, над которыми бдительно маячил клочкобородый Павленок с совней  в
руке.
   На заросшем густой, зеленой и высокой травой лугу,  раскинувшемся  по
сторонам от уже  накатанной  к  усадьбе  дороги,  громко  и  старательно
стрекотали  кузнечики,  от  цветка  к  цветку  с   деловитым   жужжанием
перелетали пчелы и шмели, проносились над головами,  треща,  как  старый
вентилятор, стрекозы, а чуть выше - ласточки и стрижи. Пахло не  столько
травой,  сколько  медом  -  народившимся  на  цветках  для  подманивания
летающей мелюзги. Тягучий, пряный аромат...
   И Юля подумала, что подле усадьбы не мешало бы обзавестись и пасекой.
   Как всегда, они добрели  до  верши,  убедились  Церху,  что  в  садке
плещется вполне  приличный  улов,  под  прикрытием  кустов  двинулись  к
купальне.
   Когда Юля увидела это место в  первый  раз,  она  подумала,  что  тут
высыпали свой груз пара карьерных самосвалов, увиливая  от  какой-то  из
положенных "ходок".  На  самом  берегу  лежал  огромный  песчаный  холм,
поросший поверху травой, край которого  осыпался  до  самой  воды.  Холм
загораживал  купальщиц  от  тянущегося  вдоль  реки  луга  и   возможных
нескромных взглядов и являл из себя довольно обширный  пляж.  Во  всяком
случае, барыне  и  двум-трем  сопровождающим  ее  девкам  места  хватало
вполне.
   Впрочем, по давней советской  привычке,  Юля  здесь,  раздевшись,  не
оставила одежду и лук на виду, а запрятала их в высокую осоку  у  самого
берега. Потом призывно помахала Мелитинии, разбежалась нырнула в  парную
воду, стелясь по самому дну. Когда в легких сперло,  рванулась  вверх  и
вынырнула на ее мой середине реки.
   - Барыня!!! - испуганно металась по  берегу  кухарка.  -  Барыня,  ты
где?
   Юля рассмеялась, помахала рукой и легла на  спину,  редкими  гребками
борясь с течением. Никто из здешних баб плавать почему-то не умел, и  ей
нравилось дразнить этих молодух, то ныряя на полминуты в самую  глубину,
то переплывая на тот берег, то держась на глубине, в паре шагов от  всех
- но чтобы достать не могли.
   Немного  остыв,  она  выбралась  на  берег,  развалилась  на  горячем
мелкозернистом песке.
   - Хорошо! Лучше, чем на Черном море...  -  Тут  она  сообразила,  что
теперь может увидеть  знакомый  бирюзовые  волны,  только  оказавшись  в
невольничьем караване или с прилавка рынка где-нибудь в  Кафе,  и  снова
рассмеялась: никак к новым реальностям не привыкнуть!
   Мелитиния искупалась попроще: вошла в воду,  несколько  раз  присела.
Немного постояла, снова присела, а потом улеглась рядом с хозяйкой:
   - Ужин еще не готов, - вспомнила она. - А обед - только разогреть.
   - Забудь. Хоть ненадолго. Хорошо-то как у нас здесь!
   - Ребеночка не растрясешь, боярыня?
   - Ребеночка? - Юля погладила живот, который еще  только-только  начал
понемногу округляться. - Ерунда, Мелитиния. Ему только на пользу!
   Она поднялась, разбежалась и снова ухнулась  в  воду,  смывая  песок.
Проплыла немного под водой, вынырнула, остановилась на глубине  примерно
по грудь.
   - Ну, чего расселась? Иди сюда!
   Пригревшейся на солнце кухарке ужас как не хотелось обратно  в  воду,
казавшуюся теперь ледяной, - но нужно было смыть налипший на тело песок.
Шаг за шагом прокрадывалась она, пока не вошла примерно по  пояс,  потом
резко присела и вскочила:
   - Ленишься, ленишься! - неожиданно брызнула на нее водой Юля.
   Кухарка завизжала от неожиданности, и принялась брызгаться  в  ответ,
отворачиваясь и громко хохоча -  Юля,  со  смехом,  усилила  напор,  как
вдруг... ей померещилось, что она слышит еще один, посторонний смех. Она
повернула голову к берегу и вскрикнула неожиданности:  там,  на  вершине
взгорка, стояли, хохоча вместе с ними, трое татар.
   Еще бы! Наткнуться не просто на молодых да ладных пленниц - но еще  и
раздевать не надо, бери и пользуйся. Теперь уж понятно, что они  с  ними
сделают прежде чем разрешат одеться.
   Один из татар спустился к воде, спрыгнул на  песок,  вынул  из  торбы
веревку и позвал девок:
   - Сюда идите.
   Юля взглянула на замершую  в  ужасе  Мелитиник  вздохнула  и,  понуро
повесив голову, побрела к берег Остановившись на глубине  немногим  выше
колен,  покорно  протянула  вперед  сложенные  вместе   руки.   Татарин,
облизнувшись на обнаженное, усыпанное искрящимися на  солнце  жемчужными
каплями женское тело, шагнул навстречу, накинул на руки веревку.
   В этот момент пленница  качнулась  вперед,  уперевшись  ему  в  грудь
руками. Он напрягся, подался к не навстречу - но Юля, крепко  вцепившись
руками ворот халата, уже падала на спину, увлекая потерявшего равновесие
степняка за собой и выставляя вперед полусогнутую  ногу.  Воин,  выпучив
глаза, пролетел над женщиной,  а  она,  завершая  кувырок,  уселась  ему
грудь, придавив коленями руки к чистому песчаному  дну  и  для  верности
придержав его кисти руками.
   Здесь было мелко - по колено. И  татарину  не  доставало  до  свежего
воздуха всего каких-то десяти сантиметров, сквозь  прозрачную  прослойку
которых проскакивали вырывающиеся  изо  рта  и  носа  пузыри.  Он  мотал
головой, пытался встать на мостик, бил воду ногами - но  сделать  ничего
не мог.
   Его товарищи заподозрили неладное и стали спускаться со  склона.  Им,
видимо и в голову не пришло, что щуплая, хоть и высокая женщина способна
хоть как-то навредить их плечистому, коренастому товарищу -  тем  более,
что топтавшийся у среза воды конь заслонял половину обзора. Скорее,  они
решили  -  хитрый  сородич  уже  уложил  свежую  полонянку  на  песок  и
развлекается вовсю.
   Татарин же, находившийся  у  самых  любовных  врат  русской  боярыни,
почему-то совершенно не  обращал  на  них  внимания,  выпучив  глаза  до
невероятных размеров, и, бесшумно шевеля губами, пытался что-то кричать.
   Юля, внимательно следя за приближающимися ногайцами,  начала  глубоко
дышать.
   Ага! Вот, наконец, один из  них  увидел,  как  под  девицей  обмяк  с
раскрытым ртом их друг, дал шпоры коню.
   Юля на всякий случай выдержала неудачливого насильника еще  несколько
мгновений  под  водой  -  хотя,  помнится,  искусственного   дыхания   в
шестнадцатом веке делать еще  не  умели,  -  а  когда  до  мчавшегося  в
окружении водяных  брызг  всадника  оставались  считанные  шаги,  рывком
поднялась, толкнулась и нырнула в глубину.
   Нукер влетел в реку почти по брюхо коня, остановился,  вглядываясь  в
реку и положив руку на рукоять сабли. Второй воин, так же не испугавшись
воды, заставил лошадь подойти к Мелитинии, наклонился и подхватив ее под
мышки, перекинул через седло. Paзвернулся:
   - Что, утопла, тварь?
   Юля в  это  время  пыталась  удержаться  у  дна,  цепляясь  за  корни
кувшинок. Стебли, как назло, обрывались, и пару раз ее едва не выбросило
на поверхноста но в конце концов она зацепилась  за  выступающий  и  дна
корень, прижалась обнаженной грудью к песку, стала мысленно  отсчитывать
двадцать секунд. Она знала, что после гипервентиляции способна выдержать
без воздуха две минуты. Примерно полминуты она лихорадочно  двигалась  -
хотя наугад время определить трудно.  Еще  двадцать  секунд  притаиться,
чтобы татары совсем расслабились, и еще столько же - на последний рывок.
   Пора!
   Она отпустила корень, толкнулась вперед, загребая  руками  и  скользя
между стеблей кувшинок и речной крапивы, а когда  над  головой  блеснула
поверхность, вскочила на ноги, жадно хватанув воздух, и ринулась вперед,
к осоке.
   Татарин, оглянувшись на плеск, радостно заржал и потянул левый повод,
поворачивая коня. Но Юля уже тянулась  к  одежде,  торопливо  схватив  и
натянув самое главное - перчатку. А потом, уже  спокойнее,  выпрямилась,
выдернув из колчана стрелу и поднимая лук.
   Степняк, уже  обнаживший  клинок,  несся  во  веем  опор.  Одолеть-то
осталось пять шагов! Но в лицо его уже смотрел острый кончик стрелы.
   Нет! Не может быть!  Предсмертный  ужас  успел  пропечататься  в  его
глазах, разум едва не расплавился я поисках пути к спасению - ведь можно
же что-то сделать? Нужно сделать! Только б  не  умереть!  Он  не  должен
умирать! Ноги продолжали толкать бока  скакуна,  хотя  руки  уже  начали
натягивать повод. Как же так?!
   Правильно  повернувшись  к  татарину  правым  боком,  без   стеснения
расставив  ноги  и  показав   ему   напоследок   каждый   изгиб   своего
тренированного тела  -  высокую  грудь  с  острым  коричневатым  соском,
гладкий живот, соблазнительно выпирающую попочку и черный, влажный пушок
впереди, Юля просто разжала пальцы. Ровная  березовая  стрела  мелькнула
между конских ушей и вошла точно в лоб степняка.
   Лучница наклонилась за второй стрелой, повернулась немного правее, на
мгновение затаила дыхание, метясь в спину уже  скрывающегося  за  холмом
последнего врага. Выстрелила. Белое оперение выросло в спине точно между
лопаток, и вскоре наконец-то прорвался жалобный бабий вой Мелитинии.
   Кухарка выбежала к реке, когда барыня уже успела одеться.
   - Поторапливайся! - прикрикнула Юля. - В Усадьбе о  татарах  упредить
надо. А то неровен час...
   Разумеется, по открытому лугу она  не  побежала  -  хватит  ей  одной
встречи со степными всадниками. Приказав Мелитинии двигаться в  шаге  за
спиной, пригибаясь и таясь за густыми кустами, прокралась  до  орешника,
проросшего супротив  усадьбы  н  большой  рощицей,  подобралась  к  краю
зарослей.
   Татары уже топтались широким полукругом на своем  любимом  холмике  и
ниже его:  часть  спешилась  и  отпустила  коней  щипать  траву,  другие
гарцевали верхом. Вот один сорвался вперед и помчался вокруг  усадьбы  с
лихим казацким посвистом:
   -  Эй-ей!  Сдавайтесь,  русские!  Все  одно  по  вашу  душу   пришли!
Сдавайтесь, смерть ваша пришла! Татарская!
   - Черт, Варлам, наверное, волнуется. Думает, плен попали. Как бы  ему
весточку подать?
   - Русские, сдавайтесь! Вся орда к вам идет! В одно умрете!  -  мчался
по кругу всадник, и со стен попасть в него было совершенно невозможно. -
Сестер отдайте! Пусть хоть они живы останутся!
   Юля криво усмехнулась и потянула из колчан стрелу. Когда он  завершит
круг, то поскачет прямо на нее, как ползущая по ниточке мишень.
   - Детей отдайте! Им понравятся наши лас-ва-а-у-у...
   Лошадь,  которой  стрела,  прежде  чем  войти  ногайцу  между  ребер,
пронзила шею,  оступилась.  Лихой  нукер,  перелетев  через  ее  голову,
несколько раз пер кувырнулся, ломая  высокую  траву,  и  замер  на  спот
широко раскинув руки. Свою долю русского добра уже получил.
   На стенах крепости зашевелились. От реки был  видно,  как  Варлам,  в
своем панцире и хорошо отличимом остроконечном шлеме, недоуменно  крутит
головой и что-то спрашивает у смердов. Похоже, пока  они  барахтались  в
реке, сюда успел примчаться тревожный вестник, и не просто примчался - а
еще и мужики с деревень прикатили. А может, наоборот: сперва по деревням
промчался, а потом в усадьбу прискакал. А может, вообще дальше помчался,
а предупредили о  татарах  приехавшие  под  защиту  стен  крепостные.  А
может... Какая  теперь  разница?  За  боярыней  наверняка  посылали,  но
посыльный про секретную купальню ничего не знал.
   На холме с татарами, судя по ленивому их поведению, тоже  не  поняли,
что это была за стрела и откуда прилетела, А может, решили, что  всадник
просто споткнулся и шею сломал?
   - Какие все мужики бестолковые! - фыркнула Юля. Оглянулась за  спину,
потом на посмотрела на холм. Опять на реку. -  Черт,  в  одежде  утонуть
недолго. Я все-таки не Ихтиандр. Ладно.
   Она принялась торопливо раздеваться, оставив из одежды только колчан,
всучила сверток кухарке:
   - Уползай куда-нибудь подальше,  прячься  в  кусты,  заныкайся  и  не
вылезай.  А  еще  лучше  -  попытайся  в  Оскол  пробраться,  о   набеге
предупредить. Только осторожнее! На дороге не показывайся!
   - А ты, барыня?
   - А я все-таки покажу всем этим остолопам, что хозяйка здешних земель
никуда не исчезла.
   - Боярыня, боярыня!
   - Иди отсюда, кому сказано! - цыкнула на нее Юля.
   А потом, пригибаясь, легким шагом побежала вдоль кустов. Остановилась
она у трех осин: толстые стволы хорошо прикрывали ее от взглядов,  узкие
промежутки между деревьями словно специально создав вались природой  как
бойницы лучника, а за спинов имелся очень удобный спуск к воде. И  самое
главное до татарского стойбища было всего три сотни метров.  Один  полет
стрелы - ее любимая дистанция.
   Юля облизнулась, поворошила стрелы в колчане - маловато осталось,  от
силы полсотни. Нужно не полениться и еще настрогать. Выбрала пяток,  что
показались самыми удачными, уложила поверх колчана, потом натянула лук.
   Трен-н-нь! - один из крайних всадников скатился с коня. Трен-н-нь!  -
сидевший на корточках у костра татарин завалился в огонь.  Трен-н-нь!  -
черт! Промахнулась, и вместо всадника продырявила голову коня.
   - Ага, расчухали,  -  удовлетворенно  кивнула  Юля,  увидев,  как  от
основной массы отделяются несколько всадников и устремляются  к  ней.  -
Интересно, Варлам-то сообразил?
   Она выпустила еще две стрелы, сбив одного всадника и  подстрелив  еще
одну лошадь, потом перекинула лук через плечо, схватила колчан,  сбежала
к реке и ринулась в воду.
   Оскол у усадьбы составлял в ширину немногим менее  ста  метров,  и  к
тому времени, когда она только-только миновала самую  стремнину,  татары
успели домчаться до реки и прямо с конями пустились за ней.
   Скорее всего, потому, что без коней плавать и вовсе не умели.
   На  несколько  минут  установилось  примерное   равновесие:   Юля   с
выступающим над плечами колчаном плыла ничуть не быстрее,  чем  мешающие
коням ногайцы.
   Однако на берег она вышла все-таки раньше преследователей  и  скинула
лук.
   Теперь гостям из крымских степей предстояло узнать одну очень и очень
неприятную вещь. Узнать, что, в отличие от тугих  крымских  и  турецких,
лайковых  русских,  простеньких  тисовых  английских  и  сложносоставных
древнеегипетских, углепластиковый  лук  совершенно  не  боится  воды,  а
кевларовая тетива никогда не размокает.
   Обнаженная   женщина   выпрямилась,   ничуть   не   стесняясь   своей
смертоносной наготы, и наложила стрелу:
   Трен-н-нь - с десяти шагов она могла бы попасть блохе в заднюю  ногу,
а не то что татарину в лоб. Трен-н-нь - второй отставал от первого шагов
на пять. Трен-н-нь - третий тоже почти нагнал голую бабу. Трен-н-нь...
   Воины, еще находившиеся  на  середине  реки,  стали  разворачиваться,
поняв, что в воде они  являются  просто  еле  движущимися  мишенями,  но
стрелять  по  спинам  Юле  оказалось  еще  удобнее,  и  из   шестнадцати
преследователей обратно на берег не вышел ни один. Правда, к  сожалению,
и на травку к лучнице выбрались только три скакуна.
   - Цып-цып-цып, - перехватила она по  очереди  поводья  всех  троих  и
отвела их на полсотни  шагов  от  берега,  потом  принялась  исследовать
притороченные к седлу сумки.
   Приятным открытием для нее стало то, что татарские колчаны,  так  же,
как и русские, плотно закрываются сверху специальной  крышкой  и  хорошо
защищают оружие от воды. Содержимое туго завязанных кожаных торб  ничуть
не намокло, и в первой же Юля с огромным  удовольствием  обнаружила  два
пука стрел.
   - Ну, теперь живем! Что еще?
   Помимо овчинного тулупа, большого куска войлока,  двух  ножей  разной
длины, один из которых помещался в красивых ножнах резной кости, медного
котелка  и  нескольких  глиняных  мисок,  во  вьюках  обнаружился   шмат
копченого мяса, огниво - наверное, запасное, - бурдюк с белым,  пахнущим
кислятиной, напитком, шаровары, набор подков..
   На втором коне среди примерно  такого  же  содержимого,  обнаружилась
белая шелковая рубашка, словно сплетенная  из  паутины.  Юля  немедленно
напялила ее на себя, подпоясалась найденным здесь же ремнем - получилось
симпатичное летнее платьице длиной на два пальца ниже причинного  места.
Короче - полный разврат.
   Поскольку напяливать вонючие татарские шаровары женщине не  хотелось,
она решила пока походить так. В сумках третьего коня обнаружился  кошель
с монетами, и Юля гордо повесила его на пояс рядом с трофейными  огнивом
и ножом. Тут же обнаружилось  и  толстое  шерстяное  одеяло,  зашитое  в
атлас: господин нукер, видимо, любил удобства.
   - Не ходил бы ты, Ванек, во солда-аты-ы-ы... - задумчиво пропела  Юля
и вернулась к нескольким пучкам найденных  стрел.  Для  начала  оставила
только те, что имелись на третьем коне: два пука, на глазок - по сотне в
каждом.
   Вынула парочку,  внимательно  пригляделась,  прикинула  в  руке  вес,
попыталась  согнуть,  покрутила  между  пальцами,  оценивая  диаметр   и
гладкость обработки.
   Дело в том, что стрелы существуют двух  типов:  покупные  магазинные,
абсолютно   одинаковые   всегда,   и   изготовленные    собственноручно.
Пользоваться чужими - глупо, потому как стрела подгоняется индивидуально
по луку и стрелку. Слишком тяжелая - далеко не улетит. Слишком легкая  -
не пробьет преграды, а то и сломается при выстреле. При слишком  толстом
и жестком древке стрелу обычно  сносит  вправо,  при  слишком  тонком  -
влево. Поди попади в цель чужой стрелой, коли она так и  готова  учесать
неведомо куда? Разве только "по площадям" лупить:  по  массе  вражеского
войска, али по крепостному двору через стену. Правда, именно этим татары
обычно и занимались. Юля выбрала несколько стрел, сравнила между  собой.
С виду, вроде, одинаковые. Может, они и не очень халтурно  их  строгают?
Ладно, пока не попробуешь, не узнаешь.
   Она взяла наугад пять штук, обернулась на реку.  По  противоположному
берегу гарцевали около десятка нукеров, не рискующих сунуться в  воду  у
нее на виду.
   - А ведь они  несколько  отрядов  наперехват  послали!  -  неожиданно
поняла лучница. - В сторон реку  переплывут,  а  потом  на  меня  облаву
устроят.
   До того берега от нее  получалось  на  глазок  окоп  двухсот  метров.
Ладно, попробуем. Она натянула лук.
   Татары брызнули врассыпную, метнулись за прибрежные деревья,  но  Юля
на этот раз метилась просто в осиновый ствол. Тен-н-нь... Первая  стрела
ушла заметно левее. Юля сделала  поправку,  опять  промахнулась.  Третья
стрела чиркнула по правой стороне ствола, и лишь две последние попали  в
цель.
   - Ладно, - кивнула она. - Сойдет.  Белке  глаз  не  попадешь,  но  во
всадника можно. Теперь нужно ноги уносить, пока облава не подошла.
   Поначалу, прихватив двух заводных коней, боярыня поскакала  вверх  по
течению,  торопясь  доставить  тревожную   весть   в   крепость   Оскол.
Промчавшись пару километров, спохватилась: да ведь именно этого  от  нее
наверняка и  ждут!  И,  без  сомнения,  вперед  наперехват  уже  высланы
несколько отрядов. Э-э, нет. Боярыня натянула поводья и повернула  назад
- почти на юг, в сторону от  Оскола,  надеясь  обойти  за  перелеска  ми
высланную по следу погоню.
   Однако Юленька сильно  преувеличивала  свою  значимость.  Разумеется,
Алги-мурза сразу понял, что перебившая почти два десятка нукеров лучница
- и есть та самая девка, которую стремился заполучив Менги-нукер.  И  он
честно послал за ней в погоню полусотню воинов, три десятка  из  которой
пошли в обход, собираясь отрезать  женщине  дорогу  к  крепости,  а  два
десятка караулили на берегу, и когда она ускакала, попытались  пойти  по
следу. Спустя два часа они столкнулись  с  первым  отрядом,  двигавшимся
навстречу, затаптывая след, после чего все вместе  с  позором  вернулись
назад. Лучница исчезла. Хотя, может быть, они просто не очень стремились
попасть под выстрел и не особо искали свою чересчур опасную жертву.
   Сейчас Алги-мурзу  заботило  другое:  крепость!  И  он  не  собирался
распылять свое и без того небольшое воинство на посторонние задачи.
   Пока набег проходил так же, как и десятки иных: крупную орду с обозом
заметил в степи русский разъезд, развернулся на месте и  умчался  назад.
Татары погнались следом, но выкормленные овсом и  ячменем  русские  кони
без т