ное  железо  смогло
неплохо защитить воинов даже от бесовских когтей.
   - Руби, их, руби! - столкновений с мечами и саблями крылатые кошки не
выдерживали: они разваливались на куски, в их телах открывались  широкие
влажные  раны,  перепончатые  крылья  рвались  в  клочья.  На  несколько
мгновений воздух расчистился, и одноклубники, привыкшие больше  доверять
огнестрельному оружию, торопливо запалили фитили.
   - Алексей, что с тобой? - Росин подбежал к  вырвавшемуся  из  объятий
липы товарищу.
   - Нога... - чуть не плача, ответил тот.
   Костя присел, чертыхнулся, увидев висящую на ноге змею, выхватил нож
   - Я пробовал... Головы новые отрастают.
   - Сейчас... - Росин взялся сперва за голову: всунул нож  под  верхнюю
челюсть, повернул, выдавливая зубы  из  раны,  кинул  голову  на  землю,
придавил ее ногой, и тут обратил внимание на тихий зловещий  шорох:  это
расползались в стороны из травы уже из ничтоженные было кошки. На  телах
некоторых из них еще сохранялись  следы  ран,  но  большинство  казалось
совершенно  целыми!  Крылатые  кошки  торопливо  забирались  по  стволам
обратно в кроны.
   - Что там, Костя?! - окликнул его Картышев.
   - Сейчас... - гадюку Росин ухватил за хвост, потянул, отрывая тело от
земли, и только после этого повернул  подсунутый  под  зубы  нож.  Змея,
судорожно дергаясь из стороны  в  сторону,  закачалась  головой  вниз  и
Костя,  раскрутив  ее  над  головой,  зашвырнул  далеко  в  лес.   Почти
одновременно в кронах снова возник гул.
   - Берегись! - Костя, не успев достать  другого  оружия,  вскинул  над
головой  нож,  который  тут  же  вошел  на   всю   длину   в   пятнистую
бело-рыже-черную кошку,  но  та  в  ответ  вцепилась  зубами  и  когтями
передних лап в руку, а задними принялась старательно драть рукав  рубахи
и кожу под ней. Кровь заструилась ощутимым ручейком, затекая подмышку.
   - Ах ты... - Росин свободной рукой сжал кошке горло, но  та  на  явно
смертельную хватку не отреагировала никак, продолжая жадно  пережевывать
руку. Он ухватил ее сверху за голову, сжал челюсти  с  боков,  раздвигая
их, а потом резко развернул голову  на  сто  восемьдесят  градусов...  А
потом еще и еще. Голова крутилась, словно  была  закреплена  на  шаровой
опоре, и временами резко дергалась, пытаясь уколоть  его  короткими,  но
острыми рожками.
   - На землю положи!
   Костя присел, опуская кошку к земле, и Алексей  несколькими  сильными
ударами приклада размазал ее в бесформенную кучу.
   Грохнул выстрел, потом еще и еще. Росин повернул  голову,  и  увидел,
как воздухе кружатся клочья  шерсти,  обрывки  крыльев.  Еще  выстрел  -
горсть крупнокалиберного жребия попала точно в цель,  и  летающую  кошку
разорвало, словно это было не  живое  существо,  а  снаряд  праздничного
салюта. Хотя... Костя посмотрел вниз,  на  отползающий  в  сторону  липы
бесформенный комок шерсти. Живое ли это существо?
   - Дракон!
   Это было уже слишком: по тропе, с которой они свернули на  эту  самую
поляну, двигалась огромная шестилапая тварь, с восемью красными  глазами
по сторонам от огромных челюстей, полностью  заменяющих  ей  голову.  По
темно-бурой спине тянулись ровные ряды шипов, больше похожих  на  акульи
зубы.
   Люди попятились к краю поляны - и по  спинам  их  тут  же  захлестали
ветви деревьев. Сквозь доспехи их удары почти не ощущались - но вот  то,
что ветви пытались выхлестнуть глаза, заставило всех выскочить назад  на
траву.
   Приближающееся чудовище зарычало и смрадно дохнуло пламенем.
   - Господи, ежы и-и-си, да  приблизится  царствие  твое,  да  пребудет
милость твоя... - боярин Батов, держа перед  собой  в  далеко  вытянутых
дрожащих руках нательных крест,  читал  молитву,  путая  слова  и  целые
фразы.
   Росин, больше доверяя тяжелому свинцу, наконец-то схватился за огниво
и запалил фитиль мушкетона.
   - Отче наш, Иже еси на небесах! - голос боярина  зазвучал  уже  более
уверенно. - Да святится имяТвое, да приидет Царствие Твое, да будет воля
Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный  даждь  нам  днесь,  и
остави нал долги наша, якоже и мы...
   Костя  поднял  оружие  и  с  изумлением  понял,  что  дракон  тает  -
становится полупрозрачным, местами обрывочным.
   - Морок!
   Под ногами с тихими смешками раскатились  в  стороны  серые  и  бурые
комочки, а в воздухе опять зашелестели крылья - на них ринулись  летучие
мыши. Впрочем, после котов они  показались  совершенно  нестрашными,  не
смотря  на  всяческое  желание  куснуть  маленьким  ртом  или  царапнуть
лапками. Люди просто отмахивались от них, с ужасом взирая на  окружающие
деревья, неожиданно оказавшиеся смертными врагами.  И  прислушивались  к
тихому шелесту, с которым забирались обратно в  кроны  воскресшие  снова
крылатые коты.
   - Сюда, дети мои, идите за мной, - показался  на  краю  поляны  лысый
монах с одутловатым лицом. - Торопитесь, пока не пришла ночь.
   Монах повернулся и неспешным шагом двинулся в самую чащу - и ни  одно
дерево его не тронуло. Люди рванулись следом - ни одна веточка, ни  один
листок не шелохнулся.  Воины  вздохнули  с  облегчением,  вытягиваясь  в
цепочку за новым проводником.
   Вскоре чаща стала редеть, деревьев вокруг становилось  все  меньше  и
меньше, что, с учетом последних событий, казалось благом, не  смотря  на
то, что вокруг стали проглядывать  черные  бездонные  окна,  поджидающие
беспечные жертвы, а под ногами непрерывным ковром стелилась  тонколистая
болотная осока.
   - Святой отец, - окликнул проводника Прослав. - А куда мы  идем?  Нам
бы к северу повернуть...
   Монах никак не отреагировал,  продолжая  уверенно  шагать  по  широко
раскинувшейся топи.
   - Святой отец! Монах ускорил шаг.
   - Ангеле Божий, хранителю мой святый, на соблюдение  мне  от  Бога  с
небес  данный,  -  забормотал  Батовский  смерд,  тихонько  осенив  себя
крестом. - Прилежно молю тя: ты мя днесь  просвети,  и  от  всякого  зла
сохрани, ко благому деянию настави, и на путь спасения направи. Аминь...
- и Прослав перекрестил спину идущего впереди монаха.
   Тот внезапно  рассыпался  в  комок  тины,  потом  медленно  вырос  до
прежнего вида, но уже лицом к смерду и гневно прокричал:
   - Что бы у тебя рука отсохла, сын мой!
   Под мужиком разверзлась хлябь, и он провалился сразу по грудь.
   -  Это  болотник!  -  заорал  Прослав,  в  отчаянии  лупя  руками  по
разлетающейся в стороны ряске. - Не монах, болотник!
   Росин моментально вскинул мушкетон и нажал на спуск. Грохнул выстрел,
заряд картечи вырвал у монаха половину бока, обнажив состоящее из тины и
водорослей нутро.
   - Да  пропадите  вы  пропадом,  -  сплюнул  серым  лягушонком  монах,
раскинул руки в стороны и упал на спину, расплескав в  стороны  холодную
воду, и моментально в ней утонув.
   Одновременно люди почувствовали, как опора под ногами исчезла, и  они
стали проваливаться в  рыхлый  влажный  торф,  моментально  с  жадностью
облепивший подаренную нечистью добычу.
   - А-а! - теперь уже от предсмертного ужаса кричали почти все.
   В воздухе опять зашелестели  крылья,  крылатые  кошки  и  мыши  опять
накинулись на практически беззащитных воинов, кусая их за носы  и  щеки,
раздирая когтями руки.  И  одновременно  с  этим  нечто  странное  стало
происходить снизу, в глубине.
   Костя  Росин  ощутил,  как  по  бултыхающимся  в  вязкой  жиже  ногам
пробежало нечто колкое, их развели в стороны, остановили,  потом  чьи-то
зубы впились в бедро.
   Он взвыл, задергался - в этот миг тонкая травяная пленка раздвинулась
и снизу появилась очаровательная девичья  головка  с  большими  зелеными
глазами и длинными волосами, неотличимыми от стелящейся вокруг травы.
   - Какой милый, - хихикнула девушка, взметнула из  черной  жижи  руки,
схватила Костю за уши, подтянула  к  себе  и  крепко  поцеловала.  Потом
ухнулась вниз, и Росин ощутил острую,  непереносимую  боль  в  паху.  Он
рванулся вверх и вперед, молотя руками, как трепещущий на ветру  флажок,
и каким-то чудом смог выползти на поверхность.
   Сверху тут же спикировала крылатая кошка, чиркнул когтями по щекам  и
снова взмыв в высоту. Опять спикировала  -  Костя  почувствовал  сильный
рывок под подбородок, и сзади в волосах тут же кто-то  запутался.  Росин
схватился  за  голову,  вырвал  какое-то  маленькое  мохнатое   существо
зеленого цвета, в ярости  отшвырнул  его  далеко  в  сторону,  запоздало
поняв, что с него сорвали шлем.
   - Ты забыл, милый... - на этот раз боль пришла от ягодиц.
   Росин обернулся, и обнаружил, что высовывающаяся  до  пояса  из  воды
девушка держит в руках мушкетон и пытается уколоть его штыком  еще  раз.
Он выхватил меч - и тут же получил сильнейший удар в лицо,  от  которого
опрокинулся на спину.
   - Плохо ведете себя, дети мои! - монах ходил между  воинами  и  лупил
всех узловатым посохом куда не попадя. Сверху падали кошки и мыши, снизу
носились какие-то мелкие разноцветные твари, то  тут,  то  там  из  воды
выпрыгивали обнаженные девушки, кого-то кусая, кого-то целуя, в  кого-то
тыкая потерянным оружием. Все это можно было бы принять за дурной сон  -
если бы не боль между ног, не текущая на глаза кровь, не холод от мокрой
одежды.
   Сзади кто-то маленький влез под подол рубахи и  пополз  вдоль  спины,
сдирая с нее кожу.  Росин  взвыл,  закатался  с  боку  на  бок,  пытаясь
раздавить нового врага, но ничего на получалось, да вдобавок  болотница,
весело хихикая, продолжала подкалывать его штыком. Он  вскочил,  отбежал
на несколько шагов и принялся со всей силы плашмя лупить себя  мечом  по
спине. И тут вдруг возникло такое ощущение, словно он  вогнал  себе  под
ребра раскаленный костыль. Костя захрипел, упал на колени -  и  из  тины
тут же вынырнула все та же девица:
   - Ты ко мне, мой милый? - она снова ухватила его за волосы  и  сладко
поцеловала, просунув в распахнутый от боли  рот  свой  длинный,  мерзлый
язык и обмахнув им ротовую  полость.  Рот  мгновенно  наполнился  чем-то
липким и волокнистым,  его  не  удавалось  ни  закрыть,  ни  продохнуть.
Теперь, давясь до тошноты и задыхаясь, Росин забыл и про меч, и про боль
в спине, и про падающих сверху кошек. Схватившись за горло, он  привстал
и, полусогнувшись, кинулся бежать, не  разбирая  дороги,  сопровождаемый
пинками и уколами. Далеко не сразу он сообразил, что дрянь изо рта можно
просто вынуть, остановился и принялся выгребать  сочную,  зеленую  тину,
пропитавшуюся его слюной и ставшую вязкой и слизистой.
   - Как ты мог, милый? - внезапно  вырвалась  из-под  ног  болотница  и
снова его поцеловала.
   Он попытался снова вырвать изо рта тину, не слыша задорного  детского
смеха кружащихся вокруг девушек, но едва ему удалось сделать вдох, как к
губам опять прижались бесцветные холодные губы,  а  во  рту  зашевелился
чужой язык.
   Костя, тряся головой и  ковыряясь  пальцами  во  рту  снова  бросился
бежать - бежать, бежать, бежать, не разбирая дороги и не глядя под ноги.
Он даже не понимал, что ступает на подернутые  ряской  лужи,  пересекает
топкие окна, проносится по скрывающей  ямы  тонкой  траве  -  никуда  не
проваливаясь и не замачивая  ног.  Краешком  сознания  он  осознал,  что
впереди тянется темная полоска леса: места, где болотных тварей  нет,  и
быть не может, и Росин со всех ног мчался туда, пока со  всего  хода  не
врезался головой в толстый ствол низкорослого кряжистого дуба. От  удара
он отшатнулся на несколько шагов и рухнул на землю.
   - Ух-ху! - неожиданно гыкнул дуб. - Чужак!
   - Чужак, чужак! - поддакнули окружающие деревья и принялись  хлестать
человека ветвями. Росин попытался прикрыть лицо руками, но  дуб  вытянут
из земли толстый, похожий на бычий  кнут  корень  и  с  громким  щелчком
ударил гостя так, что удар пробил и  доспех,  и  поддоспешник,  и  остро
отдался в груди. Второй удар обрушился на ноги, и Косте показалось,  что
они  переломаны,  раздроблены,  перестали  существовать.   Корень   стал
подниматься  для  нового  удара,  и  человек,  загребая  землю   руками,
попытался отползти в сторону. К его удивлению, Росину удалось  подняться
сперва на четвереньки, потом и на ноги. Он отбежал в сторону, но  и  тут
деревья, угрожающе покачиваясь, начали приговаривать:
   - Чужак, чужак, чужак, - и тянуть из земли свои корни.
   Подгоняемый непрерывными ударами, Костя бежал, падая и  вставая,  всю
ночь, и день, и еще  ночь,  пока  неожиданно  не  оказался  на  открытом
пространстве - и бесконечная пытка не оборвалась. Его разум оказался еще
способен испытать нечто, похожее на удивление - и он удивился тому,  что
на поляне собрался почти целиком весь отряд  ушедших  в  набег  витязей,
выглядящих так, словно их пропустили через мясорубку. Удивился тому, что
стоящий на краю  поляны  замок  ему  странным  образом  знаком.  Но  тут
последние силы в истерзанном теле  иссякли,  и  он  рухнул  среди  своих
друзей лицом вниз.
 
*** 
 
   В общем-то, зрелище того, как окровавленные русские храбрецы сами  со
всех ног выскакивают из леса и  падают  оземь  у  его  замка  дерптскому
епископу понравилось. Поначалу они выскакивали по одному, потом по двое,
затем  непрерывной  чередой.  Однако  вскоре  поток  начал  иссякать,  и
правитель понял, что прибежали все.
   Он спустился вниз, позвав с собой как раз вернувшегося от  Сапиместки
Флора, вышел из замка. Анчутки в это время подносили и скидывали у ворот
вооружение налетчиков, и священник  с  усмешкой  услышал  как  охнул  за
спиной его главный телохранитель. Однако Флор был достаточно храбр, да и
навидался на службе всякого, а потому в бега  не  ударился,  всего  лишь
спрятавшись за спину господина и мелко крестясь.
   Правитель прошел вдоль тяжело дышащих, изможденных  людей,  и  понял,
что триумф его безнадежно испорчен  -  побежденные  находились  в  таком
состоянии,  что  просто  не  осознавали  своего  ничтожества  и   своего
поражения. Убей их - только обрадуются,  поскольку  смерть  принесет  им
долгожданный отдых.
   Пытай - они слишком истерзаны, чтобы лишняя боль вызвала  достаточный
в качестве наказания страх. Он нашел  певунью  в  разодранном  в  клочья
платье, поднял за плечи, жалостливо покачал головой:
   - Эк тебя... Ладно, сейчас станет легче.
   - Мой господин,  -  узнав  епископа,  прошептала  Инга  и  облегченно
улыбнулась. - Вы нашли меня...
   - Флор! - щелкнул пальцами правитель. - Согрейте кадку  воды,  и  мою
постель, приготовьте чистые тряпицы. Затопите в малом зале  камин.  Всех
остальных - в подвал. Оружие соберите, да отдельно  бросьте.  Посмотреть
хочу, чем воевали вороги.
   - Всех вместе согнать, господин епископ? Али баб... - Флор откровенно
ухмыльнулся. - Али баб отдельно?
   - Баб? - правитель еще  раз  окинул  взглядом  лежащих  пленников,  и
увидел только одну. - Девку  ко  мне  в  подвал.  На  Андреевский  крест
привязать.
   - Слушаюсь, господин епископ.
   Встреча со своим повелителем придала Инге немного сил, и  она  смогла
дойти до малого зала  своими  ногами,  лишь  немного  опираясь  на  руку
священника. Однако, стоило ее телу погрузиться в теплую воду  кадки  для
купания, как глаза тут же сомкнулись, и она заснула.
   Дерптский  епископ  приказал  позвать  замковых  прачек,  и   они   с
предельной  осторожностью  отмыли  девушку  от  крови,  замыли  раны   и
кровоподтеки и перенесли ее в постель. Стало ясно, что  ни  сегодня,  ни
завтра она не сможет ни петь, ни даже ходить. Прочие пленники находились
в не лучшем состоянии, и о допросах или развлечениях с ними на ближайшие
дни стоило забыть.
   Да и какие  тут  могут  быть  развлечения  с  пленниками?  Ни  ямы  с
крокодилами нет, ни цепных тигров. Ни даже камеры со змеями,  в  которых
обреченные часами скребут ногтями стенку, стремясь забраться  повыше  от
ядовитых тварей, или сутками стоят на одной ноге в окружении гибких тел,
боясь на кого-нибудь наступить.
   Впрочем,  бывают  и  более   утонченные   способы   времяпровождения.
Например, беседовать с посаженным  на  кол  раджой  о  красоте  весенних
цветов, обещая за каждый неучтивый ответ сажать рядом на колышек по  его
ребенку. Или расспрашивать у раздавливаемого камнями,  что  он  видит  и
чувствует, вступая в царство мертвых. Благодаря этим тщательным  научным
изысканиям его монахами даже была написана великая -  можно  не  бояться
этого слова - "Книга Мертвых".  А  смерть  многих  обреченных  оказалась
далеко  не  напрасной,  послужив  средством   постижения   неизвестного,
подвигнув развитие науки. Интересно, уцелела  ли  она,  эта  книга?  Или
смыта беспощадными потоками времени?
   Дерптский   епископ   вздохнул:    приключение,    начавшееся,    как
неприятность, продолжившееся напряженным преследованием и  закончившееся
безусловной победой, осталось позади. Давненько  он  так  не  взбадривал
свою кровь! Разве войну начать?  Но  война  -  это  совсем  другое.  Это
большие армии, неожиданные удары, крупные сражения, где  можно  потерять
свое тело. Нет, с маленьким приключением, охотой на отрядик, неспособный
дотянуться до него через головы  сотен  воинов,  подобную  опасность  не
сравнить. Вот разве просто охоту организовать...
   Но пока в распоряжении правителя имелись  только  вино  и  вытянувшая
вдоль подноса грустную мордочку, целиком запеченная лань.
 
Глава 2 
Ниточка 
 
   - Все-таки, ты диво, как хороша, Инга, - с  улыбкой  покачал  головой
епископ, и привлек ее к  себе,  посадив  на  колени.  Провел  костяшками
полусогнутых пальцев по виску, поправляя  локон,  поморщился,  обнаружив
там все еще не заросшую ссадину.
   - Что? - моментально почувствовала перемену его настроения певица.  -
Что там?
   - Ничего, - он прикоснулся губами к  ее  виску,  потом  глазу,  щеке,
прильнул к губам. - Ты удивительно прекрасна, Инга.
   - Мой господин, - немного отодвинулась  она  и  облизнула  пересохшие
губы. - Мой господин, вы не станете казнить моих  друзей?  Они  ведь  не
знали, что я нахожусь здесь  добровольно.  Они  хотели  спасти  меня  из
плена.
   - Казнить? -  пожал  плечами  священник.  -  Хорошо,  если  ты  этого
просишь, то не стану. Их можно продать туркам или французам  в  рабство,
можно оставить сидеть в подвале, можно отдать на суд Ордену.
   - А отпустить нельзя?
   - Отпустить? - дерптский епископ рассмеялся. - После  того,  как  они
разграбили замок и убили многих моих кшатриев?  Если  их  отпустить,  то
увидев безнаказанность твоих друзей, это захочется  сделать  кому-нибудь
еще. Должно пройти хотя бы несколько лет, прежде чем смертные забудут их
преступление.
   - Несколько лет, - вздохнула девушка. - Как долго...
   Хозяин замка, глядя на нее,  тоже  покачал  головой:  какая  чудесная
игрушка! Какой голос, какая красота... Такие рождаются раз в тысячу лет.
Что станет с ней через полтора месяца, когда по договору  его  право  на
это тело истечет, и он на два года  снова  станет  покорным  рабом?  Что
станет  с  обитателями  подвала  или   пыточной   камеры   он   примерно
представлял. Но что станет с ней?
   - Спой мне, Инга, - попросил он.
   - Спою, - она поднялась, скинула с плеч платок и закружилась в танце:

   Гаснет в зале свет и снова
   Я смотрю на сцену отрешенно
   Рук волшебный всплеск - и снова
   Замер целый мир заворожено
   Вы так высоко парите,
   Здесь, внизу меня не замечая
   Но я к вам пришла, простите,
   Потому, что только вас люблю...
 
   Под чудесные слова еще не родившегося  Резника  она  плыла  по  залу,
гибкими пальцами распуская  шнуровку  корсажа,  позволяя  падать  пышным
юбкам и раскрываться лифам. Когда последний  куплет  угас,  она  замерла
перед креслом, обнаженная и смущенная:
   - Я все еще некрасивая, да? В синяках и ссадинах?
   Против этого смущения и самоотдачи было трудно устоять,  и  священник
поднялся с кресла, расстегивая крючки колета, а  потом  обнял  сказочную
певунью и опустил ее на густую медвежью шкуру.
   Она оказалась так счастлива его вниманию и близости, что на этот  раз
он совершенно забыл о своем у