.  Он  понял,  что  ни
сегодня, ни завтра, ни послезавтра этой крепости ему не  взять  -  разве
только тупо погнать степняков вперед на каменный завал, или с лестницами
на стены, позволить русским перебить половину, чтобы другая  смогла-таки
прорваться внутрь. Но где найти силу, что сможет заставить нукеров пойти
на такое массовое и бессмысленное самоубийство? Скорее, они поднимут  на
копья своего мурзу.
   Сесть в долгую осаду, заставив их сдаться голодом? Начать подкапывать
угловую площадку? Но через  несколько  дней  почти  наверняка  примчатся
боярские сотни из Оскола, если только они уже не скачут сюда. И тогда им
придется столкнуться с кованой конницей, а не деревянными стенами.
   - Ты меня звал, Алги-мурза? - запыхавшись, подбежал нукер.
   - Где тебя вечно носит, -  поморщился  татарин.  Глубоко  вздохнул  и
приказал:
   - Сворачивай шатер. Мы уходим назад.
 
*** 
 
   - Татары! - тревожно закричал стрелец с угловой башни, оглянувшись на
крепость. Потом поправился:
   - Татарин! - А потом, уже намного тише, поправился еще раз:
   - Татарка!
   Всадница, ведя в поводу еще двух заводных коней, домчалась до  ворот,
которые  ради  одного  возможного   врага   запирать   не   потрудились,
пронеслась, не снижая галопа, до воеводского двора, перекинув ногу через
голову лошади, спрыгнула на землю и заторопилась к дому.
   - Ты куда? - заступил ей дорогу один из стрельцов.
   - Боярыня Батова к воеводе! - грозно прикрикнула татарка, оказавшаяся
выше его на полголовы.
   - Да какая  ты  боярыня?!  -  хмыкнул  стрелец,  перехватывая  бердыш
горизонтально и толкая им гостью. - Пошла прочь отсюда!
   - Да как ты... - Она ухватилась за древко, толкнула вперед, а  потом,
как давеча на  берегу,  откинулась  на  спину  и,  перекинув  по-собачьи
вякнувшего стрельца, оседлала его, придавив древком бердыша горло:
   - Как ты смеешь, смерд! Ты как с боярыней разговариваешь?!
   - Эй, пусти его! Пусти, говорю! -  подбежал  второй  стрелец.  Рубить
так, сразу, бабу, да еще безоружную - рука у него не  поднималась.  Этак
недолго и самому на дыбе оказаться.
   - Боярыня Юлия? Как ты здесь? -  послышался  знакомый  голос  боярина
Храмцова. - И отпусти ты  этого  несчастного,  задушишь.  Степан,  коней
боярыни подбери!
   Юля поднялась, кивнула:
   - Здравствуй, Сергей Михайлович. Воевода мне нужен, срочно.
   - Так он, вроде, у Тайной башни, боярыня, сейчас подойдет.
   - Татары усадьбу нашу обложили, Сергей  Михайлович.  -  Юля  внезапно
ощутила, как к горлу подкатился ком, и отвернулась,  боясь,  что  сейчас
расплачется. - Выручайте, бояре...
   - Это боярыня Юлия, жена боярина Батова,  Варлама  Евдокимовича.  Что
поместье аккурат на Изюмском шляхе получил. Почти год на  дороге  смерти
живет, - услышала Юля за своей спиной. Потом еще, и еще.
   Она несколько раз глубоко вдохнула, успокаивая себя, осушила слезы  и
повернулась.
   Рядом с Храмцовым стояли несколько закованных в кольчуги  и  бахтерцы
бородачей, а со стороны подходили другие воины.
   - Татары у нас, - стараясь говорить спокойно, сообщила Юля. - Усадьбу
мужнину обложили. Выстрелы с утра слышала. Бьется.
   - Знаем мы, - ответил кто-то слева. - Подмогу, вот, собираем.
   - Боярыня Юлия? - наконец-то появился, раз двинув толпу,  воевода.  -
Помилуй Бог, да тебя теперь и вовсе от татарки не отличить!
   - Это не мое, - мотнула головой женщина.  Это  я  в  обозе  татарском
взяла.
   - Тебя что, боярыня, опять в полон взяли? - встревожился Храмцов.
   - Да нет, - поморщилась она. - Просто...  Ну,  разогнала  я  немножко
обоз.
   - Как-как? - заинтересовался воевода.
   - Ну... Ну, в общем, купались мы с кухаркой, когда  татары  налетели.
Что мне теперь, голой ходить?
   - А почему голой, боярыня? - не понял воевода.
   - Ну, купались мы, - вздохнула Юля. - А тут татары налетели. Трое.
   - И?
   - Ну, - она  виновато  пожала  плечами.  -  Пришлось  их  немножко...
Перебить.
   Среди бояр кто-то недоверчиво хмыкнул:
   - А одежда?
   - Так, потом еще  погнались...  Пришлось  переплыть  реку.  А  одежда
осталась.
   - Так, а татары? - развел руками воевода. - Неужели отстали?
   - Я их немножко...
   - Перебила, - не удержавшись, закончил кто-то,  и  бояре  разразились
хохотом.
   - Чего заливаетесь! - прикрикнул Храмцов, хотя и сам не смог сдержать
улыбку. - Вон, у коновязи посмотрите. Три коня татарских  боевых  стоят.
Со всей упряжью. Думаете, боярыня Юлия на дороге их нашла?
   Головы дружно повернулись к дальней стене, потом обратно на  женщину.
Смешки стихли.
   - Сколько же ты их, боярыня?
   - Штук двадцать, наверное.
   - Действительно, немного, - кивнул  воевода,  и  все  опять  залились
хохотом - но на этот раз обидным он не был.
   - Татары у нас, Дмитрий Федорович, - спохватилась Юля. -  Муж  третий
день бьется.
   - Знаю я, боярыня...
   - Так если знаешь, чего здесь сидишь?! - сорвалась на крик женщина.
   - Ты, боярыня, не серчай, - взял ее за плечи воевода.  -  Я  ведь  не
просто сижу. Я для отпора ворогу волость исполчил, людей  собираю.  Дело
сие за один день не делается. Полета бояр уже  пришло  с  людьми  своими
вместе. То две сотни кованой конницы получается. К вечеру еще  не  менее
ста соберется. Потому, боярыня, с Божьей помощью,  завтра  спозаранку  и
выступим.  А  ранее  -  никак  нельзя.  Пусть   держится   твой   Варлам
Евдокимович. Не бросим. А пока пойдем, супруге своей я тебя  представлю.
Покушаешь, отдохнешь. Притомилась, поди, сюда поспешая...
   Ранним  утром,  когда  над  зелеными  корочаевскими  лугами  еще   не
рассеялся  туман,  ворота  крепости  Оскол   медленно   и   торжественно
раскрылись. Оттуда, на широкой рыси, начала колонной  по  двое  вытекать
сверкающая начищенными латами рать - словно  гигантский  стальной  змей,
извиваясь по дороге, двинулся к замеченной  вдалеке  жертве.  Колонтари,
бахтерцы, панцири,  зерцала  иногда  перемежались  стегаными  тегиляями,
сильно походящими на длинные  татарские  халаты.  Замыкали  колонну  две
сотни стрельцов, с бердышами за спинами и пищалями на  крупах  коней.  А
впереди, рядом со спрятавшимся  под  ширококольчатую  байдану  воеводой,
скакала Юля в накинутом поверх легкого  татарского  костюма  храмцовском
бобровом налатнике.
   Тяжелый обоз одолел прошлой осенью дорогу до нового поместья  за  два
дня. Но то тяжелый обоз - а идущая  на  рыси,  да  с  заводными  конями,
кованая рать промчалась по  этому  пути  всего  за  несколько  часов,  к
полудню окружив  усадьбу  живым  щитом.  Бояре,  крестясь,  смотрели  на
полуобгоревший таран, лежащий на боку в канаве, переломанные  и  лежащие
на земле ворота, на груду камней, из-под которой торчали босые  ноги,  и
ворс из стрел, торчащий по верху частокола. Но татары - татары уже ушли.
   По камням вниз запрыгал рыжеволосый бородатый боярин  в  панцире,  но
уже без шелома. Спрыгнула и кинулась навстречу Юля.
   -  Супруги,  -  покачал  головой,  отворачиваясь,  воевода  и  широко
перекрестился. - Велика мудрость государя нашего. И коли отдал он  землю
эту боярам Батовым... Стало быть, жить они тут смогут.
 
Глава 4 
Дети ифрита 
 
   Только  осенью  Александр  Тирц  понял,  насколько  не  доверял   ему
Девлет-Гирей, снаряжая весеннее воинство или выделяя  летом  пять  сотен
для взятия усадьбы. Если в прошлые разы  почти  все  татары,  за  редким
исключением, были одеты в стеганые халаты да меховые  шапки,  то  теперь
бумажный   доспех   казался   редкостной   причудой.    Поверх    ватных
поддоспешников  сверкали  многочисленные  кольчуги,  куяки,  зерцала   и
простые, но  надежные  колонтари.  Пятнадцатитысячный  отряд,  собранный
Мансур-мурзой  и  Мерев-мурзой,  стал  показателем  того,  что  Крымское
ханство действительно способно в любой момент показать врагам свою силу,
дать железный, смертоносный отпор - даже силами всего двух родов.
   - Да, - уверенно кивнул Девлету Менги-нукер, - ты - Московский  царь.
С такой силой можно пробить даже ворота к Богу.
   В начале  августа  вся  эта  лавина  развернулась  в  три  колонны  и
двинулась на север - нести свою волю Обитателям  русских  земель.  Такие
огромные отряды не могли двигаться вблизи друг от друга  -  кони  и  так
сжирали всю траву на своем пути,  уже  начиная  грызться  из-за  каждого
стебля, а колодцы осушались  досуха,  так  и  не  напоив  всех  людей  и
животных. Поэтому основные силы - восьмитысячный отряд под командованием
самого Девлет-Гирея - шли прямо по Изюмскому шляху: через Северный Донец
и вверх по реке Оскол,  левое  крыло,  под  командованием  Мансур-мурзы,
двигалось по Муравскому шляху: вверх до самых истоков Северного Донца, а
оттуда - к крепости Оскол. Кальмиусским шляхом - через степь к Осколу  -
вел трехтысячный отряд Мерев-мурза.
   На этот раз пересечь пересохшую за  лето  трехсот  -  верстную  степь
коннице  помогли  сваленные  на  повозки   мешки   с   зерном,   которое
Девлет-Гирей еще летом заказывал у уходящих  в  османские  провинции  на
Балканах и Кавказе купцов,  потратив  на  это  половину  своей  весенней
добычи. Правда, пыльная,  растрескавшаяся  земля  не  вязла  на  колесах
повозок, а за безводной степью конницу ждали пусть уже  не  зеленые,  но
еще достаточно густые травянистые луга - поэтому три  сотни  верст  пути
орда одолела всего за десять дней, и уже не нуждалась в русском сене так
остро, как несколько месяцев назад.
   К  усадьбе  Батово  Девлет-Гирей  с  неизменно  маячащим   неподалеку
Менги-нукером подошли около полудня, бок о бок  остановились  на  холме,
вглядываясь в прикрытые влажной кровлей стены.
   За  лето  русские  успели  обзавестись   еще   несколькими   пушками,
выглядывающими в низкие амбразуры на угловых  площадках.  Ворота  стояли
новые, обитые железом, да еще с бревенчатым теремом. Простым наскоком  -
тараном в стены или лестницами к частоколу -  ее  уже  не  взять.  Разве
только  трупами  завалить.  А  тратить  несколько  недель  на  осаду   и
правильный штурм? Чего ради?
   Менги-нукера мало интересовали крепости и города -  он  наносил  свой
удар по хлебным полям, бил Россию не в голову, а в живот. Когда настанет
голод, все сдадутся сами. Девлет-Гирей тоже начал  понимать,  что  малая
добыча сейчас обернется большой властью через несколько лет. Сегодняшним
днем - добычей и пленниками - жили только рядовые нукеры. Но на их  долю
тоже хватало крошек от русского пирога.
   - Эй, Юля! - дал  шпоры  коню  русский  и  подскакал  почти  к  самым
воротам. - Юля, ты меня слышишь?! Когда будете сдаваться, скажи, что  ты
моя рабыня! Рабыня Менги-нукера! Тебя отведут ко мне. Поняла?
   По русскому никто не стрелял: этот  безумец  постоянно  словно  искал
смерти, но  она  каждый  раз  брезгливо  отворачивалась  в  сторону.  Он
расхохотался, повернул коня и вернулся к Гирею:
   - Идем дальше?
   - Пошли, - пожал плечами бей, и татарские сотни потекли мимо крепости
дальше на север.
   К вечеру они подошли к Осколу и, полуохватив ее вдоль западных  стен,
остановились  воинским  лагерем,  подняв  шатры  и  назначив  постоянное
охранение. Менги-нукер, сопровождаемый Алги-мурзой,  объехал  деревянные
стены, которые русские  прямо  сейчас  продолжали  поливать  водой.  Два
десятка башен, по шесть пушек в каждой, по три на каждую сторону. Смотря
вдоль стен, они были готовы  мгновенно  смести  все  живое,  что  только
приблизится к стене или соседней башне. Перекрестный  огонь,  избыточная
огневая мощь... Не удивительно, что татарам никогда не  удавалось  брать
русские города.
   Крепость Оскол стояла как раз на перекрестке трех  основных  проезжих
дорог, по которым ходили на Русь крымские  орды,  закрывая  путь  к  уже
обжитым русскими переселенцами землям. Она намертво отрезала  дорогу  на
север небольшим степным отрядам, так и норовящим  выскочить  из  широких
просторов к какой-нибудь деревеньке, схватить, что плохо лежит,  поймать
зазевавшихся  девок,  да  и  удрать  назад,  пока   соседи   не   успели
спохватиться.  Теперь  наперехват  этим  шайкам   из-за   крепких   стен
выкатывалась  непобедимая  кованая   конница,   бесследно   стаптывающая
стервятников в дорожную пыль. И даже если кому и  удавалось  просочиться
дальше тайными тропами - вывезти награбленное по тропкам они не могли, а
выехать на ведущую мимо крепости дорогу для них означало  одно:  быстрый
праведный суд по государеву судебнику и  гуманная  виселица  на  высокой
стене.
   Увы, остановить  многотысячные  орды  не  очень  большой  гарнизон  и
несущие круговую службу десяток исполченных бояр со своими смердами  или
сыновьями не могли. Правда, и здесь крепость играла немалую роль,  пряча
от многочисленных разбойников в своем широком дворе окрестное  население
с их скарбом и скотом. А брошенный дом да поля - что им? Их на  себе  не
унесешь. Да и просто попортить -  тоже  потрудиться  надо.  А  трудиться
татары не любят.
   Встав напротив крепости с трехтысячным отрядом и распустив  остальные
тысячи на промысел, Девлет-Гирей надежно запер гарнизон, дабы русские не
попытались  помешать  разбою,  дождался  подхода  ногайцев,  двигавшихся
другими путями, после чего объединенное войско тронулось дальше и спустя
два дня плотно обложило Елец с почти  тысячным  гарнизоном.  Пока  треть
орды грозно стояла под стенами,  временами  предлагая  русским  сдаться,
временами дразня их издевательствами  над  уже  пойманными  полонянками,
остальные десять тысяч продолжали двигаться вперед, пока не ударились  в
высокие каменные стены Тулы и, подобно струе воды, не  расплескались  по
сторонам, начав скатываться обратно на юг.
   Многотысячные отряды конницы никак не  могли  подкрасться  к  русским
рубежам  незамеченными  -  а  потому  неслись  по   деревням   вестники,
поднимались тревожные дымы. Смерды и  бояре  забирали  самое  ценное  из
своего имущества с собой, все остальное пряча в  тайники,  и  уходили  к
ближайшей крепости, либо прятались в глухие речные дебри,  в  только  им
известные  схроны,  либо,  надеясь  на  прочность  стен  своей  усадьбы,
принимали  к  себе  крепостных   и   соседей,   вынимали   из   кладовок
заготовленные впрок пучки стрел, а  у  кого  были  -  заряжали  пушки  и
пищали.
   Но ногайцы тоже являлись опытными и умелыми грабителями.  Врываясь  в
опустевшие деревни, они тщательно обнюхивали все щели,  искали  места  с
рыхлой  землей,  поднимали  доски  полов.  Потом  уходили  десятками   и
полусотнями по  ныряющим  в  лесные  чащи  тропинкам.  У  татар  хватало
времени:  запертые  по  крепостям  гарнизоны  ничем  не   могли   помочь
обитателям глубинки - да и  близких  селений  тоже.  Иногда  разбойникам
удавалось найти тайники и выследить схроны, иногда сами жители,  высидев
неделю-другую в чаще, выбирались оттуда в надежде, что враги ушли,  -  и
их  захлестывали  двигавшиеся  с  севера  степняки.  А  там,  где  людям
удавалось отсидеться в безопасности - земледельцы едва не плакали, видя,
как на корню осыпается выращенный с таким трудом хлеб.
   Разумеется, сам бей Девлет-Гирей руки простукиванием полов не марал -
он знал, что получит свою долю добычи, и был совершенно спокоен,  следуя
во главе  двух  сотен  верных  телохранителей  следом  за  чертыхающимся
Менги-нукером.
   А  Тирц,   предусмотрительно   не   приближаясь   к   засекам   ближе
полукилометра, внимательно вглядывался в московский оборонительный  вал.
Теперь он понимал, почему Девлет-Гирею пару лет назад не удалось  пройти
дальше Тулы, почему набеги крымских татар,  в  основном,  ограничивались
порубежными землями, Великим Литовским княжеством и Польшей иже с ним.
   Засечная черта тянулась от Тулы в обе стороны  на  сотни  километров,
местами представляя из себя земляную  стену  пяти-шестиметровой  высоты,
ощетинившуюся  множеством  торчащих  наружу  остро  отточенных   кольев,
протиснуться между которыми было трудно даже пешему, а уж для конных она
казалась и вовсе неодолимой.
   Правда, если говорить о "пеших" - следовало помянуть и о том, что  по
ту сторону маячили стрелецкие бердыши. А  значит,  "протискиваться"  так
просто противнику бы не дали. Точно так же, как не дали  бы  и  пытаться
прорубить в стене проход - снести колья топорами, а потом срыть  верхнюю
часть вала, скидывая землю к подножию, чтобы  смогла  пройти  конница  и
обозы.
   - Да уж, это почище Великой Китайской Стены будет...
   - Что ты говоришь, Менги-нукер? - подъехал ближе бей.
   - Нехило русские постарались. Можно подумать, от Змея-Горыныча огород
собрались защищать.
   - Купцы рассказывают, - добавил Гирей, - эта  стена  не  одна.  Через
полста верст стоит еще, точно такая же. Земляная  в  поле  и  завалы  из
деревьев поперек лесов. Нигде, кроме как через ворота Тулы, ни  конному,
ни с повозкой не проехать. И крепостицы небольшие стоят, со стрельцами.
   - Само собой, - кивнул русский. - Гарнизоны для обороны  укрепрайона.
Едрит твою мать! - Он саданул ни в чем не  повинную  лошадь  кулаком  по
лопатке. Та испуганно заржала и попятилась на несколько  шагов  вбок.  -
Если мы не растопчем посевы там, за стеной, -  указал  на  засечный  вал
Менги-нукер, - все наши старания здесь, по эту сторону - кошкины  слезы.
Мы просто вычистим в очередной раз Дикое поле, а Россия останется жить в
прежних пределах! Нам нужно  туда,  в  самую  мякоть.  К  Мурому,  Туле,
Владимиру, Звенигороду. К самой Москве, в конце концов!
   - Ты мог бы, - осторожно намекнул Гирей, -  ты  мог  бы  попросить  у
великого султана пушки...
   На  Девлета  произвело  огромное  впечатление  то,  как  на  Балканах
османская артиллерия  стирала  с  лица  земли  казавшиеся  неприступными
мадьярские и словацкие замки и башни городов. Он надолго запомнил, в чем
основа могущества султана, и теперь веровал  в  пушки,  как  европейские
рыцари - в свои тяжелые мечи.
   - Тут не пушки нужны, тут установка "Град", и не одна потребуется.  И
пара дивизионов гаубиц. Плюс пара часов огневой подготовки перед атакой.
Тогда, может, проходы для конницы и появятся, а стрельцы  разбегутся.  А
пушечные ядра... - Менги-нукер покачал головой.  -  Сам  подумай:  пушки
подводить  на  расстояние  выстрела  понадобится,  плюс  несколько  дней
стрельбы, чтобы выбить колья и срыть часть вала. За это время даже тупой
русский воевода сообразит, в каком  месте  намечается  прорыв,  подведет
свою артиллерию и резервы и  устроит  прорывающимся  через  вал  нукерам
хорошую кровавую баню. С таким же успехом можно  штурмовать  саму  Тулу.
Там хоть подъезды удобные.
   - А если ломать засеку не в одном месте, а в нескольких?
   - Ты правильно мыслишь, хан, - усмехнулся Русский. - Но  если  султан
даст тебе столько пушек, тебе наверняка захочется  править  не  в  дикой
немытой России, а в Стамбульском дворце.
   - Тогда что делать?
   - Не знаю... - задумчиво прикусил  губу  султанский  посланец.  -  Не
знаю.
   Они поворотили коней и направились назад, к Ельцу.
   На  дорогах  то  и  дело  попадались  распухшие  от  жары   мертвецы,
полуразделанные  лошадиные  туши,  сломанные  возки,  валялись  какие-то
тряпки, потерянные миски, ложки,  деревянные  вилы.  Татарские  разъезды
умело вычищали  землю,  попавшуюся  на  несколько  дней  им  во  власть.
Десяткам тысяч загнанных в леса и города  людей  и  в  голову  не  могло
прийти, что свалившаяся на их головы беда, что нукеры на улицах деревень
и всех проезжих дорогах - это  всего  лишь  второстепенное  воздействие,
случайное дополнение к главному: к желанию ближнего советника  Гирей-бея
своими глазами взглянуть на Засечную черту.
   Три дня пути к Ельцу  Менги-нукер  молчал,  бессмысленно  уставясь  в
переднюю луку седла и забывая трогать поводья, чтобы повернуть лошадь  в
ту  или  иную  сторону.  Временами  он  начинал  тихо  ругаться,  иногда
отрицательно мотал головой. Похоже, никаких умных мыслей  в  его  голову
пока не приходило.
   В лагере возвращение бея встретили с  радостью.  За  минувшую  неделю
почти пятнадцатитысячный таб