я  на  сэра
Мишеля.  Тот  опять  ощутил  смущение  от  пронзительного   взгляда   своего
попутчика, опустил глаза и тихо повторил:
   - Бейлиф. Королевский. Сэр Аллейн д'Эмери. - Помолчал  и  добавил:  -  Он
папенькин друг и даже немножко родственник. Его два месяца  назад  утвердили
бейлифом нашего графства господин де Лоншан, канцлер Англии. А ты не знал?
   - Не знал, - мрачно помотал головой Гунтер.
   - Он тебе не понравился? Зря. Сэр Аллейн добрый  христианин  и  настоящий
рыцарь.
   - Поэтому и не понравился,  -  буркнул  Гунтер.  -  Давай  топай,  добрый
христианин, до деревни еще не меньше получасу  тащиться.  У  нас-то  лошадей
нет. И машины тут не ходят.
   - Кто не ходит? - склонил голову набок рыцарь и приподнял брови.
   Гунтер вздохнул и широко зашагал вниз  по  дороге.  Ну  не  объяснять  же
болвану, что  такое  двигатель  внутреннего  сгорания?  Сэр  Мишель  немного
поотстал, озадаченный  новым  словом,  попытался  самостоятельно  найти  ему
объяснение и подумал, что "машьина" - это, наверное, тоже  что-то  наподобие
дракона, может, даже  самка.  Утвердившись  в  сем  заблуждении,  он  нагнал
Гунтера, дернул за рукав и выпалил:
   - А у Люфтваффе твоего есть Машьина?
   - Есть, - кивнул Гунтер. - Внутри. Сэр Мишель замолк, пытаясь сопоставить
свою догадку с ответом Гунтера. Ничего путного не выходило, и он решил,  что
неправильно понял слово. Ну как же самка может сидеть внутри самца? А в том,
что Люфтваффе именно мужского пола, сэр Мишель не сомневался - подтверждение
тому видел своими глазами. Так что же такое "машьина"?
   Дорога входила в пшеничные поля, тянувшиеся далеко за деревню, к подножию
холмов. Спелые колосья слегка .покачивали тяжелыми, налившимися головками, с
некоторых уже начало осыпаться золотистое зерно. Сэр  Мишель  сорвал  колос,
растер его между ладонями, сдул шелуху и бросил несколько зерен в рот.
   - Хочешь? - Он протянул руку, предлагая Гунтеру  крупные  спелые  семена.
Тот взял немного, разжевал. Хорошо знакомый с детства мучнистый вкус, слегка
отдающий травой...
   - Вкусно? - -улыбнулся рыцарь. Гунтер кивнул:
   - Да. Слушай, сэр, может, ты голодный? У сэра  Мишеля  и  на  самом  деле
слегка разыгрался аппетит.  Тяжкое  похмелье  наконец  отпустило  его,  и  в
желудке, разбуженном вкусом пшеницы, негромко заурчало.
   - Придем в деревню, как ее - Сен-Рикье? - пожуем чего-нибудь, -  пообещал
Гунтер, перехватив хмурый взгляд сэра Мишеля.
   - У меня денег нету, - сказал рыцарь.
   - Ну и что? - ответил Гунтер, продолжая делать вид, что верит  нормандцу.
- Ты же благородный - обязаны накормить, а то велишь всех высечь.
   - Нельзя, - серьезно проговорил сэр Мишель. - Это лен сэра Бреаля, и меня
они за хозяина не почтут. Выгнать, конечно, не выгонят, но и кормить задаром
не станут.
   Гунтер, перебросив автомат на плечо, залез во внутренний  карман  кителя,
потом пошарил в карманах бриджей и извлек на свет неведомо как  завалявшиеся
там несколько серебряных монет в две марки. Между прочим, берлинской чеканки
1938 года.
   - Держи, на пропитание благородному рыцарю, -  усмехнулся  Гунтер,  кидая
сэру Мишелю монетки. .Тот ловко словил их, мельком глянул, но тут же зажал в
кулаке и сдвинув брови, посмотрел на Гунтера.
   - Подачки не беру, не пристало это рыцарю и сыну барона...
   - Какие подачки? - поморщился германец. - Ты же  мне  помогал,  вот  тебе
вознаграждение! - И, недолго подумав, добавил: - Ибо написано:  "Просите,  и
дано будет вам". У Матфея, верно?
   - Верно, - подтвердил сэр Мишель. - Но я же не просил!
   -  Да  ну  тебя!  Сам   не   можешь   разобраться   в   своих   рыцарских
приличиях-неприличиях, так молчи уж, когда тебе добро делают!
   - Ла-адно, - протянул рыцарь, оставшийся, правда, довольным.  Денежки  не
очень увесистые и чеканки неизвестной, но на  эль  да  кусок  мяса  с  кашей
вполне хватит. А больше-то ему и не нужно, привык уже.  Сэр  Мишель  раскрыл
ладонь и взял двумя пальцами монетку, решив рассмотреть  ее  поподробнее.  С
одной стороны была выбита цифра сарацинского  начертания  "два",  окруженная
лавровыми и дубовыми листьями, под нею виднелись такие же маленькие  циферки
1938, а вот оборотная  сторона  заставила  рыцаря  призадуматься.  Подобного
герба сэр Мишель прежде не видел: широко раскинувший  крылья  геральдический
орел восседал на туго сплетенном венке, внутри  которого  красовался  символ
солнца. Однако лучи его были повернуты не как положено, а противосолонь, что
означало "ночное" Солнце, катящееся  по  внутренней  стороне  нижнего  неба.
Похожие солнечные символы сэр Мишель видел в  гербах  некоторых  рыцарей  из
Британии, в основном у валлийцев или ирландцев. Но там лучи  древнего  знака
солнца были направлены в правильную сторону...
   Вокруг герба  по  ободу  монеты  тянулась  надпись  необычными  фигурными
буквами, которую нормандец поначалу и не сумел разобрать. Но некоторые знаки
стали понятны  -  это  были  латинские  буквы,  пусть  и  излишне  вычурные.
Попробовав монету на зуб и поцарапав ногтем, рыцарь  окончательно  убедился,
что она настоящая, из простого и высокопробного серебра. Значит,  приобрести
на нее еды вполне возможно.
   - Слушай, Джонни, - повернулся сэр Мишель к Гунтеру, - а где такие деньги
чеканят?
   Сэр Мишель посейчас пребывал в убеждении, что Гунтер вместе  с  Люфтваффе
явились в Нормандию из неких горних обителей,  приближенных  к  недостижимым
простым смертным царствам - раю или, на худой конец, чистилищу. Но не  могут
же, рассуждал сэр Мишель, там делать свои деньги?  Ну  что,  скажите,  можно
купить на серебро в чистилище? Пузырек с благовониями?..
   - Это наши, немецкие монеты, - лениво ответил Гунтер. -  В  Германии,  их
делают.
   Тут сэр Мишель споткнулся от неожиданности о валявшийся возле края дороги
булыжник, спрятавшийся в широких листьях мать-и-мачехи. Джонни  ему  еще  не
говорил, откуда он пришел и что там раньше делал.
   - А ты в Германии... кто? - осторожно поинтересовался  рыцарь.  Это  надо
же, оказывается, повелитель дракона родом из земель христианских. Да  еще  и
лежащих не столь далеко. - Я хочу сказать, кто ты у себя  в  стране?  Барон,
да? Или, может быть, даже граф или герцог?
   - Не герцог, это точно, - отозвался Гунтер.  -  А  вообще-то  я  военный.
Разве ты не понял еще?
   - Так. - Сэр Мишель погладил ладонью лохматый затылок, соображая.  Больше
всего он боялся снова  сказать  невпопад.  -  Дворянин,  военный...  Значит,
рыцарь?
   - Нет, не рыцарь. Просто солдат.
   - Ясно, - с облегчением вздохнул сэр  Мишель  и  улыбнулся,  -  теперь  я
понял. Ты - оруженосец, еще не принявший рыцарского посвящения.
   Гунтер  закатил  глаза,  проворчав   под   нос   неразборчивое   немецкое
ругательство. Дурацкая болтовня нормандца его уже здорово  утомила.  Пытаясь
не слушать сэра Мишеля, пустившегося в  малопонятные  рассуждения  о  тонких
различиях меж благородным рыцарством и не  менее  благородными,  но  все  же
стоящими  ступенькой  ниже  оруженосцами,  Гунтер  с   интересом   оглядывал
пшеничное поле. Здесь, ближе к деревне,  хлеб  уже  стали  убирать  -  среди
колосьев виднелись фигуры жнецов в простых холщовых одеждах. Мужчины срезали
пучки колосьев и кидали их по левую руку, а шедшие  позади  женщины  и  дети
выбирали ядовитые стебли пикульника, василька  и  прочих  сорняков  и  ловко
увязывали снопы. Прямо как на картинах фламандских художников...
   Слева потянулся лужок, сбегавший к дороге. На нем паслось небольшое стадо
бурых коров, часть из них лежала в густой высокой  траве,  монотонно  двигая
челюстями, остальные лениво переступали, пощипывая сочные стебли. Между ними
резвились два подросших бычка - бегали друг за другом, бодались,  взбрыкивая
и мотая лобастыми головами со смешными мохнатыми бугорками рогов.  Здесь  же
бродило  десятка  с  два  овец,  несколько  подобрались  к  самой  дороге  и
разноголосо заблеяли при виде людей. Гунтер разглядел пастуха - он поднялся,
снял шапку, такую же, как у  проезжавшего  недавно  крестьянина,  и  отвесил
поклон. Сэр Мишель легонько кивнул и прошествовал мимо овец да застывшего со
шляпой в руке пастуха, надменно задрав подбородок.
   "Ну, петух!" - фыркнул про себя Гунтер и помахал крестьянину  рукой.  Тот
снова поклонился, на этот раз специально ему.
   - ...так неужто император Фридрих Рыжебородый стал такие странные  монеты
делать? Эвон, буквы непонятные... не совсем понятные...  -  вслух  рассуждал
сэр Мишель. - И зачем это германскому императору нужно? Джонни,  а  много  у
вас на эти деньги можно купить?
   - На выпивку  хватило  бы...  -  признался  Гунтер,  расстегивая  верхнюю
пуговицу на рубашке. По небу плыли легкие  кучевые  облачка,  солнце  палило
нещадно, и германец подумывал уже о привале где-нибудь в  тени.  До  деревни
было уже совсем недалеко, и, решив, что отдохнет там. Гунтер прибавил  шагу,
поторапливая сэра Мишеля. Тот,  решив  наконец,  что  рассмотрел  серебряные
марки во всех подробностях, спрятал их за пазуху и успокоился.
   - Слушай, Джонни, ты хотел бы стать когда-нибудь рыцарем?  -  Сэр  Мишель
живо представил себе Гунтера на коне, при кольчуге и длинном копье.
   - Раньше хотел, - ответил Гунтер, вспоминая  детские  мечты.  "Сейчас  он
предложит посвятить меня в  рыцари  или  в  крестовый  поход,  чего  доброго
позовет", - усмехаясь про себя, думал германец.
   - Я мог бы посвятить тебя в рыцари, - гнул свое  сэр  Мишель,  -  но  для
этого ты должен доказать мне, что достоин такой великой чести...
   "Не пойму, чего он добивается?" -  промелькнуло  в  голове  Гунтера,  тем
временем нормандец продолжал:
   - Ты должен будешь носить мое оружие, чистить  доспехи,  прикрывать  меня
сзади в бою... А за это, если окажешься достоин, станешь однажды  рыцарем  и
сможешь сам завести себе оруженосца! - закончил сэр Мишель, останавливаясь в
тени большого дуба, растущего на самой границе деревни. - Ну что, передохнем
здесь?
   Гунтер молча уселся на траву, прислонившись к мощному  стволу  дуба.  Сэр
Мишель пристроился рядом, поглядывая на германца -  что  скажет  он  на  его
заманчивое предложение? Ведь не каждый же день простому солдату  встречаются
благородные рыцари, предлагающие стать оруженосцем и испытаниям-то особо  не
подвергая! О драконе, ангелах и  демонах  он  уже  успел  позабыть.  Наконец
Гунтер заговорил, правда, совсем не о том:
   - Слушай, а кто у вас тут... управляет?
   - В деревне-то? - отозвался сэр Мишель.
   - Ну, есть здесь какой-нибудь магистрат, управа... - Гунтер  уж  и,  слов
подобрать не мог, чтобы втолковать глупому нормандцу свою мысль.
   - М-агис-трат... - задумчиво повторил рыцарь. -  Управа...  А,  понял!  В
деревне всем управляет приходской священник  -  споры  решает,  суды  вершит
мелкие...
   - Так что же, никакой власти нет? - удивился Гунтер не  представляя,  как
священник может решать дела мирские
   - Ну как же! - досадливо воскликнул сэр Мишель. - Власть есть - духовная!
А если какое крупное злодеяние свершилось или спор сложный - вон замок  сэра
Бреаля. - Сэр Мишель ткнул большим пальцем в сторону башен. - А у него право
низшего и среднего суда.
   Гунтер вспомнил троих всадников и спросил:
   - А эти трое - бейлиф с помощниками - чего приехали?
   - Ну, видать, что-то  совсем  уж  непотребное  произошло,  -  авторитетно
заявил сэр Мишель, сорвал тонкий стебелек мятлика и сунул его между зубов. -
Ведьму поймали или разбойника какого. Вешать будут или  заберут  с  собой  в
город. Пойдем посмотрим?
   Гунтера передернуло от такого равнодушия - можно  подумать,  что  тут  по
пять раз на дню жгут, вешают, рубят головы... Ну, с этим ладно, а вот как он
пойдет к священнику и скажет: мне, мол, нужно  срочно  связаться  со  штабом
авиационной эскадры StG1 германских ВВС... Ерунда какая-то!..
   Гунтер решительно поднялся на ноги, кивнув сэру Мишелю,  и  направился  к
церквушке.
   - Это приход святого  Томаса,  -  объяснял  сэр  Мишель,  шагая  рядом  с
Гунтером. - А служит здесь отец Дамиан, человек добрейший,  но  я  его  мало
знаю.
   - А с чего ты тогда взял, что добрейший? - спросил Гунтер.
   Сэр Мишель неохотно рассказал, что в прошлом году, зимой, пьяный свалился
с лошади неподалеку от деревни да так и замерз бы в сугробе, не проходи мимо
настоятель прихода святого Томаса. Отец Дамиан дотащил его до деревни сам, а
там устроил в своем доме, отогрел, привел в чувство. Потом даже исповедал  и
грехи отпустил. Вот какой добрый. Правда тогда рыцарь в пьяном  беспамятстве
потерял перстень, подаренный некогда его предку самим герцогом Вильгельмом в
благодарность за доброе служение в битве при Гастингсе.
   - При Гастингсе? - переспросил Гунтер. - А это когда было-то?
   Сэр Мишель задумался, подсчитывая, и четко сказал:
   - Сто двадцать три года назад, в тысяча шестьдесят шестом. А ты разве  не
знаешь, как Вильгельм Нормандский победил короля саксов Гарольда?
   - Да, что-то было такое... - пробормотал Гунтер. - Давно очень.
   - Я же говорил! - вдруг радостно закричал сэр Мишель. - Вешают!  Да  еще,
по-моему, сарацина! Вот это да!
   Окончательно сбитый  с  толку  Гунтер  узрел  небольшую  толпу  крестьян,
человек в  двадцать,  собравшихся  перед  церковкой.  Сложенная  из  больших
тесаных глыб известняка церковь производила странное впечатление -  подобной
архитектуры Гунтер никогда не видел. Здание было старым  приземистым,  почти
без украшений, с двускатной крышей выложенной крупной серой  черепицей.  Над
алтарным  фасадом  возвышалась  невысокая   узкая   башенка   с   колоколом,
подвешенным под остроконечной крышей с простым деревянным крестом на коньке.
Фундамент был почти полностью скрыт в  густых  зарослях  чистотела.  Церковь
окружали молодые ясени, один  из  которых  выделялся  необычным  раздвоенным
стволом  с  толстыми  крепкими  ветвями.  Как  раз  вокруг  этого  дерева  и
происходило действо.
   Остановившись  неподалеку,  так,  чтобы   хорошо   было   видно,   Гунтер
отстранение наблюдал, как бейлиф сэр Аллейн  д'Эмери,  высокий  темноволосый
человек лет сорока - сорока пяти, потрясая желтоватым  свитком,  толкует  на
старофранцузском нечто непонятное, но явно гневное и обвинительное. Рядом  с
бейлифом стояли два помощника, они держали под локти связанного человека,  а
позади них высился здоровенный бородатый громила в грязной рубахе и  кожаном
потертом переднике, похоже, кузнец, выполнявший роль дополнительной охраны.
   "Зачем полиции мечи? - напряженно думал Гунтер, разглядывая сэра Аллейна.
- Почему они все так одеты? Кто, в конце концов, этот... которого вешают? Да
и за что?"
   Германец всмотрелся в смуглое, замызганное лицо несчастного, с  распухшей
подбитой губой и заплывшим глазом. Он был одет  в  до  невозможности  драный
халат, едва прикрывавший темное костлявое тело,  видневшееся  сквозь  рваные
дыры, веревки глубоко врезались ему  в  грудь.  Очевидно,  человек  отчаянно
сопротивлялся, прежде чем его удалось схватить и связать, да  и  теперь  все
еще не смирился с уготованной ему участью. Здоровый глаз, угольно-черный,  в
обрамлении длинных ресниц, злобно сверлил  собравшихся  крестьян,  при  этом
женщины отталкивали детей за свои спины, оберегая их  от  страшного  взгляда
неверного; губы его кривились; ноздри, широко раздувались, время от  времени
он дергался, приседая и выворачивая острые плечи, но сержанты бейлифа крепко
держали его,  а  стоявший  позади  кузнец  лениво  тыкал  увесистым  кулаком
неспокойного пленника в спину. Тот только тряс спутанными черными как  смоль
волосами и скалил окровавленные зубы.
   Сэр Мишель, с интересом вслушивавшийся  в  речи  бейлифа,  начал  шепотом
пояснять:
   - Проклятого сарацина  наконец-то  поймали  вчера.  Крестьяне  нашли  его
спящим на сеновале, у самого леса.  Почти  десяток  дней,  нехристь,  округе
житья не давал.
   - Сарацин? - так же тихо переспросил Гунтер. - А откуда он здесь?  И  что
плохого сделал? Сарацины ведь живут далеко.
   - Его привез из Святой Земли какой-то рыцарь, а  этот  подлюга  сбежал  и
разбойничал. Девок, которые в лес ходили, до полусмерти пугал. И  не  только
пугал.
   - Это как? - не понял германец. Сэр Мишель фыркнул.
   - По-всякому. Они, сарацины, такие... Умеют. Вот мой  папенька  в  Святую
Землю ходил, всякого порассказывал...
   Гунтер, оторвав, взгляд от королевского сержанта, перебрасывающего  через
сук дерева толстую веревку с петлей, развернулся на каблуках к сэру Мишелю и
попытался сгрести его за ворот. Пальцы лишь больно царапнули по кольчуге.
   - Так какой, значит, сейчас год? - прошипел он прямо в лицо рыцарю.
   - Я же говорил, тысяча сто восемьдесят девятый, - помедлив,  ответил  сэр
Мишель. - Почему ты так пугаешься всякий раз, когда я упоминаю об этом?  Что
с тобой, Джонни?
   - Ничего, - едва слышно выдохнул германец. - Просто  в  такое  невозможно
поверить.
   Он еще помолчал и добавил почти жалобно:
   - Где здесь можно исповедаться?
   Тем временем бейлиф закончил читать приговор,  скрутил  свиток  и  махнул
перчаткой.  Двое  его  помощников  подвели  сарацина   к   импровизированной
виселице, кузнец подтолкнул вновь начавшего бешено сопротивляться  пленника,
заставив его влезть на деревянный чурбак, поставленный  под  деревом.  Когда
разбойник, привезенный из Святой Земли, просунул голову в петлю, кузнец, как
стало теперь ясно, выполнявший роль палача, хотел было выбить чурку  у  него
из под ног, но сарацин, ругнувшись коротко на  незнакомом  языке,  оттолкнул
крестьянина ногой, выкрикнул что-то  сорвавшимся  голосом  (Гунтер  разобрал
слово, похожее на "алла"), а затем, подпрыгнув, оттолкнул пятками деревяшку,
повис в петле и задергался, раскачиваясь.
   - Еще и ругается! -  возмутился  сэр  Мишель.  -  Поделом!  Наконец-то  в
графстве порядок будет. Э, Джонни, ты исповедаться хочешь? Дело доброе!  Вон
отец Дамиан стоит, пойди к нему и скажи.
   Гунтер глянул в сторону священника: дородный, молодой еще - лет  тридцать
пять на вид, приятное лицо, располагающее к себе с первого взгляда, - такому
и исповедаться можно, и поболтать просто так, ни о  чем.  Видно,  сказывался
возраст - не успел нажить еще замкнутую надменность, показную приближенность
к высшим силам, подчеркнутое всепрощение... Но сейчас, когда  в  двух  шагах
качался в петле только что повешенный на глазах германца человек,  довольное
лицо  священнослужителя  показалось  Гунтеру  неуместным,   странным,   даже
циничным.
   - Да лучше потом... - пробормотал германец. - Слушай, есть здесь  трактир
какой-нибудь? Выпить хочется. Очень.
   - В деревне самой - нет, - ответил сэр Мишель. - Но если пойти дальше, то
по дороге к Фармеру  будет  небольшой  постоялый  двор.  Там  поесть  можно,
попить, и не только молоко. Ну что, идем? Или все же к отцу Дамиану?
   - В трактир, - твердо сказал Гунтер и  решительно  направился  обратно  к
дороге, стараясь не смотреть в сторону ясеня, на котором висело  неподвижное
тело. Крестьяне почтительно снимали  шляпы  и  гнули  спины  при  виде  сэра
Мишеля, а на Гунтера смотрели нерешительно - вроде  благородный,  но  одежда
вовсе странная; ткань небогатая, вроде сукна, на шее железяка непонятная.  И
смотрит не так, как господину положено, - все по сторонам глазами шныряет да
бормочет что-то. Некоторые вилланы кланялись Гунтеру, кое-кто принял его  за
оруженосца,  а  дети  с  визгом  и  улюлюканьем  скакали   на   почтительном
расстоянии.
   Когда вышли из деревни. Гунтер облегченно вздохнул - пристальные  взгляды
селян и дразнилки детей порядком надоели ему. А сэр Мишель был рад-радешенек
что его спутник (в  мыслях  рыцарь  уже  сделал  Джонни  своим  оруженосцем)
произвел в Сен-Рикье впечатление большее, чем повешение сарацина.
   Бейлиф  же  с  сержантами  проводили  странную  парочку   подозрительными
взглядами, но связываться не стали - известный в округе беспутный сын барона
де Фармера вел себя смирно, порядка и законов не нарушал, а  спутник  его  и
во