уязвимых".
   Ни Фейран, ни Фарр атт-Кадир не  понимали  большинства  разговоров  двоих
чужеземцев. Чтобы не смущать попутчиков, вельх и Драйбен зачастую беседовали
на нардарском, и Фарр различал только отдельные знакомые слова.  Девушка  не
знала никаких  языков,  кроме  родного  саккаремского,  и  вскоре  перестала
обращать внимание на грубые и дребезжащие, по  ее  мнению,  непонятные  речи
господина Драйбена и носящего некое подобие юбки варвара.
   Сам же  Драйбен  испытывал  невероятный  интерес.  Он  узнал  о  причинах
появления Нардара как независимого  княжества,  почти  четыреста  лет  назад
отделившегося от империи кенигов, и выяснил, что принятая при дворе конисата
версия разительно отличается от реальных событий старины.  Услышал  о  житии
народов во время жуткого столетия Черного Неба, страшных войнах, становлении
нынешних  государств...  Увлеченный   разговором,   Кэрис   порой   не   мог
остановиться - сыпал забытыми именами, названиями, датами, четко и кратко, с
вызывающей уважение  точностью  обрисовывал  истинные  нравы  людей,  живших
столетия назад, развлекал Драйбена самыми невероятными историями,  вспоминал
о своих путешествиях и приключениях... Словом, не давал нардарцу  замыкаться
в себе.
   К ледникам и истокам великих рек подошли к  полнолунию  месяца  Тигра,  и
Фарр за сутки до стоянки на сосновой поляне, где было принято решение о том,
куда направиться дальше, вновь заметил, как  вслед  за  появлением  луны  на
чистом звездном небе Кэрис забеспокоился и,  бросив  разбирающему  при  огне
костра строки древней книги мальчишке: "За меня  не  беспокойся,  вернусь  к
утру", - оставил оружие и ушел в темноту  ночи,  напоследок  запретив  Фарру
следовать за ним.
   Драйбен и Фейран давным-давно  спали,  но  атт-Кадира  сжирало  непонятно
откуда взявшееся истовое любопытство. Уже много времени минуло  с  тех  пор,
как Кэрис оставил стоянку, полная,  очень  яркая  луна  висела  над  горами,
обращая привычный мир в царство серебряного света и глубоких  черных  теней.
Однако имелась возможность проследить по примятой траве путь вельха хотя  бы
на сотню шагов от лагеря. Фарр подбросил в костер веток, чтобы видеть  огонь
и не заблудиться, нахмурившись, взглянул на обычно таких спокойных, а сейчас
вдруг затревожившихся  степных  лошадок,  пасущихся  поодаль,  и  решительно
зашагал по следам Кэриса.
   Обнаружить что-либо интересное не удалось, сколь ни  ярко  луна  освещала
окрестности. Приблизительно через полный лучный перестрел след потерялся,  и
Фарр повернул обратно, не упуская из виду красно-желтое пятнышко огня  между
деревьями Только один раз мороз продрал его по коже - в отдалении послышался
отчаянный звериный визг, потом низкий, очень тяжелый и хриплый рев какого-то
огромного  хищника.  А  возле  скал  промелькнул  расплывчатый,   невероятно
страшный силуэт.
   Атт-Кадир, примчавшись в лагерь, схватил оставленный Кэрисом меч, вытянул
его из ножен и, положив рядом с  собой,  до  утра  читал  про  себя  молитвы
Атта-Хаджу. Едва начало рассветать, мальчишка услышал, как неподалеку кто-то
насвистывает веселую песенку, сопровождая ее  легкими  хлопками  ладоней,  и
понял: вельх возвращается.
   - Кэрис! - вскочил Фарр. - Я такое видел! Там...'Там чудовище!  Громадное
черное чудовище с горящими зеленым пламенем глазами!
   - Какое еще чудовище? - сдвинул брови Кэрис.  -  В  округе  бродят  серые
медведи, это я знаю, но они  не  любят  запаха  людей  и  побаиваются  огня.
Та-ак... Ты зачем взял мой меч? Ты что, хотел пойти против горного медведя с
мечом? Сумасшедший...
   - Это не медведь, - уверенно сказал Фарр. - Ты мне про них рассказывал  и
рисовал картинки на пергаменте. Тварь двигалась очень  быстро  и,  по-моему,
больше напоминала... не знаю кого. Может быть, здесь водятся... водятся...
   - Дэвы? - расхохотался Кэрис. - Нет  тут  никаких  дэвов,  кроме  одного,
хорошо тебе знакомого. Успокойся. Либо тебе от  страха  мерещилось,  либо  к
стоянке на самом деле наведывался медведь. Когда нужно,  эти  зверюги  могут
носиться быстрее лошади.
   Фарр, однако, остался в  полной  уверенности,  что  чудовищное  создание,
пробегавшее  в  отдалении,   ему   не   привиделось,   но   существовало   в
действительности.
   * * *
   Этим днем Кэрис остановил отряд гораздо раньше обычного и объявил привал:
мол, Фарр не  выспался  минувшей  ночью,  а  окруженная  соснами  и  редкими
молодыми  буками  полянка  выглядела  чрезвычайно  привлекательно.   Мужчины
нарубили дров, Фейран отвела лошадок к ручью  на  водопой,  а  потом  начала
обустраивать ночлег,  вытаскивая  из  холщовых  мешков  скатанные  войлочные
степные кошмы. Вельх, проворчав что-то о непуганой дичи, ненадолго  канул  в
лес и возвратился, держа за уши двух убитых жирных кроликов.
   Когда тушки изжарились и Фейран  созвала  всех  на  ужин,  Кэрис  выделил
каждому порцию и неожиданно заявил:
   -  Что  же,  други...  Я  привел  вас  к  наиболее   безопасным   местам.
Предполагаю, что, если мы пойдем на полдень, в Междуречье,  ничего  хорошего
нас там не встретит - Гурпат наверняка атаковал Таджаль-Саккарем и полностью
захватил его.
   - Не может быть, - возразил Фарр, но сразу запнулся.
   - Может, - проворчал Драйбен. - Я знаю Гурцата. Этого человека теперь  не
остановить. Говори дальше, Дэв.
   - Я не дэв, - машинально отбрыкнулся Кэрис. - Так вот, остаются  еще  две
дороги. Одна - через очень высокий перевал,  который  в  Нардаре  называется
Грозящим небу, к полуночным нардарским границам и вольным конисатам, а потом
в Нарлак. Второй путь тянется вдоль русла Урмии, потом на полуденный  закат,
через равнину к священному городу Мед дай. Полагаю, что  мардибы  Атта-Хаджа
нас не обидят, хотя наверняка не пустят в город чужеземцев.
   - Меддаи... - мечтательно выдохнул Фарр, забыв о  еде.  -  Мне  и  Фейран
нечего делать у нарлаков. Я с удовольствием пойду в Белый город.
   - Если только раньше  дорогу  не  перережут  войска  Гурцата,  -  перебил
Драйбен. - Хотя... Наверняка в Междуречье идут долгие и изматывающие бои,  и
степняки не успели переправиться через Урмию в Халисун. Может, шад  Даманхур
сумел  остановить  нашествие?  Нет,  вряд  ли...  Однако  я  не  забыл,  что
храм-крепость Атта-Хаджа в священном городе саккаремцев и халисунцев несет в
себе невероятную  волшебную  силу  благодаря  огромным  Камням  Предвечного.
Правильно, Фарр?
   - Совершенно верно, - кивнул  молодой  мардиб.  -  Если  даже  мельчайшие
осколки этих Камней, вроде того, какой мы с Ясуром, да упокоится его душа  в
покоях Вечносущего, вынесли из Шех-дада, обладают божественным  могуществом,
значит, владыка и покровитель Саккарема вполне может дать откровение  жрецам
Меддаи. О том, Как победить степную напасть. Понимаете, о чем я толкую?
   - Что скажет самая прекрасная часть нашего грубого  мужского  сборища?  -
Кэрис перевел взгляд на Фейран.
   - Я... Ты, чужеземец, должен знать, что  в  Саккареме  принимают  решения
мужчины, - прошелестела девушка. - Я пойду с вами, потому что больше идти не
с кем и некуда. Но я не хотела бы покидать Саккарем ради других стран.
   - Что же получается? - подвел итог Кэрис. - Фарр согласен  отправиться  в
Меддаи, Драйбен тоже, ты, Фейран,  ничуть  не  против  посмотреть  на  Белый
город... Отлично. Я отведу вас к Камням Атта-Хаджа. Завтра  мы  спустимся  в
долину и пойдем на полуденный закат.
   - Тебе-то зачем в Меддаи? - поинтересовался Драйбен. - Если у  тебя  есть
другие дела, можешь отправляться куда хочешь. Спасибо, конечно, за заботу  о
нас всех. Я рад, что подружился с тобой, но... Эти места мне уже  знакомы  -
несколько лет назад я проходил мимо Шести  ледников.  Я  могу  сам  провести
Фарра и благородную Фейран в Священный город Халисуна.
   - И защитишь их от мергейтов? - прищурился Кэрис. -  Заплатишь  сборы  на
границе, если дорожные налоги, правда,  до  сих  пор  собирают?  Вот  скажи,
светлейший эрл, за последние седмицы ты  хотя  бы  раз  ходил  на  охоту?  Я
понимаю - Фарр, парню всего шестнадцать  лет,  кроме  захолустного  храма  и
книжек, он ничего не видел. А ты почему не стал добывать пропитание для нас?
Пра-авильно, потому что все делал  я  при  помощи  Фейран,  которая  отлично
управляется с луком. Нет, теперь от меня вы не отвяжетесь!
   -  Никто  и  не  собирается  тебя  гнать,  Кэрис,  -  выдавил  атт-Кадир,
неодобрительно посматривая на напыжившегося от обиды Драйбена. -  Если  так,
то решено. Наш путь лежит к Меддаи. Только вот подорожных  нет...  и  денег.
Серебро, что мы взяли с собой из Шехдада, осталось у Ясура в поясе!
   - Подорожные? - Кэрис весело фыркнул. - Деньги?
   Вельх встал, схватил свой коричневый мешок, рванул горловину и,  запустив
туда руку, вытянул за веревочки несколько свитков, а заодно и толстый кошель
из черной грубой кожи.
   - Что это, по-вашему? И потом, Фарр, ты никому не говоришь, но я знаю - у
тебя припрятано несколько изумрудов. В тряпочке, за пазухой. Не представляю,
где ты их стащил, но камешки всегда можно обратить в золото... и наоборот!
   Глава пятнадцатая. Священный град
   Меддаи,  о  котором  справедливо  говорили,  что   он,   подобно   самому
Атта-Хаджу, носит тысячу имен, стоит на границе равнин глубинного Халисуна и
пустыни Альбакан, занимавшей изрядные пространства и  тянувшейся  вплоть  до
закатного побережья континента. Собственно, Меддаи являлся центром  духовной
власти мардибов  Предвечного,  учение  которых,  основанное  на  откровениях
Провозвестника  Эль-Харфа,   было   распространено   по   всему   Саккарему,
Дангарскому эмайрату, среди кочевых племен  Халисуна  и  отчасти  населяющих
побережье джайдов.
   История гласит: более восьмисот лет назад  человек,  обычный  кочевник  и
скотовод по имени Эль-Харф, перегоняя стада своих верблюдов на более  сытные
полуночные пастбища, набрел в полупустыне  на  занесенные  песком  развалины
забытого людьми города, выстроенного наверняка еще до Столкновения Сфер. Там
же таились  два  огромных,  выше  человеческого  роста,  необычных  камня  -
полупрозрачные, желтовато-серые глыбы лишь отчасти выглядывали из иссушенной
солнцем почвы, и, не явись к Эль-Харфу  первое  откровение  от  Предвечного,
пастух,  не  задумываясь,  прошел  бы  мимо.  Однако  божественная   десница
направила ничем не примечательного погонщика, и вскоре Эль-Харф создал  свое
учение, с невероятной быстротой распространившееся  по  полуденным  пределам
материка.
   Нет нужды подробно разъяснять суть Учения, ибо оно известно многим. Стоит
лишь сказать, что  спустя  несколько  лет  Эль-Харф  привел  к  заброшенному
городищу  многих  поверивших  в  его   учеников,   волшебством,   дарованным
Атта-Хад-жем, открыл в  пустыне  источники  воды,  основал  священный  город
Меддаи, а ставшие его сердцем два Камня начали творить чудеса. Невзрачные  с
виду валуны, на чьих бугристых боках отчетливо запечатлелись следы яростного
огня и редкие вкрапления совсем уж неизвестных  людям  кристаллов,  исцеляли
болезни, исполняли желания, возвращали  старикам  силу,  а  юношам  даровали
мудрость и мужество. Вездесущие арранты, хранители и собиратели всевозможных
знаний  о  давних  временах,  немедля  заинтересовались  находкой  погонщика
верблюдов,  называемого  теперь  Провозвестником,  долго  пытались   изучать
сокровища Меддаи, но не преуспели. Зато множество народов  материка  Восхода
уверовали в силу Ат-та-Хаджа - сотни паломников уже тогда ощутили  на  себе^
благодать Предвечного и поняли, что Эль-Харф не лжет, утверждая, будто новый
бог несет в себе истину.
   Провозвестник оказался нежданно умным и деятельным человеком,  даром  что
бывший пастух. Когда Учение стало известным  в  полуденных  землях,  он  при
помощи своих многочисленных последователей начал расширять Меддаи, превращая
невзрачный тогда городок в  истинную  жемчужину  Полудня.  Как  ни  странно,
Меддаи не обзавелся высокими стенами  -  кто  осмелится  напасть  на  город,
охраняемый могущественнейшим из богов? Сколько войн пронеслось за  последние
восемьсот лет над континентом, сколько завоевателей прошло через Халисунские
пустыни, но в Меддаи не пострадал ни один храм и не упала на землю  ни  одна
капля крови. Город защищал себя сам, а  если  говорить  более  точно  -  его
обороняла сила Атта-Хаджа, признаваемая и уважаемая всеми.
   Восемь столетий для  Меддаи  пролетели  незаметно,  ибо  уклад  жизни  не
менялся со  времен  Провозвестника.  Возводились  новые  храмы  и  дома  для
учеников десятков медресе - духовных училищ, где обучались не только молодые
люди, решившие посвятить свою жизнь Атта-Хаджу,  но  и  сыновья  благородных
владетельных  эмайров,  желавшие   постичь   божественную   мудрость,   дабы
справедливо и разумно управлять своими землями,  отпрыски  шадов  Саккарема,
наследники вождей кочевников... Приезжали в Меддаи люди с Полуночи  и  из-за
моря - жрецы Истинного Пламени, богов  Аррантиады,  последователи  Близнецов
или мудрых небесных покровителей Шо-Ситайна. Мардибы Меддаи принимали  всех,
ибо еще Провозвестник сказал:  "Никогда  не  отказывай  человеку,  желающему
постичь дарованную Нерожденным мудрость".
   Шли  годы.  Учение  развивалось,  вбирало  в  себя   другие,   переплетая
Откровения Эль-Харфа с верованиями иных  народов.  Так,  лет  пятьсот  назад
возник культ Дочери -  Богиня  прибрежных  саккаремцев,  покровительствующая
мореплавателям и странникам, превратилась в одно из  творений  Атта-Хаджа  и
заняла рядом с ним небесный трон. Аррантские мудрецы  посмеивались,  называя
Богиню пережитком времен варварства и  утверждая,  что  сама  идея  мардибов
Священного города о родстве Предвечного с женщиной перенята  у  великолепных
островитян. Хранителей  Учения  необыкновенно  уязвляли  насмешки  аррантов:
"Прежде чем создавать каноны своей религии и навязывать их  другим  народам,
разберитесь, кем,  собственно,  является  Богиня:  матерью  Атта-Хаджа,  его
женой, сестрой, дочерью или всем в одном лице?"
   Верховный жрец Предвечного, мудрейший аттоли-учитель эт-Тубейк лет двести
назад принял решение: считать Богиню дочерью Атта-Хаджа, однако  поостерегся
объявлять сей канон единственно истинным и безупречным. Посему  на  полуночи
Саккарема, где о мореплавании имели самое отдаленное представление, ее чтили
сестрой, на  побережье  люди  считали  Простершую  Руку  над  Морем  дочерью
Предвечного, а некоторые называли ее Матерью  Всего  Сущего...  Словом,  где
как, ибо этот вопрос не был принципиально важным для истинной  веры  державы
шадов. Однако в существовании Богини никто не сомневался, ибо она  стократно
являла людям благодетельные чудеса  и  молитвы,  обращенные  к  ней,  обычно
бывали услышаны чаще.
   Главнейшим и  самым  необычным  храмом  Меддаи  являлась  так  называемая
Крепость Провозвестника. Это высокое, четырехугольное  строение  значительно
отличалось от прочих храмов хотя бы тем, что представляло собой сложенную из
желтовато-серого песчаника стену, замыкавшуюся в полный квадрат. В  обширном
внутреннем дворе на постаментах из чистейшего серебра громоздились два Камня
Предвечного,  которых  мог   коснуться   любой   верующий   и   причаститься
божественной благости. Прославившая же  Эль-Харфа  навеки  во  всех  странах
шутка заключалась в том, что в Крепость не вело ни единого входа, не имелось
в  ней  также  ворот,  окон  или  подземных  галерей.  Неодолимая   преграда
останавливала каждого, кто хоть одной мыслью сомневался в  силе  Атта-Хаджа,
но... Исполненный искренней веры человек без труда  проходил  сквозь  камень
стен, не ощущая на своем пути  никаких  препятствии,  и  мог  воочию  узреть
Кристаллы Предвечного. С помощью Стены, возведенной Провозвестником, мардибы
проверяли искренность пришедших в Мед  дай  паломников,  и  исход  испытания
частенько оказывался довольно неожиданным.
   ...Лето 835 года от Откровения Эль-Харфа близилось к концу. В Меддаи счет
времени не  велся  в  соответствии  с  общепринятой  традицией  -  исчислять
минувшие годы от падения Небесной горы и Черных Лет. Стоял последний  летний
месяц, носящий в календаре Саккарема  имя  Тигра,  когда  к  тысячам  людей,
собравшимся вокруг Священного города, присоединились еще четверо.
   - Красиво, ничего не скажешь. - Кэрис, сидя в седле лошадки, стоявшей  на
вершине  пологого  золотистого   бархана,   прищурив   глаза,   рассматривал
видневшиеся в жарком мареве белые купола Меддаи. - Даже Мельсина не идет  ни
в какое сравнение, пускай и считается самым прекрасным городом континента.
   - Ты бывал здесь? - спросил Фарр, жадно осматривая город, который казался
ему прекрасным видением из позабытого Золотого Века. - Я раньше  так  мечтал
съездить в Обитель Провозвестника!
   - Не лучшие времена для путешествий,  -  проворчал  Драйбен  и  кивнул  в
сторону Меддаи, указывая на  темные  пятна  лагерей  беженцев,  устроившихся
вокруг домов и храмов. - Удивительно, что мы до  сих  пор  встречали  только
саккаремцев и  разъезды  нардарской  дорожной  стражи.  Я  предполагал,  что
передовые отряды мергейтов успели преодолеть заставы на Халисунской  границе
и прорвались к окраинам пустыни. Не забудьте, дорогие мои, казна и сокровища
Меддаи, собранные за восемь столетий, превосходят своей ценностью  богатства
шада, басилевса Тибериса или кенига Нарлакской империи, вместе взятых.
   Фарр подумал о том, сколько драгоценностей, золота и серебра они с Ясуром
нашли в  кладовой  храма  Шехдада,  и  прикусил  язык:  если  в  захолустном
городишке мардибы за много поколений собрали сокровищ больше, чем можно было
себе представить, то что же хранится в подвалах храмов Меддаи? Вероятно,  на
собранное здесь золото и камни можно будет скупить всю Аррантиаду. Разве что
островитяне будут долго торговаться...
   - Я думаю, - негромко сказала Фейран, - что, если мергейты и придут сюда,
Атта-Хадж защитит  Белый  город.  Степнякам  не  нужны  сокровища.  Саккарем
покорен, торговать они ни  с  кем  не  захотят,  потому  что  захватили  все
необходимое для жизни - земли, хлеб и стада...
   - Человеческая мысль не поддается объяснению,  -  провозгласил  Кэрис.  -
Спроси любого мергейта: зачем тебе алмазы? Он ответит: чтобы  были!  Положит
их куда-нибудь или закопает. Владение  ради  владения.  Смешно,  но  степной
варвар  никогда  не  станет  доставать   самоцветные   камни,   чтобы   ради
удовольствия полюбоваться на них!
   - Это называется, - пояснил Драйбен, - грехом стяжательства. Кстати, Дэв,
ты не совсем прав.  Как  раз  степняки  подвержены  сему  пороку  в  меньшей
степени, нежели народы, которых мы именуем цивилизованными.
   - Разговор, не имеющий  смысла,  -  бросил  вельх.  -  И  вообще,  хватит
жариться на солнце. Ненавижу жару! Едем,  я  пить  хочу.  Лошади  устали.  В
Меддаи, как меня заверяли, отличные родники и воды хватает на всех.
   Фарр прищурился и, когда Кэрис был  готов  ударить  свою  мохнатую  пегую
кобылку пятками, вдруг остановил его, указав в сторону города и чуть налево:
   - Смотрите, это  точно  не  беженцы.  Отдельный  лагерь,  цветные  шатры,
сине-зеленые знамена... Кажется, там расположилась часть саккаремской армии.
   - На месте выясним, - кивнув, ответил Драйбен. - Самое  главное  -  здесь
пока нет мергейтов.
   Четверо всадников, за которыми на длинных кожаных поводах рысили заводные
лошади,  спустились  с  бархана  и  прямиком  направились  к   прокалывающим
выцветшее голубое небо белоснежным минтарисам Меддаи.  В  пустыне  кажущееся
взгляду расстояние обманчиво - город по виду стоял совсем рядом, от  силы  в
полной лиге, но в действительности пришлось добираться гораздо
   дольше.
   Возглавляемый Кэрисом из Калланмора,  вельхом  и  дэвом,  отряд  сошел  с
отрогов Самоцветных гор седмицу назад. Вначале пришлось идти  по  территории
Нардара и правому берегу Урмии, через лены захолустных эрлов. Несколько  раз
компанию  останавливали  настороженные  нардарские  вояки,   патрулировавшие
приграничные земли