеленные
звериными шкурами. Перед  главным  столом,  стоящим  на  небольшом  помосте,
стояли два дубовых резных кресла, предназначавшихся для хозяина и хозяйки, -
узкие, с высокими спинками, без подлокотников, - и крепкие стулья для прочих
членов хозяйской семьи, также покрытые шкурами.
   Стены были увешаны выцветшими гобеленами, изображение на них  было  почти
неразличимо из-за старости полотнищ и зеленовато-бурых пятен, образовавшихся
от сырости, но кое-где угадывались рисунки, имевшие, несомненно, религиозные
сюжеты, казавшиеся по-детски нелепыми. На многочисленных крючьях,  вбитых  в
камни .прямо через ветхую ткань, висело разнообразное оружие:  мечи,  многие
из которых были очень старыми, со сбитыми лезвиями и сточенными  оконечьями,
несколько продранных ржавых кольчуг, сохранявшихся  как  память  о  предках,
множество сарацинского оружия, видимо, привезенного  господином  бароном  из
Святой Земли; щиты разнообразной формы и рисунков, помятые, погнутые,  одним
словом, заслуженные, особенно выделялись  три  больших  каплевидных  щита  с
красно-белыми крестами, оставшиеся еще со времен Вильгельма Завоевателя.
   Гунтер так увлекся изучением зала,  что  не  заметил,  как  на  лестнице,
ведущей вдоль стены на второй этаж, показался высокий широкоплечий человек в
кожаной проклепанной безрукавке, надетой поверх полотняной рубахи,  крашеной
луковым отваром, потертых кожаных штанах, таких же, как  у  сэра  Мишеля,  и
высоких сапогах до колен. Собаки с лаем кинулись к нему, покружились у  ног,
затем кубарем скатились с лестницы и завертелись возле  сэра  Мишеля,  будто
говоря: "Смотри, кто пришел!"
   Спустившись на несколько ступенек и увидев ожидавшую  у  широких  скамеек
троицу, он остановился и упер кулаки в широкий пояс, туго  охватывающий  его
могучий торс.
   - Ну? - коротко обронил он, глядя из-под черных бровей на сэра Мишеля.  -
Явился... -  снова  заговорил  барон  Александр  и  медленно  потер  тыльной
стороной ладони темную густую бороду. - Учти, денег не дам.  Эй,  а  где  ты
потерял меч?
   От удивления при виде нежданно-негаданно заявившегося сыночка барон забыл
поздороваться со святым отцом и не заметил  скромно  стоявшего  позади  всех
Гунтера.
   "Да-а, плохо дело, - тоскливо подумал  германец,  с  уважением  оглядывая
внушительную фигуру хозяина замка - он был не только сильным и высокорослым,
а просто  большим,  -  встречаются  люди,  которые  выглядят  гораздо  более
крупными, нежели все прочие. - Сейчас он возьмет  да  вышвырнет  Мишеля  без
лишних разговоров и меня в придачу..."
   Наконец отец Колумбан решил вмешаться, как и обещал, прошел к лестнице и,
приняв запоздалые приветствия, тихо проговорил:
   - Сын мой, позволь мне перемолвиться с тобой парой слов наедине.
   - Хорошо, - после некоторого раздумья согласился барон Александр,  бросив
на Мишеля тяжелый взгляд. Пропустив отца Колумбана вперед, он поднялся вслед
за ним наверх. Заскрипели потолочные доски, стукнула дверь.
   Некоторое время  сэр  Мишель  и  Гунтер  молча  стояли  посреди  зала,  в
окружении вальяжно расположившихся на полу  собак,  потом  Гунтер  осторожно
спросил:
   - Думаешь, у него получится?
   - Наверное, получится.  Святой  Колумбан  его  уговорит,  -  самоуверенно
сказал сэр Мишель и опустился на скамью.
   Гунтер вздохнул, отошел к стене и принялся разглядывать гобелены, пытаясь
угадать, что же на них было вышито изначально. Обойдя по периметру весь зал,
он посмотрел на часы - прошло уже полчаса с тех  пор,  как  барон  Александр
удалился с отшельником.
   Между тем в зале шли приготовления к обеденной  трапезе.  Сновали  слуги,
вежливо, но с некотором холодцом кланялись сэру Мишелю, мигом принявшему  до
отвращения спесивый вид. Стол протерли влажной тряпкой,  поставили  глиняные
кувшины с вином,  серебряные  кубки,  широкие  блюда  со  стертой  чеканкой,
круглые караваи хлеба.
   "Если так дальше будет продолжаться, - подумал Гунтер,  с  ужасом  ожидая
выноса жаркого, - то я скончаюсь тут в муках голода... Ну, сколько можно..."
   Наконец наверху вновь хлопнула дверь, проскрипели  доски,  и  на  верхней
ступени всхода возник улыбающийся  отец  Колумбан.  Сэр  Мишель  вскочил  и,
увидев его сияющую физиономию, вопросительно поднял брови.
   - Подойди сюда, дитя мое! - возгласил отшельник таким радостным  голосом,
что слуги недоуменно обернулись. - Господин барон желает говорить с тобой.
   На нетвердых ногах сэр Мишель поплелся к лестнице. Когда он проходил мимо
Гунтера, тот с ехидцей шепнул рыцарю:
   - Бить будет...
   Прошло еще минут двадцать, за это  время  отец  Колумбан,  приметив,  что
Гунтер едва не валится без сознания, прогулялся на  кухню  и,  притащив  ему
блюдо с копченым мясом, усадил за главный стол, слева от  хозяйских  кресел.
Осмелевший от дружеской заботы святого отшельника германец,  ни  у  кого  не
спросив, выбил затычку из первого же кувшина с вином  и  до  краев  наполнил
кубок, до которого сумел дотянуться.
   - Надеюсь, барон не убьет свое дитя? - с набитым ртом осведомился  Гунтер
у отшельника.
   - Ешь-ешь, не отвлекайся,  -  поморщился  пустынник.  -  Ничего  с  твоим
Мишелем  не  сделается.  Покричат  друг  на  друга,  потом  младший   начнет
хвастаться  своими  липовыми  подвигами,  а  барон  станет   жаловаться   на
неустроенность хозяйства. Эта мистерия знакома  мне  до  отвращения,  честно
признаться. Второй год наблюдаю.
   Гунтер, опростав сосуд, налил по  новой,  позабыв  предложить  вина  отцу
Колумбану. Да тот,  впрочем,  и  не  настаивал,  Вино,  между  прочим,  было
молодым, оттого кислым да вдобавок отдавало корицей.
   - Хорошо  быть  святым,  -  вздохнул  германец,  опьяневший  мгновенно  -
длительное воздержание от хорошей пищи давало себя знать.  -  Любого  барона
уломать можно. Вы, патер, часом, не пробовали королей... тем же манером?
   Отец   Колумбан   снисходительно   улыбнулся,   глядя   на    мечтательно
уставившегося в потолок Гунтера, чьи глаза уже не могли толком  остановиться
на одной точке, и спокойным тоном произнес:
   - Так на то мы, святые, и нужны. В сущности, какой я святой? Так, скрипим
помаленьку... А у тебя время будет - заходи, есть что обсудить.
   - Зайду, - пьяно буркнул Гунтер,  размашисто  кивнув.  Набив  желудок  до
отказа и осушив второй кубок (каждый не менее  полулитра,  как  показалось),
германец начал было задремывать,  совершенно  позабыв,  где  находится,  кто
здесь хозяин и что сталось с его собственным  рыцарем.  Тогда-то  за  спиной
послышались тяжелые шаги барона Александра.  Чуть  позади  шел  сэр  Мишель,
утирая нос, как обычно, рукавом снизу вверх.
   Гунтер обернулся, резко вскочил, едва не повалившись  на  спину,  но  его
опять-таки не  заметили.  Лишь  отец  Колумбан,  ударив  ладонью  по  плечу,
безмолвно приказал сидеть и не