ии  не  желает,  -
словно отвечая мыслям Росина, продолжил Толбузин.
   - Коли дань платить обещаются исправно, и главенство Москвы над собой
лифляндцы признают, так чего копья ломать? - пожал плечами хозяин.  -  О
чем спорить?
   - Изгнать давно пора схизматиков немецких с земель наших исконных!  -
заиграл желваками боярский сын. - Рыцарей поганых, что столько раз  горя
на наши земли приносили, лжесвященников,  что  имя  Господа  нечестивыми
молитвами поганят!
   Звучало это, конечно, красиво. Вот только смысл  слов  оставался  все
тем же: освободить земли епископств  и  орденские  владения  от  прежних
хозяев,  чтобы  можно  было  отписать  их  владельцам  новым.   И   хотя
присоединение к Руси новых земель - дело завсегда похвальное,  однако  в
данном  случае  возможный  прибыток  явно  не  соответствовал  затратам.
Платить-то  придется  кровью...  Ливония  -   это   не   Казанское   или
Астраханское ханство, что только набегами и жили, на чужих  слезах  силу
свою взращивая. Вот их прижать к ногтю следовало в первую  голову.  Что,
впрочем, царь уже сделал. А Прибалтика...
   - Государь сил на схизматиков тратить не желает,  -  покачал  головой
Росин, - стало быть, и гадать тут не о чем.
   - Иван Васильевич сам туда глядеть не желает и ратей никаких не даст,
- поправил его Толбузин, -  однако  и  препятствий,  коли  кто  пожелает
самолично во благо Руси пот свой пролить, обещал не чинить.
   - Что?! - бывший руководитель "Черного шатуна"  громко  расхохотался,
отчего его скакун испуганно всхрапнул и переступил  немного  в  сторону,
повернув своего всадника на пол-оборота к гостю.
   "Ай да царь, ай да Ванька Грозный, - мысленно восхитился Росин. - Мне
такого и в голову не пришло! Значит, России за  Ливонию  воевать  смысла
нет, а коли  у  кого  шкурные  интересы  имеются  -  разбирайтесь  сами,
разрешаю. В итоге и казна от военных расходов убережется,  и  границы  у
Северной Пустоши раздвинутся. Молодец!"
   - Что с тобой, Константин  Алексеевич?  -  забеспокоился  неожиданной
реакции Толбузин.
   - Мудрый у нас царь, - отсмеявшись, ответил  Росин.  -  Дай  Бог  ему
долгой жизни.
   - Дай Бог здоровья государю, -  перекрестился  в  ответ  гость.  -  И
долгих лет.
   Между тем Росин, которому женитьба принесла богатые поместья, а  труд
и принесенные из двадцатого века знания - хороший  капитал  и  несколько
прибыльных мануфактур,  привычно  попытался  прикинуть,  что  сможет  он
получить, если  ввяжется  в  эту  авантюру?  Никаких  месторождений,  на
которые можно наложить лапу, или  производств,  работающих  к  нынешнему
веку, он вспомнить не мог. Торговые рынки? Так торговать с  Ливонией  он
мог хоть сейчас, покорять ее для этого ни к  чему.  Конкурентов  убрать?
Так он пока в Туле живет, ему Ганзейский союз не помеха. Получалось, нет
ему от покорения Прибалтики никакой пользы. Пусть живет, не жалко.
   - Посему,  Константин  Алексеевич,  -  продолжил  гость,  -  ищем  мы
охотников долг свой перед  отчизной  исполнить,  и  в  деле  возвращения
земель древних помочь.
   - А кто это "мы"? - поинтересовался Росин, но ответить ему  гость  не
успел: между  светлыми  стволами  замелькали  всадники.  Оставленная  на
берегу охранять боярыню дворня стремительно нагоняла своего господина.
   Собеседники пришпорили коней, и помчались вперед, к обширной боярской
усадьбе.
 
*** 
 
   Доставшийся ему дом с высоким теремом и обширным двором  Костя  Росин
перестраивать не стал, хотя у углов приказал насыпать высокие  бастионы,
на которые поставил откованные  на  собственной  кузне  крупнокалиберные
пищали. В конце концов, земли за Засечной чертой - это не те места,  где
стоит опасаться появления вражеских полчищ.  А  коли  и  случится  какая
напасть, так перекрестный огонь из двух десятков стволов  отобьют  охоту
лезть к хозяйскому  добру  куда  надежнее,  нежели  частокол,  или  даже
земляной вал. К тому же, он быстро спровадил на заслуженный  отдых,  или
сторожить другие салтыковские дома - в Москве, Твери,  Праге  и  Суздале
опытных ветеранов, служивших не первый десяток лет, быстро сманив на  их
место, в холопы, молодых пацанов.
   Безусые пареньки луками, да саблями острыми, как отцы их, может и  не
владели, зато и пороха не боялись. За пару месяцев он легко научил их  и
как пищаль к выстрелу снарядить, и из  пушки  выпалить.  А  что  касаемо
ухода за конями или баловством с кастетом - то  тут  они  и  сами  могли
хозяину уроки давать.
   В остальном усадьба выглядела как обычное помещичье жилье: конюшня да
две сотни лошадей, несколько амбаров, огромный сарай для сена,  загончик
для скота, угловая домашняя часовня. Под навесом, неподалеку от крыльца,
дымила летняя кухня: сложенная из  красного  кирпича  небольшая  печь  с
трубой в рост человека и чугунным листом, накрывающим топку.
   Навстречу  въезжающему  в  ворота  барину  ринулось  сразу  несколько
мужиков, одетых попроще, нежели холопы  в  росинской  свите:  полотняные
косоворотки и штаны, многие босиком. То ли ярыги, то ли просто конюхи  и
скотники.
   Опричник и хозяин дома спешились, после чего Росин подошел  к  кобыле
жены и сам снял свою супругу, ненадолго удержав ее на руках.
   - Вижу, плечи твои силу свою вернули, - крякнул  боярин  Толбузин  от
зрелища непривычной ласковости мужа к своей  бабе.  Хотя,  конечно;  дом
Константина Алексеевича, жена тоже его. Что хочет, то с  ней  и  делает,
крамолы в этом никакой нет.
   - Как откушать  изволите,  государь  мой?  -  покосившись  на  гостя,
спросила женщина. - Как обычно, али по заведенному обычаю?
   - По обычаю, - кивнул Росин, задумчиво дернул себя за ухо, и решил:
   - Вот что, Настя... Прикажи нам с гостем столик  на  двоих  в  тереме
накрыть. Поговорить нам вдвоем надобно, в трапезной неудобно будет. Вина
прикажи подать немецкого, кислого. А то мне уже опять жарко.
   Терем для беседы с гостем  был  выбран  Костей  отнюдь  не  случайно.
Помещение  над  воротами,  призванное  в  случае  осады  защищать  самое
уязвимое место крепости, имело прочные, толстые стены. Вдобавок,  справа
и слева имелись открытые со стороны двора площадки для стрелков и пушек,
а у самих ворот стояло два оружных холопа  -  на  всякий  случай.  Таким
образом, незаметно подкрасться к  терему  было  практически  невозможно,
услышать что-либо сквозь стены - тоже.  Пробраться  в  терем  заранее  и
спрятаться там не  представлялось  возможным:  у  пищалей  и  небольшого
порохового припаса, заготовленного на случай неожиданного наскока  лихих
людей, постоянно дежурил один из холопов, уходящий с  поста  только  при
появлении барина. Потому-то именно здесь Росин предпочитал беседовать  о
делах с солидными купцами,  а  иногда,  по  старой  питерской  привычке,
уединялся сам, с бутылочкой "белой"  собственного  перегона  и  очистки.
Показываться пьяным на глаза жене и слугам он очень не любил.
   - Что значит, "как обычно или по обычаю",  Константин  Алексеевич?  -
полюбопытствовал опричник.
   - Ничего особенного, боярин Андрей, - пожал плечами Росин. - Просто я
имею странную привычку сперва есть суп, потом второе, а уж потом  пироги
с  сытом,  а  не  наоборот.  Многие  гости  от  этого  непорядка  сильно
смущаются. Ну,  да  нам  за  разговором  все  одно  лучше  с  расстегаев
начинать.
   Покинув шумный двор, в котором десятки людей  расседлывали  скакунов,
громко обсуждали планы на вечер или на день,  или  попрекали  за  плохой
уход за лошадьми, бояре по широкой витой лестнице  поднялись  на  второй
этаж, шагнули в прохладу обширной комнаты с бревенчатыми стенами. Хозяин
кивком отпустил холопа, сидящего на одном из тюфяков  с  бердышом  между
коленей, потом жестом пригласил Толбузина к двум низким креслам, стоящим
возле  столика  с  наборной  столешницей.  Однако  гостя   куда   больше
заинтересовали короткоствольные пушки, через  узкие  оконца  выставившие
свои жерла в сторону дороги.
   - Никак железные тюфяки, Константин Алексеевич?
   - Они самые, - довольно ухмыльнулся Росин.
   - Кто же сделал тебе диковинку такую, боярин? - опричник сунул руку в
ствол, прикинул пальцами толщину стенок, выпрямился,  вытерев  пальцы  о
штаны. - Не разорвет?
   - Нет, не разорвет, - покачал головой хозяин. - Мы  из  не  из  полос
сваривали, а  длинный  железный  лист  на  оправку  намотали,  постоянно
проковывая. Потом торец так же обковали, да еще обварили сверху.  Думаю,
заряд втрое больше обычной пищали выдержит.
   - И не боишься мне тайну  сию  открывать,  Константин  Алексеевич?  -
поднял на него глаза опричник.
   - Нет, не боюсь, боярин. Больно мороки много. Сперва слиток в  ровный
длинный лист расковать, потом намотать его, горячий, проковывая.  Тут  и
молотом обычным не обойтись, мы его речным, трехпудовым били. И времени,
и железа хорошего много потребно. Проще  три  бронзовых  ствола  отлить,
нежели один такой смастерить. И дешевле  получится,  дальность  стрельбы
почти та же. Я четыре штуки на пробу смастерил, да и бросил. Да и  какой
прок тебе  от  этой  тайны,  боярин?  Твое  дело  советы  толковые  царю
подавать, да саблей в поле махать. Ремесло железное тебе ни к  чему.  Ты
садись, отдохни с дороги.
   Боярский сын подошел к столу, недоверчиво посмотрел на низкие -  едва
не вдвое ниже обычных лавок - кресла, в тому  же  с  непривычно  длинным
сидением, однако сел, положил руки на подлокотники, откинулся на  спину.
Усмехнулся:
   - Зело странен ты, Константин Алексеевич. По виду  смотришь:  в  рясе
ходит, шуб и перстней, шапок богатых не носит, на охоту не выезжает,  от
девок ладных  нос  воротит,  саней  себе  не  закладывает.  Прямо  аскет
библейский, столпник али отшельник пустынный. А как в гости заглянешь...
И мясо у тебя хитрым образом изжарено, и забавы ты устраиваешь речные да
водные, и кресла  у  тебя  срамные,  не  то  сидишь,  не  то  в  постель
укладываешься.
   - Вот как? - поднял брови Росин. -  Внимательно,  видать,  за  жизнью
моей вы приглядываете.
   - А как не приглядывать, коли явился иноземец незнамо откуда, крамолу
супротив государя сразу раскрыл, прибытки казне, едва не на треть  доход
увеличившие, указал, да еще и  награды  никакой  за  совет  да  муки  не
спросил? Странен ты, Константин Алексеевич. Таких людишек забыть трудно,
да без пригляда оставлять грешно.
   - И что докладывают про меня соглядатаи? - заинтересовался хозяин.
   - Перво-наперво, что никаких сношений  с  иноземцами  ты  не  имеешь,
особливо с литовскими и польскими смутьянами. И что даже купцы  тамошние
к тебе за товаром не наезжают.  Что  на  мануфактурах  своих  ты  оружие
доброе куешь, и  вполцены  его  Посольскому  приказу  и  купцам  русским
продаешь, а торговым гостям датским и шведским в сем отказываешь, однако
прочий скобяной товар даешь невозбранно.  Что  две  школы  при  приходах
церковных Тульском и Лаптевском открыл, и деньги на их содержание  даешь
исправно. Что даров  никаких  монастырям  и  церквям  не  даешь,  однако
колокола  и  кресты  льешь  им  за  полцены,  и  бумагу  для  типографий
епископских продаешь задешево, а для московских - по цене аглицкой.  Что
в церковь ходишь только по праздникам, перед едой не молишься  и  постов
не блюдешь, ни за столом, ни в постели...
   - Ни хрена себе! - подпрыгнул на своем месте Росин. -  Вы  что,  и  в
постель заглядывали?
   - Государь над  известием  сим  долго  смеялся,  -  пригладил  бороду
опричник, - после чего сказывал, что блуд с  женой  таинством  церковным
освящен, а посему есть лишь непомерное усердие в  супружеском  долге.  А
весть про школы церковные его изрядно  озаботила,  после  чего  государь
думскому боярину, князю Вольскому, Григорий Лукьяновичу, приказал  школы
сии за счет казны повсеместно открывать, ибо народ ему сладостно  видеть
просвещенным, а людям вольным и разумным для пользы государства  путь  к
должностям воинским и подьяческим открыт быть должен.
   - Исповедник! - сообразил Росин. - Наверняка он настучал.  Ну,  попы!
Во все века они одинаковы...
   В этот момент появились трое мальчишек лет по двенадцать с подносами,
споро выставили на стол блюда с  грушами  и  яблоками,  резную  доску  с
пряженцами, серебряные  кубки  и  две  пузатые  бутылки  из  прозрачного
стекла, за которым розовело полупрозрачное вино. Гость моментально забыл
о разговоре, любуясь редкостным сосудом:
   - Немецкое?
   - Стекло? - уточнил Росин. - Стекло мое. А вино - рейнское.
   Он выдернул притертую пробку, наполнил кубки,  приглашающе  приподнял
свой:.
   - За встречу?
   Они выпили, после чего боярский сын потянулся  к  пирогам,  а  хозяин
закусил краснобоким яблоком:
   - Так что, боярин Андрей, много  охотников  нашлось  Ливонские  земли
воевать?
   - Да нашелся кое-то, - кивнул гость. - Шуйский Петр Иванович  пожелал
волостников своих привести, и охотников из вольных смердов; дьяк  Адашев
Алексей с земель своих боярских детей  привести  пожелал;  Зализа  Семен
Прокофьевич среди бояр Северной Пустоши  кое-кого  привести  обещал;  со
Пскова отписали, что и среди них охотники схизматиков покарать найдутся;
духовник царский Сильвестр самолично приехать  и  благословить  на  дело
праведное также обещался.
   - Ага, - кивнул Росин, наливая  еще  по  одному  кубку.  Уже  сейчас,
услышав названные гостем фамилии, он  мог  составить  примерный  расклад
того, как окажется поделена Прибалтика после ее  покорения,  кто  и  что
получит в результате предстоящей войны.
   С Зализой все ясно - опричник и порубежник  северных  земель,  честно
выслуживший  себе  там  неплохое   поместье   рассчитывает   по-соседски
прирезать себе еще кое-что за счет Дерптского епископства,  благо  новые
поместья окажутся недалеко, а  коли  не  получится  -  так  хоть  добычу
кое-какую домой привезет, и за рубежи ливонские беспокоиться перестанет.
Немцам после начала настоящей войны станет не до разбойничьих наскоков.
   Дьяк Адашев, чье имя даже в  двадцатом  веке  будет  известно  любому
школьнику, явно рассчитывает наложить лапу на  большинство  орденских  и
епископских  земель.  Потому  как  к  царю  близок,  и  коли   самолично
целовальные грамоты на верность Ивану Васильевичу  привезет,  тут  же  и
добытое на. саблю выпросить сможет.
   Сильвестру, по той же причине, наверняка уже снится сан епископа всей
Лифляндии.
   Псковичи, естественно, пеклись о коммерческом интересе.
   Петр Иванович Шуйский принадлежал к нелюбимому царем боярскому роду и
собирался воспользоваться шансом, чтобы проявить себя перед государем  и
выслужиться из немилости.
   Оставалось непонятным только то, почему московский боярин  приехал  с
этой историей именно к нему.
   - Мы так думаем, - отпил кислого, хорошо утоляющего жажду вина Андрей
Толбузин, - никак не менее трех тысяч ратников соберем.
   - Хорошая цифра, - согласился Росин. - Три  года  назад  мы  ливонцев
семью  сотнями  кованой  рати  встретили,  и   вырезали,   почитай,   до
последнего.
   - То не Ливония на вас шла, - покачал головой опричник, - а дерптский
епископ и сын Готарда Кетлера сотоварищи. И шли не воевать,  а  в  набег
короткий. Что встретили и положили их на лужском льду, за то честь  вам,
хвала и слава. А вот для серьезной войны семи сотен бояр мало.
   Он с достоинством осушил кубок до дна, неторопливо  съел  пряженец  с
грибами и капустой, после чего продолжил:
   - Как знакомцы и купцы сказывают, Рижское, Курляндское,  Эзельское  и
Дерптское епископства все вместе способны  выставить  до  четырех  тысяч
воинов. А коли стены всех замков и заставы оголят - то все шесть.  Орден
Ливонский, хоть и слаб стал, но шесть-семь тысяч тоже выставить  сможет.
А коли всех способных меч поднять соберет - то и десять. То есть, против
нас в Ливонии до тринадцати тысяч ратников окажется самое большее,  а  в
реальности, на поле против наших трех тысяч  до  девяти  тысяч  ливонцев
может выйти.
   - Понятно,  -  согласно  кивнул  Росин,  мысленно  похвалив  себя  за
правильность расчетов. Девять тысяч врагов - это конечно, не  пятьдесят,
восемьдесят, а то и сто двадцать тысяч всадников,  каковые  силы  обычно
выставляли уже покоренные или не совсем ханства, но и за их  уничтожение
тоже кровушку придется проливать, чего царь делать без крайней нужды  не
хотел.
   - Девять против к трем, - вздохнул опричник, - оно, конечно,  одолеть
можно. Но тяжело это больно, Константин Алексеевич. Да к тому же...
   - Да к тому же можно и не одолеть, - закончил за него хозяин.  -  Это
понятно. Немцы да жмудины, это не татары, их не то что один к трем, один
к одному не всегда одолеть можно.
   - Ну, один на один мы их завсегда разгоним, - обиделся  гость.  -  Но
вот когда их больше  втрое  получается,  Константин  Алексеевич,  думать
что-то потребно. Хорошо подумать.
   Росин пожал  плечами,  пытаясь  придумать  хоть  какой-нибудь  совет.
Получалось, что затеявшим маленькую войну следовало либо просить  помощи
у царя, либо попытаться растрясти мошну митрополита и псковских  купцов,
желающих прибыток свой от этой войны получить, да попытаться нанять  еще
охотников обогатиться на кровавой работе.  Казаков,  например,  донских.
Они как раз только разбоем и живут. Помнится, по законам Донского войска
аж смертная казнь за мирное  хлебопашество  полагалась.  Хотя,  все  это
бояре и сами наверняка знают. А ничего оригинального в голову не шло,  и
потому хозяин просто еще раз наполнил кубки, убрав опустевшую бутыль под
стол.
   - Не желаешь ли ты  сам,  Константин  Алексеевич,  -  поинтересовался
боярин Толбузин, принимая серебряный бокал, - не желаешь ли ты участия в
деле нашем принять?
   - Мне-то какая корысть? - невольно вырвалось у Росина от неожиданного
предложения.
   - Нет тебе в этом деле корысти, Константин Алексеевич,  -  согласился
опричник, откидываясь на спинку креста и грея кубок в больших ладонях. -
Но разве мы корысти одной живем? Земли наши исконные под пятой  немецкой
томятся, схизматики проклятые имя Господа нашего  на  ней  поносят.  Так
неужели ты, боярин русский, сил не  захочешь  приложить,  чтобы  в  лоно
исконное ее вернуть? Не корысти ради, а ради нашей Руси святой?
   Вот и прозвучали те  самые  слова,  которые  должны  прикрывать,  как
дымовая завеса, шкурные интересы кучки бояр.  Однако  не  презрение  они
вызвали в душе Кости Росина, а словно  тронули  туго  натянутую  струну,
звучание которой и отличало всегда истинно русского человека от  Иванов,
родства не  помнящих.  Конечно,  корысть  толкала  Адашевых,  Шуйских  и
Толбузиных на присоединение Лифляндии к остальной Руси, но разве не  она
же погнала в Сибирь казаков Ермака и купцов  Строгановых?  Однако,  взяв
свое, земли эти они навеки к государству российскому прибили.  Разве  не
корысть заставила Гришку Потемкина Крым под руку русскую взять и  твердо
в нем укрепиться?  Однако  по  сей  день  поставленные  им  Севастополь,
Николаев и Херсон символом русской славы остаются, и  флот  Черноморский
по сей день южные моря бороздит. И не смог  Росин  рассмеяться  в  глаза
царскому опричнику, а только зубами скрипнул:
   - Толку с меня? Три тысячи, плюс один.  Хотя,  с  холопами,  может  и
полсотни приведу.
   - Не в полусотне  твой  дело,  Константин  Алексеевич,  -  качнувшись
вперед, перегнулся через стол Андрей  Толбузин  и  понизил  голос.  -  А
сказывал Семен Прокофьевич, что во время набега на епископство Дерптское
вы там сотоварищей своих  повстречали,  кои  один  из  замков  ордынских
захватили и успешно его в руках держат, не смотря на вражду соседскую.
   - Есть такое дело...
   Костя с удовольствием вспомнил улыбчивого Витю Кузнецова. На играх  и
фестивалях он особо не выделялся, но здесь, когда весь фестиваль на Неве
полным  составом  гикнулся  в  шестнадцатый  век,  ситуация  изменилась.
Поначалу клуб "Ливонский крест" прибился к "Шатунам", но  после  захвата
Кронштадта они решили идти в Ливонию, к тем, кого считали  своими.  Увы,
понимания у крестоносцев они не встретили. Больше  того  -  их  едва