веснушчатый русский в окровавленной рубахе.
   - Смотрите, татарин, -  хмыкнул  русский,  потом  содрал  ему  шапку,
запустил в волосы пятерню,  больно  выворачивая  голову  и,  не  обращая
внимания на несвязные требования раненого, споро перерезал ему горло.
 
*** 
 
   Грохнул залп пищалей - и сразу словно порыв ветра смахнул два десятка
нукеров  с  глиняной  кучи,  сваленной  перед  стеной  и   отрезал   уже
прорвавшихся внутрь воинов от всех остальных.
   Менги-нукер поморщился - русские успели перезарядить пищали.  Значит,
нескольким татарам не повезло. Ничего не поделаешь, за победу приходится
платить.  Но  сейчас  на  стену  выхлестнет  новая  волна...  Залп  -  и
взбежавших на мертвого голема атакующих снова снес свинцовый ветер. Едва
вперед сунулись свежие силы - как по ним хлестнуло новым залпом.
   - Этого не может быть!
   Русские стреляли с такой частотой, словно  у  них  в  руках  были  не
пищали, а помповые ружья с  полными  магазинами.  Сбив  тех,  кто  успел
забраться на голема, они начали стрелять по тем, кто только еще подбегал
к  нему,  потом  по  тем,  кто  находился  на  подходе.  Нукеры   начали
разбегаться, не дожидаясь, пока смертоносный ливень ударит по ним. Атака
захлебнулась.
   - Юля, - захрипел Тирц и в бессильной ярости забил кулаками по ковру.
- Юлька, зараза! Это она что-то придумала. Она, стерва!
   Он поднялся на ноги и, покачиваясь от слабости, пошел вниз.
   - Ифрит! Ты куда, ифрит?! - испуганно побежала за ним шаманка,  но  в
сотне шагов от крепости остановилась. Ей совсем не улыбалось попасть под
пушечный залп.
   - Юля! - закричал Тирц. - Юля, ты меня слышишь?! Юля!
   Спустя некоторое время  в  проходе  показалась  женщина  в  свободных
татарских шароварах, прихваченных у  колена  тонким  ремешком  и  черной
шелковой рубашке навыпуск, с вышитым на плече драконом.
   - Это ты, Саша? - Да, я.
   - Но как ты оказался... Среди них? - развела Юля руками, указывая  на
сгрудившихся на безопасном расстоянии татар.
   - Как будто ты не  понимаешь.  Я  хочу  превратить  грязную,  вонючую
Россию,  страну  уродов,  алкашей  и  воров   в   приличное,   ухоженное
государство. С ровными дорогами, опрятными домами...
   - Это что, татары превратят ее в  правильную  державу?  -  недоуменно
скривилась Юля. -  Да  они  кроме  как  чужого  разграбить,  да  на  шею
кому-нибудь сесть ничего не умеют! Ворье и бандиты!
   - Я знаю, - кивнул Тирц, подойдя на пару шагов. - Но  ты  посмотри  в
будущее. Неужели ты  не  понимаешь,  что  мы  получили  уникальный  шанс
изменить все на века вперед?  Татары  -  это  просто  стая  разбойников,
которые не умеют ничего, кроме как грабить. Когда мы разгромим Россию  и
оснуем в ней  новое  ханство,  грабить  им  будет  некого,  и  они  сами
передохдут от голода. Потом на эти  пустующие  земли  из  Европы  придут
цивилизованные люди, построят здесь новые, правильные страны  и  города,
разовьют демократические государства, и  к  двадцатому  веку  здесь  все
станет как в Германии или Англии.
   - Ты забыл про своих татар. Новому ханству потребуются  рабы,  и  они
разорят Европу, прежде чем та мяукнуть успеет.
   - Европа не дастся!
   - Слушай, ты, козел, - оперлась на покосившейся тын женщина.  -  Если
даже Русь потратила  несколько  веков,  чтобы  осадить  эту  разбойничью
заразу, то твоя лощеная Европа и пары лет  не  продержится.  Ты  помнишь
хоть один случай в нашей истории, чтобы Европа спасла Россию?  Нет.  Это
они всегда на нашей шее из говна выезжали.
   - Это неважно, - мотнул головой Тирц. - Но ты вспомни, как будут жить
они, и как мы? Сейчас у нас есть шанс изменить будущее! Стать такими же,
как все европейцы.
   - Уничтожить Русь только для того, чтобы здесь  поселились  такие  же
недоумки, как ты? Ты хоть понимаешь, Саша, что ты не  просто  предатель?
Ты выродок, ты проклятый Богом выблядок, от которого  даже  мать  родная
откажется.
   - Заткнись, Юля,  -  повысил  голос  Тирц.  -  Я  нормальный,  хорошо
образованный, европейски мыслящий человек. Я хочу сделать так,  чтобы  в
будущем здесь жилось хорошо.
   - Ты тварь без роду и  племени,  Саша,  -  покачала  головой  Юля.  -
Неужели ты думаешь, что я должна уничтожить себя,  своих  детей,  семью,
своих друзей и  знакомых  только  потому,  что  тебе  нравятся  красивые
рекламные открытки?
   - Согласись, Юленька, - только улыбнулся в ответ Тирц. - Если  убрать
с этой земли всех русских, то жить на ней станет намного проще и легче.
   - Русь существует уже три тысячи лет, выродок. Она существует на этой
земле, существовала всегда и будет существовать потому, что мы, русские,
именно такие, как мы есть. И меняться в угоду любым уродам не станем.
   - Станете, - пообещал Тирц. - Потому, что я уничтожу Россию. Уничтожу
всю, не оставив от нее  ни  прошлого,  ни  языка,  ни  памяти.  И  тебе,
Юленька, не остановить этого и не изменить. Может быть, хватит крови?  У
вас все рано нет никаких шансов устоять. Сдавайтесь, Юля.  Вы  сохраните
свою жизнь и избавитесь от лишних мук. Обещаю, я буду хорошим хозяином.
   - Хороший хозяин - мертвый хозяин. Ты уже совсем забыл, Сашенька, что
русские не сдаются.
   - Юля, но ведь мы все равно захватим эту крепость и уничтожим  ее.  И
понапрасну погибнут еще десятки и сотни людей. Сдавайся, и ты  сохранишь
им жизнь. Обещаю, ты станешь моей рабыней, я тебя никому не отдам.  Тебе
будет хорошо. И всем остальным будет хорошо. Сдавайтесь.  Сдавайтесь,  и
вы спасетесь от лишних мук, от ран, от смерти. Ведь никаких  шансов  все
равно нет.
   - Уходи, Саша, - попросила женщина. - А то  мне  очень  хочется  тебя
пристрелить.
   - Смотри сама, - пожал плечами Тирц. - Но ты береги себя, Юленька.  Я
не хочу, чтобы ты умерла.
   Он повернулся и так же спокойно, не спеша поднялся обратно на  ковер.
Здесь его уже ждали Кароки-мурза и Гирей-бей.
   - Ну что, Менги-нукер?
   - Нет, не сдадутся, - отрицательно покачал головой русский. - Они  же
все идиоты, придурки. Целая нация ненормальных.
   - Тогда нужно  посылать  второго  глиняного  воина!  -  твердо  решил
Кароки-мурза.
   - Я в каждого из них по миске крови влил, - устало вздохнул Тирц. - И
в жилах у меня, между прочим, она не  ведрами  течет.  Видели,  что  они
сделали с первым големом? Второго разломают - у нас ничего не останется.
У меня лишней крови больше нет.
   - Ты хочешь послать нукеров одних? - удивился Девлет-Гирей.
   - Смолотят фланговым огнем, - Менги-нукер закрыл глаза. - Разве вы не
видели, как ловко они насобачились это делать? Все Юля, сучка проклятая.
Чтобы заткнуть  пищали,  нужно  разбить  бастионы  артиллерией.  А  ваши
отважные пушкари боятся подойти  к  пушкам.  Тоже,  кстати,  из-за  нее.
Ничего, когда мы раздавим Русь, этой усадьбе все равно рано  или  поздно
придется сдаться. Вот тогда мы с Юленькой отдельно обо всем и поговорим.
С нашей большой любовью...
 
*** 
 
   Ранним утром следующего дня Александр Тирц опять подошел к усадьбе  -
правда, на этот раз он остановился подальше, за пределами дальнобойности
пищалей.
   - Эй, в крепости! - закричал он. - Исходя из принципов человеколюбия,
и не желая проливать лишней крови, мы предлагаем вам  в  последний  раз:
сдавайтесь! Сдавайтесь, или вы будете уничтожены!
   - Уметайся к чертям, подлый изменник, - отозвался из крепости мужской
голос.
   - Это ваш окончательный ответ? Ну и дураки...  -  Тирц  повернулся  и
пошел назад.
   Вскоре  защитники  крепости  с   изумлением   увидели,   что   татары
сворачивают шатры. Глиняное  чудище,  вместо  того,  чтобы  кидаться  на
стены, собрало  из  земляной  ямы  бомбарды  и  уложило  их  на  телеги.
Передовые сотни поднялись в седла, и умчались на запад. Где-то через час
на натоптанную за десятилетие дорогу, что вела  через  поместья  братьев
Батовых,  от  усадьбы  к  усадьбе  -  Ольховатное,  Приколотное,   Белый
Колодезь, и до усадьбы старшего брата Григория  у  деревеньки  Волчанск,
стала втягиваться основная масса войск. Уже далеко заполдень сдвинулся с
места обоз, а отряды прикрытия  и  вовсе  ушли  от  крепости  в  поздних
сумерках.
   - Чего это они так вдруг? - не поняла Юля, в свете зажигающихся звезд
оглядывая с  углового  бастиона  опустевший  татарский  холм.  -  Может,
ловушку какую задумали?
   - Нет, любая моя, - Варлама все еще подташнивало от резких движений и
покачивало при ходьбе, но он все  равно  не  мог  спокойно  нежиться  на
перине, пока вокруг усадьбы кружит враг. - Нет, Юленька. Скорее, рати из
Оскола и из Тулы уже близко. Вот и убежали, чтобы  в  сечу  не  попасть.
Одно слово - татары.
 
Глава 2 
КНЯЗЬ МОЖАЙСКИЙ 
 
   Растворившись среди малонаселенных земель между Воркслой и Пселом, за
десять  дней  татары,  по  привычным  степным  просторам,  лишь  изредка
разрезаемым непроходимыми лесными зарослями, дошли  до  древних  русских
путивельских  земель  и  рассыпались  на  небольшие  отряды,  прочесывая
широкой гребенкой дороги, дорожки  и  узенькие  тропинки,  заскакивая  в
небольшие деревушки и спрятанные подальше от нахоженных путей хутора.
   Кароки - мурза отметил про себя,  что  хитрый  русский  его  все-таки
обманул: пока они сидели в осаде мелкой  крепостицы  на  берегу  Оскола,
пока брели через широкие пустынные просторы, наступил  сентябрь.  Время,
когда  неверные  начинают  жать  хлеба.  Менги-нукер  уже   десять   лет
использовал эту тактику, каждый  раз  ставя  обитателей  Московии  перед
жестоким выбором: либо при известии  о  приближении  татар  прятаться  в
города и лесные схроны, обрекая себя на зимний голод, либо  выходить  на
поля и собирать урожай,  несмотря  на  опасность  оказаться  полонянином
лихих степняков.
   И старания сумасшедшего русского  приносили-таки  свои  плоды.  После
каждого набега он пригонял в Крым богатый полон, и приходящие  с  севера
купцы  рассказывали  о  долгих  годах  жестокого  голода,  опустошающего
просторы обширной Московии.
   Впрочем, попрекать Менги-нукера наместник не стал. В эти  дни  здесь,
среди пахотных земель, все, от  мала  до  велика,  находились  в  полях:
косили, жали, собирали. И когда на дорогах оказывался татарский разъезд,
им не оставалось  ничего,  кроме  как  визжать  от  ужаса  или  пытаться
добежать до тощих  кустарников,  что  разделяли  между  собой  отдельные
земельные нарезы.
   Русские никак не ожидали, что татары, ушедшие всего несколько месяцев
назад, вернуться снова, что они  придут  не  с  юга,  а  с  востока,  от
Засечной черты, Оскола и Ельца. Да и вообще думали  в  это  время  не  о
своих извечных грабителях, а о богатом урожае... Который  им  больше  не
понадобится. Уже теперь становилось ясно, что каким не выдастся поход  -
а без добычи татары всяко не вернутся.
   Миновав замерший от ужаса Путивль, крымское войско покатилось вниз по
течению Сейма. Точнее - вдоль реки неспешно  двигался  огромный  обоз  и
охраняющий его костяк армии - шесть тысяч ногайцев  рода  Мансуровых,  а
все  остальные  тысячи  -  тридцать  пять  сотен,  семьдесят  полусотен,
стелились над полями и лугами  далеко  по  обе  стороны  от  извилистого
русла, собирая свою законную добычу с южно-русских просторов.
   К середине сентября войско дошло до Десны и двинулось дальше  уже  по
ней,  все  дальше  и  дальше  углубляясь  в   густонаселенные,   богатые
московитские земли.
   - Куда мы идем, Менги-нукер? - наконец не  выдержал  Кароки-мурза  на
одной из ночевок. - Уж не на Киев ли?
   - Киев, это уже Литовское княжество, - усмехнулся русский, жмурясь на
пламя костра. - Пусть живут. Где-то здесь, совсем недалеко, должен  быть
Чернигов.
   - Как Чернигов? - вздрогнул Девлет-Гирей. - Это же...
   - Что? - повернулся к нему Менги-нукер.
   - Купцы  греческие  сказывали,  русский  царь  там  крепость  могучую
поставил, со многими пушками и стенами великими.
   - Ну так что? - русский снова уставился в огонь. - Вы  же  заказывали
громкую победу?  А  что  может  оказаться  громче  взятия  первоклассной
крепости на западных русских границах? Вы хотели,  чтобы  про  это  весь
свет услышал? После того, как мы разгромим  Чернигов,  западная  граница
России  окажется  оголенной,  и  литовцы   наверняка   попытаются   этим
воспользоваться и тоже пошалить в здешних местах. Про такое если  не  во
всей Европе, то уж во всяком случае в  Литве  и  Польше  долго  говорить
станут.
   -  Но  ведь  это  же  настоящая  крепость,  Менги-нукер!  -  повторил
Девлет-Гирей.  -  Настоящая  крепость  с  большими  пушками  и   русским
гарнизоном. А ты не смог взять даже малой земляной...
   - Там была Юля! - повысил голос русский. - Она, голубушка, из того же
теста, что и я. А Чернигов - это всего лишь крепость.
 
*** 
 
   По  мере  приближения  к  городу   дороги   становились   все   более
натоптанными  и  широкими,  деревни  стояли  все  чаще  -  но  последние
несколько  верст  все  они   оказались   безлюдными.   Татарские   сотни
сулешевского рода,  двигаясь  по  сходящимся  к  единому  центру  путям,
двадцать первого сентября вышли к высоким рубленым стенам  Чернигова  и,
рассыпавшись на отдельные десятки, закружили вокруг, подобно стае мошки,
налетевшей на бурого медведя.
   Татары рыскали по  опустевшим  домам  обширной  ремесленной  слободы,
прозванной в народе  Третьяком,  прошлись  по  приболоченному  Подолу  в
низинной пойме Десны и  Стрижня,  заехали  в  распахнутые  ворота  храма
Воскресения Господня, но и там не обнаружили ничего ценного. Семиярусный
липовый, покрытый розовым  лаком  иконостас  их  не  привлек,  а  истово
молящегося, не обращая внимания на ворогов, батюшку добродушные  от  уже
набранного  богатого  полона  степняки  пожалели.  Судя  по   всему,   о
приближении степных разбойников горожане  успели  прослышать  заранее  и
ныне прятались за бревенчатыми укреплениями окруженной рвом цитадели.
   Кое-кто из всадников приблизился к  стенам  слишком  близко  -  и  из
темных зевов бойниц угрожающе  Рявкнули  пушки,  осыпав  землю  каменной
картечью.
   Татары шарахнулись на безопасное расстояние, и принялись успокаивающе
размахивать руками, громко предлагая:
   -  Сдавайтесь,  русские!  Сдавайтесь,  все  равно  мы  все   порушим!
Сдавайтесь, живыми останетесь!
   Однако черниговцы не удостоили их никаким ответом, и  степняки  снова
разъехались, рыская  по  брошенным  домам  в  поисках  хоть  чего-нибудь
ценного.
   Сжечь стоящие вблизи крепостных стен постройки горожане не  успели  -
уж очень нежданно налетели крымские разбойники - а потому высокие избы и
жердяные изгороди могли теперь  послужить  укрытием  для  снующих  внизу
татар. Но воеводу князя  Андрей  Васильевича  Можайского  сейчас  больше
всего беспокоила не слобода, а конные дозоры,  что  отправились  стеречь
литовскую границу к самому Днепру.
   Братья-славяне литовцы, даром  что  говорили  и  писали  на  одном  с
московитами языке,  молились  православным  образом  и  привечали  общих
предков, но вели себя хуже диких волков, что ни год  норовя  перейти  на
русский берег, пожечь деревни и посады, захватить полон и удрать  назад,
пока не подошла боярская кованая конница. А  где-то  раз  в  десять  лет
через Днепр и вовсе переходила рать в  десятки  тысяч  воинов,  окружала
город и пыталась принудить его  изменить  клятве  на  верность  русскому
царю, раскрыть свои ворота перед княжескими наместниками.
   Потому-то и стерег Андрей Васильевич не  восточные  окраины  волости,
где мирно растили хлеб тысячи смердов, а беспокойные Днепровские берега.
Потому и проворонил подход  крымского  войска.  Хорошо  хоть,  примчался
пополудни мальчишка перепуганный, прокричал про татар,  отца  с  матерью
схвативших, да и забился в детинце в самый темный угол, более ни  с  кем
не разговаривая и от  еды  с  питьем  отказываясь.  Успели  сбежаться  в
крепость ремесленные люди, не попались под  волосяной  татарский  аркан.
Стало быть, миновало.
   Андрей  Васильевич  воеводствовал  в  городе,   можно   сказать,   по
наследству. Прадед его, Сергей Иванович, семьдесят лет тому назад вместе
с Черниговым русскому  Великому  Князю  Ивану  Васильевичу  Грозному  на
верность вечную  присягнул,  дед  Петр  Сергеевич  пятьдесят  лет  назад
литовского  воеводу  Андрея  Немировича  наголову  под  стенами   города
разгромил. Отец, Василий Петрович, отбивал атаки князя Сигизмунда.
   Его час пока еще не пришел -  но  князь  был  уверен,  что  испытание
настоящей осадой он выдержит. В конце концов, далеко не каждый город мог
похвастаться  Большим  Нарядом  в  двадцать   семь   двенадцатигривенных
пищалей, и полусотни двугривенных, тремя сотнями городских  стрельцов  и
полутысячей боярских детей.
   Больше всего князя Можайского пугала не осада - его пугали пожары. Во
время войны никто и никогда не жжет вражеские города: если  чужой  город
сгорит, то победитель не получит  от  него  ни  откупа,  ни  Добычи,  ни
полона, ни зимних квартир, ни укреплений -  ничего!  А  если  ничего  не
приобретаешь - какой смысл начинать войну? Вот огонь -  он  не  человек.
Порождение Дьявола, он безжалостен, он не пожалеет ни малого ни старого,
он уничтожит и дерево и злато. Он не оставит после  себя  ничего,  кроме
черного пятна пепелища и тонкого слоя золы.
   Впрочем, новый царь, милостью Божией  Иван  Васильевич,  обещал  дать
денег, чтобы одеть город камнем - и тогда бояться станет и вовсе нечего.
- Татары! Татары, князь!
   Стоящий между пищалями терема, над  восточными  городскими  воротами,
Андрей Васильевич повернул голову к  подбегающему  стрельцу,  недовольно
поморщился:
   - Никак, только сейчас заметили?
   - Не то, князь, - остановился запыхавшийся гонец. -  Там,  за  рекой.
Там тоже татары подошли...
   - Много?
   - Не счесть, Андрей Васильевич.
   Князь сдвинулся с места и, шелестя железом  плотно  облегающего  тело
юшмана, пошел к Тайной  башне.  Отсюда,  с  десятисаженной  высоты  были
отлично видны пустынные заречные луга, на  которые,  подобно  нежданному
половодью, наступала темная басурманская рать.
   - Господи святы...  -  перекрестился  князь.  Он  увидел,  как  среди
многочисленных телег обоза бредут, уныло повесив головы, привязанные  за
руки к бортам повозок или просто один за другим в длинные гирлянды толпы
невольников. Тысячи и тысячи попавших в жестокое рабство христиан.
 
*** 
 
   Пустынная степь тянулась почти до  самого  Чернигова.  Тирц,  ехавший
вместе с Девлетом и Кароки-мурзой в передовом отряде,  сразу  за  личной
тысячей бея, уже начал думать, что они  заблудились  и  ходят  по  кругу
вместе с огромным обозом и многотысячной  конницей,  когда  над  далеким
горизонтом наконец-то проглянули кресты, стали подниматься  все  выше  и
выше - а под ними проявились купола церквей, потом крыши  домов,  навесы
над башнями, бревенчатые стены. Татары оживились, устремились вперед - и
тут выяснился один крайне неприятный момент.
   Город стоял на другом берегу Десны.
   Тирц раздраженно  сплюнул  -  про  такую  возможность  он  как-то  не
подумал. Полноводная Десна - это  не  Сейм  и  не  Оскол,  ее  вброд  не
перейдешь.
   - Смотрите, - указал на мелькающих  среди  городских  посадов  воинов
Девлет-Гирей. - Сулешев-бей уже там.
   - Пусть собирают все лодки и ладьи, что стоят под городом у причалов,
- тут же распорядился Тирц, - и  перегоняют  на  этот  берег.  Перевезем
полонян, пусть разбирают  бревна  и  стаскивают  к  берегу.  Свяжем  все
найденные лодки борт к борту, сделаем поверх настил, получится наплавной
мост. Работы от силы на день, и завтра все будем под крепостью.
   - Однако, ты хитер,  -  не  удержавшись,  восхищенно  мотнул  головой
Гирей-бей. - Всегда выкрутиться... Эй, сотник,  Халил.  Ты  все  слышал?
Скачи на берег, зови сулешевских нукеров, пусть лодки собирают. А  потом
среди невольников мастеровых отбери. Можешь награду им пообещать,  чтобы
работали быстрее. Свободу, например...
   И Девлет-Гирей громко захохотал.
 
*** 
 
   Княжеский  дом  в  два  жилья  сто