Третьей супругой базилевса стала Агнесса, младшая  дочка  короля  Франции
Людовика из рода Капетингов,  седьмого  носителя  этого  имени.  По  решению
дальновидного Мануила,  укреплявшего  свой  союз  с  европейцами,  принцессу
франков  еще  малышкой  привезли  в  Константинополь,  окрестили  по  обряду
византийской церкви, дав новое имя - Анна, и обручили со столь же малолетним
наследником трона Алексием. Однако Мануил умер, его сын вскоре последовал за
ним Тринадцатилетняя  Агнесса-Анна,  совершенно  одна  в  чужой  стране,  не
вовремя оказалась на пути Андроника и мгновенно вознеслась к самым  вершинам
власти.
   Только было совсем непохоже, чтобы ее радовало это обстоятельство Свадьба
базилевса наделала много шума. Благородные фамилии сдержанно  выразили  свое
недовольство тем, что правитель Империи предпочел  связать  свою  судьбу  и,
следовательно, судьбу страны с иноземкой;  плебс  откровенно  издевался  над
разницей в возрасте жениха и невесты, составлявшей ровно пятьдесят лет. Даже
привыкшие  ко  всему  Царедворцы  недоуменно  разводили  руками  -   желание
базилевса, конечно, превыше всего,  однако  ведь  существуют  некие  правила
приличия... Базилиссе на днях сровнялось восемнадцать. Девочка  превратилась
в  красивую,  молчаливую  и  порой  казавшуюся  угрюмой   молодую   женщину,
безукоризненно справлявшуюся с официальными обязанностями  жены  императора,
но никому не поверявшую  своих  мыслей  и  своих  надежд.  Ее  единственными
друзьями  с  большой  натяжкой  считали   семейство   Мануила,   одного   из
многочисленных  отпрысков  базилевса.  Анна  искренне  привязалась  к   двум
маленьким сыновьям Мануила, Алексею и Давиду, но, похоже, этой дружбе грозил
вот-вот наступить конец: Андроник, подозревавший всех и вся в заговоре  либо
измене, вряд ли сделал бы исключение даже для родного сына.  Императрице  же
полагалось быть выше обычных человеческих пристрастий. Она  не  просто  жена
базилевса, она - символ государства, и не может иметь любимчиков. Долг перед
страной превыше всего.
   После очередного строгого внушения Анна перестала навещать покои  младших
Комнинов, целиком посвятив свое  время  занятиям,  считавшимися  подобающими
сану императрицы. Шепотки за ее спиной прекратились, грозный базилевс сменил
гнев на милость, однако никаких заметных изменений в характере Анны так и не
произошло.
   "Невоспитанная франкская дикарка",  -  вынесло  свой  неписаный  приговор
благородное общество Палатия и оставило базилиссу в  покое.  Похоже,  именно
этого она и добивалась.
   -  Итак,  Крестовый  поход.  -  Голос  Андроника,  изрядно   надтреснутый
прошедшими годами и частой необходимостью использовать его во всю мощь,  все
еще оставался глубоким и звучным. Тишина разбилась настолько неожиданно, что
приунывший гость вздрогнул и мысленно выругал себя  за  потерю  внимания.  -
Крестовый поход, о котором вы твердите уже два года, с самого  Тивериадского
поражения. Обещаете страшные казни победившему вас Саладину, но до  сих  пор
не можете одолеть стен многострадальной Акки.
   Казалось, базилевс рассуждает  вслух,  не  заботясь  о  том,  услышит  ли
кто-нибудь его речи. Он говорил не  на  привычном  ромеям  греческом,  а  на
норманно-французском - языке аристократов Европы, Святой Земли и  правителей
Византии,  в  последнее  время  поддерживавших  с  ними  тесные   отношения.
Изгнанный Мануилом из Константинополя, Андроник  несколько  лет  провел  при
дворах крестоносных рыцарей, став одним из них - если не по духу, то хотя бы
внешне.  Он  узнал,  что  привело  латинян  в  Палестину  и  что  заставляет
оставаться здесь, несмотря на жару, лишения  и  жизнь,  больше  напоминающую
Военный кочевой лагерь. Узнал, посмеялся и накрепко запомнил, как  запоминал
все полезное.
   Поняв франков, базилевс мог теперь уверенно  обсуждать  их  замыслы  (как
правило, невероятные и построенные на пустом месте) и успешно разрушать  их,
играя на постоянных сварах вожаков крестоносцев друг с  другом  и  добиваясь
главного: франки должны безвылазно сидеть в Европе или, на худой  конец,  на
узкой полоске Святой Земли. Им нечего делать в Империи,  где  хватает  своих
забот. Тем более нельзя позволить им протянуть на  редкость  цепкие  руки  к
сокровищам далекого Востока и караванным  путям,  завершающимся  в  Багдаде,
Иерусалиме или Константинополе. Пусть носятся по пескам,  кичатся  подвигами
(по большей части выдуманными) и  разыскивают  потерянные  в  боях  реликвии
времен жизни Господа на грешной земле. Они же как неразумные дети: хватаются
за все яркое и незнакомое. Хваленый  Крестовый  поход  для  них  всего  лишь
очередная игрушка.
   Однако привезенные гостем новости заставили базилевса по-новому взглянуть
на вроде бы привычных франков. Неужели среди них появились люди,  наделенные
хоть каплей разума? Настоящего разума, подобного тому, коим одарены  владыки
Империи?
   Тогда дело принимает серьезный оборот.
   - Акка остается в руках сарацин лишь потому, что  армией  заправляет  это
аквитанское ничтожество, - почтительно, но  твердо  возразил  гость,  упрямо
наклонив  темноволосую  голову.  -  Ги  не  в  состоянии   даже   присмирить
собственную жену, подарившую ему вместе с короной  Иерусалима  рога,  как  у
оленя-десятилетка, не то что взять штурмом крепость...
   Вестник мог позволить себе говорить подобным образом. В конце концов,  он
отдал три года своей жизни служб! Империи и даже принес ей несколько  шумных
побед над турками и в очередной раз взбунтовавшимися армянами.  Кроме  того,
именно  по  приказу  нынешнего  базилевса  (хорошо,  по   намеку   нынешнего
базилевса) чья-то рука шесть лет назад оборвала жизни старшего брата гостя и
его супруги. Подобное, знаете  ли,  так  просто  не  забывается.  Отомстить,
конечно, невозможно,  да  и  доказательств  причастности  Андроника  к  этим
смертям не существует... Где помалкивает месть, там  вовсю  разглагольствует
выгода. Отравленного брата не возвратишь. Но не отказываться же от  безмшвно
предлагаемого выкупа за пролитую кровь? Вдобавок Рено сам виноват.  Ввязался
в драку за трон, так действуй, а не сиди, ожидая помощи.
   Андроник снова беззвучно хмыкнул. О чем бы  ни  заходила  речь,  для  его
гостя все сведется к короне Святой Земли и к бессилию  нынешнего  правителя,
Гвидо Лузиньяна.  Гвидо,  или  Ги,  как  его  называли  франки,  всегда  был
никудышным государем, а теперь стал  королем  лишь  по  названию:  Иерусалим
находится в руках арабов, и они не собираются так просто отдавать  священный
город. Большинство франков после поражения при Тивериаде покинули Палестину;
те же, что остались, укрылись в Тире и Триполи, боясь нос  оттуда  высунуть.
Бездомный король и его супруга Сибилла стоят лагерем под крепостью  Аккой  и
тщетно пытаются занять ее. Неудивительно, что в Святой Земле и в Европе  все
идет кувырком. Но устраивать новый  Крестовый  поход?..  Базилевс  на  месте
правителей франков отложил  бы  эту  дорогую  и  длительную  затею  на  пару
десятилетий. Иерусалим стоял тысячу лет и простоит еще, никуда не девшись  с
прежнего места. Арабы не в силах сложить его в свои переметные сумы и увезти
в Багдад.
   Гость перестал изучать  коричнево-алый  мрамор  террасы,  перевел  взгляд
оказавшихся неожиданно светлыми глаз на снова умолкшего правителя Византии и
язвительно добавил:
   - Как совершенно верно заметило ваше императорское величество,  Акка  все
еще сопротивляется. Однако в мире существуют вещи, которые  под  силу  одним
людям и недоступны другим. Ги не справился, зато его покровитель и  сюзерен,
Ричард Плантагенет, стоит ему добраться до побережья  Палестины  и  высадить
свою армию, завладеет ключами от крепости через два-три дня. Но Ричарда нет,
а Лузиньян топчется на месте.
   - И где же ныне пребывает король Ричард? - скучающим тоном, словно только
из вежливости и для поддержания светской беседы, осведомился Андроник.
   - В Марселе,  то  есть  в  Массилии,  -  с  готовностью  откликнулся  его
собеседник.  -  Собирает  корабли  и  поджидает  своего  союзника,   Филиппа
Французского. Но мне почему-то кажется, что до конца нынешнего  года  мы  не
узрим их кораблей у берегов Свячой Земли. Ведь на пути сюда лежат прекрасные
и  богатые  острова.  Сицилия,  Крит,  Кипр...  Находящийся,   кстати,   под
покровительством византийской короны.  Я  слышал,  там  распоряжается  некто
Исаак, принадлежащий к вашей благородной фамилии.  Или  Кипр  уже  стал  его
личным владением?
   "Мог бы не напоминать, - слегка раздраженно подумал базилевс. - Потомство
моего покойного братца до сих пор не угомонится...  Значит,  молодые  волки,
Ричард и Филипп, решили, что Европы им маловато, и отправились на охоту.  По
дороге наверняка  перегрызутся.  Хорошо  бы  насмерть,  но  вряд  ли  небеса
окажутся настолько  благосклонны...  Впереди  Святая  Земля,  что  поважнее,
нежели дележ добычи и ссоры, сопутствующие любым предприятиям франков".
   Гость вежливо кашлянул, напоминая о себе. Не для того он лично  примчался
из  относительно  спокойного  Тира  мимо  полных  непредвиденных  опасностей
островов  греческого  Архипелага  в  блистательный  Константинополь,   чтобы
созерцать благостно размышляющего над судьбами мира правителя  Византии.  Он
привез не только тревожные новости, о которых, похоже, здесь еще не слышали,
но и предложение.  Оно  должно  прийтись  по  вкусу  базилевсу.  Что  бы  ни
твердилось  проповедниками  и  лично  Папой  Климентом  про  богоугодные   и
праведные деяния, явление крестоносной оравы в Святую Землю  не  слишком  по
душе тем, кто уже давно и прочно обосновался здесь, как  европейцам,  так  и
ромеям. Почему бы императору честно и откровенно не признаться  в  том,  что
ему меньше всего хочется узреть в Палестине Ричарда, Филиппа и иже с ними?
   Правда, эти двое - угроза отдаленная, они прибудут  не  раньше  следующей
весны. Но есть Фридрих - старый, но  все  еще  грозный  Фридрих  Барбаросса,
император Священной Римской Империи Германской Нации,  и  следующая  за  ним
великая армия.  Они  отправились  в  путь  в  апреле;  сейчас,  если  верить
донесениям, войско пересекает гористые земли Болгарии. Конечно, Барбаросса и
Андроник прошлым летом заключили через послов мирный договор, и  крестоносцы
пойдут через Византию  как  друзья,  но  какое  разорение  последует  за  их
приходом! Нарушенная торговля, вытоптанные поля,  недовольные  крестьяне,  и
что в итоге? Фридрих известен тем, что дает обещания с такой  же  легкостью,
как нарушает их. Кто поручится, что, следуя, в Святую Землю, он не  пожелает
мимоходом захватить владения Византии? Вернув таким образом Римскую  империю
почти в первоначальные границы?
   Свои соображения гость уже изложил  в  самом  начале  встречи  и,  посеяв
ядовитые зубы дракона, ждал урожая. Сейчас, наверно, ему не ответят  ничего,
разве что холодно и многословно поблагодарят. Не  исключено,  что  базилевсу
все давно известно, и он  от  души  забавляется,  выслушивая  нерасторопного
вестника. Недаром ромейские лазутчики считаются лучшими в мире.
   - И вы, мессир, утверждаете, что располагаете возможностями и  средствами
направить  усилия  ваших  соотечественников,  стремящихся  освободить   Гроб
Господень от рук неверных, в несколько,  если  так  можно  выразиться,  иное
русло? -  Вопрос  Андроника  был  составлен  по  всем  законам  византийской
дипломатии: спрашивать,  не  спрашивая,  но  вынуждая  собеседника  невольно
раскрывать свои намерения, как явные, так и тайные.
   - Да, ваше императорское величество.  -  Гость  облегченно  перевел  дух.
Рыбка клюнула. - Но, если мне  будет  позволено  уточнить,  эти  возможности
находятся не в моих руках, и я вряд ли  смогу  лично  прибегнуть  к  ним.  Я
все-таки верный подданный своего короля (он благоразумно не уточнил,  какого
именно) и обязан всемерно поддерживать его начинания...  Базилевс  понимающе
кивнул и знаком разрешил продолжать.
   - Кроме того, мне не хотелось бы покидать Побережье. Обстановка  может  в
любой момент измениться,  и,  боюсь,  потребуется  мое  личное  присутствие.
Поездка же в Европу, где находятся необходимые документы, и переговоры с  их
владельцем  займут  не  меньше  трех  или  четырех  месяцев.   Конечно,   мы
располагаем неким запасом времени - скажем, до  полугода.  Но  будет  лучше,
если бумаги окажутся в нужных руках  не  позднее  Рождества.  Тогда  мы  все
сможем встретить светлый праздник, как положено честным людям - с  радостной
душой и чистым сердцем. У королей Европы и их  вассалов  появится  множество
иных забот, нежели война с сарацинами и Саладином.
   "А корона Иерусалимского королевства наверняка сменит хозяина, - мысленно
докончил горячую речь своего посетителя повелитель Византии.  -  Что  ж,  из
двух зол - крестоносцы в Святой Земле или вот этот сорвиголова на престоле -
надо выбирать меньшее. Но как  он  рвется  к  короне!  Медом  она,  что  ли,
намазана? У него и так власти больше, чем у кого-либо на Побережье,  включая
магистров франкских орденов... Или?.. Или корона Иерусалима - только  первая
ступенька?"
   - Как же вы предполагаете осуществить свои  замыслы,  не  расставаясь  со
столь любезным вам Тиром? - мягко поинтересовался Комнин.
   - Я подарю их вам, ваше  императорское  величество.  -  Еле  сдерживаемая
ухмылка гостя стала откровенно глумливой, теперь его лицо  напоминало  морду
готовой  вот-вот  заржать  лошади.  -   За   некое,   чисто   символическое,
вознаграждение. Вам станет  известно  все,  что  с  такими  трудами  удалось
разузнать мне. Далее воспользуйтесь этим знанием по своему  усмотрению.  Вы,
ваше величество, славитесь среди монархов Востока и Запада своей мудростью и
предусмотрительностью, так что я целиком  полагаюсь  на  вас.  И,  смею  вас
заверить, ваши посланники встретят в лице мэтра Лоншана, в отсутствие короля
Ричарда управляющего делами Британии,  человека,  вполне  разделяющего  наши
общие чаяния...
   Глава тринадцатая. О пользе чтения
   9 октября 1189 года, день.
   Замок Ренн-ле-Шато, предгорья Пиренеев

   Утром серовато-золотистые стены замка Ренн оказались  подернутыми  сухой,
искрящейся россыпью инея. Приход осени в  гористые  местности  начинается  с
вершин, с тонкой корки льда, подернувшей лужи возле дверей хлева,  со  струй
холодного воздуха, несущего близкое дыхание зимы. На далеком Острове  в  это
время  уже  может  выпасть  первый  неуверенный   снег,   к   середине   дня
превращающийся в десятки отсвечивающих на солнце лужиц, а здесь, на  полудне
Европы, - всего лишь быстро тающие кристаллики изморози  и  прозрачно-стылый
воздух скалистого утеса.
   Впрочем, трое невольных гостей Ренн-ле-Шато ничего этого не видели, никем
не потревоженные до позднего утра. когда раздался стук  в  дверь  -  вначале
вежливый, затем настойчивый. С  трудом  проснувшийся  Франческо,  недовольно
ворча, убедил себя в необходимости подняться и тут же совершил  непоправимую
ошибку, встав  босыми  ступнями  на  каменный  пол,  выстывший  за  ночь  до
состояния ледяной глыбы. Подвывая, он заскакал по гостиной в поисках  сапог,
попутно опрокинул стоявший на столе и ни в чем не повинный кувшин и  наконец
сумел добраться до двери и открыть засов. Тоже кстати, напоминавший ледышку.
   - Доброе утро, - осторожно проговорила  мистрисс  Изабель,  заглядывая  в
комнату. - Я тут подумала, не проявить ли мне и дальше немного сострадания к
ближним своим и не раздобыть ли вам завтрак... Феличите,  позволь  узнать  -
чем это ты занят? Пытаешься научиться летать?
   В ответ послышался насквозь непереводимый поток слов на  итальянском,  из
коего следовало, что нынешним утром мессир Бернардоне напрочь не  расположен
обмениваться игривыми шуточками и что любой, кроме монны Изабеллы, чрезмерно
склонной все усложнять, мог бы догадаться -  человек  пытается  согреться  и
одновременно разжечь безнадежно угаснувший камин. На протяжении долгой  речи
согласно кивавшая девушка успела впустить слуг с подносами, закрыть за  ними
дверь,  подобрать  с  пола  осколки   кувшина   и   отобрать   у   Франческо
предназначенные для растопки щепки. На шум из соседней комнаты выглянул Гай,
сонно обозрел открывшуюся картину и поспешно скрылся, здраво  рассудив,  что
решительности мистрисс Уэстмор вполне  хватит,  чтобы  привлечь  к  домашним
делам и его.
   Когда Франческо выговорился и замолчал, в очаге уже вовсю трещало  пламя,
девушка задумчиво  оглядывала  готовый  стол,  а  над  тарелками  поднимался
слабый, но явственный ароматный парок.
   - Все сказал? - деловито  поинтересовалась  мистрисс  Изабель.  Франческо
смиренно кивнул. -  Тогда  садись.  Господа-а!  Извольте  получить  отличное
хозяйское угощением выслушать плохие новости!
   - Лучше бы наоборот, - мрачно буркнул  Мак-Лауд,  появляясь  в  дверях  и
затягивая на поясе широкий ремень. - Не-ет, ты точно самая настоящая  баохан
ши - от тебя одни неприятности.
   Изабель поджала губы и холодно процедила:
   - Мессир Дугал, вас не  затруднило  бы  впредь  не  именовать  меня  этим
прозвищем?
   - Постараюсь придумать  другое,  -  согласно  кивнул  шотландец.  -  Хотя
"баохан ши", на мой взгляд, подходит в точности. Что там еще стряслось?
   - Старый граф требует голову мерзавца, отправившего вчера на тот свет его
младшенького, - злорадно сказала девушка. -  Большинство  жителей  замка  из
числа тех, кто присутствовал на трагично завершившемся quodlibet,  убеждены,
будто сие злодейство - дело ваших  рук,  только  не  могут  понять  причины,
толкнувшей вас на столь черную неблагодарность. Откройте  страшную  тайну  -
зачем вам понадобилось убивать бедного мальчика? Я никому не скажу,  честное
слово!
   - Монна Изабелла, как вы можете?.. - испуганно начал  Франческо,  слишком
поздно сообразив, что его приятельница остается  верной  своему  обыкновению
встречать все обрушивающиеся на нее беды язвительными смешками.
   - Он слишком много знал,  -  зловещим  шепотом  откликнулся  Мак-Лауд.  -
Пришлось его... - Он сделал короткий  и  выразительный  жест,  точно  срезав
нечто невидимое.
   - Я так и думала, - хладнокровно наклонила голову Изабель.  -  Однако  вы
меня  разочаровали  -  я  полагала,  у  вас  хватит   сообразительности   не
попадаться.
   - Это все Гай,  -  немедленно  переложил  вину  на  компаньона  Дугал.  -
Представляешь, зарезал бедного парня и хлопнулся в обморок. Не мог же я  его
оставить там валяться!
   - Между прочим, я все слышал, - крикнул из спальни  Гай.  -  Мак-Лауд,  у
тебя болезненное воображение, еще хуже, чем у  мессира  Франческо.  Мистрисс
Изабель, не верьте ни единому его слову!
   - Я и не верю, - успокоила ноттингамца мистрисс Уэстмор. - Всем известно:
нет в мире больших лгунов, нежели обитающие к  полуночи  от  реки  Клайд,  и
Господь в заботе о детях своих возвел кручи Грамгжан  лишь  затем,  дабы  во
всех остальных краях не внимали, как  они  там  изощряются,  хвастаясь  друг
перед другом, и не надорвали бы животы от смеха.
   - Ну, знаешь!.. - возмутился  Мак-Лауд,  явно  собираясь  добавить  нечто
нелестное по адресу соотечественников мистрисс Изабель. Ему  помешал  приход
сэра Гисборна, решительно положившего конец давнему спору между  обитателями
Эрина и гор на севере Британии. Гая весьма интересовало,  что  происходит  в
замке, и мигом посерьезневшая Изабель уныло развела руками:
   - Граф в ярости, мессир Рамон мне с утра еще не попадался. Думаю, он тоже
пребывает не в лучшем настроении. Виновными, как  я  уже  говорила,  склонны
полагать  вас,  однако  нет  ни  одного  убедительного  доказательства   или
подтверждения вашей вины. Других подозреваемых нет - Хайме считался всеобщим
любимцем и не имел врагов ни здесь, в Ренне, ни среди окрестных лордов.  Мой
вам совет - ходя по замку, не забывайте поглядывать по сторонам  и  избегать
любых разговоров. Втянут в ссору, вызовут на поединок, и ничего хорошего  не
воспоследует... Дальше. Кто-то сдуру или с испуга помянул  о